И Барбара решила взять Фрэнсис под свое крылышко, рассудив, что если она этого не сделает, то король, паче чаяния, начнет ужинать там, где он сможет найти Фрэнсис, но где, увы, не будет Барбары. А потому вскоре Фрэнсис сделалась самой лучшей подружкой Барбары, так что даже почивала с нею в одной постели.
Барбара, разумеется, знала, что, ухаживая за Фрэнсис, король пускал в ход все свои обычные уловки: томные взоры, пожатия рук, сорванные украдкой поцелуи, щедрые подарки; Фрэнсис же принимала все это с поистине детской радостью, как будто вовсе не, догадываясь о том, к чему он клонит.
Чтобы привадить Фрэнсис, Барбаре приходилось играть с нею в глупые детские игры, приводившие это простодушное создание в неописуемый восторг. Так, они играли в "молодоженов" - Барбара, разумеется, была женихом, Фрэнсис невестой; их торжественно укладывали в постель, поднося, как и положено, чаши молочного поссета с испанским вином, а девушки-служанки с неподдельным задором ловили чулок, который "невеста" бросала за спину; однако вошедший в самый разгар игры король все испортил, заявив, что женщине негоже выходить за женщину, когда есть мужчины, и что он сам готов избавить Барбару от обременительных супружеских обязанностей и взять их на себя. Госпожа Стюарт аж взвизгивала от смеха, прочие участницы игры возбужденно перешептывались и подталкивали друг друга локтями. Барбара прекрасно понимала, что, будь на месте невесты любая другая, вряд ли бы эти шалости закончились для нее в тот вечер без последствий. Но Фрэнсис всякий раз безошибочно угадывала момент, в который следовало остановиться, и Барбара снова убеждалась, что расчетливая скромница метит уж очень высоко, и готова была задушить ее собственными руками.
Больше всего на свете Барбаре хотелось, чтобы король воочию убедился в распутности лицемерной девицы. Видя, как он все более и более распаляется, как безоговорочно верит в ее хваленую невинность, Барбара чувствовала, что для нее самой все это может кончиться весьма печально. И, как ни хотелось ей навредить Кларендону, все же желание низвергнуть ненавистную госпожу Стюарт было много сильнее.
Сейчас Барбара совещалась с единомышленниками, расположившимися в ее апартаментах.
- Думаю, - говорила она, - вам, господа, теперь нетрудно будет убедить короля, что канцлер ведет политику противную его воле.
- Король слишком беспечен и не захочет нас слушать, - проворчал Беннет.
- Однако, - возразил Бэкингем, - король недоволен его упорным отказом признать Декларацию о свободе вероисповедания для английских подданных.
- Я уже намекала королю, что Кларендон выступает против Декларации не потому, что не согласен с нею, но единственно из ненависти к тем, кто ее составлял, - заметила Барбара.
- И что он на это ответил? Барбара пожала плечами.
- Сказал, что Кларендон человек честный и не раз доказывал это делом.
- И все-таки он был очень сердит на канцлера.
- Верно, - кивнул Бристол. - И если и подписывал законы, ущемляющие права всех несогласным с Актом единообразия богослужений, то только из-за за денег.
- А потом ему вдобавок пришлось пообещать, что все католики и иезуиты в скором времени будучи выдворены из страны, - вставил Бэкингем. Впрочем, я уверен: он сделает все возможное, чтобы этого не произошло. Вы же знаете его безмерную терпимость; только денежная зависимость от парламента заставляет его поддерживать их решения.
- Но все же я полагаю, что он станет любить их после этого чуть меньше, - сказала Барбара. - И менее всего - Кларендона, который как раз и подговаривал парламентариев добиваться уступок от короля.
- Значит, сейчас самое время его ущучить! - воскликнул Бристол. - Если король его не поддержит, как он не поддержал короля, то все его теперешние мнимые друзья разлетятся, как осенние листья на ветру.
- Да, - сказала Барбара. - Сейчас самое время.
- Есть и другая сторона вопроса, - продолжал Бристол. - Я католик и знаю, как великодушно король относится к сторонникам папства. Но в стране, давно уже поговаривают, что тот, кто готов проявлять к иноверцам такую снисходительность, должно быть, и сам разделяет их веру.
- Какая чепуха, - поморщилась Барбара. - Он готов проявлять еще большую снисходительность, когда он с кем-то не согласен. Он объясняет это тем, что, видите ли, привык уважать чужие взгляды.
- Но, - задумчиво произнес Бэкингем, - Кларендону его терпимость не по душе... Нашел! Кто-то в Лондоне распускает слухи о том, что король сам тайный приверженец католицизма. Как вы считаете, возможно, этот кто-то и есть Кларендон?
- Конечно, Кларендон! - воскликнула Барбара.
- Кстати, - сказал Бристол, - мне рассказывали о какой-то переписке Ее величества с папой. Насколько я понимаю, супруга уже наскучила королю; к тому же незаметно, чтобы она в ближайшее время собиралась подарить ему наследника. Наверняка она, как многие принцессы, страдает бесплодием. Король-то уже не раз доказывал свою способность - счастливую, заметим, способность - производить на свет потомство. Возможно, он не прочь сейчас будет избавиться и от королевы.
Барбара сощурилась. Не замышляют ли ее союзники некий тайный заговор, о коем ей ничего не известно? Возможно, случайная обмолвка Бристола как раз это подтверждает. А вдруг они делают ставку на Фрэнсис Стюарт?
- Ни в коем случае, - быстро сказала она. - Если вы попытаетесь обратить короля против королевы, это будет большой ошибкой.
"Лучше иметь королевой глупенькую португалку, чем прекрасную Фрэнсис Стюарт", - добавила она про себя.
- Барбара права, - сказал Бэкингем. - Не стоит слишком торопить события. Уладим сперва один вопрос, а потом уж займемся остальными. Нужно избавиться от канцлера Кларендона и посадить на его место кого-то другого... - Бэкингем поднял глаза на Бристола, Бристол поднял глаза к потолку.
"Почему не Бэкингема?" - подумал Бэкингем. "Почему не Бристола?" - подумал Бристол. Беннет ничего не подумал; он был вполне доволен должностью секретаря.
Вскоре заговорщики разошлись, поскольку Барбара рассчитывала сегодня вечером видеть у себя самого короля. Несколько дней спустя ей представилась возможность побеседовать с Бэкингемом наедине.
Решив сразу взять быка за рога, она без долгих предисловий заговорила о Фрэнсис.
- Думаешь, она и впрямь такая неприступная девственница, какой хочет казаться?
- Пока что никому не удалось доказать обратного.
- Возможно, никто просто по-настоящему не старался.
- Ну, Барбара! Ведь король и сам в этом не промах. Разве, по-твоему, он недостаточно старается?
- Джордж!.. Ты, конечно, не король, но зато ты первый красавец английского двора.
Бэкингем рассмеялся.
- Милая кузина, - сказал он, - я понимаю, что угодил бы тебе безмерно, взяв госпожу Стюарт к себе в любовницы. Тебе, с твоей пылкой натурой, должно быть крайне неприятно наблюдать со стороны за нарастанием страсти Его величества. Я рад бы оправдать твое доверие, да боюсь, что гнев короля в таком случае не позволит мне оценить твою благодарность.
- Король не станет гневаться. Ведь что его больше всего терзает? Ее мнимая благонравность. Докажи ему, что все это одно притворство, - и он возлюбит тебя пуще самой госпожи Стюарт.
- Вот как? И ты, вероятно, тоже? - посмеиваясь, спросил Бэкингем.
Но все же, уходя, он обдумывал ее слова. Ведь он и впрямь был красив, а для многих, пожалуй, и неотразим. Что ж, не исключено, что Карл, при всем его монаршем величии, просто не приглянулся Фрэнсис как мужчина. Или, скажем, она сочла, что гораздо интереснее - и выгоднее - иметь дело с Карлом алчущим, нежели с Карлом насытившимся.
И он решил добиваться расположения прекрасной госпожи Стюарт.
- Какая красавица эта Фрэнсис Стюарт! - нашептывала Барбара Генриху Беннету. - Ведь правда же?
- Да, она, пожалуй, красивейшая из придворных дам... после вас.
- Я знаю, что вы от нее без ума!
- Жаль, что она не желает иметь любовника.
- Пока не желает, - поправила Барбара. - Возможно, тот, кого она могла бы пожелать, просто не предлагал ей свою любовь.
- Но, говорят, сам король добивался ее весьма упорно - и все же потерпел фиаско.
- Что ж, королю не всегда достаются лавры победителя. Я слышала, что и некая Люси Уотер, будто бы коротко знавшая вас обоих, предпочитала Карлу Генриха.
Беннет был человеком тщеславным; при упоминании о Люси Уотер он засмеялся и невольно расправил плечи.
Покидая покои Барбары, он пребывал в глубокой задумчивости.
Заговор против Кларендона закончился неудачей, главным образом благодаря вмешательству короля. Карл прекрасно понял, что обвинители ополчились на Кларендона вовсе не потому, что его политика якобы противна интересам короля и страны, но в первую очередь потому, что она противна их собственным интересам.
Судьи, рассмотрев дело, пришли к заключению, что пэрам палаты лордов не к лицу обвинять друг друга в государственной измене и что если даже все изложенное полностью соответствует действительности, то и в этом случае поведение Кларендона не может быть названо государственной изменой. Таким образом, палата лордов отклонила выдвинутые против Кларендона обвинения как несостоятельные.
Тогда главный обвинитель, Бристол, желая оправдаться в глазах короля, присовокупил к обвинениям против Кларендона еще одно. Пребывая в полной уверенности, что король будет только рад возможности избавиться от Екатерины, он заявил, что, насколько ему известно, королевский брак по вине Кларендона не был освящен всеми необходимыми церковными обрядами и что, стало быть, рожденный в этом браке наследник - буде королева произведет такового на свет - должен считаться незаконным; в противном случае может возникнуть подозрение, не католический ли священник соединил руки английского короля и португальской инфанты.
Король, услышав такое, вознегодовал.
- Да как вы смеете высказывать подобные предположения? - воскликнул он. - Брачный обряд, которым я соединен с королевой, - мое личное дело и не имеет до вас никакого касательства!
- Ваше величество, я полагал, что поднимая этот вопрос, я действую в ваших интересах.
- Ваше рвение заходит чересчур далеко!
- Я прошу прощения у Вашего величества.
- Мне будет легче даровать вам это прощение, если на какое-то время я буду избавлен от необходимости видеть вас при дворе. Имейте в виду - и передайте всем своим сообщникам, - что я никому не позволю оскорблять королеву!
- Мы не желали оскорбить королеву, Ваше величество.
- В таком случае, прекратим этот разговор. Я только не могу понять, что подвигло вас, католика, выдвинуть против Кларендона такое обвинение. Скажите, как вы, собственно, сделались католиком?
- С позволения Вашего величества, это произошло, когда я писал книгу о Реформации.
- В таком случае, милорд, напишите книгу о католицизме, - отворачиваясь, усмехнулся король.
После этого графу Бристолу действительно пришлось на некоторое время удалиться от двора.
Горожане и придворные недоумевали: ведь все были уверены, что Бристол с сообщниками наконец-то разделаются с опостылевшим канцлером, однако Кларендон остался при своей должности, хотя трещина в его отношениях с королем, по-видимому, углубилась.
Королева была счастлива. Уже не оставалось сомнений, что она забеременела.
Король, давно мечтавший о законном наследнике, опять сделался с нею нежен и заботлив. Он не стал объявлять Монмута своим законным сыном и решительно опроверг все слухи о том, что во время пребывания в Голландии он якобы женился на Люси Уотер. Карла теперь часто видели в обществе супруги; однако его любовь к Фрэнсис Стюарт не ослабевала.
Продолжал он наведываться и к Барбаре, которая крепко держалась за звание первой любовницы короля и не собиралась никому его уступать.
Нрав ее оставался таким же горячим, как прежде, и она снова была беременна.
- По-моему, Карл, мы с вами не успеваем произвести на свет одного младенца, как тут же зачинаем другого! Надеюсь, что у нас опять родится мальчик.
- У нас? - приподнял брови король.
- Конечно, у нас! - пронзительно выкрикнула Барбара. - У кого же еще?
Король невольно оглянулся. В Петушиной Арене, построенной когда-то Генрихом Восьмым для всех тех, кого он желал постоянно иметь под рукой, проживала не одна Барбара; здесь также находились апартаменты Кларендона и Бэкингема.
Разумеется, соседи Барбары, равно как и весь остальной двор, знали о ее бурных взаимоотношениях с королем, но Карл все же предпочел бы, чтобы их ссоры не так часто долетали до посторонних ушей.
- Сомневаюсь, что этот ребенок мой, - сказал он.
- А чей же он, по-вашему?
- Полагаю, что вам это должно быть известно лучше, чем мне. Хотя очень возможно, что и для вас этот вопрос окажется непростым.
Барбара оглянулась в поисках чего-нибудь, чем можно было бы запустить в короля, однако не обнаружила ничего, кроме подушки; кидаться же подушками она считала ниже своего достоинства.
- Послушайте, Барбара, - продолжал король. - Пусть его для разнообразия усыновит кто-нибудь другой.
- Значит, вы намерены снять с себя ответственность за ребенка?
- Повторяю, я не считаю, что эта ответственность на мне лежит.
- Советую вам изменить свое мнение до того, как он родится, не то я задушу его собственными руками и вышвырну на улицу с короной на голове - чтобы все знали, что это сын короля.
- Сумасшедшая, - рассмеялся король.
Барбара тоже засмеялась и, метнувшись к королю, обняла его за шею. В былые дни за этим непременно последовали бы страстные поцелуи, но сегодня король был задумчив и не отвечал на ее ласки.
Свет от восковых свечей падал на прекраснейших дам и галантнейших кавалеров английского двора, собравшихся в апартаментах Фрэнсис Стюарт.
Фрэнсис, сидевшая за одним столом с королем, была еще неотразимее, чем всегда; ее черное с белым платье выгодно оттеняло белизну и нежность кожи, на шее и в волосах сверкали бриллианты.
Барбара из-за соседнего стола внимательно следила за королем и хозяйкой вечера, та же не замечала, казалось, ничего, кроме карточного домика, постройкой которого была занята в данный момент.
"Словно дитя!" - подумала Барбара.
Возведение карточных домиков было любимым занятием госпожи Стюарт, и всем, кто желал ей понравиться, приходилось состязаться с нею в этой бессмысленной игре; однако сравниться с Фрэнсис мог один только Бэкингем.
Теперь они строили свои карточные домики, сидя бок о бок за одним столом. Король подавал карты Фрэнсис, леди Честерфилд - Бэкингему. Все остальные строители карточных домиков давно уже сдались и теперь с интересом наблюдали за состязанием сильнейших - замирающей от восторга Фрэнсис и невозмутимого Бэкингема. Холодное спокойствие последнего вот-вот должно было восторжествовать над детским волнением госпожи Стюарт.
"Дура! - подумала Барбара. - Наверное, она и впрямь не умнее малого ребенка, раз эта глупая игра приводит ее в такой восторг... Или все это обычное притворство? Желание привязать к себе короля, которому, как она полагает, наскучили такие, как я?.. Что ж, посмотрим, чья возьмет, госпожа Фрэнсис!"
На миг вниманием Барбары завладела леди Честерфилд. Она сильно изменилась за время своего замужества. Выходя за Честерфилда, она, помнится, была точно такой же дурочкой, какой прикидывалась сейчас Фрэнсис, однако детская наивность не принесла леди Честерфилд желаемых результатов. Теперь же в любовники к ней напрашивался Джордж Гамильтон - между прочим, недавний возлюбленный Барбары, - и даже герцог Йорк оказывал ей те особенные знаки внимания, коими всегда удостаивал очаровавших его дам. Особенность их состояла в том, что он с тоскою пожирал свой предмет глазами, отчего все кругом втайне потешались, или же совал любовные записки в муфту или карман своей избранницы. Но поскольку избранницы герцога не всегда охотно откликались на его страстные призывы, то его записки частенько, якобы случайно, выпадали из муфты или кармана и с немалым интересом прочитывались всеми желающими.
Потом Барбаре вспомнилась первая встреча с Честерфилдом и ее первый опыт в той области жизни, которая до сих пор оставалась для нее наиважнейшей. Все-таки Честерфилд был прекрасным любовником!..
Тут же ее кольнула неприятная мысль о том, что он давно уже не заглядывал к ней. О причинах его отсутствия догадаться было нетрудно: он увлекся другой женщиной; курьез, однако, состоял в том, что эта женщина оказалась его собственной женой.
Увы, он слишком поздно обратил свое внимание на леди Честерфилд: она уже не могла забыть выстраданных по его вине унижений и лишь холодно отворачивалась от него. Теперь ей больше нравилось принимать ухаживания Джорджа Гамильтона, ловить на себе страстные взоры герцога Йорка и быть законодательницей мод при дворе; мода на зеленые чулки, к примеру, пошла с того дня, когда обтянутая зеленым шелком ножка впервые мелькнула из-под подола леди Честерфилд.
Итак, король был всецело увлечен прекрасной Фрэнсис Стюарт, Честерфилд - собственной женой, Бэкингем, дружба которого с Барбарой, разумеется, время от времени перерастала в любовную связь, также ухаживал за Фрэнсис - хоть Барбара и повторяла себе, что при этом он следует ее совету.
И все же в том, что трое ее возлюбленных в одно и то же время начали засматриваться на других женщин, приятного было мало.
Кстати, и Джордж Гамильтон тоже оказывал леди Честерфилд разнообразные знаки внимания, в надежде склонить ее к нарушению супружеской клятвы.
Неужели она - Барбара, графиня Кастлмейн - останется совсем одна?
Впрочем, нет, одна она, конечно, не останется; любовник для нее найдется всегда - пусть даже конюх, но зато здоровый и сильный; и все же скверно, что многие из таких, казалось бы, верных ее поклонников стали глядеть на сторону. Да, пора, пора уже показать королю, какая притворщица его Фрэнсис Стюарт! Вряд ли он сможет простить ее с той же легкостью, с какой прощал Барбару. Ведь неверность Барбары он всегда принимал как должное; они оба не умели обуздывать свои страсти и оба признавали друг за другом право на известную свободу; во всяком случае, появлявшиеся то у Барбары, то у Карла возлюбленные никогда не служили им поводом для размолвок.
Состязание карточных домиков наконец закончилось, Бэкингем великодушно уступил Фрэнсис победу и теперь пел для ее гостей песню собственного сочинения. Он был замечательным исполнителем и умел прекрасно петь не только по-английски, но также по-французски и по-итальянски. Наивная герцогиня Бэкингем смотрела на него с мечтательной нежностью. Бедняжка! Ей редко доводилось бывать вместе с ним в обществе, но Фрэнсис любила видеть у себя в гостях супружеские пары. "Ну просто ангел, а не госпожа Стюарт!" - мысленно усмехнулась Барбара.
Начались танцы, и леди Кастлмейн оказалась в паре с Монмутом.