– Все это, конечно, прекрасно. Но каковы шансы, что вы дадите мне постоянное место? Один на миллион? И какова вероятность, что я найду себе другую работу, да еще такую, которая позволит мне прокормиться?
– По-моему, у тебя есть все шансы, – сказал Тед. – Тебе стоит хотя бы попробовать.
– Не уверена.
– Зато я уверен.
Тед улыбнулся, и в спокойном, уверенном сиянии его глаз было что-то такое, что заставило меня задуматься – а может, он прав?
Глава 9
– Это не свидание, – сказала я. – Во всяком случае, я так не считаю.
– У тебя с ним ленч, – подчеркнула Нина. – Два раза вы вместе пили кофе, а теперь он приглашает тебя на ленч. Что же это, если не свидание?
Мы гуляли по Моллу, сначала вверх вдоль одного берега зеркального пруда, мимо памятника Линкольну, а затем пошли вниз, по другой стороне пруда к мемориалу Вашингтона. Это самая красивая часть города, из-за нее я и полюбила наш округ. Практически из любой точки столицы открываются изумительные виды на величественные монументы и роскошные здания. Вашингтон обладает какой-то царственностью, уникальной для страны, где почти все города за строены уродливыми, кичливыми небоскребами и безлики ми, словно штампованными многоквартирными домами.
– За кофе мы встречались по делу. Обсуждали… гм… мою фрилансерскую работу, – уклончиво произнесла я, не желая подробно рассказывать о заказе сети "Голд ньюс" на мои шаржи – всего пятнадцать, по пятьсот долларов каждый, – потому что Нина была человеком искусства, Художником с Большой Буквы, и могла болезненно отреагировать на мои дилетантские попытки вторгнуться на ее территорию. – Тед сказал, что хочет пригласить меня на ленч, чтобы отпраздновать получение заказа. Думаю, он ведет себя просто как покровитель. Кроме того, свиданий за ленчем не бывает.
– Ну да, как же, – фыркнула Нина. – Мужики все время ухлестывают за молоденькими цыпочками под видом покровителей. Помнишь момент в "Зайнфельде", когда тот тип все водил Элейн по ресторанам, но строил из себя ее друга, потому что боялся, что она ему откажет и он будет по-дурацки выглядеть. То же самое делает и Тед – встречается с тобой под предлогом дел. Или покровительства. Или еще чего-нибудь. Ладно, как только вы окажетесь в посте ли, все станет ясно.
Я обожала Нину, но постепенно начинала думать, что оценивать мужчину в ином качестве, нежели пенис на двух ногах, она не способна.
– Нина, о сексе и речи нет, – раздраженно сказала я.
– А зачем тогда ты все это закрутила? Я же тебе говорила, старики хороши лишь в одном, – пожала плечами Нина, а затем вдруг внезапно сменила тему: – Ты в курсе, что у меня кое-кто есть?
– Кое-кто? Нет, не в курсе. Ты только сказала, что на конец-то сошлась с тем парнем с курсов по йоге.
– Его зовут Джосайя. Мы встречались несколько раз, – сообщила Нина. – И я даже последовала твоим идиотским "Правилам" и переспала с ним только на втором свидании. То бишь переспала как положено. На первом я сделала ему минет.
Я расхохоталась:
– Не думаю, что в "Правилах" рекомендован оральный секс на первом свидании. Секс вообще исключен до тех пор, пока отношения не наладятся, – наставительно сказала я.
– Как они могут наладиться без секса? И с чего вообще заводить отношения с мужиком, с которым ты не переспала? Связать себя только ради того, чтобы потом увидеть его микроскопический член или выяснить, что во время секса он наваливается на тебя, как слон, и пытается проткнуть насквозь? Нет уж, думаю, это пройденный этап. – Нина помолчала, а потом добавила: – Мы с Джосайей хотим съехаться.
– Что? Нина, это же очень… Я имею в виду, ты хоть знаешь его как следует?
– Боже, ты такая ханжа! Как всегда, в своем репертуаре.
– В каком репертуаре? Я не собираюсь тебя отговаривать, а просто не хочу, чтобы ты рисковала. Знаешь, иногда я за тебя волнуюсь, – мягко сказала я и коснулась руки Нины, но моя подруга лишь досадливо отмахнулась:
– Я сама могу о себе позаботиться. И потом, видела бы ты его член, – мечтательно промурлыкала она.
Итак, в четверг мы с Тедом встречались за ленчем в ресторане "Клайдз", что в Джорджтауне. С самого утра, как только он позвонил мне на работу и сообщил, где зарезервировал столик, меня начал мучить вопрос, какую еду заказать. Одно из самых моих любимых лакомств в мире – это клайдзовский чизбургер, и желательно с их же шоколадным коктейлем. Однако жирный чизбургер не назовешь изысканной пищей, и я уже представляла, как здоровенная капля кетчупа шлепается на мою нежно-голубую кофточку из мягкого, пушистого кашемира. Я решила надеть ее с новым черным брючным костюмом от "Джей Крю" и впервые в жизни предпочла обычным, удобным, словно тапочки, кожаным мокасинам без каблука сексуальные узконосые туфли на ремешках. Памятуя, что ошибка Теда насчет моего возраста в тот вечер отчасти была связана со строгой прической, я распустила волосы по плечам.
Тед встретил меня у входа в ресторан, и я заметила, как загорелись его глаза при одном моем виде.
– Ты выглядишь изумительно, – произнес он.
Вообще-то я совершенно не умею принимать комплименты – у меня дурацкая привычка в ответ бормотать всякую ерунду вроде "Ах, что вы, это платье только пол нит" или "Нет-нет, сегодня у меня на голове настоящее сорочье гнездо". Однако в этот раз я решила не комплек совать.
– Спасибо, – проговорила я, слегка смутившись.
– Я серьезно. Этот оттенок голубого действительно очень тебе идет, – сказал Тед, распахивая передо мной дверь.
Мы уселись за столик, открыли меню, и я попыталась найти в нем что-нибудь – ну хоть что-нибудь, – что заинтересовало бы меня так же, как чизбургер. Салат? Легкие итальянские спагетти? Фу.
– Не знаю, зачем я только пялюсь сюда, – вдруг сказал Тед, решительно захлопнув меню. – Все равно уже знаю, что буду есть.
– И что же?
– Чизбургер, бифштекс с жареной картошкой и шоколадный коктейль. Я мечтал об этом весь день.
Я уставилась на Теда, чувствуя себя так, будто небеса надо мной разверзлись, нас озарил луч божественного света, а пухлощекие ангелочки заиграли на лирах и сладко запели.
– Я буду то же самое, – сказала я и, в свою очередь, отложила меню в сторону.
– Так ты не из тех девчушек, которые питаются одними листиками салата и рисовыми хлебцами?
Я постаралась пропустить мимо ушей "девчушку" – само по себе слово не обижало, но в общении с Тедом не хотелось, чтобы он и дальше воспринимал меня как несовершеннолетнюю.
– Нет, и никогда не была. Жаль, что это не так, но просто я слишком люблю хорошо поесть и не желаю издеваться над собой.
– Чудесно, – одобрительно улыбнулся Тед. – Ненавижу, когда женщина клюет по одной крошке и объявляет процентное содержание жира в каждом кусочке на своей тарелке.
– Или, еще хуже, на твоей тарелке, – поддержала я, содрогнувшись.
После того как официант принял заказ и принес нам по бокалу шоколадного коктейля, я сказала:
– Кажется, мы с тобой соседи. Где ты живешь? Я – на Семнадцатой улице.
– А я – всего в нескольких кварталах от тебя. Мой дом выходит прямо на Коннектикут-авеню.
– Ты всегда жил в столице?
– Да, но когда я был женат, у нас еще был домик в Виргинии. По будням мы жили в квартире, а почти все выходные проводили за городом. К тому времени как мы ре шили развестись, Элис все больше сочиняла статьи и все меньше занималась репортажами – она журналист и раньше работала на Си-эн-эн, – поэтому ей достался дом, а мне городская квартира.
– Ты скучаешь?
– По семейной жизни? – насторожился Тед.
Странно – этот человек по доброй воле был готов вникнуть в мои проблемы и тратить уйму времени, продвигая карьеру неоперившегося художника-иллюстратора, но стоило задать ему прямой, личный вопрос, и он тут же прятался в раковину. Его работа целиком и полностью строилась на том, чтобы вызывать собеседников на откровенность, однако я еще не встречала никого, кто бы рассказывал о себе с такой неохотой. Неудивительно, что я не могла разобраться в наших отношениях: чтобы разгадать, о чем думает этот мужчина, мне пришлось бы овладеть мастерством экстрасенса.
– Нет, я имела в виду, скучаешь ли ты по жизни за городом, – поправилась я и вспыхнула.
Тед с минуту помолчал – то ли обдумывая ответ, то ли ожидая, что я сменю тему.
– Не знаю, – наконец ответил он. – Мне трудно представить себя в том доме без Элис, и я не уверен, что смог бы жить там один после развода. Хотя если говорить о нашем браке, то развод не стал для нас потрясением. Долгие годы мы оба пахали как волы. А вот когда добились успеха и могли бы работать поменьше, уже отдалились друг от друга. Да и детей у нас не было… Так что развод стал естественным шагом.
Меня так и подмывало спросить, кто от кого ушел, но я не знала, как задать вопрос, чтобы не показаться бестактной. Я никогда не понимала этой сцены в "Джерри Магуайре", когда Рене Зельвегер произносит: "Давай не будем рассказывать друг другу наши печальные истории". Может, это разумно и позволяет тебе оставаться такой холодной и загадочной, и тем не менее мне всегда было любопытно, что побудило мужчину, который мне понравился, разорвать предыдущую связь. Обожаю подробности насчет того, как он ненавидел хрюкающий смех своей прежней подружки, или то, что второй палец на ее ноге уродливо выступал над большим. Конечно, интимные секреты меня не волнуют – кому приятно узнать, что бывшая жена/подруга твое го парня имела множественные оргазмы или делала ему минет в примерочной магазина дамского белья? – но причины расставания интересны всегда.
– Сколько вы прожили вместе? – спросила я и чуть не поперхнулась, услышав:
– Двадцать лет.
– Двадцать лет?! И после этого развод стал естественным шагом? – воскликнула я, однако, заметив, как неловко чувствует себя Тед, поспешно извинилась: – Прости, я не хотела совать нос в чужие дела.
– Ты часто извиняешься, – заметил Тед.
– Извини, – механически ответила я и рассмеялась. – Я знаю, это ужасная привычка. Извини. А, черт, опять! Просто не могу остановиться.
Мы посмеялись, и в это время официант принес наш заказ. После того как он поставил перед нами тарелки с аппетитными чизбургерами и удалился, Тед сказал:
– Не часто встретишь извиняющегося адвоката, да еще такого, который просит извинения через каждое слово.
– Я же говорила, что юриспруденция – не мое дело, – оправдываясь, пожала плечами я и разрезала чизбургер пополам. Глупо плакаться Теду в жилетку, рассказывать ему, как я ненавижу свою работу, и стенать по поводу неправильного выбора и тому подобной чепухи. Я всегда хотела быть не сопливым нытиком, а утонченной, невозмутимой дамой, одной из тех, которые укладывают волосы в элегантную прическу и надевают лакированные туфли даже в булочную.
Я все пыталась представить себе бывшую жену Теда. Какая она? Леди до кончиков пальцев? В ресторанах заказывает только салат, а ее костюмы в конце рабочего дня такие же свежие и отутюженные, как с утра?
– Я уже думал об этом, – произнес Тед. – У меня приятель в отделе культуры "Пост". У них есть штатные карикатуристы. Если хочешь, я поговорю с ним и спрошу, не набирают ли они новых сотрудников. В любом случае, насколько мне известно, они часто прибегают к услугам внештатников. Эти связи могли бы тебе пригодиться.
– Это было бы… здорово, – ошеломленно пролепетала я, Тед проявлял прямо-таки необычайный интерес к моей, с позволения сказать, карьере художника: – Но мне неудобно обременять тебя.
– Я бы не предлагал тебе помощь, если бы не хотел, – спокойно проговорил Тед. – Я созвонюсь с ним на следующей неделе и потом сообщу о результате.
– Замечательно, – обрадовалась я.
Ленч был превосходный. Я умяла все подчистую и под конец пояс моих брюк начал слегка поджимать. С Тедом вроде бы все прошло хорошо. Я впервые чувствовала себя с ним по-настоящему непринужденно. Не знаю, может, из-за того, что и он вел себя раскованнее, или потому, что я почти перестала ломать голову, свидание у нас с ним или нет. У дверей ресторана мы задержались, чтобы попрощаться.
– Спасибо за ленч, – поблагодарила я.
– Рад, что тебе понравилось, – сказал Тед и посмотрел на часы. – Ну, мне пора. Поймать тебе такси?
Я кивнула и почему-то ощутила разочарование… А с чего, спрашивается? Мы всего лишь вместе перекусили, и нам обоим надо было возвращаться на работу. В самом деле, не ждала же я, что Тед снимет номер в "Хилтоне" и мы по-быстренькому перепихнемся? "Глупость какая", – подумала я и улыбнулась.
– Что тебя рассмешило? – поинтересовался Тед. Он махнул рукой стоявшему у обочины такси и машина, визжа тормозами, подкатила к тротуару. Тед открыл дверцу.
– Да так, ничего особенного. Еще раз спасибо, – бросила я и уже собралась сесть в такси, когда Тед вдруг кос нулся моей руки. Я обернулась.
– Ты любишь пешие прогулки?
– Конечно, – соврала я.
– Хочешь прогуляться по Рок-Крик-парку в выходные? Я возьму с собой Оскара – он просто мечтает повидать Салли, – шутливо сказал Тед.
"А ты, ты хочешь опять увидеться со мной?" – чуть не вырвалось у меня, но я, разумеется, сдержалась.
– Звучит заманчиво, – ответила я, мысленно поставив себе на заметку: обзавестись модной экипировкой.
– Значит, до воскресенья, – подытожил Тед, наклонился и поцеловал меня в щеку. Я зарделась от смущения и, робко улыбнувшись, нырнула в такси.
– Пожалуйста, угол Двадцать первой и Кей-стрит, – сказала я водителю.
Всю дорогу до конторы я прижимала к щеке ладонь, словно влюбленная десятиклассница, спрашивая себя – в который раз, – что, черт возьми, происходит между мной и Тедом. Если это продлится еще немного, мне придется последовать совету Нины и просто наброситься на него. Тогда по крайней мере закончится эта путаница и все станет ясно.
– Расскажи о своих родителях, – попросил Тед, взбираясь на невысокий холм. Мы выгуливали Оскара и Салли в Рок-Крик-парке, виды которого очень напоминали сельские пейзажи с живописными рощицами, перемежавшимися широкими полями и говорливыми ручейками. Меня это очень удивило, особенно учитывая близость парка к городу. Точнее сказать, гуляли трое из нас – Тед, Оскар и я. Салли, которая вообще не любит физические нагрузки (хотя соглашается на короткую пробежку до булочной, если в награду ей обещан кусочек моего круассана), определенно решила, что пешие экскурсии ей не по нраву. Она уныло плелась позади нас, то и дело заваливаясь на травку и болтая в воздухе четырьмя лапами, точно у нее вот-вот остановится сердце. Особого сочувствия она у меня не вызывала, тем более что на последнем приеме ветеринар, глядя на пухлое, как пончик, брюшко Салли, укоризненно пока чал головой, сурово отчитал меня и велел чаще выводить ее на прогулки. Поняв, что номер "умирающий мопс" со мной не пройдет, Салли тут же переключилась на Теда. Она не сводила с него своих влажных выпученных глаз и всякий раз, как Тед обращал на нее внимание, начинала морщить свой плюшевый нос, чем-то напоминая Саманту из "Зача рованных", и вилять завитым баранкой хвостом.
– Она необыкновенно общительна, – заметил Тед, а потом вдруг – руша все мои представления о нем как о хладнокровном, непробиваемом тележурналисте со сверлящим взглядом, под которым толстые директора корпораций, краснея и заикаясь, выкладывают всю правду о внебрачных детях и "смазочных фондах" для подкупа влиятельных лиц, – пошел на поводу у двадцатифунтовой диктаторши в собачьем облике, взяв ее на руки и устроив сарделькообразное тело Салли на своем плече так, чтобы она могла обозревать окрестности.
Я не большая любительница природы, но в то воскресенье не пожалела, что выбралась в парк. Денек выдался великолепный – сухой и прохладный; солнце ярко светило в синем октябрьском небе, листья пестрели роскошными оттенками красного и рыжего, извилистые ручьи тихонько бормотали, навевая покой. Поскольку я все еще не могла сказать наверняка, считать ли наши с Тедом отношения романом или чем-то вроде чудаковатой дружбы, как у героев фильма "Странная парочка", идиллические пейзажи склоняли к мысли, что Тед все-таки мной увлечен. Сама я увлеклась им так сильно, что уже начала беспокоиться, как бы не потерять имидж современной женщины. В ушах у меня стоял голос отца, который в годы моей юности постоянно бубнил, что надо поменьше интересоваться парнями и побольше думать об учебе.
– Я попросил тебя рассказать о родителях, – мягко напомнил Тед.
Я слышала его просьбу и уже открыла рот, чтобы на чать, но неожиданно поняла – не нахожу слов. Что я должна ему рассказать? Что мой отец – эмоционально глухой трудоголик, чьи тяжеловесные ожидания давят на меня уже многие годы? Что моя мать больше всех на свете любит самое себя и не способна сосредоточиться ни на чем другом, кроме игрушечных театральных подмостков, на которых она – дива и примадонна, а все мы – лишь второстепенные персонажи? Ах да, Тед, чуть не забыла – они всего на пару лет старше тебя. Я всегда старалась скрывать свою семейку от мужчин, с которыми у меня были серьезные отношения, и сейчас я вовсе не собиралась рассказывать о ней Теду.
– Ну… они обычные люди, – выкрутилась я и, как всегда при вранье, густо покраснела, не смея поднять на Теда глаз. – А твои родители?
– Они умерли, – коротко ответил он.
– Ох, прости, – смутилась я.
– Это было много лет назад, – сказал Тед, и тут до меня дошло, что моя бабка по материнской линии, единственная из бабушек и дедушек, кого я застала при жизни, уже давно покоится на кладбище. Вполне естественно, что Тед в его возрасте – и в возрасте моих родителей – не имеет ни отца, ни матери. За исключением Нины, чей отец погиб в автокатастрофе, когда она была еще подростком, родители всех моих друзей жили и здравствовали. Мы на столько привыкли воспринимать это как данность, что вспоминали родителей, только жалуясь друг дружке, как они достали нас своими идиотскими бумерскими методами воспитания.
И тут меня пронзила ужасная мысль: Тед – беби-бумер. Возможно, он появился на свет уже в конце послевоенного пика рождаемости, но все равно оставался бумером. Бумеры были заклятыми врагами сегодняшних тридцатилетних – это они, эгоистичные приверженцы слога на "Мое поколение" сломали жизнь нам, молодым, своими повальными разводами и бесконечным себялюбием. Бумеры ни в чем себе не отказывали, живя в собственное удовольствие и в хипповые шестидесятые с их антивоенными маршами, и в аляповато-дискотечные семидесятые, и в восьмидесятые, с их фальшивым блеском, блажью и сумасбродством в кокаиновом угаре. Все изъяны современной куль туры уходили корнями в эпоху бумеров, в их пиджаки с нелепыми подкладными плечами. Выходит, я перехожу на сторону врага?