– Значит, вот о чем ты все время думала, Клементина? Собиралась когда-нибудь оставить меня? Ну, если это так, то не лучше ли уехать, пока это возможно, а? Знаешь, ведь ты не шибко меня благодетельствуешь тем, что маешься здесь со мной. Я прекрасно жил до тебя и, пожалуй, и дальше обойдусь, если ты меня бросишь.
Кровь отхлынула от лица Клементины, словно он разорвал ей сердце. Она один раз качнула головой из стороны в сторону.
– О, Гас... как ты можешь так говорить? Ты не понимаешь...
– Ты чертовски права - не понимаю! Я дал тебе все, что у меня было. Все свое отдал тебе. Все, что у меня было, – до самого нутра - я охотно позволил тебе забрать. Но клянусь Богом, малышка, иногда мне кажется, будто смотрю на тебя с другой стороны изгороди. У тебя вообще есть сердце? Под всем этим крахмалом и манерами есть хоть какие-нибудь чувства?
Его слова обрушивались на жену как удары, и она чуть не вздрагивала:
– Я не это хотела сказать. Совсем не это.
Клементина не заплакала. Она никогда не плакала. Но ее плечи сгорбились, и она схватилась за живот, будто Гас ударил туда кулаком. Маккуин причинил ей боль, как и собирался, но теперь не мог вынести ее страданий.
– Клементина... – Гас притянул жену в свои объятия. Он взял её лицо в ладони и посмотрел ей в глаза в поисках правды. В поисках ее самой. – Пойдем наверх.
Легкий румянец окрасил щеки Клементины, но она кивнула, тяжело дыша, отстранилась от мужа и пошла через кухню в их спальню.
Зеленые ставни были закрыты, не давая проникнуть в дом яркому свету и жаркому солнцу. В комнате было темно и тихо. Снаружи Гас слышал звонкий смех дочери, свирепое кудахтанье кур и завывание ветра, каждый день усиливавшегося ближе к полудню - ложный предвестник послеобеденных гроз, которые никогда не случались. За все годы семейной жизни Маккуины ни разу не занимались любовью днем. Это не то, о чем порядочный мужчина попросил бы свою жену, воспитанную в строгости дочь богобоязненного проповедника, девственницу до брака и леди с головы до пят. Но при виде жены в тот момент Гаса поразила мысль, что кем бы он всегда ее ни считал... она вовсе не была такой.
Опустив руки по швам, Клементина стояла в изножье постели и смотрела на мужа. Она начала было поднимать руки, чтобы, возможно, распустить волосы или расстегнуть платье, но снова позволила им упасть. Она выглядела такой уязвимой, такой незапятнанной, хрупкой и утонченной, прямо как та девушка, на которой он женился семь лет назад. Гас медленно выдохнул воздух, который не хотел оставлять его грудь.
– Мне жаль, – произнес он.
– А мне нет, Гас. – Клементина резко мотнула головой. В ее голосе слышалась ярость. – Я никогда ни о чем не жалею.
Они говорили о разных вещах, но это перестало иметь значение, как только Клементина пересекла комнату и вошла в его объятия. Ощущение было таким знакомым, таким родным, и Гас мигом возжелал ее. Это же Клементина, его жена, и она в его объятиях.
Но все же, этого было недостаточно.
* * * * *
Сафрони уже впрягла для нее лошадей в пружинную повозку. Яйца были уложены в корзины с соломой, горшки с маслом покрыты марлей от мух, а "Винчестер" дулом вниз лежал под углом рядом со служившей сиденьем доской, хотя округ больше не таил в себе столько опасностей, как когда-то. Волков, пантер и медведей прогнали в горы. А Железный Нос и его шайка давно уже стали легендой.
Клементина перевела взгляд на лачугу охотника на буйволов. Внезапно на нее нахлынули воспоминания, как она по локоть в тесте для хлеба стояла у старого стола-верстака, а Гас, улыбаясь, говорил ей: "Я непременно достану тебе дойную корову, чтобы у тебя всегда было свежее молоко для кофе. И, возможно, несколько несушек". И как она тогда испугалась, что ничего не знает ни о дойных коровах, ни о курах.
При внезапном порыве ветра, всклубившем во дворе пыль, миссис Маккуин прижала шляпку к голове и, прищурившись, посмотрела в небо. Оно выглядело плоским и мрачным, как потускневшая оловянная тарелка. Перистые облака заволокли солнце. Сегодня дождя тоже не будет.
Позади нее хлопнула дверь, и, удивившись, Клементина обернулась: ведь думала, что Гас уже уехал. Но он еще даже не закончил одеваться. Подтяжки болтались на бедрах, а рубашка была расстегнута. Муж не надел шляпу, его зацелованные солнцем волосы остались взлохмачены там, где она запускала в них пальцы. Обычно прикрытый шляпой лоб казался поразительно белым по сравнению с остальным лицом, которое на солнце загорело до цвета лесного ореха. А оттого, что он часто смеялся, вокруг глаз залегли белые морщинки. Клементина всегда любила в нем эту особенность - его легкий и радостный смех.
Они долго молча смотрели друг на друга. Густые усы Гаса ниспадали на уголки рта, которые не приподнимались с тех самых пор, как наступила засуха, а возможно, и с тех самых пор, как Чарли... Гас больше не выглядел непобедимым и полным надежд, как когда-то. Клементина хотела вернуть прежнего Гаса, но не знала, как.
– Уже слишком поздно, чтобы ехать в город, – сказал он.
– Я думала, нам нужны деньги, – ответила Клементина, ненавидя себя за то, что понапрасну борется с мужем, когда вовсе не должна так поступать.
Его лицо вспыхнуло, а губы напряглись.
– Ну до завтра-то мы не умрем с голоду.
Примерно раз в неделю Клементина отвозила масло и яйца в город на продажу. Хотя она и запланировала поездку на сегодня, её легко можно было перенести на завтра. Однако внутри нее все закипало - усиливалась та безумная бешеная тоска, которая время от времени угрожала свести ее с ума. Клементине необходимо было уехать куда-нибудь, подальше от Гаса и от ранчо, туда, где во всех направлениях небо казалось бездонным и нескончаемым, где тени облаков миля за милей гнались друг за другом по стелющейся траве. Где она могла целиком отдаться одиночеству.
Миссис Маккуин взобралась в повозку и взяла вожжи. Гас положил ладонь на ее руку.
– Клементина, не делай так. Если сердишься на меня за то, что...
Она посмотрела ему в глаза, такие же голубые, как полуденное небо, но полные упрека, обиды и подавленного гнева. Полные вопросов, на которые она не могла ответить даже сама себе, не говоря уж о муже.
– Моя поездка в город никоим образом не относится к тому, что... что только что случилось, – обронила Клементина. Как ей хотелось знать, что же между ними произошло. Казалось, они принесли друг другу облегчение, но сердечная боль не унялась.
Она щелкнула хлыстом над спинами лошадей. Железные обода колес заскрипели по твердой земле. Ветер гнал песок в лицо, и Клементина закрыла рот от горького вкуса. Свернув на дорогу, ведущую в город, она обернулась. Поднятая повозкой пыль улеглась, и Гаса на дворе уже не было.
Сейчас ветер дул по-монтански сильно. Клементине пришлось поставить обе ноги на подножную доску и как следует упереться в нее.
Лошади шагали, опустив головы и помахивая хвостами. Клементина чувствовала, что ее лицо скукоживается, как растянутая на просушку на солнце воловья шкура. Пыль жгла ноздри и липла к потной коже. От яркого, жесткого, металлического солнечного света земля, казалось, выцвела и поблекла.
Доехав до купленного Гасом нового участка, Клементина на мгновение остановилась. По большей части это были красивые холмы, обильно покрытые желтыми соснами, черным ясенем и кленами. Между двумя самыми высокими холмами простирался глубокий овраг, полный красной пыли и камней, заросший заячьей капустой и дикой сливой. Вымоина прорезала землю во время дождливых весен прошлых лет.
Старый дом с дерновой крышей, построенный на склоне над оврагом, завалился. В округе Танец Дождя он был известен как хижина сумасшедшей, поскольку бедную миссис Уэзерби, которая когда-то жила здесь, свел с ума нескончаемый ветер. Во всей долине было много таких брошенных жилищ, называемых "скелетами надежды", и Клементина задалась вопросом, будут ли когда-нибудь так говорить и о построенном для нее Гасом новом доме, как о еще одном скелете надежды. Невыносимая мысль.
Внезапно Клементина почувствовала, что за ней наблюдают, и, обернувшись на сиденье, подняла руку, чтобы заслонить глаза от слепящего солнечного света. Сначала миссис Маккуин подумала, что это не настоящий человек, а просто сотканный в ее воображении мираж из пыли и мерцающей жаркой ряби. Мужчина в пыльной черной ковбойской шляпе на большом сером мерине неподвижно замер возле указателя, обозначающего поворот в Радужные Ключи.
Вожжи провисли в ее руках. Клементина почувствовала, как сердце, замедлив ритм, болезненно забухало в груди.
Мужчина на большом сером коне поскакал прямо к ней. Она не уловила точно, когда именно отчаянная надежда начала угасать. Может, причиной стала его посадка в седле или манера держать голову, или это вышло само собой. Или не вышло.
И все же, будучи не в состоянии отпустить надежду, Клементина цеплялась за нее до самого последнего момента, пока незнакомец не поравнялся с ней и, приподняв шляпу, не сказал: "Привет, мэм".
– Сэр, – слегка кивнув, произнесла она.
Клементина сидела и дрожала на служившей сиденьем доске, пока мужчина не проскакал мимо нее, пока не прошло достаточно времени, чтобы странник миновал хижину сумасшедшей и умчался еще дальше. Затем она наклонилась и обхватила себя за талию. Клементина сделала глубокий вдох, затем еще один и еще, пока грудь не начала сотрясаться от слез, которым она никогда не даст волю.
* * * * *
Клементина резко остановила упряжку, чтобы не наехать на забулдыгу, вылетевшего из "Шпалоукладчика". Позади нее завизжали оси повозки. А воздух взорвался возгласами "Тпру!" и проклятиями.
Радужные Ключи никогда не были красивым городом, но сейчас смотрелись на редкость уродливо. На холмах темнели проплешины – участки, где вырубили лес, чтобы укрепить забои шахт. Здания выглядели ветхими и побитыми непогодой. И над всем этим убожеством возвышался холм Танец Дождя, оскальпированный, израненный колеями и эрозией. Все улицы заканчивались насыпями шлака и сваленными в кучу грязными обломками свай. А над головой постоянно висела завеса коричневого дыма.
Воздух дрожал от резкого раздражающего лязга металла о металл. Клементина посмотрела на юго-восток, где из прерий тянулась к городу пара тонких параллельных серебряных нитей. Артель китайцев трудилась над прокладкой последних нескольких метров рельсов для новой ветки Ютско-Северной железной дороги. Рабочие, обмотав косы вокруг голов, гнули спины в голубых мешковатых штанах, закатанных до колен. Другая группа китайцев занималась строительством водонапорной башни. Один мужчина мешал веслом с длинной рукояткой содержимое большого черного запарного чана, стоявшего на тлеющих углях и испускавшего удушающее зловоние. "Эта не та работа, – подумала Клементина, – которую нужно делать под сегодняшним разъяренным солнцем".
Тут она заметила Сэма Ву, пересекающего пустырь в месте, где скоро появится железнодорожный вокзал. Умело балансируя, китаец нес на плечах сосновый шест с качающимися по бокам большими металлическими котелками. Как-то Эрлан предложила идею заключить контракт с железной дорогой, чтобы разносить чай китайским рабочим, и это оказалось действительно прибыльным делом.
Однако в данный момент Сэму было тяжело пробираться через северный край участка, где вокруг старой грузовой платформы собралась толпа. Какой-то раскрасневшийся от надсадного крика мужчина стоял на пустом помосте, тряся кулаком в воздухе. Клементина окликнула Сэма, но казалось, тот не услышал.
– Пусть китайцы проваливают!
Прозвучавшие будто из рупораслова испугали Клементину. Она подумала, что мужчина на платформе – отъявленный горлопан и подстрекатель.
– Безбожные китайцы - это паразиты! – рев усилился. Баламут был мускулист, в домотканых бриджах с заплатками из оленьей кожи и со спутанными седыми космами. Он сопровождал свою речь, размахивая в воздухе большими руками. – Китайцы завсегда жрут опиум, да поклоняются своим идиотским божкам. Они работают за нищенскую плату и забирают у американцев возможность честно трудиться. Вот я и говорю вам: давайте избавим нашу страну от этого узкоглазого сброда с косичками. Давайте турнем их назад в Китай, откуда они понаехали!
Толпа всколыхнулась, шумя и переминаясь с ноги на ногу как вороны на заборе. Один мужчина заметил Сэма Ву и закричал, тыкая в него пальцем. Разъяренные люди, стоящие с краю толпы, бросились на лавочника, грубо толкая его. Жестяные чаны закачались, выплескивая на землю горячий чай.
– Китаец - не больший гражданин на нашей земле, чем койот, и гражданство узкоглазым никогда не светит! – надсаживался заводила на грузовой платформе. – Пусть китайцы проваливают!
Толпа подхватила его клич:
– Пусть китайцы проваливают!
Клементина попыталась повернуть повозку, но толпа загородила ей путь. Обмотав вожжи вокруг рукоятки тормозного рычага, миссис Маккуин остановила лошадей.
– Мистер Ву, могу я подвезти вас до вашей лавки?
Сэм повернулся к ней, сощурив подслеповатые глаза. Он приветственно кивнул, поскольку из-за лежащего на плечах шеста не мог наклонить спину, толстые линзы его очков сверкнули на солнце.
– Вы очень добры, миссис Маккуин, – крикнул он в ответ, – но этого никчемного китайца ждет работа.
– Мистер Ву, я действительно думаю, что вам лучше поехать со мной. Миссис Ву сказала бы то же самое.
– Не могу. А то не заработаю ни цента.
Клементина размотала вожжи и, чувствуя беспокойство, направила упряжку вперед. Но обернувшись чуть позже через плечо, увидела, что с Сэмом все в порядке. Он уже добрался до участка железной дороги с рабочими и разливал в их чашки горячий чай.
Миссис Маккуин заметила блестящую лаком черную легкую двуколку с откидным верхом, стоящую в тени наполовину построенной водонапорной башни. Мужчина, правящий коляской, был одет достаточно изысканно даже для самого шикарного отеля Нью-Йорка. Парча его жилета блестела, как золотой слиток, а запонки на рубашке сияли на солнце, словно бриллианты. "Вероятно, это и есть бриллианты", – мгновение спустя подумала Клементина, когда щеголь повернул голову, и она увидела закрывающую глаз черную повязку. Одноглазый Джек Маккуин, картежник и мошенник, а теперь главный владелец серебряной шахты "Четыре Вальта", а также множества других прибыльных предприятий.
Он приподнял шелковую шляпу, и хитрая улыбка свекра сверкнула так же ярко, как бриллиантовые запонки. Клементина и не сомневалась, что за уличным крикуном-провокатором, подстрекающим толпу к погрому китайцев, стоит именно этот интриган. Все то время, что она его знала, Джек Маккуин постоянно подливал масла в огонь забавы ради.
Клементина вся промокла от пота и покрылась красной пылью к тому времени, как остановилась у коновязи возле лавки Ву. Стоя одной ногой на земле, а другой по-прежнему упираясь в подножную доску, она ощутила, как желудок поднялся к горлу. Чтобы справиться с подкатившей тошнотой, миссис Маккуин чуть наклонилась, делая глубокие вдохи.
Клементина медленно распрямила спину, чувствуя озноб и липкость кожи. Мир слегка накренился, а затем занял обычное положение. Она ещё раз глубоко вдохнула, втягивая сухой горячий воздух.
Потом сняла льняной плащи встряхнула его, и тонкая завеса красной пыли поплыла подобно туману. Движение потревожило жужжащих над уличным навозом мух, и те черным облаком взвились к её лицу. К горлу снова подступила тошнота.
Жара прожигала насквозь подошвы полусапожек Клементины, когда она шагала по дощатому настилу. Пришлось высоко поднимать юбки над табачными плевками, размазанными на беленых досках. Дамский Клуб убедил отцов-основателей городаиздать указ, запрещающий плевать на дощатые общественные дорожки, но до сих пор ему никто не подчинялся, да никто и не заставлял соблюдать сей акт.
Добравшись до белых ворот Ханны, Клементина снова остановилась, чтобы справиться сочередной волной головокружения. Она так сильно схватилась за деревянную штакетину, что загнала занозу сквозь перчатку.
– Клементина! – Ханна спешила по дорожке, шурша маково-красными юбками. – Я уж думала, что ты на этой неделе не приедешь. Боже, подруга. Ты выглядишь так, будто того гляди грохнешься в обморок.
– Это все из-за жары.
– Разве это не ужасно? – Прищурившись, Ханна посмотрела на небо. – Господи, грехи наши тяжкие, да в этих облаках дождя не хватит даже чтобы затушить свечку. Пойдем в дом. Не обещаю, что внутри будет намного прохладнее, но там, по крайней мере, сможешь посидеть.
Клементина обернулась и сквозь мерцающую рябь жары посмотрела на свою повозку и лавку Ву. Мешки с картошкой и бочки с засоленной свининой и скумбрией были с военной точностью выстроены в ряд по обеим сторонам двери. С тех пор как Сэм женился, товары в его лавке стояли так же ровно в линию, как прямой след от повозки с едой. И как раз в этот момент, прокладывая путь беременным животом, на улицу вышла Эрлан.
"Мое ожидаемое счастье" – именно так китаянка называла своего еще не родившегося ребенка.
Клементина осознала, что Ханна говорит с ней.
– Что?.. О, нет, сначала я должна выгрузить масло и яйца, пока они не испортились. И сегодня я правда не могу попусту тратить время. Нужно вернуться домой до темноты, иначе Гас начнет беспокоиться.
Тем не менее Клементина задержалась на мгновение, поскольку должна была кое-что сказать Ханне и боялась, что позже такой возможности не представится. Миссис Маккуин чувствовала, как горят щеки, и знала, что это не только от жары. Она сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.
– Ханна... то средство против зачатия, которое ты дала, кажется, не помогло. Я снова в тягости.
– О, дорогая... – Ханна обняла подругу за талию, и Клементина прижалась ней, как ребенок, ищущий утешения. - Черт бы побрал Гаса Маккуина! – воскликнула миссис Йорк. – Когда же до этого кобеля наконец дойдет, что он не должен взбираться на тебя каждый раз, едва ему приспичит?
Клементина напряглась и отстранилась от нее.
– Ты не имеешь праватак говорить, Ханна Йорк.
Щеки Ханны вспыхнули, но она не извинилась. Они с Гасом постоянно плохо отзывались друг о друге.
– Я лишь хотела сказать, что он не бережет тебя, постоянно делая себе детей.
– Они также и мои дети. – Клементина закусила губу и отвернулась, ее грудь вздымалась толчками. - Только этого ребенка я не хочу, – тихо произнесла она, и слова на вкус показались самым грязным богохульством.
Тем не менее это была правда. Клементина боялась. Боялась умереть, боялась родить дитя лишь для того, чтобы потом потерять его, похоронить под тополями рядом с Чарли.
– То же самое скажет и его отец, когда узнает. Гаса и так столько всего гнетет: ранчо, засуха, болезненный маленький Дэниел и... и все остальное.
Мысли Клементины вернулись к тому, чем они с мужем занимались в постели, и к пустоте, которая потом поселилась в ее груди. Большая кровать из древесины грецкого ореха с подходящим по цвету высоким трюмо и шкафом с мраморным верхом - все это было куплено за довольно кругленькую сумму взятых в долг денег, поскольку Гас хотел порадовать ее. А она позволила мужу сделать ей дорогой подарок, чтобы угодить ему.
– Вы оба разом передумаете, как только малыш появится на свет, – попыталась улыбнуться Ханна. – Когда закончится зима и пойдут весенние дожди.