– Правда? – Клементина посмотрела на обеспокоенное лицо подруги. Щеки Ханны блестели, красные от жары и припудренные тонким слоем пыли. – С приходом весны все изменится?
Ханна поджала губы, отчего сразу показалась постаревшей.
– Возможно, и нет.
Клементина ощутила странное напряжение в животе, какой-то беспокойный трепет, хотя было еще слишком рано, чтобы чувствовать в себе ребенка. Ожидаемое счастье... Внезапно на Клементину нахлынуло воспоминание о том, как ее мать сидела в окружении душистых лилий в белом плетеном кресле, смеясь от облегчения и плача от горя, когда узнала от врача, что больше не сможет иметь детей. Сколько лет ей было тогда? Нет, не больше, чем Клементине сейчас. Все вопросы, накопившиеся за годы разлуки, она хотела бы однажды задать своей матери, ведь большинство из них до сих пор оставались без ответа. Мешочек в форме сердечка, наполненный монетами, – единственная памятка от мамы. И в конце концов Клементина, даже толком не подумав, так легко отдала свое сокровище Гасу.
– Может, у тебя родится еще одна девочка, – сказала Ханна.
Клементина прижала руку к животу, который уже округлялся под стальными ребрами корсета.
– Если у меня будет девочка, Ханна... Я воспитаю ее совершенно иначе. Пусть вырастет сильной и уверенной в том, кто она и чего хочет. И пусть она никогда ничего не будет бояться.
* * * * *
Эрлан надрывалась, пытаясь выкатить бочонок со свининой через порог на дощатый настил. Это была непростая задача, учитывая мешающий беременный живот. И хотя ее золотые лилии больше не представляли собой две крошечные дуги, она по-прежнему могла перемещаться лишь коротенькими прыгающими шажками.
О, сегодня воздух был жарким и сухим, как дыхание дракона. И эта пыль! Эрлан нахмурилась при виде нового стекла в окне. Она вымыла его только утром, а сейчас написанные на стекле позолоченной краской слова "Лавка Сэма Ву" едва читались.
Китаянка задалась вопросом, было ли когда-нибудь настолько жарко и пыльно в Фучжоу. Странно, она никак не могла вспомнить, хотя в последнее время ее сны изобиловали яркими образами дома. Но при пробуждении Эрлан частенько спрашивала себя, не обманывают ли её ночные грезы. Ведь без сомнения, туман не мог быть настолько белым, рисовые поля - настолько зелеными, а солнечный свет - настолько мягким и золотистым. Неужели ее воспоминания о доме износились и поблекли сильнее, чем мечты.
Однако скоро ей не нужны будут ни мечты, ни воспоминания. Ее долг почти погашен, а сделка - выполнена. В коробке из-под сандалий под кроватью лежали тысяча сто шестьдесят американских долларов в банкнотах и серебре. А в животе рос ребенок.
Ее план осуществлялся за исключением того... за исключением того, что когда Эрлан заключала договор с лавочником Ву, когда обещала подарить ему сына, то не представляла, как много будет значить для нее это дитя. Не представляла, как они с малышом будут делить одно тело и кровь, вдыхать жизнь из одного и того же воздуха. И сейчас китаянка задавалась вопросом, как вообще сможет когда-либо оставить ребенка, своего ребенка, здесь, в этой чужой земле, когда для нее настанет время вернуться в родной лао-чиа.
Эрлан прогнала ужасную мысль прочь, не в силах ее вынести. Так или иначе, женщина в положении не должна задерживаться на печальных размышлениях, чтобы ребенок не родился для несчастной жизни. Беременность считалась везением, а боги частенько сердились на тех, кто не ценил дарованного счастья.
Среди группы шахтеров, направляющихся в "Четыре Вальта" на вторую смену, Эрлан увидела великана. Но если Джере Скалли и заметил ее, то виду не подал. Прошло много месяцев с тех пор, как он последний раз заходил в лавку. Эрлан была столь жестока с ним, столь холодна, что наконец-то его отвадила. И была этому рада. О, да, действительно рада, поскольку мужчина пугал ее своими разговорами о поцелуях и вечной любви после смерти.
Китаянка заметила Клементину Маккуин, выгружающую горшки с маслом и ящики с яйцами из кузова рессорной повозки. А Ханна спешила помочь подруге. "Скорее всего, днем состоятся посиделки с виски", – с внезапным предвкушением подумала Эрлан. Ей нравилось, когда они втроем собирались, чтобы поболтать о своих мужчинах, детях и домах, которые оставили и которые обустраивали в жестокой дикой Монтане.
Растущая толпа мужчин появилась из-за угла с восточной стороны города, где прокладывали новую железную дорогу. Мужчины угрожающе роптали, и Эрлан заметила, что некоторые из них вооружены топорами, лопатами и кирками. А во главе толпы ковыляло странное существо - блестящий черный демон, покрытый перьями, которого толкали вперед длинным черным веслом.
Эрлан издала вопль ужаса. Это был Сэм! Милосердная Кван Йин, что эти черепашьи высерки с ним сделали? Он был раздет до носков и длинных кальсон, а всю верхнюю часть тела покрывало блестящее черное вещество, похожее на патоку, и пучки куриных перьев. Видневшаяся местами кожа пестрелакрасными волдырями. Разбитые очки крепко прилипли к кончику просмоленного носа, хотя перекошенные проволочные дужки болтались. Муж споткнулся после тычка веслом. Его рот был открыт и кривился, хотя Сэм не издавал ни звука.
А затем Эрлан увидела еще больший ужас, и с ее сжатых губ сорвался новый вопль.
Нет косы! Волосы Сэма откромсали у самой шеи. Отрезанная коса у мужчины означала изгнание из земли предков и вечное бродяжничество. Ни один китаец не вернется в Цветочную Землю вуу пин, бесхвостым, поскольку коса издревле служила знаком почтения и послушания императору. Остаться без косы было настолько постыдно, что лучше уж умереть.
Толпа остановилась перед лавкой. Ропот на мгновение утих, а затем снова усилился, напоминая галдеж соперничающих уличных торговцев, выкликающих один и тот же товар.
– Вздернем его! – крикнул кто-то. И другие подхватили призыв.
– Вздернем китайца! Повесим узкоглазого!
Человек с веслом сильно ткнул Сэма в поясницу. Погонщик был крупным мужчиной с копной седых волос и безумным блеском в глазах.
– Давай-ка послушаем, как ты поешь петухом, китаеза! – Он снова пихнул Сэма концом весла. – Кукареку! Кукареку!
Лавочник начал яростно трястись, хотя до сих пор не издал ни единого звука.
– Вы порождение верблюжьего навоза! – закричала Эрлан и бросилась к мужу, чтобы оттащить его от мерзавцев, издевающихся над ним. И в ужасе завопила, когда ее руки погрузились в горячее черное вязкое вещество на его груди.
– Давайте преподадим этим китаезам урок, мальчики, – воскликнул косматый седовласый мужчина. – Давайте покажем этим желтокожим ублюдкам, что не хотим, чтобы кто-то из них торговал в Радужных Ключах и наживался на нас.
В воздухе засвистели камни и куски лошадиного навоза. Кирпич влетел в окно и какой-то мальчуган, смеясь как одержимый, забросил внутрь зажженную петарду.
Грубые пальцы схватили Эрлан за плечи и оторвали от Сэма. Она не удержалась на золотых лилиях и так грузно рухнула на жесткую землю дороги, что из легких выбило весь воздух.
– Лили!
Она подумала, что кричал Сэм, но его рот был по-прежнему открыт в безмолвном вопле, и это был не голос ее мужа. Эрлан попыталась сесть, борясь с одышкой и силой тяжести, которая тянула ее большой живот к земле. Сквозь размытую пелену слез она увидела, как, размахивая кулаками, в толпу ворвался Джере Скалли с оскаленными в рыке зубами. Он пробирался к ней, не обращая внимания на град ударов топорищами и черенками лопат.
Джере схватил Эрлан за руку и попытался поднять ее на ноги, но зашатался из-за того, что его колотили по голове и спине.
– Спасайся! – крикнула она своему великану-защитнику. – Они хотят убить нас! – Но вряд ли он услышал. Вой и рев толпы были громче завывающего тайфуна.
Она подняла глаза и увидела нависающего над ними мужчину с густой копной волос и дико горящими глазами. Он запрокинул голову, грубо захохотал и широко замахнулся веслом. Деревянная лопасть наотмашь ударила Джере по лбу, свалив как срубленное топором дерево. Эрлан попыталась заслонить его своим телом, но кто-то схватил ее за волосы и дернул назад так грубо, что она закричала от боли. Подбитый гвоздями сапог попал ей по бедру, и она снова взвизгнула. Эрлан перекатилась на бок и свернулась в клубок, чтобы защитить живот.
Джере, шатаясь, поднялся на колени. Из длинного пореза на лбу по лицу ручейками текла кровь. Седовласый громила снова захохотал и высоко поднял свое оружие, чтобы одним ударом прикончить Скалли. Но тут лопасть весла взорвалась градом щепок и обломков.
Ружейный выстрел громким хлопком прогремел в воздухе словно рассыпался штабель бревен. Наступившая тишина была такой внезапной и полной, что Эрлан услышала, как о землю ударилась стреляная гильза.
– Назад! – сказала Клементина мягким высоким голосом, который никак не сочетался с дымящейся винтовкой в ее руках.
Рядом встала Ханна Йорк, наведя дуло своего карманного пистолета в центр толпы.
– Думаю, ребятки, вам лучше сделать так, как велит эта леди. К тому же хоть у моей пукалки и не шибко грозный вид, всем известно, что с двадцати шагов я простреливаю очко туза.
Никто, кроме Сэма Ву, не заметил просачивающийся из зазубренной дыры в оконном стекле серый дым. Китаец разглядел его сквозь треснутые стекла очков: клочья дыма походили на выплывающие из недр ада проклятые души. Ву попытался открыть рот, но понял, что тот уже разинут. Попытался закричать, но из горла вырвался лишь почти беззвучный сип.
Сэм сделал неуклюжий шаг вперед. Никто не стал его останавливать. Он сделал еще один шаг. Китаец ошпаренной кожей почувствовал огонь. Дым... огонь… Пожар! И снова лишь тихий писк вырвался из его открытого рта.
Маршал Доббс вразвалочку вышел из угла, где в безопасности наблюдал за разворачивающимися событиями.
– Ханна Йорк и вы тоже, мэм, – сказал он, хмуро зыркнув на Клементину, – ни к чему вам вмешиваться. Это мужское дело.
В лошадином корыте рядом с коновязью внезапно появилась дыра, и еще один громкий хлопок прорезал горячий воздух.
Косматый крепыш отпрыгнул назад и бросил остатки расщепленного весла.
– Иисусе!
– Мы только что сделали это и женским делом, маршал, – протянула Ханна бархатным голосом. – А мы, женщины, мы ведь очень-очень волнительные. Поэтому надеюсь, вы все больше не будете делать никаких резких движений.
Сэм Ву попытался указать на дым, тянущийся из разбитого окна. Но рука приклеилась к облитому смолой боку. Лавочник сделал еще один шаг и чуть не упал, споткнувшись о край дощатого настила.
Клементина вставила еще один патрон в "винчестер" и передернула затвор. Она наградила маршала холодным взглядом широко распахнутых глаз.
– Предлагаю вам в виде исключения напрячься, мистер Доббс, и арестовать этих смутьянов за учиненный беспорядок.
Маршал поскреб седой подбородок.
– Извините, мэм, но это вас и мисс Ханну я должен арестовать за то, что вы размахиваете здесь оружием и ставите под угрозу жизни мирных жителей. По моему мнению, именно китайцы первыми начали беспорядки.
– И каким же образом? – воскликнула Эрлан. – Тем, что живут на свете? – Она заставила себя встать на четвереньки. Шатающийся Джере Скалли присел рядом с ней на взбитую, забрызганную кровью пыль. Он потянулся к китаянке, но Эрлан увернулась от него. Она откинула голову и закричала на мужчин, которые с позабытыми топорами и лопатами в руках сейчас смирно стояли и смущенно переступали с ноги на ногу: – Что преступного в том, чтобы приехать в такое огромное место, настолько пустынное, что даже облака теряются в небе...
И тут воздух пронзил странный свистящий шум, похожий на предсмертный хрип курицы с перерезанным горлом.
Сэм Ву неуклюже поднялся на дощатый настил и сделал три коротких спотыкающихся шага к двери.
– Боже всемогущий! – закричал он или попытался это сделать. Но из горла исторгся только тихий писк.
Сэм достиг порожка, и тут строение запылало огнем, занявшимся, когда зажженная петарда приземлилась на вершину кучи листовой ваты и подожгла ее. Пламя распространилось по недавно натертым маслом половицам к полкам, где лежали винтовки, пистолеты, патроны и динамит, под которыми выстроились по струнке пятнадцать канистр с керосином и пять со скипидаром. Огонь добрался до этих канистр, и лавка Сэма Ву взорвалась, подобно извергнувшемуся в небо Монтаны раскаленному гейзеру.
ГЛАВА 27
– Лежи спокойно, упрямый варвар. Доктор сказал, у тебя вмятина в черепе.
Джере Скалли втянул голову в плечи, обхватив ее с обеих сторон.
– Только вмятина? Боже, а ощущение такое, будто башку раскололи пополам.
Эрлан наклонилась вперед на кресле-качалке, чтобы сложить горкой взбитые подушки за спиной пострадавшего. Она мягко толкнула Джере в плечо, вынуждая лечь обратно на постель. Костяшки пальцев великана были сбиты в кровь. Лицо казалось бледнее льняной повязки на голове. А руки покрывал слой вазелина в тех местах, где кожу усыпали волдыри от ожогов, полученных, когда храбрец пытался вытащить безжизненное тело Сэма Ву из горящей лавки. О, каким же свирепым драконом выглядел Джере Скалли, с ревом и кулаками бросившись её спасать.
Как она вообще могла обманывать себя, веря, что никогда его не полюбит?
Лампа отбрасывала мягкий свет на постель и обои с розочками в гостевой комнате Ханны Йорк. В открытое окно дул ветерок, теперь прохладный, поскольку солнце уже село. Пахло пожарищем, пылью и ненавистью.
– Ах, Лили. – Джере повернул голову, чтобы посмотреть на китаянку, и они обменялись несколькими долгими медленными ударами сердец. Он положил ей на щеку мозолистую ладонь. – Как ты?
Эрлан отвернулась от него. И снова в один бурный момент, вся её жизнь оказалась разрушена.
– Я боюсь.
Его большой палец скользнул по скуле, когда Джере обхватил ее шею под волосами.
– Не бойся, любовь моя. С этого дня я стану о тебе заботиться. Он мертв, Лили. Ты свободна.
Она резко втянула в себя воздух.
– Не говори так.
– Но это правда.
Правда. Эрлан подумала обо всех тех правдах, которые когда-то образовали ее жизнь. Женщина – несовершенное низшее существо, и ее счастье состоит лишь в том, чтобы выйти замуж и родить мужу сыновей. Муж женщины является для нее господином, и ее единственное назначение на земле – подчиняться, служить и угождать ему. Женщине следует научиться уступать мужчине и подавлять свои желания. До самой смерти она сначала принадлежит своему отцу, а затем отцу своих сыновей.
Но мужчины не были безгрешными, они не были богами. А лишь мужчинами. И женщина...
Если глупая женщина чересчур много думала, то начинала сомневаться в том, истинны ли древние заветы, а когда такое случалось, она становилась ни, предательницей своих предков. Предательницей самой себя.
Джере шевельнулся. Его рука скользнула по одеялу с узором из звездочек и опустилась на колени Эрлан, разжала её сцепленные пальцы и взяла одну ладонь. Сердце китаянки глухо забилось. Тем не менее она не двинулась
Большим пальцем Джере нарисовал кружок на косточке запястья.
– Нас может поженить окружной судья, когда в следующий раз будет здесь проездом.
Судьба Эрлан представляла собой наполовину очерченный круг. Она знала, что должна делать, но все же продолжала испытывать неуверенность в принятом решении. В другой жизни, в другом месте им, предназначенным друг другу, без сомнения, не пришлось бы расставаться.
– Я никогда не выйду за тебя, – произнесла Эрлан.
На лице Джере отразилось все, что было в его сердце: любовь, отчаяние и неугасимый проблеск надежды.
– Почему ты говоришь "никогда"? Сейчас никто и ничто не может помешать тебе быть со мной.
Эрлан наполнила легкие воздухом и выдохнула его вместе с болью.
– Китайцам законом запрещено вступать в брак с фон-квеями.
Твердые пальцы крепче сжали её запястье.
– Ни один закон не помешает мне вручить себя тебе перед Богом.
Эрлан вырвала руку.
– Твой глупый бог ничего для меня не значит, и моя судьба не здесь, не с тобой. Я должна вернуться в свой лао-чиа. И если ребенок, которого я ношу, окажется мальчиком, он тоже должен вернуться, чтобы найти свою судьбу среди своего народа, рядом с могилами предков. Я принадлежу Сэму Ву до моей смерти, не до смерти мужа. И мой долг - вернуть его кости на родину, чтобы упокоить его душу. По всем этим причинам и не только я никак не могу стать твоей женой.
Губы Джере изогнулись в кривой улыбке, но глаза цвета дождевой воды заблестели от влаги.
– Ты так и не сказала, что не любишь меня. Эту причину ты не назвала.
Он снова взял руку Эрлан, нежными поглаживаниями выманивая ее любовь.
– Ты поцелуешь меня, Лили? – спросил он. – Хотя бы поцелуя не вынуждай меня ждать тысячу лет.
Его губы были даже мягче и теплее, чем казались. И идеально подходили к ее.
* * * * *
Снаружи на веранде на качелях из деревянных дощечек сидела Ханна Йорк и наблюдала, как луна стремительно катится по ветреному небу. После жаркого и пыльного дня ночь щекотала и покалывала как шампанское.
Отсюда миссис Йорк видела похожие на виселицы пустые коперы серебряной шахты "Четыре Вальта" и горящие у шахтного ствола факелы. В воздухе разнесся пронзительный звук свистка, оповещающего об окончании смены. Через несколько минут мужчины с забрызганными грязью сапогами и надвинутыми на лоб шляпами пройдут мимо ее ворот. И одним из них будет ее мужчина. Сегодня он непременно придет. Если Дрю услышал, что его брат ранен и лежит в ее доме, то непременно придет.
Он и прежде заходил не каждую ночь, а в последнее время и вовсе не появлялся. Три года она любила Дрю Скалли с каким-то ревностным трепетом и теперь испытывала опустошающий ужас, думая, что теряет его.
Сегодня вечером Ханна нарядилась с особым тщанием, облачившись в полосатое сиреневое платье из индийского шелка с отделанными темно-фиолетовыми оборками рукавами. Юбку украшали глубокие складки, по форме напоминающие органные трубы, а сзади – турнюр с каскадом оборок, ниспадающих до земли. Лиф был декорирован изысканным жабо из плиссированного белого швейцарского муслина. Это было платье леди, и в нем Ханна чувствовала себя таковой.
Но под низ, на случай, если Дрю останется на ночь, Ханна натянула тончайшие фильдеперсовые чулки и отделанную кружевами алую нижнюю юбку с подходящими по цвету сорочкой и шелковыми панталонами.
Дрю обязательно придет сегодня вечером. А когда наконец покажется, она заставит его понять, что не является навязчивой и требовательной возлюбленной, которую он видел в последний раз. Настоящая Ханна - невзыскательная женщина легкого поведения, живущая по принципу "возьми его или брось". Женщина приятная и развязная, с которой легко остаться, поскольку от нее легко уйти.
Легко уйти... Миссис Йорк чувствовала скручивающую и сжимающую боль в груди всякий раз, когда думала о глупой ошибке, допущенной во время их последнего свидания. Ошибке, которая прогнала Дрю прочь и удерживала вдали от нее уже целых две недели.
Это случилось после любовных ласк.