– О, но именно вы во всем и виноваты. Поскольку я ни разу в жизни не наезжал на девушку красивее вас. И когда вы улыбаетесь... когда улыбаетесь, не знаю, как сказать, но это действительно что-то восхитительное.
Гас Маккуин был чудом. Его речь, и живость, и смех, и румянец на лице. И вся его стать: высокий, широкоплечий и сильный, каким и должен быть ковбой.
– А сейчас, когда я назвал вам свое имя, – продолжил он знакомиться, – почему бы вам не ответить тем же?
– Что? О, меня зовут Клементина... Клементина Кенникутт.
– И вы пойдете завтра смотреть, как я состязаюсь в гонке, мисс Клементина Кенникутт?
– О, нет, нет... Я не смогу.
– Конечно же, сможете.
Странное волнение забурлило внутри нее. Она снова не улыбнулась ему, но не потому, что не хотела.
– В котором часу назначена гонка, мистер Маккуин? – против воли спросила она.
– Ровно в полдень.
– Вы знаете, где находится церковь Парк-стрит? В квартале отсюда дальше по улице. – Смелость задуманного вызвала у Клементины головокружение, сделавшее тело легче воздуха, заставившее ее парить над землей. - Я встречу вас под вязами перед церковью Парк-стрит завтра в одиннадцать.
Гас водрузил шляпу обратно на голову и посмотрел на Клементину из-под защищающих от света полей так, что она не могла видеть его глаз.
– Ну, не знаю, правильно ли это, – сказал он. – Пока я не повидался с вашим отцом и не получил его разрешения ухаживать за вами надлежащим образом.
– Он никогда не даст вам такого разрешения, мистер Маккуин. – Клементина подчеркнула слова резким покачиванием головы, в то время как от мучительного разочарования горло сжало так сильно, что она едва могла дышать. – Никогда, никогда не даст.
Гас прищурился на нее, поглаживая усы подушечкой большого пальца. Клементина ждала, спокойно глядя на мужчину широко распахнутыми глазами. Ей хотелось увидеть эту гонку, а также хотелось и другого - заниматься с ним тем, что вызывает сжимающее живот волнение. Хотелось увидеть его снова, поговорить с ним и снова заставить его смеяться.
– Полагаю, – наконец произнес ковбой, – нам придется встретиться на ваших условиях. – Он протянул руку, и Клементина вложила в нее свою. Его ладонь была огромной и грубой и поглотила ее. Маккуин погладил большим пальцем по ее ладошке, словно знал о скрывающихся под перчаткой шрамах и пытался стереть их. – И еще одно... Вы выйдете за меня замуж, мисс Клементина Кенникутт?
Она напряглась и вытащила руку из его ладони. Что-то сжалось в ее груди, что-то, пронзившее ее насквозь до боли и оставившее после себя ощущение пустоты.
– Вы смеетесь надо мной.
– О, нет, никоим образом. Не то чтобы мне не нравились хорошие шутки – в жизни и так слишком много боли и печали, и не грех время от времени над ней посмеяться. Но когда становится действительно плохо... – Он сверкнул внезапной улыбкой. – Скажем, когда я веду коров в страшную метель, снег жалит лицо, а ветер завывает как потерявшаяся душа в аду, то именно мечты, которые я строю в голове, помогают мне дойти до конца. Мечты, к примеру, о том, что дома меня кто-то ждет с горящим очагом и вкусно пахнущим горшком на плите. Допустим, девушка с волосами пшеничного цвета и большими зелеными глазами... – Его голос затих, когда Гас посмотрел на нее, и хотя Клементина покраснела, она не смогла отвести взгляд. Ковбой покачал головой, но его глаза по-прежнему улыбались. – Нет, когда речь заходит о моих мечтах, мисс Клементина Кенникутт, можете быть уверены – я предельно серьезен.
– Мечты… – эхом повторила она.
Он приподнял шляпу.
– До завтра, мисс Кенникутт.
Маккуин вытащил искореженный велосипед из канавы, будто тот весил не больше набитого перьями чулка. Клементина смотрела, как он уходит, как люди на пути расступаются перед его широкими плечами, как серая ковбойская шляпа подпрыгивает среди черных шелковых цилиндров и котелков на бобровом меху, смотрела, пока Гас не скрылся из виду.
Клементина в оцепенении поднялась по широким гранитным ступеням и прошла через украшенный колоннами вход в "Тремонт-хаус". Джентльмен не просит девушку, которую едва знает – которую вовсе не знает, – стать его женой. Джентльмен – это тот человек, который с рождения принадлежит к кругу твоих знакомых, и чьи родители всю жизнь общались с твоими родителями. Джентльмен носит фрак и цилиндр, а не мчится сломя голову по улицам на велосипеде. Джентльмен...
Голосу матери, хотя и по обыкновению тихому, все же удалось достичь ушей Клементины сквозь шепотки изысканной речи и шуршание шелка в вестибюле отеля:
– Клементина, ради Бога, что с тобой стряслось? Шляпка набекрень, на лице грязь, и посмотри, рукав твоей новой кофты разорван.
Клементина моргнула и увидела, что рядом стоят мама и тетя Этта.
– Меня сбил велосипед, – объяснила она.
– Милостивый Боже! – резко выдохнула Джулия, и тетя Этта завторила ее ахам. – Эти дьявольские колеса вгонят нас в могилу, – сказала мама, и ее сестра фыркнула, соглашаясь. – Их вообще нельзя допускать на улицы. Только хулиган способен помыслить о езде на этаком... таком костотрясе.
Сорвавшееся с уст матери жаргонное словечко чуть не вызвало у Клементины удивленную улыбку.
– Он не хулиган, – возразила она, и из ее горла вырвался смешок, громкий и неуместный. И даже шокирующий, поскольку слетел с губ девушки, которая очень редко смеялась. – Он – ковбой.
* * * * *
Часы на белой прямоугольной башне церкви Парк-стрит показывали без пяти одиннадцать. Клементина потуже запахнула воротник плаща. Сегодня было холоднее, чем вчера. Большие вязы отбрасывали глубокие тени на тротуар, а с залива дул пронизывающий ветер.
Клементина ходила взад и вперед вдоль кованого забора, отделявшего улицу от надгробных камней кладбища Олд-Грэнери. Она снова посмотрела на башенные часы. Прошла еще одна долгая томительная минута.
Клементина решила сыграть в небольшую игру: не оглядываясь, пройтись вдоль забора до кладбищенских ворот в египетском стиле, а когда повернет назад, он, наверное, будет уже там...
– Мисс Кенникутт!
С протестующим скрипом колес возле нее остановилась черная потрепанная двуколка, и Клементина подняла глаза на загорелое лицо мужчины – улыбающееся лицо, которое от света закрывали широкие поля большой серой шляпы.
– Вы здесь! – выдохнул он. – Я до конца не был уверен, что вы придете.
– Я тоже не была уверена, придете ли вы.
Смеясь, он спрыгнул и помог ей сесть в двуколку.
– Приношу извинения за невзрачность экипажа, мэм, – сказал Гас Маккуин, когда забрался на сиденье рядом с пассажиркой. – У моего дяди пятеро сыновей, и семейные конюшни постоянно страдают от нехватки средств передвижения... Но! – крикнул он лошади, и двуколка выкатилась на улицу на такой скорости, что Клементина инстинктивно ухватилась за шляпку. От резкого движения девушка упала прямо на спутника. Он был твердым и на удивление теплым. Она напряглась, отсаживаясь от него насколько возможно, пока не прижалась боком к железным перилам, огибающим сиденья.
Гас улыбнулся ей глазами.
– Мне, вероятно, лучше бы этого не знать, но сколько вам лет, мисс Кенникутт?
Она посмотрела на руки в перчатках, которые крепко сжимала на коленях. Клементина подумала солгать, но ковбой назвался человеком слова, и ей хотелось быть достойной его уважения.
– Мне семнадцать.
– Семнадцать... О, Боже, помоги мне.
Она оглянулась на пустое пространство, где полагалось быть складному верху двуколки.
– Где ваш велосипед?
– Я поручил велосипед кузену, чтобы тот заарканил и оседлал эту бестию. Если уж парень хочет, чтобы я участвовал в гонке, то пусть сам и обеспечит меня выездом.
– Вы и правда заставляете меня улыбаться, сэр – тем, как говорите.
– Не-а, до сих пор мне удалось добиться вашей улыбки лишь дважды. Но я собираюсь продолжать в том же духе, пока... – Маккуин так пристально смотрел на рот Клементины, что ей пришлось прикусить нижнюю губу, лишь бы та перестала дрожать. – Пока не удастся снова заставить вас мне улыбнуться.
Клементина резко отвела взгляд в сторону, но мгновение спустя уже опять исподтишка косилась на Гаса.
Сегодня он оделся более подобающе для езды на велосипеде – в синие бриджи, желтые гетры и вельветовый жакет глубокого коричневого цвета. Тонкие бриджи плотно облегали мышцы бедер, которые выглядели сильными от укрощения мустангов и сгона скота. Клементина подумала, что езда на велосипеде, скорее всего, дается ковбою легко.
Ей так много хотелось ему сказать, столько вопросов задать. Но тот, который она решилась озвучить, тут же заставил Клементину покраснеть от своей глупости.
– А правду говорят о Монтане, что человек может проехать от одного конца штата до другого, по пути не перескочив ни через одно ограждение?
Маккуин рассмеялся, как Клементина и ожидала. Но она не возражала, ведь ей нравился его смех.
– Пожалуй, можно натолкнуться на парочку скотопрогонов то тут, то там, – сказал он. – А еще есть несколько громадных гор до небес, которые все же заставят остановиться.
Клементина читала о таких горах, но не могла представить, как они выглядят. Ей были знакомы лишь низкие утесы и друмлины, возвышающиеся над солончаками вокруг Бостона.
Они доехали до одной из самых оживленных улиц, и Гас Маккуин сосредоточился на дороге, поэтому у Клементины появилась возможность его рассмотреть. Он выглядел таким большим, что, казалось, занимал все сиденье двуколки. И радостно светился, словно совершенно новый медный пятак.
– Что заставило вас проделать путь до Бостона, мистер Маккуин?
Он повернул голову, и их взгляды встретились. Клементина уже забыла, насколько глубокого чисто-голубого цвета его глаза. Она подумала, что небо Монтаны будет таким же.
– Моя мать долго умирала, – ответил Гас. – Она хотела увидеть меня перед смертью, поэтому я и приехал. Однако в конце недели снова уеду.
– Сожалею, – вздохнула Клементина, а затем поспешно добавила, чтобы он не понял ее превратно. – Я имею в виду, что сожалею о кончине вашей матушки.
По лицу Гаса пробежала тень, подобно несущимся по небу облакам, закрывающим солнце.
– Я оставил ее и уехал из Бостона, когда мне было семнадцать, столько же, сколько вам сейчас, и не особо часто ей писал.
– Вы убежали из дома?
Маккуин отвернулся от нее и прищелкнул языком, заставляя лошадь объехать повозку со льдом, выкатившуюся на дорогу и преградившую им путь.
– Думаю, в некотором роде, да, убежал. Мне хотелось увидеть слона. – Заметив недоуменный взгляд спутницы, он рассмеялся. – Мне хотелось посмотреть на чудеса великого Дикого Запада. На индейцев, буйволов, медведей гризли и на реки золота.
Как же сама Клементина жаждала увидеть эти чудеса! Тем не менее для нее все это находилось далеко за пределами досягаемости и обречено навсегда оставаться таковым.
– И оказался ли он таким же восхитительным, как вы предполагали, – ваш слон?
Клементина наблюдала, как Маккуин секунду обдумывал вопрос; в нем ощущалось волнение, отраженное сияние, затронувшее что-то внутри нее.
– Монтана обладает величием, которое многих зачастую пугает. Но она не настолько большая, чтобы нельзя было найти то, что ищешь, если, конечно, знаешь, что именно тебе нужно. – Их глаза встретились, и вихрь чувств Клементины усилился... – Время от времени, мисс Кенникутт, каждому человеку необходимо место, куда можно было бы убежать.
Клементина не знала, что искала. Наверное, то самое, чего ей отчаянно не хватало в отчем доме, однако она не могла описать это словами. Лишь испытывала уверенность, что здесь и сейчас она по-настоящему живая. Сильный солоноватый ветер пощипывал кожу, запоздалый зимний солнечный свет покрывал пятнами навесы магазинов и поблескивал на оконных стеклах, а Клементина направлялась посмотреть гонку на велосипедах в компании мужчины, ковбоя.
Маккуин остановил лошадь прямо посреди улицы, не обращая внимания на крики из вставших позади карет и повозок. Он повернулся к Клементине, и хотя его глаза по-прежнему окружали смешливые морщинки, рот был серьезен.
– Вчера я рассказал вам одно из своих желаний. Как насчет того, чтобы поделиться своим? О чем мечтаете вы, мисс Кенникутт?
Клементина внезапно почувствовала, что задыхается, будто только что с разбега вскарабкалась на вершину одной из большущих гор Монтаны.
– Не знаю, – прошептала она, но, конечно же, солгала. Клементина мечтала о нем. Всю свою жизнь она мечтала о нем.
– Мне двадцать пять лет, – сказал Гас, пронизывая ее взглядом, трогая до глубины души, – и я изрядно набродился в своей жизни. Повидав в мире столько, сколько видел я, любой человек сразу же понимает, что ему нужно, стоит лишь на это наткнуться. – Гас провел большим пальцем вдоль линии ее подбородка, и от растянувшей его губы улыбки у Клементины еще сильнее перехватило дыхание. – Или наехать, в зависимости от ситуации. Ты и я, малышка, мы подходим друг к другу. Я мог бы потратить время на ухаживания за тобой, на то, чтобы постараться доказать, что нам предназначено быть вместе, но либо ты поймешь это сейчас – что нас свела сама судьба, – либо нет. И никакие букеты цветов или серенады не изменят того, что и так уже является истиной.
Клементина восхищалась своим спутником, тем, что на одном вдохе он мог говорить о мечтах, а на следующем – об уверенности. Она ни разу в жизни не ездила на лошади, но в настоящий момент ощущала, будто мчится верхом на одном из тех "совершенно диких кэйюзов, которые способны скакать весь день и разворачиваться на месте". Клементина отвернулась, и ее сердце забилось так сильно, что она удивилась, как Маккуин не услышал его стук.
– Я пока еще не могу об этом думать, – сказала она.
Его слова донеслись до нее с порывом солоноватого ветра:
– Вы уже об этом думаете, мисс Кенникутт. Да вы уже на полпути к Монтане!
ГЛАВА 2
Молодая жена Гаса Маккуина стояла на травянистом берегу и смотрела на выстроившиеся неровной линией побитые непогодой здания и кое-как сколоченные хибары, составляющие городок Форт-Бентон в штате Монтана. Она не собиралась позволять себе раскисать.
Едва супруги сошли с парохода и их багаж снесли на берег, как Гас сообщил, что ему срочно нужно проверить, отправляется ли в сторонуокруга Танец Дождя повозка, поскольку этим маршрутом не шибко часто ездили.
– Жди меня прямо здесь, Клементина, – сказал он жене, указывая на землю, будто считал, что она слишком глупа, чтобы понять значение слова "здесь". – Не двигайся с места.
Клементина открыла рот, чтобы спросить, нельзя ли ей, по крайней мере, стоять не на солнцепеке, но муж уже шагал прочь. Ее взгляд следовал за Гасом, пока он не пересек дорогу и не исчез за приоткрытыми воротами извозчичьего двора.
На некоторое время внимание Клементины привлек отправляющийся пароход. Она наблюдала, как облака черного дыма клубами вырываются из его двух труб. Гигантские лопасти кормового гребного колеса взбивали воду цвета кофе, посылая на берег волну и усиливая запах тухлой рыбы и гниющих водорослей. Судно вошло в русло реки, свистя и шипя паром, и девушка перевела взгляд обратно на пыльную дорогу. Они шесть недель ехали, чтобы добраться до этого ничтожного поселенья.
Несколько ветхих зданий носили признаки своего предназначения. Клементина смогла опознать торговую лавку, отель с просевшим крыльцом и мастерскую седел и конской упряжи. С этой стороны улицы тень отбрасывал лишь высокий фальшивый фасад торгового дома.
Клементина удивилась, заметив женщин, прогуливающихся по дощатой дорожке. Некоторые шагали поодиночке, но большинство – парами, под ручку, смеясь и беседуя. Многие были одеты на загляденье – в шляпы, отделанные страусиными перьями и шелковыми цветами, и платья с длинными складчатыми или плиссированными шлейфами разнообразных ярких цветов. Клементина наблюдала за живописной сценкой с задумчивой тоской. Ее черный зонтик из подкладочного шелка, казалось, притягивал необычно теплое весеннее солнце к голове. Струйки пота скатывались по бокам и между грудей. Ей было душно в сорочке из батиста, длинных фланелевых панталонах, корсете со стальными пластинами, ворсистой нижней юбке с двумя оборками, жакете из нансука и дорожном костюме из саржи с отделанным бархатом жилетом.
Она взглянула в сторону извозчичьего двора, чтобы проверить, не появился ли Гас. Клементина не увидела ни его, ни индейцев, ни грабителей банков, ни других очевидных опасностей. Учитывая множество прохаживающихся поблизости женщин, вряд ли здесь ей что-нибудь угрожает. И наверняка нет никакого вреда в том, чтобы подойти к магазину и на некоторое время насладиться тенью. Конечно, это не помешает ей и дальше внимательно следить за их багажом.
Клементине пришлось высоко поднять юбки, чтобы перешагнуть конский навоз и коровьи лепешки, которые густо пятнали широкую покрытую колдобинами улицу. Как только она шагнула на дощатую дорожку, то, подняв глаза, обнаружила, что какой-то мужчина, развалившийся на крыльце отеля в кресле-качалке из ивовых прутьев, нагло глазеет на ее ноги. Клементина опустила юбку, пусть потрескавшиеся доски и были покрыты засохшей грязью и табачными плевками. Удачно, что у ее дорожного костюма был не очень длинный шлейф.
Она направилась к тени, отбрасываемой торговой лавкой, когда заметила, что соседняя дверь ведет в салун. Из любопытства Клементина заглянула поверх планчатых створок. Сквозь туман табачного дыма она увидела вульгарный, написанный маслом портрет женщины, пухлой, как откормленная курица, и полностью обнаженной. Мужчины выстроились в ряд вдоль стойки лицом к голой толстухе, слегка наклоняясь вперед, как лошади у коновязи. Солдаты в голубой форме, шахтеры в грубой одежде, профессиональные игроки в черных костюмах и мятых белых рубашках. Из помещения пахло виски и немытыми телами. За звоном стекла о стекло последовал взрыв смеха и поток ругательств. Внезапно Клементина поняла, что, вероятно, даже в Монтане для леди не совсем прилично позволять своим глазам задерживаться на таком зрелище.
Когда она попыталась продолжить путь, то ощутила, что юбка натянулась. Посмотрев вниз, Клементина обнаружила, что ее шлейф удерживало колёсико шпоры. Она оглядела наглеца снизу вверх от блестящего сапога до лица. Это был мужчина с крыльца отеля.
Клементина подумала, что он, скорее всего, является армейским разведчиком, судя по длинным светлым волосам, рубашке из оленьей шкуры с бахромой и чехлу для ножа, украшенному медными заклепками. Но на его белокурой эспаньолке засох табачный плевок, а руки, как она заметила, когда незнакомец приподнял свою шляпу в приветствии, были грязными.
– Привет, мэм! – сказал он.
– Здравствуйте! – ответила Клементина, вежливо кивнув. Конечно же, их не представили друг другу должным образом, но Гас уже объяснил ей, что жители Запада вели себя более свободно. Она слегка потянула за свой шлейф. – Боюсь, сэр, ваша шпора запуталась в моей юбке.
Он взглянул вниз, с преувеличенным удивлением широко распахнув глаза.
– Похоже на то. Приношу свои извинения.
Мужчина наклонился и отцепил колесико шпоры от шлейфа Клементины, при этом неприлично высоко приподняв её юбку. Когда он выпрямился, то усмехался.