– Чертовски много лет и чертовски много разных грузов. Вот сейчас в этой повозке лежит пятьдесят килограммов динамитасо страшно коротким фитилем. – Щеки Энни были набиты жевательным табаком, и она замолчала на мгновение, чтобы сплюнуть. – Я как раз думаю зажечь шнур, да и направить колымагу в тебя и твоих мальчиков, Джек, дорогой. Так вот мое предложение. У вас, голубки, есть два варианта на выбор: либо стоите на своем и отправляетесь прямиком к Создателю, либо тикаете отсюда на пузах как трусливые змеи, коими и являетесь, и даете нам, женщинам, сделать то, для чего мы пришли - зарыть эту проклятую яму.
Энни-пятак еще раз ухмыльнулась, когда вытащила спичку из коробка и зажгла ее, чиркнув по колену кожаных штанов.
Ханна схватила Клементину за руку.
– Господи, помилуй. Этого в плане не было. Скажи мне, что это не планировалось.
Клементина покачала головой.
– Она не сможет взорвать повозку и мистера Маккуина, не причинив вреда своим мулам, а Энни никогда так не сделает. Они ей как дети.
– Но преподобный-то этого не знает, верно? – произнес Рафферти рядом с ней, испугав Клементину так, что она подпрыгнула. Она думала, что он прибился к мужчинам, но Зак остался с ней, и смех в его голосе казался диким, опасным и соблазнительным.
Глаз Джека Маккуина покрыла поволока, когда он задумчивым взором оглядел погонщицу. Старик ласково улыбнулся.
– Мне проигрывали на блефе мужики покруче тебя. Давай-ка посмотрим, что у тебя в штанах.
Лицо Энни-пятак растянулось в широкой улыбке.
– Я надеялась, что ты так скажешь, цыпленок. – Она поднесла горящую спичку к фитилю, который пыхнул, затрещал и загорелся.
Мик сжал револьвер, наполовину вытащив его из кобуры.
– Ээ, босс...
– Но, вы, проклятые отродья сук и сутенеров! – взревела Энни. Качнувшись, повозка тяжело тронулась и поехала вперед. – Хо! Хо! – Погонщица повернула упряжку влево, направляя ее по широкому кругу и набирая скорость. Левое заднее колесо попало в глубокую яму, колымага резко наклонилась и чуть не перевернулась.
Энни щелкнула хлыстом. Ее проклятия прорезали задымленный воздух. Бочка с динамитом подобно мраморному шарику в ведре с грохотом покатилась по обширному пустому днищу. Повозка качнулась и скрипнула, грязь полетела из-под больших красных колес с железными ободьями. Упряжка помчалась на Одноглазого Джека и его приспешников, в то время как руки Энни крепко сжимали вожжи, а губы отлипли от коричневых зубов, изогнувшись в маниакальной усмешке.
Улыбка растаяла на лице старика быстрее, чем снег под порывами жаркого чинука.
– Вот, черт, Энни... Ладно. Черт тебя подери, остановись!
Рев, похожий на бычий, пронесся через густой зловонный дым. Энни резко натянула поводья, и задние колеса повозки заскользили, вращаясь в грязи.
Ухмыляясь, погонщица мулов пристально смотрела на Одноглазого целую бесконечную секунду, пока фитиль продолжал гореть, после чего метко послала два густых шарика слюны на трещащий шнур. Тот зашипел и потух.
Лицо Джека Маккуина по цвету напоминало красное вино, а грудь заметно приподнялась, когда он втянул в себя воздух. Старик наполовину стоял в своей коляске, словно собирался в ужасе выпрыгнуть из нее. Мик - либо слишком глупый, либо слишком напуганный - с широко открытым ртом и округлившимися глазами неподвижно сидел в седле. Персиваль Кайл находился уже на полпути к Радужным Ключам, пустив лошадь крупным галопом.
Энни-пятак запрокинула голову и разразилась громким смехом, похожим на ослиное ржание.
– Похоже, я здорово тебя напугала. Когда ты начал орать как курица, у тебя в запасе оставались еще целых пять секунд. Настоящий мужик - не хлипкий желторотик– до самого конца считал бы, что я блефую, и рискнул бы встретиться со мной в аду.
Джек Маккуин опустился обратно на сиденье и подхалимски хихикнул.
– Что ж, ты хорошо позабавилась, Энни. А теперь почему бы тебе не отправиться домой? Почему бы вам всем, дамочки, не разойтись по домам и не позволить нам, мужчинам, со всем тут разобраться?
Ханна испугала Клементину резким взрывом хохота.
– Как и у всякого известного мне зарвавшегося прохиндея, Джек Маккуин, – прокричала она, – у тебя настал день, когда все твои делишки покатились к черту из-за того, что ты перегнул палку, злоупотребляя нашим добросердечием и доверчивостью. – Ханна воткнула лопату в землю, надавила ногой и зачерпнула полное лезвие гумбо Монтаны. – Леди, нас ждет работа. – Она обернулась и бросила грязь в чадящую яму.
Клементина уже поворачивалась, когда уловила резкое движение Рафферти. Громкий звук выстрела рассек плотный воздух. Миссис Маккуин успела увидеть, как полетел наземь шотладский берет, когда тело Мика резко дернулось, и он, словно тряпичная кукла, свалился со спины лошади. На его груди расцветало красное пятно, а рука по-прежнему сжимала эбонитовую рукоятку взведенного револьвера.
Мгновение никто не двигался, за исключением Рафферти, который навел дымящееся дуло своего кольта на грудь отца.
– Не заставляй меня убивать тебя, – сказал Зак, но так негромко, что Клементина задалась вопросом, услышал ли старик сына. Да это и не имело значения, поскольку внезапно послышался стрекот дюжины или даже больше взводимых курков, похожий на треск сверчков в июле, когда все вооруженные женщины нацелили стволы на Джека Маккуина.
Одноглазый стонуще испустил сквозь зубы воздух и медленно вытащил из кармана руку с белым вышитым квадратом льняной ткани.
– "Кто другому роет яму, тот сам в нее попадет", – сказал старик и предпринял смелую попытку улыбнуться своей обольстительной улыбкой. – Леди, я лишь хотел достать носовой платок.
Еще мгновение женщины Радужных Ключей стояли, нацелив оружие на владельца шахты. А затем все как одна поняли, что опасность миновала, и подняли стволы вверх. Те, кто пришел с лопатами, начали кидать грязь в горящую яму. Они работали молча, уверенно и сообща, стремясь к общей цели.
Ханна положила ладонь на спину Рафферти.
– Не знаю, кого из нас собирался пристрелить Мик, – произнесла она с дрожащей улыбкой, – может, и меня, но в любом случае, полагаю, следует тебя поблагодарить.
Рафферти ничего не ответил. Его пристальный взгляд был сцеплен с глазами Клементины. В момент опасности Зак двигался очень быстро. Быстро и смертоносно. А сейчас просто стоял и смотрел, в то время как кольт свисал с его руки, будто ее продолжение, а глаза горели огнем, и рот так...
Клементина почувствовала прикосновение к своей ладони и посмотрела вниз на серьезное лицо дочери. Не говоря ни слова, Сара разжала пальцы матери, которые крепко сжимали рукоятку лопаты. Инструмент был почти в рост девочки, и дочери Клементины пришлось с ним повозиться. Лезвие громко заскрежетало, когда она вогнала его в каменистую грязь.
Взгляд Клементины вернулся к глазам Рафферти.
– У тебя найдется и для меня? – спросил он.
Зак не улыбался, а оседланная саврасая лошадь дожидалась в извозчичьем дворе Змеиного Глаза.
– Вы спрашиваете про лопату, мистер Рафферти?
– Да, лопата сгодится... пока что, – произнес он. Зак по-прежнему не улыбался, но воздух между ними, казалось, внезапно зажужжал от чудесного и пугающего обещания.
Дрю Скалли и Док Корбетт подошли к лежащему на земле телу и посмотрели на Мика.
– Ну, бедняга, кажись, смотрит в небо и ни черта не видит, – сказал Дрю, качая головой, будто удивляясь происходящему.
Док глубоко вздохнул.
– Еще один мужик, которого бабы сожрали с потрохами.
Однако доктор все равно удостоверился, что Мик мертв, прежде чем пойти назад к своей молодой новобрачной, которую раньше звали мисс Лули Мэйн, учительница, а теперь - миссис Кит Корбетт, жена доктора. Ничего не сказав, он забрал из ее маленьких рук в кружевных перчатках лопату и принялся бросать в яму грязь. Еще некоторое время остальные мужчины стояли поодаль и наблюдали, как копают их женщины, после чего подошли, один за другим преодолев разделявший их с женами участок красной монтанской грязи. Шепот и бормотание переросли в возбужденную болтовню, сопровождаемую периодическими взрывами смеха. Действо начало походить на пикник на Четвертое июля.
– Почему вы не арестовываете их, маршал?
Дрю поднял глаза на старика, который в одиночестве сидел в своей нарядной коляске. Единственный глаз Джека Маккуина слезился от вырывающегося из кучи для обжига дыма, потное лицо было покрыто пятнами, а голос звучал хрипло и скрипуче.
Дрю громко рассмеялся.
– За что их арестовать, Джек? Если бы существовал закон, запрещающий наполнять дыры, то в первый же субботний вечер мне пришлось бы взять под стражу всех похотливых женолюбов в округе Танец Дождя.
* * * * *
Потребовались почти три дня, чтобы закопать кучу для обжига меди. И сейчас ветер, который наконец-то поднялся с утра пораньше, дул свежестью. Капли дождя все еще упрямо цеплялись за покрытые сажей облака, но, судя по духоте, надвигался нешуточный ливень.
– Теперь все кончено, – произнесла Клементина. Трудно сказать, имела ли она в виду зарытую яму или безнадежную уверенность в том, что между ними все неправильно, навечно неправильно.
Клементина ощутила, как Рафферти шевельнулся рядом с ней, услышала, как он вдохнул, и ей почудилось, будто их сердца бьются в унисон.
Зак надавил ладонями на луку седла, покрутив суставами запястий и плеч.
– Ты кажешься очень довольной собой. Как курочка на насесте.
Обыденные слова. Пустые слова. А мог бы сказать, что любит ее. Что останется с ней и будет любить ее вечно.
– Яма зарыта. – Клементина всеми силами пыталась держаться за гордость. Если не скажет Зак, то и она будет молчать. – Огонь потушен, а именно этого я и хотела. И я вовсе не довольна собой, а лишь умираю от усталости.
– Что ж, тогда тебе лучше чертовски быстро оживиться, поскольку у преподобного остался еще один наемник и почти наверняка старик, не медля, пошлет его, чтобы затушить огонь в тебе.
Клементина резко повернула голову, чтобы посмотреть на Рафферти. Пусть его слова пустые, но он пристально, волнующе и ждуще глядел на нее – тем темным взглядом, который она научилась любить. И бояться.
– И что, по-вашему, я должна сделать по этому поводу, мистер Рафферти? Вы разобрались с Миком для меня. Возможно, мне следует нанять вас на пару с вашим кольтом, чтобы вы разобрались и с мистером Кайлом.
– Похоже, ты считаешь, будто достаточно хорошо научилась сама о себе заботиться. – Зак демонстративно перевел взгляд от винтовки в чехле позади ее седла к висящему на ее талии револьверу, и его голос прозвучал жестко от сильного гнева. – Но разок промахнись, и ты покойница, и тут уж нет смысла говорить о твоей молниеносной реакции. Дело в том, что существует всего один верный способ отправить человека в ад - нанести удар ему в спину, когда не ждет.
Клементина сглотнула, пытаясь увлажнить внезапно пересохшее горло.
– Так ты предлагаешь мне залечь в засаду и убить твоего отца? Старика, который хоть и хитер, и полон лукавства, и, вероятно, по сути никчемен, но при всем при том является дедом моих детей? "Иземля не иначе очищается от пролитой на ней крови, как кровью пролившего ее".
– Эка, как тебя на кровушку потянуло, Бостон. Я всего лишь предлагаю тебе принять меры предосторожности. Одноглазый Джек никогда не играл по чьим-то правилам, кроме своих собственных. А меня может не случиться рядом…
Зак резко замолчал. Его взгляд переместился от ее лица к обдуваемым ветрами пустынным прериям.
– Чтобы защитить меня, – закончила Клементина за него. Страдание, туго сжимавшее ее грудь с тех самых пор, как он вернулся домой, сейчас стиснуло ребра еще сильнее, будто стремясь их переломать. – Поскольку ты здесь не останешься.
Клементина повернула голову лошади, чтобы ускакать от Рафферти, но он остановил ее, наклонившись и ухватив за уздечку. Взгляд Клементины был прикован к его рту, и она увидела, как задвигались губы Зака, прежде чем услышала слова.
– Я не сказал, что не останусь.
– Но и не сказал, что останешься.
– Проклятье, может, я жду, пока ты... – Зак снова оборвал себя на полуслове и резко и тяжело вздохнул. – Ты всегда настроена с чем-то бороться, Бостон. Сначала это были мой брат и Монтана. А теперь преподобный и "Четыре вальта". И я. По большей части ты обычно боролась именно со мной. Ты действительно считаешь себя достаточно сильной, верно? – спросил он со знакомой издевательской ноткой в голосе.
Резкий смешок вырвался из ее горла.
– Не сомневайся, я и есть сильная. Вы, мужчины, постоянно должны состязаться в том, кто сильнее. Объезжая лошадей, устраивая соревнования по вязке узлов, бурению или кто больше выпьет. А мы, женщины, знаем, кто силен на самом деле. Мать, которая, похоронив любимого ребенка, заставляет себя по-прежнему вставать по утрам, печь оладьи, доить коров и стирать рубашки своего мужчины. Жена земледельца, которая, не щадя себя, помогает семье пережить бесконечные засухи, метели и степные пожары, когда единственное, что ей хочется узнать – какого черта ее семья вообще здесь делает. Жена шахтера, которая следует за своим мужем от лагеря к лагерю, пока тот ищет золотую жилу, которую, она понимает, никогда не найдет. Они, Зак Рафферти, действительно достаточно сильные.
Вырвавшиеся слова оставили после себя ощущение страха и пустоты. На мгновение Клементине показалось, будто глаза Зака вспыхнули ярко-желтым светом, но затем Рафферти так опустил голову, что она видела только его рот. Зак ничего не сказал и, судя по его сжатым губам, не собирался.
Клементина вздернула подбородок. Она почувствовала, что губы дрожат, но ее это уже не волновало.
– Поэтому, возможно, тебе стоит ускакать отсюда прямо сейчас, поскольку ты мне не нужен. Мне теперь не нужен ни один мужчина.
Клементина повернула лошадь и, не оглядываясь, галопом послала ее вниз по склону холма.
* * * * *
Последующие дни дождь не прекращался ни на минуту. Иногда с неба капала неспешная слабая морось, а порой - струился настоящий ливень. Казалось, будто небеса зашлись плачем и не могут остановиться.
С помощью мужчин женщины Радужных Ключей похоронили кучу для обжига под полуметровым слоем монтанской грязи, и яма так и оставалась закопанной. Управляющие "Четырех вальтов" встретились с городским советом и согласились больше не проводить открытых переплавок руды. Но были приведены в действие и кое-какие другие планы.
У Клементины, Ханны и Эрлан состоялись еще одни посиделки с виски. Женщины беседовали о детях и обсуждали последние моды из "Домашнего журнала для дам". О мужчинах они не говорили. Из них троих двое испытывали горечь от убеждения, что эти минуты, проведенные вместе с подругами, станут для них последними.
Во второй половине того дня, когда произошло столкновение у кучи для обжига, Поджи и Нэш куда-то скрылись с веранды Ханны Йорк, и их исчезновение породило слухи, будто старики где-то наткнулись на богатую жилу. Почти все фыркали, слыша эти сплетни, пока какой-то заезжий перекати-поле не упомянул, что по пути через Хелену видел двух пожилых старателей в кабинете пробирщика.
"Четыре вальта" все еще держали лагерь по лесозаготовке на спорной земле возле лачуги сумасшедшей. Некоторые считали странным, что в лагере постоянно кто-то околачивался, хотя деревьев никто не рубил. Но с другой стороны, было настолько сыро, что все сошлись во мнении, мол, лесорубы ждут смены погоды.
Сейчас, когда яму с кучей для обжига зарыли и жители перестали до смерти задыхаться, горожане больше всего интересовались заседаниями городского совета, собирающегося с целью определить, что делать с "желтой опасностью". Члены городского совета и в удачные дни не могли похвастаться способностью к выработке единого мнения и быстротой принятия решений. Обсуждение затянулось, продвигаясь со скрипом, словно натужно ползущий по крутому склону паровоз, в основном потому, что было не до конца ясно, какая именно опасность исходит от китайцев... Так было, пока не произошло убийство.
Шахтер по имени Пэдди О'Рурк однажды ночью в "Шпалоукладчике" заявил приятелям, что собирается заглянуть к китайской проститутке Ах Той. На следующее утро его нашли с топором в спине в канаве недалеко от ее лачуги. За преступление был арестован старый огородник Ах Фук. Городской совет, теперь уже переполненный рвущимся наружу под давлением паром, провел экстренное заседание. Китайцы – самый лучший повод, когда надо всех отвлечь.
* * * * *
По крайней мере, подумалось Эрлан, глубоко в сердце она была готова к стуку в дверь, когда тот наконец раздался. Китаянка даже надеялась на этот момент. Казалось, будто дорожка ее судьбы, которая в последнее время извивалась и петляла, снова стала прямой с виднеющимся выходом в конце пути.
И все же она подпрыгнула, когда покоробленные доски загрохотали под тяжелым кулаком.
– Эй! – прокричал голос. – Открывай!
Эрлан отворила дверь Питеру Лингу, умелому иглоукалывателю. Его лицо было мокрым от дождя, а длинные тонкие белые усы с каждым тяжелым вздохом плавно поднимались и опускались. Многие китайцы уже толпились на дороге за его спиной. Некоторые тянули ослов, запряженных в маленькие тележки, другие толкали тачки, но большинство несли свои завернутые в соломенные циновки пожитки на головах или подмышкой.
– От чего бегут все эти тупые псы? – спросила Эрлан иглоукалывателя. Она скрестила руки на груди, чувствуя, как ее насквозь прожигают злость и стыд. Если ее народ прогоняют, то китайцы должны хотя бы постараться уйти, сохранив достоинство.
Питер Линг ничего не сказал, а просто протянул ей листок с написанными на нем от руки китайскими иероглифами. Эрлан задалась вопросом, что за предатель-переписчик из черепашьего навоза написал это для городского совета Радужных Ключей.
– Я не смогу прочесть, – призналась Эрлан и чуть не рассмеялась. Ей внезапно показалось смехотворным, что она умела читать дьявольский язык, но не свой родной. В Китае девочек никогда не учили читать - какой от этого прок, если им предназначено выйти замуж и родить сыновей? В Китае отец мог продать дочь в рабство, и никто никогда и не подумал бы спросить ее: "Это твое собственное желание?"
Питер Линг прочистил горло. Его усы задрожали.
– О. Как жаль. – Когда он забрал листок назад, у обоих тряслись руки. Китаец снова прокашлялся и продекламировал на кантонском диалекте: – Настоящее уведомление касается всех людей азиатской крови, с разрешения властей проживающих в округе Танец Дождя и его окрестностях. Вы должны покинуть данную территорию к полуночи двадцать пятого апреля. Те, кто откажутся подчиниться, будут изгнаны силой оружия. – Питер Линг приподнял тощие плечи в жалком пожатии. – Больше здесь ничего не говорится.
– А разве этого не достаточно? – "Не нужно быть учителем Хань-линь, чтобы понять, кто за всем этим стоит, – подумала Эрлан. – Одноглазый Джек Маккуин и медная шахта "Четыре вальта"". Им всем следовало хорошенько помнить старую мудрую китайскую пословицу: "Даже заяц, загнанный в угол, становится тигром".
– Вероятно, ты-то можешь остаться, – сказал иглоукалыватель. – Твой сын родился здесь. Это делает его американским гражданином. Янки-дудль-денди, ма?