Лука был в кабинете и звонил кому-то, когда Тина пришла к нему. Поэтому она достала свой ноутбук и уселась в кресле, чтобы попытаться закончить письмо отцу. Он интересовался, когда дочь планирует вернуться домой?
Тина задумалась: "Как лучше сказать отцу обо всем, чтобы он не заподозрил, будто я в плену на другом конце света? Не хватало только спровоцировать появление Митча в Венеции, размахивающего дробовиком и спасающего свою дочь из лап злобного Луки".
Она улыбнулась при мысли о том, что отец будет делать в Венеции, окруженный водой. Однажды, когда ей было лет десять, он ходил с ней на пляж. На широкий песчаный пляж, обрамленный скалами, с неистовствующими волнами и бескрайним морем. Отец смотрел на море в течение нескольких дней, и когда она спросила, что он пытается разглядеть, только покачал головой.
Внезапно Тину накрыла печаль, она почувствовала уже знакомую боль потери. А потом пробел залип снова, и она написала несколько строчек полного бреда, отвлекшись и не заметив проблем с клавишей.
- Ты выглядишь достаточно хорошо, чтобы позволить себе поесть.
Во рту у Тины пересохло. Она сглотнула, вдруг вспомнив о другом моменте, другом ужине. Думал ли Лука о вчерашнем вечере? Она выключила свой ноутбук.
Лука подошел к ней ближе и забрал компьютер:
- Водитель уже здесь, ты готова?
Замечаешь что-то особенное в венецианском пейзаже, если плывешь по каналу. Здания, казалось, стоят так, как это невозможно в реальности, тянутся вверх, словно мираж. Но город был реальным. Точно так же, как был реален и человек, стоящий рядом с Тиной.
Она снова вспомнила о прошлой ночи. Перед мысленным взором мелькнули беспощадные, бессовестные картины реальной ночи. Это был не мираж, а опасная игра, когда они оба притворяются любовниками.
Недаром вчера вечером Лука сказал: он готов использовать долги Лили, лишь бы шантажом затащить Тину в свою постель.
Лука лениво обнял ее за плечи.
- Почему я здесь? - спросила Тина. - Назови реальную причину на этот раз.
- Разве ты не хочешь увидеть Мурано? - Его глаза были спрятаны за темными очками.
- Нет, - сказала она, размышляя, специально ли он ответил так, будто не понял ее вопроса. - Я не это имела в виду…
Но, прежде чем Тина смогла уточнить свою мысль, Лука сжал ее за плечи и указал вперед:
- Посмотри, мы почти приплыли.
Лодка снизила скорость и причалила к небольшому пирсу, где стоял человек, судя по всему, ожидающий их. Он помахал им, когда они стали выходить из лодки, и Тина уже не сомневалась, кто он такой. Двоюродный брат Луки, такой же подтянутый, высокий и красивый как бог.
- Маттео! - крикнул Лука, как только сошел на причал. Братья обнялись, и Лука повернулся к Тине, предлагая ей руку. - А это, - сказал он, когда Тина тоже сошла с причала, - Валентина Хендерсон, дочь Лили.
Маттео улыбнулся и поприветствовал ее традиционным итальянским поцелуем в каждую щеку и широкой улыбкой на красивом лице.
- Дочь Лили? Да, я вижу это, она тоже невероятно красива. Разделяешь ли ты страсть своей матери к нашему стеклу, Валентина?
- Нет, - сказала она, не обращая внимания на комплимент. - Стекло меня вообще не интересует.
- У Валентины… - Лука посмотрел на нее и улыбнулся, - …другие страсти, не так ли?
Однажды она научится не краснеть. Может быть, просто не сегодня…
- Иди сюда, - сказал Маттео, явно наслаждаясь шуткой. Он хлопнул своего двоюродного брата по плечу: - Давай посмотрим, сможем ли мы изменить ее увлечения.
Но Тина не собиралась менять свое мнение. Не сейчас, когда ее привели в большой цех, жаркий от четырех печей. Здесь работали мужчины. Она заметила люстры, свисающие с потолка, богатые и великолепные, но совершенно нелепые. Вот типичные примеры продукции стеклодувов, похожие на те, что сформировали ее мнение о муранском стекле. Именно здесь ее мать вдохновлялась на пополнение своей бессмысленной коллекции.
- Если ты нас извинишь, - сказал Лука, - я должен поговорить с моим братом. Не могла бы ты подождать здесь? Стеклодувы собираются устроить нам шоу. Можешь посмотреть его.
Тина удивленно подняла брови. Они еще к тому же устраивают шоу? "Хотелось бы увидеть это безобразие", - цинично подумала она, но все же обрадовалась возможности побыть какое-то время отдельно от Луки.
Тина позволила отвести себя в небольшой зал, где уже сидели несколько семей в ожидании представления. Были свободные места в первом ряду, туда она и села, но почти сразу же пожалела об этом.
Чей-то малыш устроился на полу с ее стороны, его мать и отец сидели рядом. Ребенок посмотрел на Тину, явно интересуясь, кто же она такая, что вторгается в их пространство?
Их с Лукой сын был бы такого же возраста… Тина отвела взгляд, думая, как бы уйти, ее ладони вдруг стали влажными, когда глаза ребенка вновь остановились на ней.
Темные глаза. Длинные ресницы…
Тина видела открытые глаза своего ребенка, и они были тоже темными, как у этого малыша. Как и у его отца.
Мальчик посмотрел на свою мать, а потом, моргая, снова повернулся к Тине. Она слегка улыбнулась, пытаясь избавиться от неприятного ощущения в животе, стараясь не расстроиться еще сильнее.
Ему было бы уже два года. Он был бы полон жизни. Любознателен. Открывал бы новый для себя мир.
Ребенок, сидящий рядом с ней, отвлекся, потому что игрушечный медведь выскользнул из его рук на пол. Недолго думая Тина наклонилась вперед и схватила игрушку. На мгновение, когда ребенок решил, что это война, он уже открыл рот, выражая полное негодование, и замахал сжатыми кулачками. Но тут Тина вернула ему игрушку, и его лицо снова озарилось улыбкой.
И эта улыбка практически разбила ей сердце.
Каким-то образом Тине удалось выдавить улыбку в ответ - прежде, чем она отвела глаза от ребенка, который слишком остро напоминал о ее горе. От этих воспоминаний ей становилось плохо. Она никогда не сможет забыть…
Слезы наворачивались ей на глаза, когда она сквозь боль смотрела вверх на высокие потолки, туда, где горели слишком яркие цветные люстры, бесстыдно дразня ее. Тина хотела только одного - вернуть время назад и не приходить сюда.
Все люди в зале одновременно вздохнули, и Тина повернулась, чтобы увидеть, как один из рабочих стал размахивать палкой, на конце которой было расплавленное стекло. Его только что вынули из огня. Раскаленное добела и окаймленное красным, оно светилось и тянулось вниз, а мастер резкими и быстрыми ударами уже формировал из него фигуру каким-то острым предметом. Стеклянный пузырь подчинялся, сгибаясь под ударами и меняя форму. А потом начался танец тепла, огня и воздуха, песок превращался в расплавленное стекло, палка поворачивалась снова и снова, охлаждая жидкую массу, постепенно приобретающую красивые очертания.
Тина наблюдала с интересом, но без энтузиазма, когда заметила - мастер был босой. Расплавленное стекло и босые ноги? Поначалу она ужаснулась, но потом подумала: это отвлечет ребенка, с нескрываемым восхищением наблюдавшего за представлением уже сидя на коленях своего отца.
Тина крепко сжала руки на своих опустевших коленях…
А потом в творении босого стеклодува она увидела знакомые очертания. Нога. Две ноги, тонкие и стройные. Округлости и потом еще две ноги. Мастер сделал очередное ловкое движение, появилась шея. Рабочий охладил стекло. Почти готово.
Тина ахнула, когда поняла - это скачущая лошадь! Со струящимися гривой и хвостом, с открытым ртом, словно живая. Мастер поставил изделие на стол. Было отчетливо видно, как лошадь стоит на задних ногах, гордо подняв передние. Тина аплодировала громче всех, и, когда стекло остыло, стеклодув подарил фигурку ей.
Тина взяла статуэтку в руки, она была еще теплая.
- Это волшебно, - сказала Тина, поворачивая стекло в руках, удивляясь деталям: крошечным глазам, форме копыт, сверкающих на свету. - Вы настоящий художник.
Мастер поклонился и отошел обратно к печи для создания следующего произведения искусства. Тина повернулась к семье, сидящей рядом, которая наблюдала за всем с восхищением, и протянула статуэтку матери:
- Для вашего сына, на память об этом дне.
Женщина улыбнулась и поблагодарила Тину, муж засиял, а маленький мальчик просто широко открыл прекрасные темные глаза.
Тина не могла там оставаться. Она встала и отошла к шкафу, заполненному пронумерованными банками с цветным песком и образцами стекла в виде завитушек. Она стояла спиной к той семье, обнимая невидимую рану на животе, пытаясь подавить боль. Стараясь не плакать.
- Вам понравилось шоу? - услышала она голос Маттео. - Вам понравился сувенир?
Тине пришлось сделать глубокий вдох, прежде чем она смогла повернуться.
И прежде чем она успела что-то ответить, услышала:
- Синьора отдала сувенир мальчику. - Мастер указал насмешливым жестом на семью, которая все еще восхищалась его представлением.
Лука рассмеялся и хлопнул двоюродного брата по спине:
- Я же говорил, она не любит стекло!
Его кузен пожал плечами, как вдруг из соседней комнаты вошла женщина с большим букетом цветов, которые Маттео у нее забрал и поблагодарил за напоминание.
- Спасибо за доставку, - сказал он, протягивая цветы Луке. - Передай, я зайду к ней в ближайшее время.
На прощание Маттео вновь поцеловал Тину в обе щеки.
Они сели в лодку, положили цветы на скамью.
- Кому это? - спросила Тина после некоторого молчания.
Лука помрачнел, глядя вдаль:
- Матери Маттео. Сегодня ее день рождения, но Маттео должен отвезти дочь в больницу. У него не будет времени навестить ее.
- Где она живет?
- Там, - сказал он, указывая на обнесенный стеной остров, к которому, как она поняла, они направлялись.
Тина вздрогнула:
- Но это же…
- Да, - сказал Лука мрачно. - Изола-ди-Сан-Микеле. Остров мертвых.
Глава 10
Кирпичные стены становились все больше по мере приближения. Темные, с белыми вставками, готические, с тремя огромными железными воротами. Сам остров был засажен зелеными кипарисами и соснами, которые угнетали и нагоняли тоску на посетителей еще сильнее. Тина вздрогнула.
- Ты уже бывала здесь раньше, - сказал Лука, когда вытащил лодку на сушу.
- Нет, не бывала. - Тина покачала головой.
- Я вспомнил, ты же не приехала на похороны Эдуардо, - нахмурился Лука. В его голосе слышалось обвинение.
- Я не смогла. У самолета оказались проблемы с двигателем, и он вернулся назад в Сидней. А когда я прилетела в Венецию другим рейсом, похороны уже состоялись, и Лили едва держала себя в руках. Я осталась с ней. У меня не было возможности выразить соболезнования и свое почтение семье.
Лука изучал ее, словно пытаясь оценить, говорит ли она правду. Затем он кивнул:
- Тогда ты можешь выразить свое почтение сейчас, если хочешь. Или останешься в лодке? Некоторые люди не любят кладбища.
- Нет, - сказала Тина. - Ничто не может быть хуже, чем ожидание под звуки бьющихся о скалы и лодку волн. - Я хочу пойти с тобой, если не возражаешь. Мне нравился Эдуардо. И я хочу выразить свое почтение ему.
Лука снова сделал паузу, как бы сопоставляя ее слова с тем, что он знал о ней.
- Как найдешь нужным.
Пройдя через ворота, Тина с удивлением обнаружила - мрак исчез, а вместо него воцарилось спокойствие, которое охватило душу. Казалось, никакие звуки не проникают за эти толстые стены. Только пение птиц и хруст гравия под ногами нарушали тишину. Редкие посетители стояли у могил или просто сидели в тени кипарисов, предаваясь собственным печальным мыслям.
Лука шел впереди мимо рядов аккуратных мраморных надгробий, украшенных херувимами, ангелами и свежесрезанными цветами. Здесь все было усыпано цветами. Лука благоговейно нес в руках букет. Тина поняла: цветы визуально могут сделать мужчину мягче… Но не Луку! Они только подчеркивали его мужественность. И все же он так нежно нес этот букет в больших руках… Как будто это не букет, а колыбель ребенка.
Что бы случилось, если бы их ребенок выжил? Если бы он не родился преждевременно и врачи так и не смогли его спасти? Конечно, Лука не обрадовался бы новости: после одной-единственной ночи страсти появился ребенок… Тем более что его мать дала Луке на прощание пощечину. Захотел бы он встретиться со своим ребенком? Стал бы прижимать его к себе этими большими руками так же нежно, как эти цветы, улыбнулся бы Лука своему сыну? Смог бы полюбить его?
Тина шла, качая головой, стараясь отвлечься от этих мыслей. В них нет никакого смысла… Она ничего не изменит этими мыслями, только почувствует еще один прилив боли.
Они прошли несколько участков кладбища.
- Здесь довольно красиво, - мягко сказала Тина, чтобы не нарушать ощущение вселенского спокойствия. - Настолько мирно и ухоженно… Больше похоже на сад, а не на кладбище.
- Семьи усопших заботятся о могилах, - ответил Лука, сворачивая на другую дорожку. - Они все умерли недавно. Количество мест здесь ограниченно, так что усопшие могут быть похоронены здесь лишь в течение нескольких лет, а потом их перезахоранивают в другом месте.
Тина вспомнила: она что-то читала об этом. Примерно когда умер Эдуардо… Это кажется странным - беспокоить мертвых и перемещать их останки с одного кладбища на другое. Но кто не хочет иметь возможность отдохнуть, по крайней мере некоторое время, в такой красивой обстановке, с таким прекрасным видом на Венецию, на море?
- Мать Маттео ведь недавно умерла?
- Да, два года назад, но место здесь не является проблемой для нашей семьи, - продолжал Лука. - Семья Барбариго хоронит здесь своих членов в склепе. Уже давно, с наполеоновских времен, когда кладбище было создано.
Склеп из белого мрамора стоял отстраненно от других склепов, он был чуть больше маленькой часовни. Все это, без сомнения, наглядно демонстрировало силу и богатство его семьи, существующей уже несколько веков. Два ангела молились на воротах, преграждающих вход посторонним, как будто наблюдая за тем, кто вошел, а кто вышел. Карликовые сосны росли по обе стороны двери, смягчая очертания каменных стен.
Тина взяла у Луки цветы, пока он искал ключ и открывал замок. Дверь скрипнула, потянуло сыростью и холодом. Лука зажег свечу на стене, и теперь она, мерцая, освещала золотым светом темное пространство. Он взял у Тины цветы, а потом, прежде чем войти, на мгновение склонил голову.
Тина ждала его снаружи. Он сказал несколько слов по-итальянски, тихо и быстро, но она услышала имя Маттео, и она поняла: Лука разговаривает с тетей, передавая сообщение своего двоюродного брата.
Лука так верен своему слову. Так честен… И это несколько неожиданно…
Тина не хотела больше ничего слышать. Она глубоко вздохнула и отошла.
В саду было тихо и мирно, он был залит солнечным светом, пробивающимся сквозь крону деревьев. Лишь листья шуршали от легкого ветерка. Здесь спокойно и безлюдно по сравнению с переполненной Венецией.
Она наткнулась на надгробие со скульптурой ребенка, восходящего по лестнице в небо. В его руках были свежие цветы, которые малыш протягивал ангелу, улыбавшемуся ему сверху, терпеливо ожидавшему его там.
Тина опустилась на колени и коснулась холодного камня, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза из-за еще одного потерянного ребенка.
- Ты выразишь свое почтение Эдуардо?
Тина заморгала и повернулась, вытирая слезы, избегая вопросов в его глазах:
- Конечно.
Она последовала за Лукой в сумрачное помещение, стены которого были заполнены дощечками с именами и молитвами для тех, кого похоронили здесь за все эти годы.
- Так много! - сказала Тина, пораженная количеством табличек.
Она увидела цветы, украшавшие одно из надгробий, они принадлежали матери Маттео.
- Эдуардо здесь, - сказал Лука, указывая на надгробие у противоположной стены. - Его первая жена, Агнета, лежит рядом.
Тина подошла ближе. Жаль, что она не купила букет цветов.
- Я оставлю тебя с ним наедине, - сказал Лука и вышел. Тина отошла к стене, чтобы пропустить Луку, и заметила имена на стене рядом. - Это твои дедушка и бабушка? - спросила она, и он остановился.
- Это мои родители, - сказал Лука с каменным лицом, указывая на другие имена: - Мои бабушка и дедушка в строке ниже.
Лука развернулся и вышел, оставив ее. Его родители? Тина снова посмотрела на таблички, увидела даты и поняла: они умерли в один день почти тридцать лет назад. Луке было совсем немного лет тогда…
Когда через несколько минут она вышла из склепа, Лука был холоден и отстранен. Он надел солнцезащитные очки, пряча глаза.
- Все? - сказал он, закрывая дверь ключом.
- Лука. - Тина положила руку ему на плечо, чувствуя его напряжение через тонкую ткань рубашки. - Мне очень жаль, я понятия не имела… ты потерял обоих родителей…
- Это не твоя вина, - отрезал он.
- Ты был такой маленький. Я понимаю твое горе.
Лука резко убрал ее руку:
- Что ты понимаешь? Что ты знаешь о моем горе?
Боль утраты пронзила ее:
- Я знаю, что такое потеря. Знаю, каково это, - потерять того, кого любишь.
"Лучше, чем ты когда-либо сам поймешь", - пронеслось в ее голове.
- Я рад за тебя, - бросил Лука и направился обратно к лодке.
Когда они вернулись, на столике рядом с кроватью Тина нашла коробку.
- Что это? - спросила она. - Я ничего не заказывала.
- Открой и посмотри, - отрезал Лука, прежде чем исчезнуть в ванной комнате.
Это были первые слова Луки после посещения кладбища. Его молчание не беспокоило Тину на протяжении всего пути домой. Оно ее полностью устраивало.
Для нее Лука снова стал злодеем. Это искоренило проблеск нежности, которая зарождалась в душе Тины. Не нужно искать в Луке качества, которые так ей нравились. Лучше, когда он холоден и тверд, неприступен и абсолютно не готов прощать. Так ей гораздо комфортнее, так она могла ничего к нему не испытывать.
Тина нашла конец ленты и потянула его, развязывая узел на коробке. Нашла другой конец и сняла ленту, открыла коробку, а потом еще один слой упаковки.
Нет!
Лука вернулся из ванной, уже без галстука, его рубашка была наполовину расстегнута, обнажая грудь. Тина старалась не смотреть на него, но все равно взглянула, когда он снял туфли.
И тогда она вспомнила о коробке:
- Откуда это взялось?
Он пожал плечами и снял с себя рубашку:
- Тебе нужен был новый компьютер.
- Мой компьютер прекрасен!
- Твой компьютер - динозавр.
- Сам ты динозавр!
Лука сделал паузу, наполовину сняв с себя брюки. И Тина не могла не почувствовать разряд примитивной похоти, пронзивший ее.
- А я думал, ты считаешь меня пещерным человеком.
- Динозавр, пещерный человек, - сказала Тина, пытаясь скрыть дрожь в голосе, - не все ли равно? Все доисторическое.
- Но не одно и то же. - Лука небрежно пожал плечами, продемонстрировав идеальный рельеф грудных мышц. - Я думаю, динозавры были беспорядочными и медленными, неуклюжими в движениях. В то время как пещерный человек мог получить больше удовольствия, охотясь с дубинкой или завоевывая женщин, чтобы утащить их к себе в пещеру и развлечься с ними, как он того захочет.