Такое впечатление, что здесь все еще обитает мать Рогана. Нигде ни пылинки. На кресле у кровати раскинуто темно-синее платье, словно ждет, когда хозяйка его наденет. На туалетном столике масса баночек и бутылочек с косметикой. На расческе даже сохранилось несколько длинных темных волосков.
Эта комната, с ее розами и фотографиями, была памятником кому-то, кого очень любили…
Элизабет тряхнула головой и хрипло повторила:
– Не понимаю.
Губы Рогана горько дрогнули.
– Вот и я не понимал. Пока не прочел это. – Он протянул ей только что смятое письмо. – Я говорил тебе, что отец точно знал, насколько плохим был мужем, а он… он оставил у адвоката для меня письмо, если я пожелаю приехать на его похороны. Или переслать мне, если я здесь не появлюсь. Прочти, если хочешь.
Он бросил письмо на кровать и, отойдя к окну, повернулся к Элизабет спиной.
Элизабет не знала, можно ли ей знакомиться с письмом, которое оставил Брэд Салливан и которое сын должен был прочесть после смерти отца. Она боялась вторгаться в очень личные отношения между отцом и сыном. Слишком личные для третьего лишнего. Даже для того третьего, кто не далее как сегодня утром занимался с Роганом любовью…
Она смущенно поморщилась:
– Не уверена, что можно…
Он повернулся и посмотрел на нее:
– Почему нет? Неужели тебе не хочется узнать, насколько я был не прав? И кажется, во всем.
Роган оказался не прав во всем – и в отношении матери, и особенно в отношении отца. "Не прав. Не прав. Не прав".
Он вернулся к кровати, схватил письмо, разгладил и начал читать:
– "Дорогой мой Роган…
К моему глубочайшему сожалению, все эти годы ты держался вдали от меня…"
– Роган, я в самом деле думаю, что не надо…
Однако тот продолжил чтение:
– "…но я не мог поступить иначе, чтобы не бросить тень на ту, которую мы оба так нежно любили. Я решил: пусть лучше ты плохо думаешь обо мне, чем о ней. Твоя мама была и всегда будет самой большой любовью моей жизни. Я влюбился в нее при первой же встрече и был уверен, что буду любить ее до конца своих дней. Я надеюсь, что теперь мы с ней снова будем вместе. Искренне надеюсь. Ты и представить не можешь, как тяжело мне было все эти годы без нее. Я переносил это даже тяжелее, чем твое отчуждение, Роган. Возможно, сейчас, повзрослев, ты поймешь, почему все так получилось. Со своей стороны я тоже несу ответственность за все трудности, с которыми мы с мамой столкнулись после переезда в Англию. Я так много работал, что не всегда имел возможность выбраться в Корнуолл даже на выходные дни. Мэгги слишком часто оставалась одна и чувствовала себя покинутой. При таких обстоятельствах всегда велика вероятность ошибки. Когда лицом к лицу сталкиваешься с подобной ошибкой, можешь выбрать любой путь: начать все сначала, простить и забыть или бросить все, что любил больше всего на свете. Я предпочел простить и забыть".
Роган взглянул на Элизабет:
– Понимаешь? Это он хотел простить и забыть все, что она сделала, а не наоборот!
Да, Элизабет понимала. Даже очень хорошо понимала. У нее сердце болело и за Мэгги, и за Рогана, и за Брэда. Потому что хотел этого Брэд или нет, но его письмо свидетельствовало о том, что не у него был роман на стороне. Хотя Брэд и хотел об этом забыть, вот только Мэгги не смогла жить с сознанием вины…
Следующий абзац показывал, что Брэд не собирался посвящать сына в подробности.
– "Но, наверное, я сказал слишком многое. Единственная цель этого письма – сказать, что мы с мамой очень любили тебя, Роган. И всегда очень гордились тобой. С любовью. Твой отец". – На последнем слове голос Рогана дрогнул. – Черт возьми! Черт! Черт! Ну почему он не сказал мне этого раньше?! Мы поговорили бы, все выяснили…
Элизабет не знала, что тут можно сказать. Она уже высказалась по поводу своих суждений о собственном отце. Повторение тривиально. Не упрекать же Рогана, в самом деле!
А Роган почувствовал, как у него что-то сжалось в груди, стало трудно дышать. Ему вспомнился последний, пятнадцатилетней давности, спор с отцом. Обвинения, которые он ему тогда бросал. И последовавшее за этим долгое, очень долгое отчуждение.
И он оказался не прав. Ох, как не прав!
Что-то нужно делать с тем, с чем разбирался отец. Один.
Он холодно взглянул на Элизабет и увидел наполненные слезами сочувствия глаза.
– Полагаю, ты уже уложилась и готова к отъезду?
– Я… А с тобой все в порядке, Роган? – озабоченно поинтересовалась она.
Кое-что Рогана беспокоило. Надо было заглянуть в собственную душу и как следует все обдумать. Но в данную минуту он не был готов этим заниматься.
– А почему я не должен быть в порядке? – возразил он. – Просто вдребезги разлетелось все, во что я верил! Но, черт возьми, ведь дело не в этом, правда? Как сказал отец, мы все совершаем ошибки.
Элизабет уже знала, что за небрежным тоном Роган прячет огромную боль, вызванную письмом, из которого он узнал, что именно стоит за смертью матери. Такой у него способ прятать чувства.
Если бы только у них были другие отношения! Если бы Роган любил ее так же, как она любит его! Тогда Элизабет подошла бы к нему, обняла бы, успокоила. Поддержала бы в горе, которое он, несомненно, переживает после того, как узнал правду.
Но ведь их свели случайные обстоятельства, и близки они по-настоящему были только один раз. И Роган своими словами "Ты уже уложилась?" совершенно ясно дал ей понять, что готов забыть об этой близости.
Она неохотно призналась:
– Нет, еще не уложилась, но это недолго. – Элизабет собралась было уйти, но опять повернулась к нему: – Если спустя какое-то время ты решишь, что каталог все же нужен, то я могла бы кого-нибудь порекомендовать для этой работы.
– Я еще не знаю, что буду делать и с домом, и с библиотекой, – ответил Роган.
Он выглядел таким незащищенным, словно весь был поглощен болью. Таким одиноким… Элизабет с трудом удерживалась, чтобы не броситься к нему с утешениями, которые, она в этом нисколько не сомневалась, он ни за что не примет…
Она кивнула:
– Я всего лишь высказала мысль. Может, ты не захочешь, чтобы я беспокоила тебя перед отъездом?
Он с недоверием переспросил:
– Беспокоить меня? Элизабет, ты меня беспокоишь с первой же встречи.
– Сожалею…
– Я тоже. Если б ты знала, как сожалею!
Ну вот и все! Больше говорить не о чем. У Элизабет стало тяжело на душе.
Роган с головой погружен в раздумья об отце. Ей следует уехать как можно скорее.
Все кончено. И не важно, было что-то или не было…
– Я еду с тобой.
Элизабет оторвалась от сумки с вещами и увидела Рогана. Он стоял в дверном проеме спальни, которую она занимала во время пребывания в Салливан-Хаус. Большие пальцы рук засунуты в карманы вылинявших джинсов.
– Прошу прощения?
Он отлепился от косяка и вдвинулся в комнату, в которой все уже было убрано так тщательно, что и следа не осталось от пребывания в ней Элизабет.
– Я сказал, что еду с тобой.
Она безучастно смотрела на него:
– Куда едешь?
– Понятия не имею. Наверное, туда, где живет твой отец.
Она озадаченно тряхнула головой:
– О чем ты говоришь?
"Поделом тебе, Роган! Час назад, когда она разыскала тебя в комнате матери, ты был не слишком-то с ней вежлив", – подумал он.
Но ведь тогда в самом деле было не до политеса! Ему необходимо было справиться с горечью, и тут Элизабет ничем ему помочь не могла… Только вот незачем было срывать свое раздражение на ней.
Просто ему очень трудно было привыкнуть к мысли, что в самоубийстве матери отец не виноват. А ведь он верил в это целых пятнадцать лет! Тайна, которую отец хранил долгие годы, чтобы защитить память любимой жены, вызвала глубокое отчуждение между отцом и сыном. Теперь эти годы уже не вернешь…
Он долго сидел в спальне Мэгги и горевал. Постепенно до него дошло, что отец защищал не только жену, но и самого Рогана. Ведь сын сохранил самые светлые воспоминания о красавице матери.
Дорогой ценой досталось это Брэду.
Слабости человеческие. У всех есть слабости…
Отец так любил Мэгги, что готов был на все, и пошел на все, лишь бы защитить ее память. Роган вознес мать на пьедестал и не желал даже подумать о том, что и она может совершить что-нибудь неправильное. Он предпочел во всем обвинить отца, чем поверить в ошибку матери или увидеть хоть пятнышко на ее репутации. А Мэгги, добрая и обаятельная Мэгги, была так придавлена собственным проступком, что не могла с этим жить и покончила с собой.
Как только Роган это понял, он понял еще, что, возможно, теперь и Элизабет пребывает в сомнениях, потому и решила немедленно навестить отца.
– Я еду с тобой навестить твоего отца, – твердо повторил он.
Элизабет моргнула.
– Но-о… зачем? – наконец смогла спросить она.
– Слишком много поводов думать, что мы оба неверно судили о своих отцах. И я считаю, что рядом с тобой кто-то должен быть, если все-таки окажется, что твой отец действительно такой негодяй, как ты о нем всегда думала.
Интересно, с чего это он взялся ее опекать? По мнению Элизабет, это было лишено всякого смысла. С другой стороны, в побуждениях Рогана всегда было трудно разобраться. К сожалению.
Элизабет покачала головой:
– Не думаю, что это так уж необходимо, Роган. Сейчас мой отец живет в Суррее, это в нескольких часах езды отсюда.
– А по мне, так лучше ехать в Суррей, чем оставаться здесь одному.
Ах вот оно что! Ему не хочется оставаться в Салливан-Хаус наедине с воспоминаниями о роди те-лях.
– Это очень любезно с твоей стороны, Роган…
Он прервал:
– Ты сегодня весь день была рядом со мной, Элизабет. Я тоже хочу поддержать тебя, только и всего.
Только и всего? Ну конечно – только и всего! Не думает же она, что ему не хочется с ней расставаться?
Она пожала плечами:
– Рада была помочь.
– Конечно, а теперь позволь помочь тебе.
Элизабет слишком давно жила самостоятельно и привыкла все решать сама, поэтому весьма неохотно прибегала к чьей-то помощи.
Даже если помощь предлагает Роган. Тем более – Роган. Еще никому не удавалось проникнуть за пределы ее обороны, а он сумел. И секс у них был такой, о каком она даже в книжках не читала. Лучше всего сбежать из Салливан-Хаус. Сбежать от Рогана и от своих чувств к нему.
Он не стал ждать ответа:
– Кроме того, часть пути машину мог бы вести я.
Возражений Роган все равно не принял бы: он решил поехать с Элизабет, поскольку считал, что с темой отцов и детей пора заканчивать.
– Я вполне способна доехать и сама.
Он нетерпеливо отмахнулся:
– Ради бога, хватит, Элизабет! Ну считай, что тебе попался такой же упрямец, как ты сама.
– Упрямство здесь ни при чем!
– Да? А что при чем?
Она слегка порозовела, сжала кулаки и резко бросила:
– Ты не примиришься с собственной совестью, навязывая мне помощь.
Роган как-то сразу успокоился.
– Почему ты думаешь, что у меня нечистая совесть? – ровным тоном спросил он.
– Хотя бы потому, что ты ошибся насчет отца.
– И все?
Она еще гуще покраснела:
– А что же еще?
– А ты не догадываешься? Небось жалеешь о том, что произошло между нами?
Конечно, она жалеет! Жалеет, что влюбилась в этого человека, хотя с самого начала знала, что он ее все равно не полюбит.
– Давай не будем прикрывать проблему разговорами об утренних событиях, – бодро предложила она.
– Какую такую проблему? – Роган опять зацепил пальцами карманы.
– Ту проблему, что мне не нужна компания, чтобы навестить отца!
– Отлично. Значит, я просто еду с тобой, а потом подожду в машине, пока вы с ним будете разговаривать.
– Ты…
– Суррей, наверное, очень хорош в это время года, – мечтательно протянул Роган.
Элизабет смотрела на него во все глаза:
– Корнуолл красивее!
Роган беззаботно пожал плечами:
– Корнуолл я уже видел, а в Суррее еще не бывал.
Элизабет с некоторым смятением поняла, что Роган решительно настроен ехать с ней. Вообще-то в самой глубине души она, несмотря на все опасения, чувствовала, что на этот раз они не попрощаются…
Глава 12
Роган продолжал откровенничать:
– А теперь мы с парнями – теми, кто выжил в последней операции, – организовали в Вашингтоне свой бизнес по компьютерной безопасности. Мы назвали фирму "Эр Эс секьюрити".
Он уже не менее получаса болтал обо всем и ни о чем – с той минуты, как Элизабет распорядилась отвезти ее в Лондон. Точнее сказать, он не умолкал с того самого момента, как они вышли из суррейского дома Леонарда Брауна.
Так Роган давал ей время прийти в себя после визита к отцу.
– Фирма много чего взяла на себя: безопасность бизнеса и дома, компьютеров, конечно, поиск собак-потеряшек…
Элизабет недоверчиво переспросила:
– Поиск собак?
Роган стрельнул в нее взглядом и усмехнулся. Это был ее первый отклик после того, как они отправились в обратный путь.
– Ну, собак, может, не ищем, – немного уступил он. – Однако если бы кто-нибудь попросил, то, наверное, нашли бы.
Элизабет отлично понимала, что делает Роган. Он пытается отвлечь ее от мыслей об отце.
В лучшем случае этот визит можно было бы назвать визитом вежливости – слишком натянутым и манерным. В худшем – визит нисколько не оправдал отца в глазах дочери в том, что касалось неудачного брака ее матери.
Однако кое-что все-таки прояснилось. Элизабет поняла, что в лице второй жены Леонард нашел себе ровню. Блондинка и красавица, Черил, будучи на двадцать лет моложе мужа, держала его на таком коротком поводке, что он и помыслить не смел сбегать на сторону!
Сейчас Элизабет увидела отца глазами взрослого человека, а не обиженного ребенка, каким была десять лет назад…
О, Леонард все еще был хорош собой и все так же обаятелен. В нем до сих пор оставалось что-то от прежнего шалуна. Грубо говоря, в нем сохранилось все то, что принесло столько горя его первой жене, матери Элизабет.
Но возможно, если бы мать была похожа на Черил, напористую, уверенную в себе, способную увлечь и удержать любимого человека, может быть, тогда их брак сложился бы иначе… Леонард так и остался тем, кем Элизабет его считала. Только человек, который долгие годы подпитывал собственное эго романами с многочисленными женщинами, ныне ослаб.
Визит можно было считать неутешительным, но все же кое-чем он оказался полезен. Наконец-то Элизабет избавилась от эмоций, от которых уже и не чаяла избавиться. Ушли обиды и возмущение, которые так повлияли и на ее характер, и на ее жизнь. Сего дня она увидела перед собой человека слабого и даже в чем-то глупого.
Ей было жаль его.
Роган совсем другой. Он сильный, уверенный в себе. В нем есть все, что ей нравится в мужчинах. И даже больше. В одном поездка к отцу помогла ей разобраться: она не позволит Рогану просто так исчезнуть из своей жизни! По крайней мере, пока не поговорит с ним о своих чувствах.
Элизабет поудобнее развернулась на пассажирском сиденье, чтобы целиком видеть его скрюченную за рулем малолитражки фигуру.
– Итак, все свелось к тому, что ты совсем не такой крутой, каким хотел бы казаться.
– Не такой – это какой? – искоса взглянул на нее Роган.
– Ну… в американском смысле. Это означает…
– Я знаю, что это означает, Элизабет. Если помнишь, я – американец. Только я не ожидал услышать такое слово из уст ученого доктора Элизабет Браун.
Она пожала плечами:
– Я иногда смотрю и американское телевидение тоже.
– И про страшных вампиров читаешь.
Элизабет удрученно поправила:
– Про похотливых вампиров, если уж выражаться точно.
– О, я тоже за точность. Так что ты имела в виду, когда говорила, что я не такой крутой, как хочу казаться? – любопытствовал Роган.
Элизабет с тихим удовольствием отметила, что зацепила его внимание. Следуя английской манере, она для счета разогнула палец:
– Номер один. Узнав, что сделала миссис Бэйнс, ты не стал поднимать шума, а вполне эффективно разобрался с полицией, сообщив им, что мы все проверили и что, оказывается, ничего не пропало.
Роган поморщился:
– Спасибо и за "эффективно".
Элизабет улыбнулась и разогнула второй палец:
– Номер два. Я начинаю подозревать, что твое заявление о пенсионе, который якобы по завещанию отца полагается старой экономке, не совсем правдиво.
Роган поджал губы:
– Можно не сомневаться, что отец это сделал бы, если б ему подобная мысль пришла в голову.
Элизабет кивнула:
– Не сомневаюсь. Номер три…
Роган перебил:
– Скажи сразу, сколько будет номеров?
– Порядочно, – пообещала она.
Он кивнул:
– Тогда я предлагаю остановиться где-нибудь и перекусить. Мы почти целый день в пути. А твой отец – который, между прочим, называл тебя Лайзой! – и твоя мачеха почему-то забыли пригласить нас к обеду. Так что я умираю с голоду.
Элизабет признала про себя, что смена темы прошла очень удачно – она и сама проголодалась.
– Нет проблем. Если на следующем перекрестке повернуть направо, то за углом будет китайский ресторанчик с едой навынос.
– Откуда ты знаешь? – удивился Роган, когда, свернув направо, действительно увидел вывеску ресторана.
– Я живу всего в полумиле отсюда.
Роган бросил на нее острый взгляд и остановил машину возле дверей.
– Значит, направление, которое ты мне дала, ведет к тебе?
Она подняла темно-рыжие брови:
– У тебя с этим какие-нибудь проблемы?
Да, у него, Рогана, с этим проблемы!
Одно дело – сопровождать Элизабет к отцу. Причем надо сказать, что хоть она и держалась чуть-чуть напряженно, но выдержала разочарование лучше, чем он ожидал. Как будто даже повеселела, особенно если учесть, что ее отец показался Рогану изрядным шалуном, а мачеха – красивой ведьмой.
Но посещение апартаментов Элизабет – совсем другое дело. Это в планы Рогана не входило. Хотя кто его знает, какие у него были планы, когда он решил поехать с ней в Суррей?
– Расслабься, Роган, – усмехнулась Элизабет, которая ловко сновала по собственной кухне, доставая тарелки и столовые приборы и выкладывая на блюда купленную китайскую еду.
Квартира Элизабет вызвала у Рогана своего рода удивление. Она говорила, что живет не в пентхаусе. Но эта квартира не напоминала и шикарные апартаменты в самом престижном и безопасном районе Лондона. Здешняя ее квартира располагалась на первом этаже перестроенного трехэтажного дома Викторианской эпохи. Как и положено в таких домах, комнаты были просторными, а потолки в них высокими, однако он не заметил никакой супердорогой современной мебели. Все очень старое, можно сказать, старинное. И удобное.
В конечном счете Роган решил, что ему здесь нравится.
Хотя он все же не был уверен, что стоит оставаться в ее квартире. Тем более что сейчас Элизабет почему-то уже не казалась такой колючей и ежесекундно готовой к обороне, как обычно…
Элизабет откровенно следила за Роганом, пока они не сели есть. Роган немного сутулился и бросал на нее осторожные взгляды из-под опущенных длинных ресниц.