Кристоф знал, что одна из чужеземных фавориток короля, которую он отличал до женитьбы, пыталась перерезать ему горло. Хотя не исключалось, что преступление было частью заговора, большинство верили, что это всего лишь приступ ревности.
Но сейчас он покачал головой:
- Весьма сомневаюсь, что она способна на убийство. Слишком молода и довольно наивна. И спрятала на себе не только пистолет, но и несколько кинжалов. Скорее всего в качестве доказательства, что кто-то здесь хочет ее убить и она взяла оружие для самозащиты.
- Постарайтесь в этом убедиться, Кристоф. Не люблю держать женщин в тюрьме, а тем более их казнить. Возможно, вы сумеете использовать эти слова, чтобы вырвать у нее правду.
- Разумеется, ваше величество, но есть кое-что еще. Она англичанка. И приехала в нашу страну тайно и переодетой.
- Она в этом призналась?
- Нет, но я знаю это, поскольку наткнулся на их компанию на прошлой неделе, когда искал лагерь мятежников. Двое мужчин. Двое мальчиков. Прекрасный экипаж. К сожалению, снег был настолько густой, что я не узнаю никого из них при повторной встрече.
- И все же считаете, что она была одним из тех мальчиков. Почему?
- Она описала мне тот случай и обвинила одного из моих людей в краже ее драгоценностей. Я уже допросил солдата, который все отрицал. Но он новенький. Я пока что ему не доверяю. Поэтому и послал людей обыскать ферму его семьи. Сегодня уже слишком поздно ехать, так что пройдет несколько дней, прежде чем они вернутся.
- Вы, как всегда, ничего не упустите, - похвалил Фредерик. - Надеетесь поймать ее на лжи?
- Да, но она кроме того еще описала детский браслет, который должен был послужить доказательством ее истории.
Фредерик задумался.
- Есть один браслет, который я велел сделать для дочери в день ее рождения, но были и другие. Потом ей надарили столько безделушек, но очень много пропало после смерти Эвелины, когда младенца перевели из ее покоев в новое крыло, где размещались детские. Не знаю, мой ли это подарок или один из тех, которые пропали. Но меня тревожит, что враги знают о браслете и используют его против меня. А ведь о нем знали только самые мои доверенные советники. Мне нужны ответы, Кристоф. Используйте любые методы, чтобы узнать правду, кроме пыток, конечно. Не причиняйте зла молодой женщине. Устрашение, обольщение - вот это то, что нужно. Узнайте, кто подбил ее на это, и мы, вполне возможно, откроем имя моего злейшего врага.
- Разумеется, ваше величество.
Кристоф и сам об этом думал. Его предшественник имел дело с первыми тремя самозванками. Они были всего лишь детьми. Одну привез мошенник из немецкого княжества. Их вышвырнули из Лубинии и под страхом смерти велели никогда не возвращаться. Другая была сообщницей алчного лубинийца. Его тоже разоблачили и бросили в тюрьму. Девочку отослали в монастырскую школу. Третья парочка была наиболее убедительна, но когда допрос оказался жестким, они сбежали, и королевские стражники так и не обнаружили, кто стоял за этой попыткой, хотя подозрение пало на Брасланов.
Четвертая появилась два года назад, и начался фарс. Самозванка заявила, что ей шестнадцать - возраст принцессы, - хотя выглядела лет на двадцать. Не успел Кристоф начать допрос, она разразилась слезами. Решив дать ей успокоиться, он оставил ее одну: пусть опомнится и откажется от идиотских претензий. Он пустил людей по ее следу, а самозванка немедленно проглотила наживку.
Следы привели к одной из нянек, которая много лет назад не получила работы в королевской детской. Несмотря на довольно немолодой возраст, она заявила, что кормит собственного ребенка. И все же после нескольких вопросов оказалось, что ее ребенок давно мертв, и, возможно, это помутило ее разум. После того как стало известно о похищении принцессы, она хвасталась, что могла бы защитить младенца, и единственная, кто способен дать ему надлежащее воспитание. И попыталась доказать это, украв девочку у какой-то семьи горожан, и стала растить ее, воображая, что это принцесса.
Но детство у ребенка было тяжелым. Старуха избивала ее каждый раз, когда девочка спрашивала, почему принцессу растят в такой нищете. У бедняжки не хватило храбрости настаивать на том, что она принцесса. По крайней мере она не была частью заговора против Стиндалов.
Но сегодняшняя самозванка была совершенно иной. Прежние были либо детьми, либо дурочками. Эта не такова. Но он уже пытался запугать ее, очевидно, недостаточно, чтобы добиться исповеди, и это нужно помнить.
А вот обольщение? Кристоф всегда был прям и откровенен со своими женщинами. Правда, он более чем жаждет затащить ее в постель, а теперь у него есть на это разрешение короля. Интересно, как она отреагирует на смену тактики...
Глава 17
Если они так встречают нашедшихся дочерей, страшно подумать, какой прием ожидает врагов! Теперь ей хочется стать принцессой... хотя бы ради того, чтобы поставить на место Кристофа Бекера!
Она и раньше терпеть не могла эту страну, а теперь вообще презирает! Если бы не грозящая война, она бы отказалась от своих притязаний быстрее, чем успеют моргнуть капитан и его стражники! Узколобый, примитивный олух, как смеет он так обращаться с ней, ведь она не сделала ничего плохого! Вероятно, следовало бы раньше отдать оружие. Прежде чем он сам его нашел. Признаться, это выглядит скверно. Но он так вывел ее из себя, что у нее просто голова кругом пошла!
Она еще не испытывала такого страха, как сегодня. Поппи научил ее справляться с опасными ситуациями, но не с этой неведомой эмоцией. Ее естественное негодование, смешанное со страхом, стало кошмарным сочетанием, от которого в груди теснило.
Она опасалась, что капитан намеренно старается ее запугать, чтобы вызвать на откровенность. Господи, она не может этого допустить! От ее выдержки и мужества зависят десятки жизней! Ей требуются более сильные эмоции, чтобы перевесить страх. А для этого необходим спасительный гнев!
Она уставилась на металлическую решетку-дверь. Интересно, что прутья стоят не слишком тесно. Мужчина не может протиснуться сквозь них. В отличие от женщины.
Но прежде чем она успела проверить, появился слуга Борис.
- Надеюсь, вы не собираетесь пристрелить меня? - пошутил он.
Наверняка знает, что у нее отобрали оружие! Поэтому она не потрудилась ответить.
Продолжая ухмыляться, он подошел, вручил ей маленькую зажженную лампу, Алана обрадовалась: сейчас, вечером, в высоко прорезанные в коридоре оконца почти не проникало света. Конечно, на стенах тюрьмы горели факелы, и кое-какие отблески ложились на полу в ее камере.
Далее Борис, кряхтя, внес большую тяжелую жаровню, которую поставил у двери. Зажег угли и приладил складное устройство-экран, направлявшее тепло в камеру.
- Если бы вы так сильно не рассердили капитана, он бы вас не запер, - сообщил слуга, - и тогда я поставил бы жаровню в вашу комнату.
- Это камера! Не комната! - едва не закричала она, но придержала язык. Действительно, если бы не решетка вместо двери, камера могла бы считаться комнатой. Она просторнее, чем другие камеры, мимо которых Алана проходила, и казалась довольно уютной: видимо, предназначалась для знатных заключенных. Кровать узкая, белье отсутствовало, но матрац был мягкий: она проверила. На полу лежал овальный коврик, на котором стоял квадратный стол. Имелся и тот гадкий стул, который она даже не сдвинула с места.
Похоже, Борис ждал, что она ответит. Он был так же чисто выбрит, как его хозяин. Вьющиеся каштановые волосы доходили почти до плеч. На нее смотрели умные светло-голубые глаза.
- Ничего лучшего я от варвара не ожидала, - отрезала она.
- На вашем месте я бы не говорил ему этого.
- Почему нет? Он слеп и глуп и не может отличить правды от лжи.
Борис рассмеялся и ушел. Теперь, полностью одетая, она сумела согреться, непрестанно бродя по камере. И обрадовалась теплу, но это длилось недолго. В комнате стало невыносимо жарко. Она закатала рукава, и расстегнула лиф. Сняла башмаки, чулки и тяжелые нижние юбки и все равно задыхалась. А когда до нее дошло, что это пытка с целью получить ее исповедь, гнев стал расти вместе с температурой. Она приветствовала этот гнев. Потому что могла его контролировать. Поппи научил ее управлять эмоциями. Как прекрасно она держалась во время возмутительного допроса! Бекер даже не увидел ее гнева: она слишком хорошо его скрывала. Но жара! Это уже слишком!
Алана подумала, что стоит позвать Бориса, но если тот намеренно устроил такое, значит, вряд ли придет. А она была почти уверена, что ему был отдан соответствующий приказ. Никто в здравом уме и твердой памяти не стал бы устраивать такое по ошибке. Она хотела было сбросить экран жаровни. Но не дотянулась до него и побоялась, что обожжется. Поэтому отошла в дальний угол, повернулась спиной к жаровне и то и дело вытирала нижней юбкой пот с лица и шеи. К несчастью, жара скоро утомила ее, растопив гнев. Она легла на постель, и скоро пот на ее щеках смешался со слезами. Несмотря на все, что наговорил капитан, она опасалась, что он не выпустит ее из камеры. Но вскоре у нее даже не стало хватать энергии пожалеть себя, она слабела с каждой секундой. И не могла собраться с силами, чтобы преодолеть апатию.
Она почти заснула, когда откуда-то донесся стук открываемой двери. Послышался тяжелый стук сапог. Алана попыталась сесть, но так и не смогла. Ей было плохо от жары. Платье насквозь промокло. Алана лишь слегка открыла глаза, чтобы убедиться, что это капитан. Он выглядел еще более огромным и грозным, наверное, потому, что был в шинели. Остановившись у двери, он выругался, сбросил экран на пол и ногой оттолкнул жаровню. Потом поднял голову и снова выругался, так непристойно, что Алана даже не поняла смысла. И не покраснела, потому что лицо и без того было багровым. Она знала, что следует собраться, встать, потому что он уже открывал дверь. Но тело ей не повиновалось.
Он подхватил ее на руки и вынес из камеры. Это встревожило ее настолько, что она прошептала:
- Поставьте меня.
- Я отнесу вас туда, где прохладнее.
- Значит, вы не хотели растопить меня?
- Не таким же образом!
Вспомнив его прежнюю реплику о том, что она тает в его объятиях, Алана сообразила, что он имеет в виду не жаровню.
Но холодный воздух не вывел ее из ступора. Зато оказавшись под снегом, она открыла глаза. Он вынес ее во двор, к своим апартаментам. Уже совсем стемнело, и летящий снег мгновенно таял, попадая на нее, и даже не лип к одежде так сильно, как к шинели капитана. Но это скоро изменится. Как только она замерзнет!
- Хотите, чтобы я простудилась и умерла? - выдохнула она.
Он презрительно фыркнул:
- Будь сейчас середина зимы, во двор намело бы сугробов и я сбросил бы вас туда. Прекрасный способ охладиться.
- Ничего подобного! А теперь поставьте меня.
- Босыми ногами в снег?
Только сейчас Алана сообразила, что на ней нет башмаков, хотя одета она куда приличнее, чем в их последнюю встречу. Но снег, вихрившийся вокруг головы Кристофа, заставил ее вспомнить другую их встречу. Боже, это тот негодяй, которого она видела на горной тропе! Это в его лапы она попала?! Тот, кто так нагло касался ее, чтобы позабавить своих людей? Ну конечно! Почему ей не пришло это в голову сразу? А ведь он знал! Почему же не сказал ничего, когда она описала ему их встречу?
Он не стал дожидаться ответа, а внес ее внутрь и пошел по маленькому коридору, ведущему от гостиной. Алана насторожилась, но он не понес ее в камеру, а остановился между двумя дверями в центре коридора, одна из которых была открыта. За дверью оказалась кухня. Кухарка заметила молодых людей и вскинула бровь. Борис тоже был там, за кухонным столом. У нее не хватило времени окинуть его уничтожающим взглядом за то, что он сделал. Кристоф открыл дверь другой комнаты и поставил Алану на пол.
Это была спальня. Его спальня. В обстановке не было ничего спартанского или солдатского. Такая спальня пристала бы аристократическому дому. Алана сразу вспомнила, что он и есть аристократ, и настолько богатый, что сумел построить роскошные апартаменты во дворе дворца. Жаль только, что столь неотесанный человек недостоин своего титула.
Несмотря на то что он уже видел ее в одном белье, она подчеркнула:
- Все это крайне неприлично!
- Что именно? Что я предоставил тебе комнату, где ты могла бы отдохнуть и привести себя в порядок? Или решила, что я останусь и буду наблюдать?
Она немедленно повернулась к нему спиной.
- В умывальнике есть вода, - мирно сообщил он. - Когда умоешься, иди в гостиную ужинать.
В гостиную? Ужинать? Не в камеру? Что же, это ободряет. Но все же она была вынуждена признаться:
- Мне нужно что-то надеть. Мое платье мокро насквозь, и его нужно выстирать. Мне необходима ванна. А мои башмаки...
- Довольно. Подбери что-нибудь в моем гардеробе.
Она повернулась и хотела сказать, что не станет носить его одежду, но увидела только закрывающуюся дверь. Что же, ничего не поделать. По крайней мере на двери есть засов, а значит, ее никто не потревожит.
Она подбежала к умывальнику, разделась и обтерлась прохладной водой. И даже смочила оставшейся водой голову, прежде чем растереться полотенцем.
В соседней комнате что-то с грохотом упало, но она предположила, что это кухарка что-то уронила на кухне. Поскольку она сосредоточенно рылась в гардеробе в поисках подходящей одежды, то даже не вздрогнула от шума... Мундиры, штаны, рубашки были слишком длинны. Еще одна зимняя шинель. Белый халат. Не слишком широкий выбор.
Алана попыталась надеть рубашку, но она заканчивалась выше колен. А ночной рубашки она не смогла найти ни в гардеробе, ни в комоде. Придется накинуть сверху белый халат.
Она застегнула рубашку до самого горла и завернула рукава несколько раз, чтобы они не закрывали руки. Кристоф унес ее шпильки, поэтому она не смогла заново уложить волосы. Зато нашла расческу и хорошенько расчесалась. Страшно подумать, как она выглядела, поэтому если даже в спальне и было зеркало, она не попыталась его найти.
Набрав в грудь воздуха, она открыла дверь. Нужно показать этому человеку, что она владеет собой. Иначе он ей не поверит. Он должен увидеть принцессу, а не испуганную мышь, в которую превратил ее в той камере. К несчастью, горделивой осанке мешала неподходящая одежда.
Но она тут же напомнила себе, что внешний вид ничто по сравнению с внутренним содержанием.
Глава 18
Алана вошла и огляделась. Комната была пуста. Но через мгновение за спиной раздался голос:
- Я бы на твоем месте отрезал подол у халата, чтобы он не волочился по полу.
Она повернулась и увидела, как он входит в комнату с ее башмаками в руках. Подойдя ближе, он принялся заинтересованно изучать ее облачение. Ее шея и грудь были закрыты рубашкой, но она для пущей надежности придерживала ворот халата.
Он широко улыбнулся, словно знал, как легко может лишить ее равновесия одним взглядом.
Она вышла из спальни, собранная, немного рассерженная и немного смущенная своей одеждой. Но после столь тщательного осмотра почувствовала нечто другое. Его притяжение? Свою привлекательность?
Атмосфера в комнате словно сгустилась, а для нее это очень опасно.
- О, в этом нет нужды, - сухо обронила она.
- Уверена? Я вполне могу сделать это за тебя и не против встать для этого на колени.
Ну да, чтобы без помех рассматривать ее голые ноги под халатом!
- Когда-нибудь вы встанете передо мной на колени и станете почитать как свою принцессу. А также горько пожалеете о таком со мной обращении!
В ответ на это он хмыкнул и швырнул ее башмаки на диван, а сам сбросил пальто и мундир, оставшись в рубашке и лосинах. Означает ли это, что на сегодня его служба закончена? Это явно не тот человек, который запер дверь ее камеры! Неплохо бы, если они смогут все начать сначала, но вряд ли это возможно... А вдруг?!
- В моей сумочке есть пистолет, который стреляет перцем. Это на случай, если вы его еще не нашли.
- Нашел.
Вот тебе и оливковая ветвь...
Она подавила порыв проверить сумочку и посмотреть, конфисковал ли он деньги, и, подойдя к дивану, уселась и стала обуваться. В башмаки были втиснуты чулки. Она сняла их, пока не успели промокнуть от пота, поэтому сейчас повернулась спиной к капитану и натянула все разом. О Господи, носить башмаки с халатом - это еще хуже! Можно ли выглядеть более смехотворно?!
Ее уверенность потерпела сокрушительное поражение. Повернувшись, она увидела, что он сидит за обеденным столом. Он с улыбкой показал ей на стоявший рядом стул. Такой учтивый жест казался совершенно невероятным в этой ситуации, которая сама по себе никоим образом не была мирной.
Прежде чем она подошла к столу, в комнате появился Борис с двумя тарелками супа и фонарем под глазом. Возможно, это он упал на кухне с таким грохотом?
Борис покаянно уставился на нее и с размаху упал на колени, каким-то образом ухитрившись не расплескать суп.
- Клянусь, госпожа, я беспокоился, что вы замерзнете, и поэтому принес жаровню. В той комнате даже летом холодно!
- Она не желает слышать россказни о том, какой ты идиот! - рявкнул Кристоф.
Это верно, но можно сыграть на чувстве вины Бориса.
- Вы заслужите прощение, если найдете прачку, которая могла бы выстирать мою одежду, - предложила она.
- Я сам все выстираю.
- Нет, женщина...
- Для меня большая честь сделать это самому.
Алана сдалась и сухо кивнула. Но как только Борис поставил тарелки на стол и вышел, сказала капитану:
- Вовсе не обязательно было бить его.
- Обязательно!
- Всего этого не случилось бы, не вздумай вы запереть меня в камере! Так что попытайтесь поставить фонарь себе!
Он вопросительно вскинул брови:
- Может, хочешь до конца облегчить душу, прежде чем мы поедим?
Можно подумать, у нее нет причин возмущаться!
- Да. Я знаю, кто вы! Неотесанный болван с горной дороги.
- И что? Зачем так беситься? А... наверное, потому, что получила от меня шлепок по заднице? - расхохотался он. - Снег шел так густо, что я до конца не был уверен, ты ли это!
Она покраснела до корней волос, отчего он стал хохотать еще громче. Неужели она воображала, что он извинится за свое поведение в тот день? Боже, как она глупа! Очевидно, у него абсолютно нет совести. Но по крайней мере он не должен тратить время, разыскивая командира отряда стражников! И к тому же наверняка знает, кто украл ее драгоценности!
- Вы отсутствовали достаточно долго, чтобы допросить вора, который стащил мой браслет. Это так?
- Он сказал, что ты лжешь.
- Это он лжет!
- Патовая ситуация! На этот момент. Но мы на обратном пути заезжали в его деревню, так что вполне возможно, он спрятал безделушки в своем доме. Завтра утром туда поедут мои люди.