========== Глава 12 ==========
Артем чувствовал себя неловко после этого поцелуя. Он исподтишка наблюдал за Давидом, но тот вел себя как обычно: посмеивался над новой прической Зойки, отмахивался от заботливой руки матери, которая пыталась пригладить его непослушные вихры, играл с местными пацанятам в футбол и помогал Артему перенести тяжеленный сундук безрукого Фимы в другой угол комнаты.
- Ай! Темка! Шоб тебя! Ты мне пальцы присчемил, - Давид прыгал по комнате Фимы, махая в воздухе рукой.
- Сильно? Не поломал? - заволновался Артем, пытаясь перехватить в воздухе руку Давида.
- Та не, - Давид замер, когда Артем взял его руку. - Жить буду.
- Главное, чтоб играть мог. Так не больно? - Артем гнул тонкие пальцы, пытаясь понять, который из них болит.
- Не больно, - тихо отозвался красный от смущения Давид.
Артем поднял на него глаза как раз в тот момент, когда вторая рука Давида потянулась к его лицу.
- Ты чо? - нахмурился Артем.
- Ничо, - Давид одернул руку. - Просто ты опять порезался, када брился. Я хотел газетку снять с ранки.
- Давид… - начал было Артем, но в этот момент вошел хозяин комнаты и позвал их ужинать.
На столе стояла миска с вареной картошкой, посыпанной свежей зеленью и сдобренной ароматным подсолнечным маслом. Рядом на тарелке лежали четыре куска черного хлеба. В стаканах стыл жиденький чай.
Ребята накинулись на картошку, весело переговариваясь, временно забыв о неловкости.
- Тетя Роза, а ты чего не ешь? - Артем поднял глаза и внимательно посмотрел на женщину. Она сидела на другом конце стола и пила чай вприкуску с двумя сушками.
- Та я не голодна, - махнула рукой Роза.
- Поешь, - Артем толкнул в бок Давида и отодвинул миску с картошкой.
- Не хочу, - Роза сдвинула брови. - Так я наелась, пока готовила.
- Чего ты наелась? - Артем шлепнул по руке Давида, который потянулся за хлебом.
- Так это… как его… картошку ела… хлеб. Я его маслом… и присолила… - Роза говорила медленно, грассируя так же, как Давид. Она тщательно подбирала слова и пыталась быть убедительной, но поняв, что Артем ей не верит, хлопнула руками по столу и уверенно сказала: - Вы молодые. Вам питаться нужно хорошо. А я вон чаю с сущками попью, и мне хватит.
- Значит так… - Артем встал, положил на тарелку кусок хлеба и две картофелины и поставил все это перед Розой. - Я не собираюсь вас объедать и быть нахлебником. Завтра пойду работу поищу. Это раз. А во-вторых… - он сунул руку в карман, нащупав листки продовольственных карточек, и положил перед удивленной женщиной несколько бумажек. - Этого пока хватит?
- Так это ж карточки на усиленное… - присвистнул вошедший в кухню Фима.
- Так тут на месяц хватит, - Роза трясущимися руками взяла бумажки. - Это жь на них и масло сливочное, и молоко за раз можьно взять. И хлеба побольше.
- Я потом еще дам карточек, только с одним условием: ты тоже будешь есть, тетя Роза, - Артем задумался, почесал затылок и добавил: - Хотя не! Будет еще одно условие.
- Какое? - хором спросили его Давид и Роза.
- Помыться бы и постираться, - Артем подмигнул обоим, сел на свое место и отхлебнул из стакана горячего чая.
Вечером почти все жители барака вышли во двор. Мужчины в лице безрукого Фимы, боевого командира Сигизмунда Михлена и дяди Славы, местного умельца-плотника, уселись играть в домино. Руками Фимы стал Родька, младший брат Зойки.
Рядом с игроками на стол поставили старый патефон. Из потемневшей от времени трубы Утесов хрипло запел про сердце и тайну. Женщины медленно закружились парами по двору, тихо напевая выученную наизусть песню. Возле патефона гордо стоял соседский парнишка десятилетний Семка. Ему выпала честь менять пластинки, которых было всего три.
- Ой, а давайте Рио Риту, - подскочила к столу Зойка. Ее аппетитную фигурку облегало простенькое голубое платье в синий горошек. На узкие острые плечи был накинут пестрый платок. Непослушные рыжие волосы выбивались из косы, уложенной вокруг головы венком. Зойка не была красавицей, но сейчас, с возбужденно горящими глазами и в этом милом платье, она казалась Артему просто богиней. - Темка! - девушка подбежала к нему и потянула за руку на середину двора. - Покажем всем?
Заиграла музыка. Артем слышал этот фокстрот. Его тело неожиданно вспомнило давно забытые движения. Он обнял тонкую талию девушки, и они закружились по двору.
- Какой ты жаркий, - выдохнула ему в ухо Зойка. От ее голоса у Артема перехватило дыхание, и он еще крепче обнял тонкое тело девушки.
Музыка кончилась. Семка с серьезным видом поднял иглу, снял пластинку и, не касаясь пальцами диска, положил его в простую картонную упаковку.
- Додик, а сыграй нам что-нибудь? - попросила Соня, мать Зойки.
Давид не стал ломаться. Он сходил за скрипкой, вынул ее из футляра, с любовью провел по полированному корпусу рукавом белой рубахи, вскинул скрипку под щеку, несколько раз провел по струнам смычком, поправил колки, закрыл глаза и… заиграл…
Скрипка пела о длинной долгой дороге. О том, как трудно идти. О том, как болят ноги и как тяжело дышать пылью. О той стране, далекой и, возможно, несуществующей, но такой родной. О том, как хочется дойти до нее и омыть усталые ноги в холодной воде. О том, как хочется вдохнуть аромат ее садов и обрести наконец дом. Скрипка пела о далекой Родине. Она оплакивала судьбу народа, которого лишили дома.
Артем слушал скрипку и смотрел на одухотворенное лицо Давида. Его брови были болезненно сдвинуты, глаза закрыты, а губы плотно сжаты. Теплый ветер играл с его непослушными кудрявыми волосами. Сейчас он был похож на молодого бога, спустившегося с небес, чтобы донести до людей свою музыку.
Он закончил играть, открыл глаза и встретился взглядом с Артемом. Последний почему-то смутился и опустил голову вниз.
- Хорошо мой Додя играет? - послышался за спиной голос Розы. - Вот слушаю его и думаю: не зря я бабкин золотой гарнитур за скрипку отдала, - и она вытерла уголком шейного платка накатившуюся слезу.
- Ну шо ви, мама? - Давид подошел к столу и, убрав скрипку в футляр, обнял мать за плечи. - Что ви плачете все время? Это всего лишь музыка.
- А что ты играл? - спросил его Артем.
- Это еврейская народная пестня. Плач. Я ее на слух выучил. На занятиях мы в основном по нотам играем. Классику. А эту я услышал давно и вот по памяти подобрал, - улыбнулся ему Давид.
- Артем, - Роза впервые обратилась к Артему по имени. - Завтра Шаббат. Я до деревни сбегала. Они завтра баню топить будут. Так я договорилась за вас. Ви с мужиками туда идите. А я потом ваше исподнее постираю, - и Роза любовно погладила сына по голове.
- Что такое Шаббат? - спросил Артем у Давида.
- Суббота у евреев Шаббат. Седьмой день создания мира. Бог начал творить в воскресенье, а в субботу решил отдохнуть. Не спрашивай почему, - улыбнулся Давид и, пожав плечами, добавил: - Традиция.
Спать разошлись ближе к полуночи. Артем разделся и юркнул под одеяло. Давид несколько минут помялся возле кровати и наконец лег, повернувшись лицом к Артему.
- Ты сердишься за меня? - спросил он.
- Не сержусь, - ответил Артем, - только обещай больше этого не делать?
- Почему? - Давид удивленно поднял брови.
- Ну, как тебе объяснить… - замялся Артем, - так не принято.
- Почему? - снова задал вопрос Давид.
- Потому, что это неправильно, - уверенно сказал Артем.
- Почему неправильно? - не унимался Давид.
- Слушай, время позднее, а ты мне задаешь кучу сложных вопросов. Считай, что это тоже традиция, - Артем нахмурился и попытался отвернуться от Давида, но тот схватил его за плечо.
- Погоди! Я только спросил, почему это плохо. Если не может объяснить, так и скажи. Но я лично не вижу ничего плохого в том, что ты мне нравишься. Мне нравится все красивое. Музыка, картины в журналах, природа. Ты тоже красивый. Почему ты не можешь мне нравиться? - сказал Давид, глядя Артему в глаза.
- Ну, если я тебе нравлюсь как картина, то я не против, - засмеялся Артем. - Только еще раз полезешь целоваться - получишь по морде. Понял?
- Понял, - улыбнулся ему Давид и улегся спать.
Артем облегченно вздохнул. Инцидент с поцелуем был решен, и можно было про него забыть как про досадное недоразумение.
========== Глава 13 ==========
Артем проснулся раньше Давида. Тонкая струйка света сочилась сквозь рассохшиеся доски кладовки. Она падала на подушку, по которой были рассыпаны черные кудри. Луч медленно полз по бледному лицу с явным намерением разбудить Давида.
Артем поправил кусок старой газеты так, чтобы закрыть щель между досками. Он уже решил было подняться, но его взгляд остановился на Давиде. Тот чему-то улыбался во сне. Нешироко, одними уголками губ. Его ресницы дрожали, а тонкие пальцы сжимали край одеяла.
Артем улыбнулся и легонько тронул рукой темные волосы. То, что он считал умершем, то, чему уже никогда не дано было вырваться наружу, вдруг ожило и замерцало в душе теплым светом. Нет, это была не любовь к Давиду. Он просто снова начал замечать красивое. Вчера это была музыка и стоящая в голубом платьице Зойка. Сегодня спящий Давид. Родители старались развить в нем любовь к прекрасному. Музеи, концерты классической музыки, спектакли. Глупый юный Артем сопротивлялся, не понимая, зачем ему все это. Но потом это самое прекрасное захватило его. Оно заполнило его своей чистотой, и он уже не смог оставаться к нему равнодушным. Авария убило в нем все. И чувство прекрасного тоже. Он перестал слышать музыку в картинах и перестал видеть картины в музыке. И вот теперь, любуясь спящим другом, он слышал музыку. Светлую и немного грустную. В его душе тихо играла скрипка…
- Ты шо? - открыл один глаз Давид.
- Ничо, - пожал плечами Артем. - Но лезть к тебе с поцелуями мне все равно не хочется.
Он широко улыбнулся, шлепнул ладонью друга по лбу, надел футболку и штаны, сунул босые ноги в ботинки и вышел из комнаты.
Розы на кухне не было. На столе стоял остывший чай и два куска белого хлеба с тонким слоем масла. Артем подошел к комнате Розы и Евы, стукнул два раза в дверь и, не дожидаясь ответа, отрыл ее.
Артем уже бывал в этой комнате. Обстановка в ней была такая же скудная, как и в остальных помещениях. Две панцирные кровати, застеленные лоскутными одеялами, трюмо без зеркала и небольшой сундук. У кровати, где спала Роза, стояла старая Зингеровская швейная машинка.
Ева была ровесницей Розы, но казалась совсем старухой. После смерти мужа она немного сошла с ума и теперь почти не выходила из своей комнаты. Целыми днями она сидела, уставившись в серую стену, и молчала. Роза кормила ее, расчесывала ее седые кудрявые волосы, стирала и меняла белье.
Ева, как обычно, сидела на кровати и не реагировала на вошедшего Артема. Роза, стоящая у своей швейной машинки, вздрогнула и, отвернувшись, вытерла лицо передником.
- Тет Роз, ты чего? - Артем остановился у двери.
- Ай вей ме, - запричитала Роза, обхватив голову руками, - сломалась… Машинка сломалась! А в починку ее отдавать дорого стоит. А я ведь работаю за ей.
- Ты не ори давай, - насупился Артем. - Денег нет?
- Есть денег, - Роза перестала причитать так же резко, как и начала. - Я их отложила Додику на тапочки парусиновые и рубашку на выступление, - Роза снова завыла, - и как я теперь работать буду-у-у?
- Так, хватит орать! - рявкнул Артем. - Иди-ка лучше умойся, а я тут немного поколдую.
Роза всхлипнула, послушно встала и, вытерев лицо руками, вышла из комнаты.
Артем быстро разобрал механизм и нашел причину, которая мешала его работе. Ей оказалась тонкая игла, застрявшая в шпульке. Артем вынул ее, смазал механизм машинным маслом из железной лейки, собрал все обратно. Вытерев руки об штаны, он довольно улыбнулся.
- Ну шо? - в комнату вошли Роза и Давид.
- Шо, шо… Принимай работу, хозяйка, - Артем крутанул колесо, и машинка весело застрекотала.
- Темочка-а-а, - снова завыла Роза. - Спасибо тебе, родненький… - женщина подошла к Артему и мягко, по-матерински погладила его по отросшим волосам.
- Да ладно, - Артем смущенно дернул плечами, пытаясь увернуться от руки, - все равно я для вас гой.
- Та какой же ты гой, - женщина внимательно посмотрела ему в глаза, - я ведь так говорила, потому что мине страшно было. Предчувствие. Не знаю, как объяснить. Я как увидела тебя рядом с Додиком, у меня сердце упало. Думала, к беде, но сейчас знаю - это Бог тебя нам послал.
"Ну, не совсем Бог, - подумал Артем. - Но в чем-то ты права, тетя Роза", - а вслух добавил:
- Пойдемте завтракать. Потом дядя Фима просил ему кровать поправить. И курям нужно еды дать. Так что быстро хаваем, и делами заниматься!
Хотя по еврейским традициям Шаббат и считался священным днем, в который любая работа запрещена, весь барак был занят делами. Погода стояла хорошая, и трава росла быстро, грозясь забить нежные ростки зелени, лука и моркови. Куры тоже, несмотря на священный праздник, просили есть, громко кудахтав на насестах.
Ровно в пять мужчины барака гуськом потянулись по узкой дорожке в сторону деревни. Местный конюх, дед Тихон, давно выстроил себе добротную баньку. Война обошла это строение стороной. Коней съели в голодный год, хозяйство загнулось, дом покосился, а вот банька так и осталась стоять на берегу извилистой речки. Тихон стал пускать в баню "гостей". Сначала он разбирал и сжигал в бане остатки когда-то большой конюшни. Потом бизнес пошел в гору, и он стал позволять себе покупать дрова. Правда, вход в баню стал не рубль, как раньше, а десять рублей с носа.
Артем для порядка возмутился, когда Роза сунула ему в руку десять рублей, но та погладила его по голове и, поцеловав в лоб, шепнула на ухо:
- Заслужил.
Первыми в баню всегда шли мужчины. Они ловили самый жар, который женщины не терпели. По стенам бани шли в два ряда полати, выстланные обрезками старого ковра. В углу стоял большой котел, внутри которого горело пламя. Внизу он был обложен булыжниками, на которые плескали из ковшей воду с травами. Ближе к двери располагалось место для мытья. Там на стене висели шайки, а на двух скамейках лежали серые мочалки и куски самодельного мыла.
Артем вышел в предбанник и хлебнул из ковша холодной колодезной воды.
- Уф! Ну и жара, - Давид, вышедший следом за ним, взял из его рук алюминиевый ковш и тоже сделал несколько жадных глотков.
- Давай отдышимся и по третьему заходу, - предложил Артем, садясь на лавку.
- Тем, тока не ругайся, - Давид сел рядом с ним на лавку, - дай свой посмотреть. Я в жизть не видал необрезанного.
- Опять начинаешь? - нахмурился Артем.
- Просто любопытно, - Давид смотрел на него отекшими и красными от жара глазами. Артем хмыкнул, но отнял руки от причинного места. - Ого! - покачал головой Давид. - А головку не больно открывать?
- Не больно, - Артем взял свой член и, отодвинув кожицу, обнажил розовую головку.
- А дай я так сделаю, - потянулся Давид.
- Охренел, что ли? - рыкнул на него Артем. Давид испуганно моргнул и убрал руку. - Слушай… А я ведь обрезанный тоже не видел.
Давид хитро улыбнулся и, откинувшись спиной к стене, раздвинул ноги.
- С-с-с… - присвистнул Артем. - Не слабо так у тебя выросло. Слушай, а обрезание - это больно?
- Я не помню. Мне было восемь дней от роду. Мама говорила, шо его делали дома, потому что синагогу тогда закрыли. Мохел оттянул кожицу, и чик, - Давил сдвинул указательный и средний палец, как ножницы. - Мама говорит, что я даже не плакал.
- Ой-й-й… - Артем передернул плечами. - Зато у тебя теперь головка не такая чувствительная.
- Зато у меня риск подцепить заразу меньше. И мой больше, чем у тебя, - Давид подмигнул Артему и толкнул его плечом.
- Зато я своим девок пробовал, а ты целка, - Артем потрепал Давида по мокрым кудрям.
В этот момент из парилки выскочили мужики и, потолкавшись у двери, побежали к речке.
========== Глава 14 ==========
Роза поставила на стол тяжелую сковородку с жареной картошкой. Артем достал с полки три стакана и три вилки. Женщина вынула из ведра с холодной водой бутылку молока и разлила его по стаканам. Увидев, что в свой стакан Роза налила меньше половины, Артем отлили молоко из своего и бросил строгий взгляд на Давида. Тот кивнул и тоже отлил молоко в стакан матери.
Наевшись, Артем откинулся на стенку и похлопал по своему животу ладонями. Давид, покосившись на него, сделал то же самое.
- Теть Роз, - обратился Артем к женщине, - а расскажи о себе.
- Та шо рассказать? - Роза обмыла кипятком из чайника стаканы и вылила остатки горячей воды в сковороду.
- Ну, как росла, про отца Давидкиного, - уточнил Артем.
Женщина вытерла мокрые руки об передник, поправила упавшую на лоб седую прядь, села на скамейку и начала рассказ:
- Я родилась в девятьсот первом годе. Ох, так давно, таки подумать страшно. Наша деревня небогатаю была. Отец починял обувь, мама, как и я, швеей была. Нас, дитев, было семеро. Три старших брата, я и исчо три сестренки. Бедно жили. Када революция случилась, а за ней гражданская война, в нашу деревню вошла красная армия. Это был большой отряд красноармейцив под предводительством Якова Абрамовича Готберга. Отец сразу понял, шо я приглянулась красному командиру Готбергу, и сосватал меня за него, - женщина посмотрела в окно и улыбнулась. - Яков Абрамович был старше меня на двадцать лет. Он был образованный, с хорошими манерами, та и ко мне относился хорошо, по-доброму. В обчем, повезло мне с мужем. Мы год помикались по обозам и палаткам. Потом, после войны, Якова Абрамыча назначили командиром военного гарнизону на граници с Польшей. Вот там и настигла нас беда. Бандюганы решила перейти границу. Яков Абрамович со своими солдатами пытался остановить их, но в перестрелке был ранен. Врачи в городе несколько часов сражались за его жизнь, но не смогли его спасти. Так я стала вдовой.
Роза вздохнула и задумчиво потерла пятно на столе подолом передника.