– Какой вы сообразительный!
– У вас радикулит.
– Нет у меня никакого радикулита! – возмутилась она.
– Да, прошу прощения. Для радикулита вы слишком молоды.
Микаэла, чувствующая себя в это утро лет этак на девяносто, могла бы и поспорить с этим утверждением!
– Я всего лишь слегка потянула спину..
– А я вас предупреждал.
– Все меня предупреждали! Умоляю, давайте сегодня обойдемся без нотаций!
– Хорошо, – согласился он. – Могу я чем-то помочь?
Если только пристрелить меня, как смертельно раненную лошадь, подумала Микаэла.
– Сама справлюсь, – проскрипела она, желая только, чтобы Коул оставил ее в покое и убрался из кухни. Уж она как-нибудь доковыляет до своей комнаты и отлежится.
Однако, судя по всему, уходить он не собирался.
– Не справитесь, – решительно заявил он. – Может, отвезти вас к врачу?
Ему удастся отвести ее к врачу, только впихнув в машину в ее теперешнем положении – изогнутую наподобие рыболовного крючка. Микаэла закусила нижнюю губу и отрицательно помотала головой, но даже это движение отдалось болью во всей спине.
– Тогда у вас нет иного выбора, кроме как принять мою помощь, – констатировал Коул, поднялся и обошел стул, на котором сидела Микаэла.
– Что вы собираетесь делать? – подозрительно осведомилась она, следя за его перемещениями.
Коул не ответил. Он встал позади Микаэлы, и следить за ним стало невозможно, поскольку она не могла повернуться. Его твердые сильные пальцы легли на шею Микаэлы, и девушка невольно вздрогнула.
– Извините, я постараюсь действовать осторожнее. А вы в свою очередь не дергайтесь. – И сильными, уверенными движениями он принялся массировать ее многострадальную спину.
Микаэла закусила губу, чтобы не застонать от боли. Потом боль стала уходить, напряженные мышцы расслабились.
– Вы действуете, как настоящий профессионал.
– Спасибо.
– Нет, правда, мне уже гораздо лучше.
– Я рад. Если вам что-нибудь еще нужно…
– Да вы, мистер Рассел, сама доброта! Не будет ли для вас слишком обременительной моя просьба сварить кофе?
– Что вы, мисс Престон, буду чрезвычайно рад вам помочь!
– Вы очень любезны!
Коул неожиданно усмехнулся.
– Черт побери, давненько я не упражнялся в любезностях.
– У вас здорово получается, – ободрила его Микаэла и тоже робко улыбнулась.
Коул сварил кофе все в той же странной посудине с ручкой, и они молча выпили по чашке крепкого ароматного напитка. Коул ни о чем не спрашивал, но Микаэле вдруг мучительно захотелось рассказать ему о том, что она узнала. Пока она мучилась, подбирая подходящие слова, Коул допил кофе, сполоснул чашку и поставил ее в шкаф.
– Ладно, мисс Престон, мне пора. Дела не ждут.
– Мистер Рассел, я хотела сказать…
– Да?
– Вы можете занять гостевую спальню сегодня. Там уже все готово, – сказала она вовсе не то, что собиралась.
– Хорошо, – коротко отозвался он и, отвернувшись, направился к выходу.
Опираясь ладонями о стол, Микаэла поднялась. Ну же… Сейчас! – приказала она себе.
– Дядя Тед не был моим отцом! – в спину Коулу выпалила Микаэла. Он остановился и медленно повернулся. Микаэла вновь оказалась в плену его пристального взгляда. – Но Рокси не удосужилась сказать ему об этом, – через силу добавила Микаэла.
– Она сама вам об этом сказала?
– Нет, я… я не могу пока видеть ее. Я разговаривала со своей тетей. Кое-что я поняла сама, а Дейзи подтвердила, что Рокси сделала это нарочно… – Микаэла тяжело сглотнула и продолжила, – чтобы тянуть из дяди Теда деньги. Он не должен был страдать из-за меня. Мне очень жаль, что все так случилось, – совсем тихо закончила она.
– Тед любил бы вас в любом случае, Микаэла.
– Наверное, вы правы… – Она взглянула на Коула глазами, полными слез, и он едва не содрогнулся от увиденной там боли. – Я тоже любила его, Коул. Много лет у меня не было ни одного близкого человека. Рокси было на меня наплевать. Я… никому не верила. Но в то лето… Я поняла это только потом… – Горло у Микаэлы перехватило, но усилием воли она справилась с собой. – Я хотела приехать снова, но мы переехали в Нью-Йорк, а через год – в Майами. А потом Рокси отправила меня к тете в Италию. И я вернулась только почти через три года… Когда дядя уже… когда его не стало…
– Не нужно.
Из-за слез, застилавших глаза, она не видела, что Коул подошел к ней и стоит совсем рядом. Как-то получилось, что она лишь слегка качнулась и оказалась в его объятиях. Словно обезумевшее время повернулось вспять и швырнуло Микаэлу в тот день одиннадцать лет назад, когда она получила такое же утешение в его объятиях. И все повторилось снова: теплота, заполнившая все ее существо и вытеснившая боль; чувство защищенности, покоя, умиротворенности… И в то же время появилось что-то новое, взволновавшее Микаэлу до глубины души и заставившее сердце пуститься галопом.
– Извините, – пробормотала девушка, отстраняясь.
– Вы ни в чем не виноваты, – глухим голосом ответил Коул.
– Дейзи сказала мне то же самое, но… Осознавать, что уже ничего нельзя исправить, очень тяжело.
Еще больнее было осознавать, что ее предали, использовали, как приманку, чтобы обмануть дядю Теда. И кто? Собственная мать!
– Вы справитесь с этим.
– Со временем, – согласилась она. – Кажется… вам пора.
– Да.
– Удачного дня, мистер Рассел.
Через час приехали рабочие и занялись разгромом первого этажа. Микаэла хотела присоединиться, но Мэри-Энн сурово сказала, что больше этого не потерпит, и велела Микаэле уносить ноги, пока цела.
– Все в этом доме командуют мною… Это же возмутительно… – бурчала Микаэла, ковыляя в свою комнату и в глубине души испытывая благодарность к Мэри-Энн, не оставившей ей выбора.
Микаэла вернулась в свою комнату, чтобы закончить ее обустройство. Несмотря на то что с электричеством в доме давным-давно было все в порядке, а новая люстра и настенные светильники ей ужасно нравились, Микаэла почему-то поставила в комнате множество свечей. Потом она поднялась на чердак, дабы оценить фронт работ. Уж если она решила заняться ремонтом, то это должно быть нечто глобальное, что затронет все, начиная с конька крыши и заканчивая подвалом. Единственное, что начинало беспокоить Микаэлу, это состояние банковского счета. Продолжение ремонта в том же духе – то есть с теми же расходами – было равносильно финансовому самоубийству. Нужно еще раз все как следует просчитать, начав наконец экономить. Если еще не слишком поздно!
В семь вечера грохот стих, и Микаэла спустилась вниз, застав кухню и прилегающую территорию в руинах.
– Да вы настоящие вандалы! – обвинила она пыльных и измученных Мэри-Энн и Дика.
Нисколько не смущенные обвинением недовольной хозяйки, они заулыбались и почти хором заверили, что тоже любят Микаэлу.
– Льстецы! Ну ладно, так и быть, накормлю вас ужином.
Пока влюбленные голубки принимали душ и переодевались в чистую одежду, Микаэла быстро приготовила нехитрый ужин: салат из помидоров, сыра и латука, картошка фри, жареный цыпленок и яблочный пирог.
– Когда ты все успела? – изумилась Мэри-Энн, появляясь на кухне.
– Половина продуктов – просто разогретые полуфабрикаты.
– Не порти впечатления о своем кулинарном таланте! – смеясь, посоветовала подруга и схватила брусочек обжаренного картофеля.
Пришел Дик с влажными после душа волосами, и они втроем уселись за стол. Мэри-Энн тут же принялась рассказывать забавные истории, которыми, как оказалось, изобиловал сегодняшний день. Сначала Дик едва заметно улыбался, но уже через пять минут хохотал, как мальчишка, сквозь смех добавляя к рассказу Мэри-Энн дополнения и комментарии. Они с Мэри-Энн перебивали друг друга, апеллировали к Микаэле, требовали высказать мнение и рассудить, кто из них был прав в той или иной ситуации. Микаэла отмахивалась от них, призывала "прекратить это безобразие", просила пощады, грозила несварением из-за чересчур легкомысленного приема пищи и тоже хохотала.
В самый разгар веселья, когда Мэри-Энн перестало хватать слов и она стала бурно жестикулировать, появился Коул Рассел.
– Добрый вечер, мистер Рассел, – как ни в чем не бывало, поздоровалась Мэри-Энн.
Микаэла бросила на Коула быстрый взгляд и тут же отвела глаза.
– Не желаете присоединиться? Тут еще полно еды, – непринужденно продолжила подруга и незаметно толкнула Микаэлу в бок.
– Да-да, присоединяйтесь, – пролепетала Микаэла.
– Спасибо, но я уже поужинал.
Где? – едва не спросила Микаэла, но вовремя прикусила язык.
– Может, тогда просто посидите с нами?
– Извините, мисс Ольсен, но я очень устал. Спокойной ночи.
– Очень жаль, – сокрушенно ответила Мэри-Энн. – И вам тогда тоже спокойной ночи.
– Какой он всегда суровый и мрачный… Он когда-нибудь смеется? – задумчиво спросила Мэри-Энн после ухода Коула, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Я не видела, – быстро сказала Микаэла, которую тоже очень заинтересовал этот вопрос, и повернулась к Дику. Он единственный, кто мог ответить, поскольку, работая с Коулом, должен был хорошо его знать.
– Говорят, он всегда был таким.
А вот и нет! – хотела сказать Микаэла. Одиннадцать лет назад он хоть и не слишком часто, но улыбался, и глаза у него были совсем другие, и вообще…
– Что-то мы засиделись, – проговорила Мэри-Энн, прерывая мысли Микаэлы. – Мне уже пора.
Дик немедленно поднялся.
– Я провожу.
Микаэла тихонько вздохнула и принялась убирать со стола. Через некоторое время послышался шум отъезжающей машины, но Дик больше не появился. Наверное, решил пострадать в одиночестве, решила Микаэла. Она вымыла посуду и поднялась на второй этаж. Перед дверью своей комнаты она остановилась и бросила быстрый взгляд на дверь гостевой спальни. Коул Рассел с каждым днем подбирался к ней все ближе, но дело было не только в сокращавшемся расстоянии!
12
Микаэла долго ворочалась в кровати, хотя повода для недовольства не было: кровать была новая, огромная и очень удобная.
Наверное, начало сказываться переутомление! – решила Микаэла. Или перевозбуждение… Вон как они развеселились на ночь глядя!
К счастью, у нее имелась панацея от бессонницы: пара детективов с весьма запутанным сюжетом, нудный роман, который почему-то назывался приключенческим, и даже труды Публия Сира, которые время от времени она читала ради самообразования, черпая из произведения мудрые мысли, как, например: "видя чужие пороки, умный избавляется от своих". Настоящий девиз, с которым можно идти по жизни!
Микаэла включила лампу на прикроватной тумбочке и выбрала книгу. Она остановилась на нудном приключенческом романе, поскольку он был уже испытанным средством, не подводившим ее в аналогичных ситуациях уже на протяжении нескольких недель. Поскольку за это время она едва дошла до середины, "снотворного" хватит еще на пару месяцев. Микаэла взбила и подпихнула под спину большую подушку и открыла увесистый том.
И где только успел поужинать Коул? – слегка раздраженно подумала она, прочитав абзац, в котором описывались чувства героя, повисшего на пожарной лестнице. Висел он там уже довольно продолжительное время
Впрочем, это даже хорошо, что он отказался. Микаэла попыталась представить, что могло бы случиться в противном случае. Вот он садится за стол и смотрит на нее своими черными глазищами… Кусок, конечно, сразу встает поперек горла, застревает там и она начинает кашлять, как ненормальная. И Коул снова ее спасает. На этот раз от удушья. Микаэла вспомнила его надежные объятия, тяжесть больших рук и гулкое биение сердца под своей щекой. Конечно, для него это был всего лишь широкий жест, проявление сострадания, но для нее… Для нее это было не только утешением!
Микаэле пришлось признать, что Коул Рассел перестал быть ей безразличным. И случилось это давным-давно. Только о его чувствах к ней этого сказать нельзя. Разве может такая скала в человеческом обличье, суровая и мрачная, заинтересоваться таким мотыльком, как она? Да никогда! А ей – да, да, да! – очень бы этого хотелось. И не потому, что она легкомысленная или тщеславная, а потому… Господи, она и сама не знает толком почему! Потому что хочет узнать его получше, хочет непринужденного общения и смеха, в котором он себе отказывает, хочет быть к нему гораздо ближе… увидеть его счастливым.
– Ну ты завернула… Уж не горячка ли у тебя? – сама себе сказала Микаэла и, чтобы окончательно увериться, что не горячка, потрогала лоб. Лоб был холодным, но щеки подозрительно горели.
Это просто ночь, и робкие "язычки" пламени потрескивают и пляшут над свечами, и круг света от лампы выхватывает из темноты только кровать, не затрагивая таинственный мрак по углам, и непонятные мысли лезут в голову.
Вот как жизнь повернулась, уныло подумала Микаэла. Никогда она не страдала от недостатка мужского внимания, даже наоборот, но ее голова всегда оставалась трезвой, а сердце холодным. Микаэла могла пофлиртовать, могла пойти с поклонником в клуб, в кино или даже на свидание, но никогда и никем она не увлекалась, не говоря уже о серьезных чувствах. И вот теперь снова встретилась с Коулом Расселом, и что-то в ее душе дрогнуло, а он… совершенно игнорирует ее как женщину! Сначала Микаэла была уверена, что может возненавидеть Коула, теперь же подумала, что смогла бы его полюбить…
Поймав себя на этой мысли, она испуганно ахнула. Одно дело – просто думать о Коуле, и совсем другое – дойти до такого сумасшествия! Вместо того чтобы следить за приключениями несчастного главного героя из романа, который продолжал болтаться на пожарной лестнице, она неотрывно думает о Коуле Расселе. И не просто думает, а погружается в какое-то немыслимое сумасшествие! Даже на открытой странице она видела не черные буквы, складывающиеся в слова и фразы, а его лицо!
Микаэла тут же захлопнула книгу. Сна не было ни в одном глазу. Да и откуда ему взяться после этих мыслей? Микаэла взглянула на часы и ужаснулась: начало второго!
Да что же это такое? – думала она, раздраженно расхаживая по комнате. Что за наваждение?
И следствием разгулявшихся нервов как всегда стал острый приступ голода. Совсем некстати Микаэла вспомнила, что после ужина остались несколько кусочков жареного цыпленка и огромный ломоть яблочного пирога, а в шкафчике у нее припрятана плитка молочного шоколада. Вообще-то есть на ночь вредно… Только ведь уже ночь, и она ест как бы в счет утра. Кроме того, за последнее время она так похудела, что несколько набранных фунтов ей совсем не повредят! А еще она надеялась, что еда ее успокоит.
Сказано – сделано. По темному коридору Микаэла пробралась на кухню и за один присест съела половину плитки шоколада, то есть двести восемьдесят килокалорий. После чего соорудила себе гигантский сандвич с курицей – еще килокалорий на шестьсот – и, запретив себе думать об энергетической ценности продуктов, отрезала кусок пирога.
Ну и что с того, что этого хватило бы для того, чтобы целую рабочую смену подпитывать силы шахтера? – думала Микаэла, зажав свою добычу в руке и пробираясь обратно в свою комнату. Главное – эффект!
Она уже почти добралась до цели, уже видела слабую полоску света под дверью своей комнаты, как вдруг путь ей преградило что-то темное и большое, а плечо клещами сжали крепкие пальцы. Микаэла испуганно взвизгнула и рванулась изо всех сил. В то же мгновение щелкнул выключатель, и коридор залил яркий свет. Микаэла зажмурилась, а когда открыла глаза, то перед собой увидела Коула.
– Ох, как вы меня напугали!
– Скорее вы меня, – отозвался Коул и отпустил ее плечо. Микаэла на всякий случай отодвинулась подальше. – Что вы бродите ночью, словно привидение?
– Я не могла уснуть. Потом захотела пить и отправилась на кухню…
Коул с сомнением покачал головой. И немудрено, потому что стиснутые в правой руке Микаэлы продукты никак не тянули на стакан с водой даже при избытке фантазии. Микаэла запоздало спрятала эту неопровержимую улику за спину.
– А вам почему не спится, мистер Рассел? И… что это? – Только сейчас Микаэла заметила в руке Коула бейсбольную биту. – Что вы собираетесь с этим делать? – подозрительно осведомилась она.
– Я услышал шум и решил, что в дом кто-то забрался. Я же не знал, что вы предпочитаете ночные прогулки.
– С сегодняшнего дня я праздная женщина и мне не нужно вставать ни свет ни заря и трудиться до седьмого пота.
Тут Микаэла поняла, что Коул совсем ее не слушает. Он с нескрываемым изумлением рассматривал ее наряд. Это было одно из одеяний, в которое самые отъявленные пуритане обряжали своих жен века два назад: наглухо застегнутый ворот, плотная ткань, фасон "а-ля картофельный мешок" и такая длина, что подол закрывал не только лодыжки, но и пальцы ног. Вдобавок этот шедевр портновского искусства был Микаэле явно велик: длинные рукава она подвернула, а подол поддерживала свободной рукой.
– Что вы так на меня смотрите? – осведомилась Микаэла и подбоченилась.
– Где вы откопали это… эту… этот… – Коул явно затруднился с определением, а потом все-таки выпалил: – Салоп?!
Этот "салоп" она сегодня вытащила из одного из сундуков, что пылились на чердаке. Рубашка была прочной и хорошо выглядела. А уж если учитывать холод, стоящий в доме, и временное отсутствие в ее гардеробе теплых вещей, эта рубашка подходила как нельзя лучше! Ну и что с того, что она решила воспользоваться чьей-то одеждой? Она выстирала этот "ужас", высушила и отгладила, и, по ее мнению, ночная рубашка выглядела вполне прилично. Ей нужно было надеть французское белье специально к его появлению?!
Микаэла уже собралась высказать Коулу свои соображения, но совсем некстати вспомнила, как выглядела в этом пуританском одеянии. И тут Микаэлу стал разбирать смех, но, чтобы скрыть это от Коула, она изо всех сил нахмурилась.
– Простите?
– Я хотел сказать… мм… что это дурацкая одежда.
– Послушайте, мистер Рассел, если я решусь поинтересоваться вашим мнением, вы сразу узнаете об этом. В данном случае это совсем не ваше дело.
– Вы вполне могли наступить на этот подол и свалиться с лестницы.
– Но ведь не свалилась.
– Но ведь могли! Пока вы здесь, я отвечаю за вас.
– Я совершенно взрослая и поэтому отвечаю за себя сама! – почти высокомерно заявила она.
Коул нахмурился, но Микаэле было не привыкать. Она ничего не теряла: он как считал ее городской избалованной стервочкой, так и будет считать. И, если принимать во внимание ее недавнее помешательство, Микаэле не стоит его разочаровывать. Эта роль поможет ей держать ситуацию под контролем.
– Неужели? – насмешливо спросил он.
– Именно так! – подтвердила Микаэла. – А теперь, извините, мне нужно идти. Спать, знаете ли, очень хочется!
Микаэла ожидала, что он посторонится, пропуская ее, но Коул не сдвинулся с места.
– Может быть, хватит, Микаэла? – вдруг тихо спросил он.
Этот простой вопрос потряс ее до глубины души.
– Чего… хватит? – дрожащим голосом осведомилась она.
– Сама знаешь. Хватит этого притворства, – сказал Коул, глядя ей в глаза.
– Не… не понимаю…