- Нет, исправим! - убежденно заявила Тося. - Наука дойдет!
Она присела к столу и придвинула к себе задачник с таким решительным видом, словно собиралась ускорить победу науки. Но при первом же взгляде на ненавистную задачку с поездом вся похвальная Тосина решимость сразу испарилась, и стало ясно: не такое это легкое дело - торопить победный шаг науки.
- Наука, она, конечно, движется… - пробормотал Ксан Ксаныч, не понимая, почему Надя так близко к сердцу принимает весь этот шутейный разговор. - Может, еще доживем до такого дня, когда откроют мастерские для ремонта человеков. Надоел тебе, скажем, твой родной нос - забежал в такую мастерскую, сменил нос и пошел себе дальше с новым носом: хочешь - прямой, хочешь - с горбинкой!
Ксан Ксаныч сам первый засмеялся и тут же смущено закашлялся, прося извинить его за такое непростительное для пожилого человека легкомыслие.
- Приходишь с новым носом в общежитие, - радостно подхватила Тося, - а тебя не пускают: "Гражданка, вы тут не прописаны!"
- Хватит вам ерунду молоть! - угрюмо сказала Надя.
И Вера пристыдила Тосю:
- Узко ты на жизнь смотришь, с одной лишь точки. Как будто красота - это все! Можно быть счастливой и без особенной красоты, если семья дружная, любимая работа, все тебя уважают…
Тося пренебрежительно махнула рукой:
- Это все умственность и фантазия! Так только говорят, чтобы нас, горемычных, утешить… Ты покажи мне счастливую-рассчастливую из самой дружной семьи, чтоб она о красоте не мечтала. Что-то таких не видать!.. - Тося зевнула. - И почему, мама-Вера, меня сразу в сон кидает, когда со мной говорят про умные вещи?
- Не доросла ты еще до умных разговоров! - уязвленно сказала Вера и взялась за толстую книгу.
- Вот это точно! - охотно согласилась Тося и вдруг заулыбалась: - Ой, чего придумала-а!.. Если б я была природой, я бы так сделала. Рождается человек… Никакой. Ни красивый, ни страхолюдный, а совсем-совсем никакой, понимаете? А потом, когда он определится, годам этак к семнадцати, я на месте природы и стала бы выдавать красоту - кто чего заслужил. Все учла бы: и как работает, и как к подругам относится, жадный или нет, мечты разные - все-все… Получай по заслугам - и живи себе на здоровье! Вот тогда было бы по справедливости, а теперь и на росте норовят сэкономить, и личико тебе подсунут какое-нибудь завалящее, носи его до самой смерти!.. Ну как, мама-Вера, ловко я придумала?
- Чем бы дитя ни тешилось… - отозвалась Вера и еще раз попробовала наставить заблуждающуюся Тосю на путь истинный: - И как ты не поймешь: мало одной красоты для настоящего счастья! Ведь и Анфиса наша красивая. Может быть, красивей, нас всех в комнате…
- Не может быть, а так оно и есть! - перебила Тося: любовь к справедливости пересилила в ней неприязнь к ехидной своей соседке. - Вот только злая она, как ведьма! А красивый человек, я так считаю, должен быть добрый-предобрый: чего ему злиться, раз он уже красивый?.. Правда, Надя?
- Откуда мне знать? - удивилась Надя. - Это не по моей специальности: мне папа с мамой красоты недоложили…
- Надюша! - упрекнул невесту Ксан Ксаныч, зачищая сковородку корочкой хлеба. - Вечно ты на себя наговариваешь!
Надя начала убирать со стола. А Тося вдруг увидела мусор у порога, подошла к расписанию дежурств, приколотому к боковой стенке шкафа, и сказала с великим сожаленьем:
- Эх, не знала я, что сегодня Анфиса дежурная! Я бы ей показала, как на живых людей кидаться. Привыкла на чужих горбах выезжать, а все потому, что красивая… Да пропади она пропадом со своей красотой!
- Поболтала, Тося, и хватит, - решительно остановила ее Вера. - Сегодня я за тебя задачку решать не буду, не надейся. На твоем месте я бы не о красоте думала, а об учебе… Неужели тебе, кроме красоты, ничего на свете не хочется?
- Хочется… - тихо ответила Тося.
Заинтересованная Вера приподнялась на локте:
- Чего, если не секрет?
Тося зажмурилась и заговорила - быстро и горячо, как говорят о давней своей мечте:
- Ты только не смейся. Больше всего в жизни я хотела бы, чтоб у меня старший брат был… Родной старший брат! - Тося зачастила, опасаясь, что ее перебьют и не дадут досказать: - Чтоб и фамилия у него была, как у меня, и отчество, чтоб совсем-совсем родной, понимаешь? И чтоб старший - ну, хотя бы на два годика, а еще лучше - лет на пять… Чтоб он сильный был, умный и все в жизни знал. Чтоб с ним можно было посоветоваться в случае чего и все ему рассказать. Понимаешь: все-все!.. В общем, настоящий старший брат, как у других девчонок бывает… Ты не думай, он у меня как сыр в масле катался бы! Я бы ему рубашки стирала, галстук самый модный с получки купила, обеды из трех блюд готовила. Мы бы с ним вместе в кино ходили, и рано утром я бы его на работу будила!.. И еще… чтоб он не женился и всегда со мной жил. Ну зачем ему жениться? Попадется какая-нибудь модница или вертихвостка, только со мной рассорит… Чтоб его все хулиганы, вроде Фили, боялись и чтоб он на батю нашего был похож - хоть немножко…
Тося замолчала и боязливо открыла глаза. Ей показалось вдруг, что она слишком уж размахнулась в несбыточных своих мечтах и безудержно много требует от судьбы. И еще она боялась, что девчата поднимут ее на смех, но никто в комнате не усмехнулся даже, и только Ксан Ксаныч закашлялся ни с того ни с сего. Покореженное войной, детдомовское Тосино детство заглянуло в общежитие - и все вокруг притихли.
- Да-а… - с философической ноткой в голосе сказал Ксан Ксаныч: на правах единственного в комнате мужчины он считал себя обязанным как-то утешить Тосю. - Война, будь она трижды неладна…
Надя дернула его за рукав, - и Ксан Ксаныч сразу прикусил язык. А Вера не выдержала выпытывающего Тосиного взгляда и отвела свои глаза, будто была в чем-то виновата перед Тосей. Ей стало вдруг неловко, точно Тося по девчоночьему своему неведенью нарушила какой-то неписаный житейский закон и распахнула перед ними свою душу гораздо шире, чем повелось между людьми, даже если они живут в одной комнате и испытывают друг к другу взаимную симпатию.
Больше всего Веру поразило, что Тося осмелилась мечтать лишь о брате. Видно, еще в самом раннем детстве она уже настолько свыклась с круглым своим сиротством, что сейчас ей даже в голову не пришло попросить у судьбы отца с матерью и пределом ее мечтаний стал всего лишь старший брат, похожий на отца.
Щурясь от яркого света, Тося стояла перед Вериной койкой. Она не догадывалась, почему это все в комнате напустили вдруг на себя постный вид, как на поминках, и воинственно озиралась по сторонам, готовая дать достойный отпор каждому, кто вздумает неуважительно отозваться о ее несуществующем старшем брате.
Вере показалось вдруг, что ершистая девчонка эта и не подозревает даже, чего недодала ей жизнь. Она приподнялась на койке, рывком притянула к себе упирающуюся Тосю и с никогда прежде не испытанной ею сладкой, почти материнской болью в сердце стиснула хрупкие Тосины плечи и зарылась подбородком в мягких ее волосах, от которых шел резкий и чуждый запах Анфисиного одеколона.
- Пусти, вот сумасшедшая! - крикнула Тося, вырываясь из непрошеных объятий. - Я по-хорошему, а ты…
Тигренком отскочила она от Вериной койки, азартно вскинула руку.
- Если бороться хочешь - так и скажи! Я тебе покажу кой-какие приемчики. Ты не думай, от меня все мальчишки в школе ревели! - похвасталась Тося, припомнив былые свои подвиги.
Она перехватила Верин взгляд - какой-то новый, обнаженно ласковый и чуть-чуть виноватый - и растерянно заморгала.
- Иль ты чего другое удумала? - заподозрила Тося неладное и в упор уставилась на смутившуюся вдруг Веру.
- Глупая ты еще… - тихо сказала Вера, нашарила рукой книгу и отвернулась к стене.
Тося пожаловалась Ксан Ксанычу:
- Вот моду взяли: как что не по-ихнему - так сразу дурочкой обзывают!
И после этого ей уже ничего другого не оставалось, как присесть к столу и начать наобум черкать в тетрадке - в слепой надежде, что ненавистная задачка, может быть, решится как-нибудь сама.
Надя с женихом ушли в свой угол, сели на койку. Не переставая черкать в тетрадке, Тося осторожно огляделась вокруг. Убедившись, что за ней никто не следит, она украдкой высунула ногу из-под стола, придирчиво осмотрела ее со всех сторон и пожала плечами, решительно не понимая, какой недостаток ехидная Анфиса выискала в ее ногах…
- В ответе, должно быть, опечатка! - предположила Тося, сверяя скоропалительное свое решение с ответом.
- У тебя и в прошлый раз была опечатка, - сказала Вера потвердевшим голосом.
А Ксан Ксаныча терзали совсем другие заботы.
- Пора уже нам, Надюша, о мебели подумать, - озабоченно говорил он. - А то, не ровен час, дадут нам комнату, а у нас ничего не готово. Шкаф, стол, табуретки я сам сделаю не хуже фабричных, доски сухие у меня уже есть на примете. А кровать давай лучше купим. Знаешь, есть такие, с шишечками по углам. Соберем деньжат и купим…
- Что ж, - согласилась Надя, - можно и купить. В этом месяце я сотни две сэкономлю…
- Ты только не жмись! - испугался вдруг Ксан Ксаныч. - Если тебе конфеты приглянутся или там какая-нибудь помада, ты смело покупай, у меня не спрашивай.
- Зачем мне помада? - удивилась Надя. - Помада мне без надобности.
- Я к примеру, Надюша. Мало ли чего захочется. Дело молодое, жаться нечего, а то ведь так и молодость пройдет.
- Хорошо, Ксан Ксаныч… - тихо сказала Надя, подавленная добротой своего жениха, и покосилась на девчат - не подслушивают ли они.
Насчет Веры можно было не сомневаться: она лежала спиной к ним и читала пухлый роман. А вот Тося что-то слишком уж глубокомысленно грызла карандаш - то ли искала в сердцевине его заблудившееся решение неприступной своей задачки, то ли сдерживалась изо всех сил, чтобы не расхохотаться над стариковской любовью Ксан Ксаныча.
Вера дочитала последнюю страницу и положила книгу на тумбочку. Тося тут как тут:
- Поженились?
Вера кивнула головой.
- Так я и знала! - торжествующе сказала Тося. - В романах всегда в конце женятся. Прочитаешь один - и можно больше не читать… Я потому и не читаю!
- Мели, Емеля! Лень-матушка не дает тебе книги читать… Ксан Ксаны-ыч!
Вера покрутила рукой в воздухе. Ксан Ксаныч сразу догадался, чего от него ждут, ответил по-военному:
- Есть! - и привычно повернулся лицом к стене.
Чтобы не сидеть без дела, пока Вера раздевается, работящий Ксан Ксаныч достал из кармана перочинный ножик и принялся загонять высунувшуюся паклю в пазы между бревнами. По всему видать, Ксан Ксаныч не впервой занимался этим полезным делом: все пазы на высоте рук сидящего человека были уже проконопачены, и теперь ему пришлось нагибаться к самому полу.
- Ксан Ксаныч, можно, - разрешила Вера. Платье ее висело на спинке стула, а сама Вера уже лежала под одеялом. Она взяла с тумбочки новую книгу, посмотрела на Катину койку, потом на ходики.
- Что-то загуляла наша Катерина.
- Спорим, - сразу же отозвалась Тося, - она сейчас со своим Сашкой на Камчатке сидит!
Прежде чем войти в комнату, Катя на минуту остановилась в коридоре перед дверью, провела рукой по лицу, чтобы остудить горящие от Сашкиных поцелуев щеки. Притворно нахмурившись, она толкнула дверь и переступила порог.
Тося все еще корпела над задачкой, а Ксан Ксаныч уже распрощался с Надей и ушел спать.
- Ну?! - нетерпеливо спросила Тося и так поспешно вскочила с табуретки, что та с грохотом упала на пол. - Ну, Катя? - повторила Тося, поднимая табуретку и снизу вверх глядя на подругу заметно покрупневшими от жгучего любопытства глазами.
- О чем ты? - делая вид, что не понимает, спросила Катя и простерла руки над плитой. - Тепло ка-ак!
- Да брось ты притворяться! - осудила Тося ее лицемерие. - Любит?
Катя подумала-подумала, кивнула головой, сказала:
- Угу… - И еще раз кивнула - для большей надежности…
- Вот это по-нашему! - одобрила Тося, радуясь так, будто полюбили не Катю, а ее. - Поздравляю, Катистая! - Она порывисто обняла Катю и тут же оттолкнула ее. - Катюш, да от тебя табачищем несет! Ты что, курила на радостях?
- Это Саша курил…
Тося возмутилась:
- Все-таки дуры мы, бабы! И курят мужики, и самогон вонючий пьют, а мы их, барбосов, целуем. Попадись мне какой-нибудь, уж я его перевоспитаю!..
Стремясь расширить скудные свои познания в заповедных любовных делах, Тося вплотную придвинулась к Кате и спросила стыдливым шепотом:
- Он прямо так и сказал: "Люблю, жить без тебя не могу"?
Катя замялась:
- Ну да… В общем, признался…
- Признался? - удивилась вдруг Тося. - И до чего же глупое слово! Признаются в чем-нибудь паршивом, а тут…
Вера оторвалась от книги и с любопытством посмотрела на Тосю. С ней тоже иногда так бывало: знакомое, примелькавшееся слово вдруг как бы раскрывалось заново - и становилась видна вся его скрытая до времени нелепица или, наоборот, глубина и тонкость, о которых она и не подозревала раньше.
- Эх, люди-человеки! - накинулась Тося на непутевое человечество. - Тыщи лет на земле прожили, пирамиды строили и разной ерундой занимались, а для любви до сих пор не придумали точной термилоно…
Тося заблудилась в звуках длинного, непривычного для нее слова.
- До сих пор, - повторила она, пытаясь с разбегу преодолеть непослушное словище, - не сочинили для любви путной тер-ми-но-ло-ги-и… Вот!
- Выдумываешь ты все! - недовольно сказала Катя, снимая пальто. - Все так говорят: "признался". А как, по-твоему, про любовь говорить надо?
- А я почем знаю? - улизнула от ответа Тося. - Вот объяснится мне какой-нибудь бедолага - и тогда в точности тебе растолкую.
Катя стряхнула соринку с пальто, распяла его на палке с крючком и бережно повесила на вешалку. Потом она достала из своей тумбочки большую чайную чашку, мешочек с вышитой птичкой, в котором держала сахар, и другой мешочек, уже без вышивки, предназначенный для сухарей. Тося во все глаза следила за ней, не понимая, как это Катя может так буднично вести себя и даже собирается пить чай в тот самый день, когда узнала, что ее любят.
Налив в чашку кипятку из чайника, Катя подошла к столу и придвинула к себе Анфисин стул.
- Не садись на ее стул! - суеверно сказала Тося. - Ну ее! Возьми лучше мою табуретку… - Она склонилась над Катей, выпытывающе заглянула ей в глаза. - Ты что сейчас чувствуешь, Катистая? Вроде ты большая-большая, до звезд выросла, да?
- Да отстань ты! Какие там еще звезды? Не умею я про это. Ну, вроде жить интересней стало…
Разочарованная Тося отошла от Кати.
- А мне всегда жить интересно, сколько себя помню. Вот только перед получкой бывает скучновато… - Она вынула из кулька конфету, поднесла ко рту и задумалась. - Девчонки, и почему я, как сюда приехала, все про любовь думаю? Раньше, бывало, разок в месяц вспомнишь, что есть на свете эта самая любовь, да и то после кино, куда до шестнадцати не пускают, а теперь прямо каждый день и без всякого-якого… Надо же: север тут у вас, медведи, а я - про любовь. С чего бы это, а?
- Возраст такой подошел, - сказала Катя.
- Возраст? - У Тоси был сейчас такой вид, точно она вдруг узнала, что незаметно для себя состарилась. - Значит, это у всех бывает? Как будильник натикает - так звонок?
- А ты думала, ты одна такая? - спросила Вера.
- Одна не одна, а все-таки…
Почему-то Тосе не хотелось, чтобы новое ее состояние - тревожное и заманчивое, - в котором она еще и сама толком не успела разобраться, объяснялось так просто. В будничности такого объяснения было что-то обидное, унижающее Тосю в собственных глазах. Будто она и не человек вовсе, а какая-нибудь бессловесная яблоня: календарь показал весну - и, хочешь не хочешь, расцветай!
Катя вытащила из-под койки чемодан в чехле и вынула из него завернутый в розовую бумагу тюль - давно уже по случаю купленный для занавесок, без которых Катя и представить себе не могла семейной жизни.
- Продай нам с Ксан Ксанычем хоть на одну занавеску, - попросила Надя. - Хоть на коротенькую…
- Он мне и самой ведь понадобится, - неуступчиво ответила Катя, озабоченно рассматривая тюль на свет.
- Да ну вас! - оскорбленно сказала Тося. - Заладили: "тюль-мюль"… И это любовь называется! - Она подступила к Кате: - Отдай мою брошку… Да я когда полюблю, руками взмахну и полечу по воздуху!
- Полететь ты можешь, - согласилась Вера. - Завтра на уроке математики и полетишь! Неужели тебе перед Марьей Степановной не стыдно? Она старается, учит тебя, а ты все ловчишь, списываешь, на подсказке выезжаешь…
- А чего ж тут стыдиться? - искренне удивилась Тося. - Каждый из нас свое дело делает. И потом - Марь Степанна за это зарплату получает!
Вера бессильно развела руками.
- Ну, а самолюбие у тебя есть? - теряя последнее терпенье, сказала она.
- А как же? - опешила Тося. - Не хуже других…
- Так что ж ты плевую задачку не осилишь? И вроде не глупая девчонка, а тут - на тебе…
- Это я-то не осилю? - уязвленно спросила Тося. - Эх, мама-Вера, как ты меня понимаешь!
Тося присела на кончик табуретки и стала напористо черкать в тетради. Катя аккуратно сложила свой тюль, упаковала его в розовую бумагу и вернулась к столу допивать чай.
- Что и требовалось доказать! - победоносно сказала Тося, захлопывая задачник.
Вера с сомнением посмотрела на нее.
- Решила?
- Решила!
- И с ответом сошлось?
- Сошлось…
- А ну покажи.
- Ты что, не веришь? - поразилась Тося. - А еще подругой называешься! Я вот тебе всегда верю…
- Ты покажи, покажи.
- Надоела ты мне со своими придирками! - зло выпалила Тося. - Все вы мне надоели! Эксплуататорши вы, а не подруги!
- Тоська-а! - предостерегающе сказала Надя.
- И ты туда же! Я и сама знаю, что я Тоська. Семнадцать лет и два месяца Тоська!.. Если старшего брата нету, так вы думаете, меня поедом есть можно? Вышла из детдома - думала, вздохну свободно, нет, опять оседлали! - Тося качнулась к Наде, спросила язвительно: - Ты-то куда лезешь? Ну, Верку я еще понимаю: ей скоро тридцать стукнет, мужик сбежал, не выдержал ее красоты, своей семьи нету, - вот она и приспособила меня вместо дочки, материнские чувства на мне примеряет… А ты чего?
Вера отвернулась к стене. Надя стремительно шагнула к Тосе и ударила ее по щеке.
- Девчонка! Дура! Чего мелешь?
Тося виновато заморгала, и вся бойкость слетела с нее.
- А что я такого сказала? Нельзя уж и рта открыть, совсем замордовали… - Она подошла к Вериной койке, поправила подвернувшийся уголок одеяла. - Ну вот, уже и разобиделась… Забудь, чего я тут ляпнула, это я так, мам-Вера, нечаянно. И задачку эту решу, чтоб ей сдохнуть! - Передразнила: - "Поезд отошел от станции"!.. А я, может, пароходом хочу плыть, зачем мне этот дурацкий поезд подсовывают?
Катя гулко прыснула в кружку.
- А если там речки нету?
- Канал можно прорыть, очень даже просто!.. Ну, Веруся?
- Иди, глупая, я на маленьких не сержусь.
- Спасибо, Верунька, ты самая-самая!..