Она не могла сказать точно, но чувствовала, что во взгляде Монтгомери Тернера было что-то очень печальное.
- Ух ты! - Она обошла комнаты, рассматривая все вокруг и заглядывая во все углы. - Невероятно!
- Знаю, что это не высший класс, - ответил Джон Томас. - Но ведь это всего лишь временное жилище.
- Нет, - отозвалась она. - Ты не понял. За все это добро в Лос-Анджелесе можно получить целое состояние. Мебель в стиле конца тридцатых - сороковых годов пользуется там сейчас бешеной популярностью.
Монти попытался сдержать улыбку, но смешок Джона Томаса был слишком заразительным.
- Ты это серьезно? - спросил Джонни, удивленно оглядывая дряхлую мебель и другие предметы обстановки.
- Какие шутки! Ты ведь знаешь, каковы богачи. Им хочется иметь то, чего они не могут или не в силах заполучить.
- Если так, то это довольно глупо, - не сдержавшись, выпалил Монти. - Я физически не в состоянии рожать детей и у меня еще не было сердечных приступов, но честно, друзья, я не страдаю бессонницей от отсутствия и того и другого.
Саманта рухнула на диван с высокой спинкой, закрыв лицо руками, и расхохоталась. Каждый раз, когда она поднимала глаза и взглядывала на молодого помощника шерифа, стоявшего с застенчивой усмешкой на губах, ее начинал сотрясать новый приступ хохота.
Джон Томас только покачал головой и вышел за оставшимися вещами. Ему было все равно, из-за чего или из-за кого она так смеялась, но он был ужасно рад видеть Сэм счастливой.
Некоторое время спустя, когда все пожитки были занесены в квартиру, Саманте вручили ключи и деньги для покупок, и она осталась одна.
Но на этот раз, как ни странно, Саманта не чувствовала страха. Может быть, уверенности в себе ей придавало то, что офис шерифа находился всего в двух кварталах от графского дома. А может быть, оттого, что, будучи горожанкой до мозга костей, она испытывала обманчивое успокоение, выглядывая из окна и видя дома и людей. Независимо от причины Саманта знала, что теперь, что бы ни случилось, она будет ко всему готова.
Глава 10
За прошедшие после переезда несколько дней стало ясно, что ни Саманта, ни Джон Томас не смогли научиться ждать. Иногда ей казалось, что они перехитрили убийцу, перебравшись в Раск, но потом неотвратимо приходило чувство, что она просто поменяла одну тюрьму на другую. А Джон Томас озабоченно следил за тем, как сдают у Саманты нервы. С каждым днем ее наигранная улыбка становилась все напряженнее, все растеряннее. Когда же Джонни пытался поговорить с ней, она разворачивалась и выходила из комнаты. Единственной частью их отношений, не пострадавшей от изнурительного ожидания, оставались долгие ночи любви. В тот день, как и во все другие, с тех пор как начался этот кошмар, он сидел за своим столом перед внушительной стопкой документов, требовавших внимания, и пытался сосредоточиться. Его мысли все время возвращались к другим обитателям дома, в котором поселились они с Самантой. Хотя все четыре квартиры были сданы, их владельцы редко оказывались дома все вместе в одно и то же время.
Официантка Клаудия работала с трех дня до одиннадцати вечера и не принималась в расчет в его размышлениях. Она здесь проездом и уедет, как только накопит денег на билет домой.
А вот его помощник оказался самым загадочным персонажем. Джон Томас точно знал, что парень очень редко проводил ночи в своей квартире. После работы его машины никогда не было видно на стоянке, а окна в его квартире всегда были темными.
Услышав голос Монти в глубине комнаты и затем тоненькое хихиканье Кэрол Энн, шериф улыбнулся. Не следовало удивляться, что Монтгомери Тернер не спит в одиночестве. Он молод и, кажется, свободен.
Но Джона Томаса удивляло другое. Если Монти именно таким образом проводит свое свободное время, то почему он не появляется на работе с мешками под глазами, улыбающийся? Почему он выглядит вместо этого грустным и подавленным?
Значит, он спит в кровати какой-нибудь женщины. Подумаешь, большое дело, сказал себе Джон Томас и взялся за другую папку на своем столе. Но любопытство в отношении обитателей старого дома продолжало бередить его душу. Ведь Джонни был прирожденным полицейским детективом.
Что до молодой пары, занимавшей квартиру напротив его помощника, то их жизнь в общем-то была открытой книгой. Их семейная жизнь была такой короткой, что слово "новобрачные", написанное белым обувным кремом на заднем стекле их машины, не успело стереться до конца. А глядя на вздымающийся живот молодой женщины, нетрудно было сделать вывод, что они едва успели к алтарю до рождения их первого ребенка.
Джон Томас отшвырнул ручку, закинул ноги на стол, заложил руки за голову и невидяще уставился в потолок. "Если бы семья Саманты не уехала из Коттона, она была бы там, когда я приехал в увольнительную. Может быть, тогда ее отец увидел бы, что мне можно доверять. Может быть, тогда он…"
Джонни закрыл глаза и тихо выругался. Даже одна мысль о Саманте и о женитьбе, о детях вызывала боль.
Он никогда не мечтал о своем доме, потому что после Саманты ему так и не удалось найти женщину, с которой хотелось бы провести вместе больше чем одну ночь. До того, как Сэм снова вошла в его жизнь. Теперь же он не представлял себе жизни без нее.
Предположения были не в характере Джона Томаса. Он придерживался фактов, а факты были таковы, что он по уши влюблен в женщину, которую преследует убийца, и не может обеспечить ее безопасность. Вот сидит он, офицер полиции, имеющий в своем распоряжении целый арсенал инструментов для борьбы с преступниками, и не может поймать какого-то психованного сукина сына, забавляющегося запугиванием женщин.
Что до официантки из квартиры напротив, та заботила его меньше всех. Да и уходила она на работу раньше, чем он возвращался домой. Джону Томасу редко удавалось хотя бы мельком увидеть Клаудию. Она казалась приветливой, но постоянно куда-то спешила. И он вынужден был признать: приятно сознавать, ложась в постель, что на всем верхнем этаже, кроме них, никого нет. Думать, что кто-то может услышать, как они занимаются любовью, было не слишком приятно.
Только представив себе эту картину, Джонни со стуком сбросил ноги на пол и выскочил из кабинета быстрее, чем Кэрол Энн поняла, что его уже нет.
Передняя дверь громко хлопнула. Кэрол Энн подняла глаза и успела заметить странное, отстраненное выражение на лице помощника шерифа Тернера.
- Опять убежал, - сказал Монти. - Я не слышал, чтобы ему звонили.
- Единственный звонок, который он теперь слышит, - это зов его желания. - Кэрол Энн рассмеялась собственной шутке. Монти кивнул.
- Я не слышал, чтобы звонили колокола, но готов поспорить, что босс их слышал. Он, скорее всего, слышит звон к свадьбе, но просто пока этого не понимает.
Кэрол Энн снова засмеялась, но сразу замолчала, увидев печальное выражение на лице Монти.
- Я, наверное, съезжу на ранчо Уоткинса и сделаю пару кругов вокруг. Вдруг наши воришки окажутся достаточно глупыми и повторят попытку. Если попробуют, я их встречу как надо, - сказал он.
Отсалютовав ей пальцем у шляпы, Монти подмигнул, но тень печали все еще омрачала его взгляд. Кэрол Энн записала, куда он поехал, поморщившись, когда задняя дверь с грохотом закрылась за помощником шерифа.
Интересно, с чего бы такой молодой парень, как Монти Тернер, обижается на Джона Томаса, подумала Кэрол Энн. На свете, кажется, не было такой причины, из-за которой его могло бы волновать то, чем занимается его босс.
Саманта услышала шаги на лестнице, прикрыла глаза и сосчитала количество ударов ботинок по ступеням. Он бежал. Она повела плечами в предвкушении того, что ей предстояло Может, ей стоит раздеться? Но нет, пожалуй, не стоит. Не надо облегчать ему жизнь.
Несмотря на ее решимость игнорировать тот факт, что он пришел на сорок пять минут раньше, Саманта встретила Джонни в дверях. Он бросил лишь один взгляд на понимающую улыбку на ее лице и, схватив Сэм в охапку, оторвал от пола.
- Вижу, ты считаешь себя ясновидящей, - зарычал он, попеременно нежно целуя мочки ее ушей, затем внес Сэм в комнату и захлопнул ногой дверь.
- Но, шериф, что вы имеете в виду? И с какой именно целью вы здесь? Я арестована? Если так, то, полагаю, вы захотите меня обыскать. Должна ли я принять соответствующую позу, или вы хотите…
Руки Джона Томаса опустились ниже по спине Сэм, прижав ее к его бедрам еще теснее. Он нежно покачивал ее в такт своему растущему желанию и одновременно пытался сделать строгое лицо.
- Ты, моя женщина, можешь принимать любую позу, какую захочешь, но ты должна знать, что я ненавижу болтливых преступниц. Ну почему ни одна из них не может принять свое наказание спокойно?
Сердце Саманты вздрогнуло в груди. Его женщина. Когда-то давно она бы валялась у него в ногах, чтобы услышать эти слова. А теперь она не могла сказать, хочется ли ей именно этого, хотя понимала, что эти слова означают гораздо более полное слияние с человеком, крепко державшим ее в своих руках.
- Хорошо, если так, то что именно я натворила? - спросила она, начиная вытаскивать рубашку из его брюк и расстегивать ремень.
Джонни пожал плечами и попытался улыбнуться, хотя ему хотелось плакать.
- Ты украла мое сердце, любимая. Ты просто пришла и взяла его, не говоря ни слова. Что должен сделать мужчина, когда с ним происходит подобное?
- Я бы сказала, он должен сделать так, чтобы наказание соответствовало тяжести преступления, - ответила Саманта и поразилась тому, как быстро он снял с себя оставшуюся одежду, сапоги, вообще все, оставив вещи лежать кучей у входной двери.
Доказательство его желания было прямо перед ней. Все, что ей оставалось, так это смотреть. И она смотрела. У нее перехватило дыхание, тело сотрясла непроизвольная дрожь предвкушения, смешанного с желанием. И вот его руки уже ласково гладили ее тело.
- Если тебе еще неизвестно, эта процедура называется "обыск с раздеванием", - с хриплым смешком сообщил он, срывая одежду с Саманты.
- Я только прошу вас не делать мне больно, - ответила она все еще во власти игры, которую они вели, и вдруг задохнулась, когда руки Джонни проникли слишком глубоко в нее, трепещущую от ожидания.
- Дорогая, от того, что я собираюсь делать, больно не будет. Честно говоря, гарантирую, что от этого самый закоренелый преступник будет просить прощения и молить о добавке.
- Тогда я вся ваша, шериф!
- Не сомневаюсь, любимая, иначе я не был бы здесь, - прошептал он.
В этот момент игра закончилась. Когда он взял ее на руки и понес к кровати, Сэм прильнула к нему в непроизвольном отчаянии.
Он почувствовал, что в их настроении что-то изменилось, когда Саманта тихонько задрожала. Он наклонился и поочередно провел пальцем по ее темным густым бровям, удивляясь тому, каким чудесным образом ее черты подходили друг к другу, все вместе составляя женщину по имени Саманта. Женщину, которую он знал и любил.
- Что случилось, моя ненаглядная?
- У меня появилось предчувствие. Что, если он победит? О, Джонни, что, если он победит?! - Сэм спрятала лицо в ладонях.
То, что ее одолевали те же мысли, привело Джона Томаса в ярость. Но он злился не на нее, а на себя, не способного сделать ее мир спокойным. Он отвел руки Сэм от ее лица и с обдуманной неторопливостью поцеловал каждую его черточку.
- Нет, Сэм, у него не выйдет! А теперь не думай. Просто ощущай. Помнишь, я как-то спросил тебя, не приходилось ли тебе заниматься любовью с завязанными глазами.
Она проглотила комок в горле и вздрогнула, когда его руки накрыли бугорки ее грудей, а затем спустились ниже, к животу и бедрам.
Она кивнула:
- Помню. Но тебе не потребуется одевать мне повязку, Джонни. Я просто закрою глаза и обещаю, что не буду подглядывать. Истинный крест, чтоб мне…
Он не дал ей завершить клятву, проведя пальцами по лицу и нежно закрыв ей веки.
- Запомни, любовь моя. Не двигаться. Не думать. Только ощущать.
Она последовала его приказу.
Клаудия стояла в коридоре между двумя квартирами, и слезы катились у нее по щекам. По чистой случайности она подслушала их разговор. По правде говоря, она слышала лишь звуки, не слова, но и этого было достаточно, чтобы понять: за этой дверью между мужчиной и женщиной происходит то, что для нее потеряно. Любовь.
Когда-то ее жизнь была такой же простой. Когда-то ее жизнь была такой же счастливой. Тут она вспомнила, как очутилась здесь, вспомнила о своей работе и о том, что надо сделать, чтобы вернуться домой. Сердито смахнув слезы, она, стуча каблучками, сбежала вниз по лестнице так же быстро, как шериф недавно промчался наверх.
Было шесть часов утра, когда Монтгомери Тернер въехал во двор графского дома и припарковался. Фары подъехавшей следом машины на мгновение ослепили его. Вновь обретя зрение, он увидел быстро промелькнувшие мимо длинные ноги и светлые волосы: Клаудия, официантка, возвращалась домой. Ее смена закончилась давным-давно, и он подумал, что девушка, наверное, нашла себе нового мужчину. Монти нахмурился. У всех кто-то был, только не у него. Он подождал, пока Клаудия не скроется внутри, прежде чем выбраться из машины и зайти в свою квартиру. Комнаты выглядели так же, как всегда, и запахи были все те же, но все равно - сегодня все стало другим. И он стал совсем другим человеком. После того, что произошло сегодня ночью, он никогда не будет прежним.
Упав на ближайший к окну стул, Монти стал следить за приходом рассвета сквозь прозрачные белые занавеси. Солнце поднималось над горизонтом, обещая впереди новый день. И с этой мыслью пришли слезы, выворачивающие наизнанку душу и разрывающие сердце.
С громким стоном отчаяния Монти Тернер закрыл лицо руками и отдался боли, снедавшей его изнутри. Позднее, когда он сможет думать, сможет чувствовать, он поймет, что все происходящее сегодняшней ночью было, безусловно, к лучшему. Но сейчас он был слишком глубоко погружен в тяжкие воспоминания, в мысли о том, какой была его жизнь до того, как начался этот кошмар, до того, как его мир начал рассыпаться на куски.
- Подождите, шериф, - крикнул Пит Мюллер и трусцой побежал через улицу.
Собравшийся уже сесть в свою машину, чтобы ехать по вызову, Джон Томас с удивлением воззрился на механика из Коттона, бегущего к нему через улицу, причем на приличной скорости.
- В чем дело, Пит? Я не видел, чтобы ты двигался так быстро, с тех пор как кто-то стащил твой лучший набор гаечных ключей.
Пит отдувался и одновременно ухмылялся, прижимая руки к груди в надежде успокоить бурно колотящееся сердце.
- Надо бросать курить, - еле выговорил он, отвернулся и прокашлялся.
Джон Томас ждал. Зная Пита, он понимал, что в конце концов тот расскажет, зачем окликнул его.
- Помните, вы просили нас быть настороже в отношении незнакомцев, появляющихся в Коттоне? - спросил Пит.
Джон Томас почувствовал, как внезапно запульсировала у него в жилах кровь. Один лишь намек на возможность прорыва в деле привел его в волнение.
Пит ждал, пока шериф кивнет. Когда тот сделал это, механик понял, что может продолжать.
- Значит, так. Не очень давно около мастерской остановился мужик на заграничной штучке. На этом, как его, "ягуаре".
Джон Томас усмехнулся тому, как Пит произнес название марки машины. Прозвучало словно "яггувар".
- В общем, она чуть не взорвалась к чертям, и парень был злой как собака, особенно после того, как я вчера сказал ему, что недостающие запчасти приедут сюда лишь через неделю. - Пит опустил голову и сплюнул, после чего продолжил: - Между нами говоря, мне очень повезет, если удастся завести эту хреновину по новой. Он ездил без масла в двигателе. Ну почему все эти типы, которые могут себе позволить классные тачки, даже не задумываются о том, как надо на них ездить?
- Не знаю, - ответил Джон Томас. - Давай вернемся к этому незнакомцу. Как, ты сказал, его имя и где он остановился? Я думаю, мне захочется проверить причину его пребывания в Коттоне.
Пит важно кивнул.
- Я подумал, что вы так и скажете. Зовут его Аарон Рубин, а остановился в мотеле "Тексас Пиг".
- Спасибо за информацию, Пит, - сказал Джон Томас.
- Не стоит благодарности, - отозвался тот, собираясь уходить. Но вдруг хлопнул себя по ляжке и остановился. - Тьфу, вот ведь бревно, чуть не забыл. Этот парень, Рубин…
Джон Томас ждал.
- Он из Калифорнии.
Пит пошел прочь и не мог увидеть, как кровь отхлынула от лица шерифа. Но даже если бы и увидел, то скорее приписал бы это воздействию полуденной жары, чем потрясению.
- Дьявол! - бросил Джон Томас и побежал обратно в офис.
- Кэрол Энн, где Лоулер?
- Уехал по вызову. А Уиллис только что звонил. Он застрял на западной границе графства. У него спустило колесо, а домкрата в багажнике не оказалось. Кто-то в гараже забыл положить его обратно, после того как провел техосмотр. Уиллис зол, как петух с выдранным хвостом.
- Кто свободен? - настаивал шериф, желая, чтобы с ним кто-то был, на случай если ему повезет. Если это в действительности убийца, то, увидев в дверях полицейского в форме, он может броситься бежать. А Джон Томас не хотел рисковать.
- Помощник Тернер заступает на дежурство в…
- Я уже здесь, - произнес Монти из-за спины шерифа.
Джон Томас обернулся и забыл, что хотел сказать. На лице молодого человека ясно читались боль и отчаяние. Пока они смотрели друг на друга, в кабинете повисло долгое молчание. За то время, что прошло после того, как он в последний раз видел Монтгомери Тернера, какая-то глубокая, покорная печаль прочно угнездилась в его глазах. Но предостережение во взгляде помощника шерифа читалось так же ясно, как и боль. Что бы ни случилось, Монтгомери не был готов об этом рассказывать. По крайней мере, пока.
- Сможешь поехать со мной и допросить одного человека? Он может оказаться нашим убийцей.
У Монти загорелись глаза. Не так сильно, но достаточно, чтобы показать шерифу: его помощник готов к этой работе.
- Показывайте дорогу, - сказал он. - Для меня сейчас это самое лучшее дело.
- Кэрол Энн, если понадоблюсь, я буду в мотеле "Тексас Пиг".
- Слушаюсь, сэр, - отозвалась та, записала время их выезда в дежурном блокноте и начала читать сводку, пришедшую по факсу. В то время как шериф с помощником выезжали из города, она пришпиливала к доске сообщение о сбежавшем в Далласе преступнике, подозреваемом в вооруженном ограблении.
Аарон Рубин не мог поверить своим ушам. Кто-то действительно стучал в дверь его номера. Он нажал кнопку отключения звука на пульте дистанционного управления телевизора, и повторный телепоказ "Простаков в Беверли-Хиллз" дальше пошел без звука.
Открывая дверь, он меньше всего ожидал увидеть двух полицейских, вооруженных табельными пистолетами: в местечке, подобном Коттону, им больше подошли бы лошади и шестизарядные "кольты".
- Чтоб мне провалиться! - воскликнул он. - Я не слышал, как вы прискакали.
И засмеялся собственной шутке.
Застряв в этом глухом углу Техаса, он давно растерял остатки светских манер. Пристойность, судя по всему, Аарон оставил в Лос-Анджелесе вместе с изысканной кухней, дорогой парфюмерией и красивыми блондинками.