– Я принесла Пиппо домой, – робко сказала девушка. – Не думаю, что ты оставишь его слоняться по берегу. И это единственная причина, по которой я здесь. Я знаю, ты хочешь, чтобы я ушла.
Да, но больше всего он хотел ее саму, хотел заставить ее смеяться и плакать, хотел, чтобы они разделили простой ужин и бутылку вина, хотел поведать ей историю своей семьи.
– Можешь остаться. Еды много, хватит на всех. Девушка нервно облизала губы.
– Пытаешься быть вежливым?
– А почему бы и нет, принцесса? Хорошие манеры – прерогатива не только богатых людей.
– Я не на это намекала! – зардевшись, объяснила она.
– Тогда не стой истуканом, бери бокал, а я положу еду на тарелки.
– Ты умеешь готовить?
– Да. – Деметрио открыл бутылку. – Чему ты удивляешься?
– Большинство мужчин, которых я встречала, даже воду не умели вскипятить. А что ты готовишь?
– Фирменное блюдо Бертолуччи "Паста а-ля карбонара"…
Деметрио открыл холодильник и начал вытаскивать из него продукты.
Заинтересовавшись новым рецептом, Натали сделала шаг вперед.
– Ты только это и умеешь готовить?
Мужчина уже раскладывал ингредиенты на столе: яйца, тонкие куски сыра, хлеб, лапша, вылепленная утром в пекарне Поситано, помидоры…
– Не только, – хмыкнул он. – Я итальянец и не имею права готовить плохо.
Девушка опустила собаку на пол, села на табуретку и взяла свой бокал.
– Тогда откуда американский акцент?
– Моя мама американка. Она встретила отца, приехав в Италию в отпуск. Они поженились в том же месяце. Когда он умер, она вернулась в Штаты и взяла меня с собой. Мне тогда было четыре года.
– О Деметрио! – Натали широко распахнула свои красивые дымчатые глаза. – Бедная женщина! Какая трагедия – овдоветь в столь юном возрасте и растить ребенка без отца.
Деметрио прибавил огня под сковородой, влил в нее немного оливкового масла и, ловко орудуя огромным поварским ножом, мелко накрошил чеснок.
– В твоем мире, вероятно, это несчастье, но не в моем, – он бросил чеснок и сыр на сковородку. – Мой отец умер смертью гангстера. Его застрелили посреди многолюдной улицы в разгар дня. Думаю, мать не пролила по нему ни слезинки. Потом я узнал, что их брак оказался ошибкой, и она всегда чувствовала себя здесь чужой.
– Тогда понятно, почему она уехала. Наверно, хотела, чтобы ты забыл все несчастья.
– Она собиралась начать новую жизнь. – Деметрио разбил яйца в миску, добавил перец и начал энергично взбивать их. – К сожалению, я не был частью ее новой жизни. Передай мне соль, пожалуйста.
– Как так? – Натали протянула ему солонку.
Деметрио выложил смесь со сковородки в миску со взбитыми яйцами. Затем поставил на огонь кастрюлю и, как только вода закипела, бросил туда макароны.
– Она вышла замуж, когда мне исполнилось шесть, и ее новый муж решил, что не хочет воспитывать сынка бандита. Он отослал меня к родным моего отца.
Девушка едва не задохнулась от возмущения.
– Как может мать так поступать с маленьким мальчиком… со своим единственным сыном?
Деметрио пожал плечами.
– Бабушка заменила мне мать. Когда она умерла…
Он запнулся. Внезапная боль от потери близкого человека пронзила его сердце. Бабушки не стало почти пятнадцать лет назад, и Деметрио полагал, что раны зарубцевались, но с момента возвращения на виллу не прошло ни дня, чтобы он не вспомнил о ней. Мысленно он видел ее в саду у обожаемых ею роз, слышал ее мелодичный голос, когда засыпал, а однажды наткнулся на чемодан с ее одеждой и старым потрепанным медвежонком, сохранившим запах ее духов.
– И что случилось потом? – осторожно спросила Натали.
Он тогда рыдал неделю. Первые слезы появились, когда мама сдала его с рук на руки сопроводителю из аэропорта. С тех пор прошло очень много лет, но искреннее сочувствие Натали снова превратило Деметрио в маленького, брошенного собственной матерью мальчика. Слезы готовились выплеснуться наружу.
Макароны подоспели вовремя. Деметрио был рад отвлечься от горестных воспоминаний. Сняв кастрюлю с плиты, он вылил туда смесь яиц и сыра. Без лишних вопросов девушка поставила на стол грубую керамическую посуду, которую Деметрио тут же наполнил аппетитной массой. Секунду спустя на столе появился рулон бумажных салфеток.
– Бумажные салфетки вместо льняных, глина вместо фарфора… Ты привыкла к другой сервировке, принцесса, – сухо заметил мужчина, нарезая хлеб на деревянной доске.
– Перестань вести себя как невоспитанный мужлан, – сказала Натали. – Однажды ты восстановишь свою столовую, купишь прекрасный хрусталь и фарфор, и мы отметим обновление дома.
– Сомневаюсь, что ты все еще будешь здесь, когда это произойдет.
Натали возмущенно фыркнула.
– Тебе не удастся от меня отделаться, Деметрио. Я не собираюсь исчезать из твоей жизни в ближайшем будущем.
Мужчина вопросительно приподнял брови.
– Кстати, а как долго ты собираешься пробыть здесь?
– До начала осени.
– И что собираешься делать?
– Ничего. У меня отпуск… первый за три года. Другими словами, последующие недели она станет для меня источником постоянного раздражения и искушения.
Натали взяла помидор из миски, лаская пальцами тугую плоть фрукта.
– Это самые восхитительные, самые красные помидоры, которые я видела за всю свою жизнь. Что ты собираешься с ними делать?
– Нарезать и заправить уксусом и оливковым маслом. – Ее движения заставляли Деметрио вспомнить, как эти пальчики ласкали его кожу.
Натали бросила помидор обратно в миску.
– Дай мне нож, я помогу. Деметрио передал ей нож.
– Женщине, выросшей среди слуг, не пристало брать в руки холодное оружие. Ты не умеешь с ним обращаться, как и с граблями. Постарайся не отрезать себе пальцы.
Натали рассмеялась, и Деметрио быстро отвернулся, чтобы не видеть ее соблазнительные губы и веселые искры в серых глазах.
– Поторопись, а то ночь пройдет, – заметил он, ставя перед ней бутылочки масла и уксуса.
Натали доводилось ужинать при свечах в самых знаменитых ресторанах мира, среди дипломатов, глав государств и членов королевских семей. Еда готовилась лучшими поварами с международной репутацией. И все же она никогда не ела ничего вкуснее, чем эта простая итальянская трапеза.
Если бы Деметрио оставил электрический свет, а не зажигал свечи, то вино не блестело бы столь призывно в бокале, на стенах не танцевали бы причудливые тени, создавая иллюзию сказки, их голоса не понизились бы до хриплого шепота, и глаза не увлажнились бы…
– Я любила школу.
– А я ненавидел ее.
– Я засыпала с мечтой о завтрашнем дне.
– А я редко спал крепко и без ночных кошмаров.
Натали сжала руку Деметрио.
– Каких кошмаров?
– Таких, которые не улетучивались и при свете дня. – Его глаза гневно сверкнули, а губы сжались в тонкую линию. – Одну ночь я помню отчетливо, словно это было вчера. Меня разбудили жалобные крики. Несчастная молодая женщина молила моего деда, чтобы он пощадил ее мужа. Я пробрался в галерею и оттуда наблюдал за сценой. На вид ей было не больше двадцати, она стояла на коленях с отвислым, огромным животом – вот-вот могли начаться роды. Тогда я решил, что она безобразно толстая. Ее муж стоял рядом со связанными за спиной руками и пепельным лицом. "Я ношу его ребенка, – рыдала женщина. – У вас же тоже есть семья, дон Бертолуччи. Вы же знаете, что такое любовь! Вы же не станете лишать отца еще не родившегося ребенка?"
Натали замерла от ужаса. Ее кожа покрылась мурашками.
– И?..
Деметрио достал третью бутылку из шкафа, откупорил ее и разлил вино по бокалам.
– Ее мольбы могли поднять мертвых из могил. А мой дед лишь бесстрастно отвернулся, а его приспешники схватили несчастного и поволокли к машине.
Деметрио, не отрываясь, смотрел на искрящееся вино, охваченный жаром воспоминаний. Натали выросла в любви и заботе, в то время как его жизнь напоминала ад.
– Я никогда не узнал, что за преступление совершил бедолага, но его прощальный взгляд – взгляд раненого животного – преследовал меня во сне многие месяцы.
– Деметрио, сколько лет тебе было?
– Семь… восемь, не помню точно.
– Господи! Если бы твоя бабушка знала…
– Она знала, – перебил ее Деметрио. – Она обнаружила меня притаившимся в галерее. Может, я шумел или она не нашла меня в кровати, но я помню, как она подхватила меня на руки, отнесла в спальню и оставалась со мной до тех пор, пока я не уснул. На следующий день все было как обычно. Бабушка никогда не упоминала об этом инциденте… и я тоже.
– Почему она не взяла тебя и не покинула своего мужа-монстра?
– Потому что знала: он нашел бы ее везде и наказал бы.
Страдание, исказившее его черты, ранило Натали. Своим женским чутьем она угадала, что лишь любовь может стереть этот ужас из его памяти.
– Пойдем наверх, Деметрио, – пробормотала она, потянув мужчину за руку. – Покажи мне дом.
– Не думаю, что это хорошая идея, принцесса. Повинуясь внезапному порыву, Натали поцеловала мужчину.
– Доверься мне, – прошептала она.
Они быстро миновали фойе, поднялись по лестнице и очутились в комнате, где Деметрио жил ребенком и которую занимал сейчас. Натали догадалась об этом по висящей в открытом настежь гардеробе одежде и по старой узкой кровати. На столике у изголовья стояла лампа, освещавшая страницы раскрытой книги. Сквозь распахнутые окна в комнату проникало таинственное сияние далеких звезд.
Его спальня оказалась такой же аскетичной, как и другие комнаты. Лишь маленькие желтые дрожащие круги от пламени свечей, которые Деметрио захватил из кухни, оживляли интерьер.
– Вряд ли эта кровать подходит мужчине, – сказала Натали, вытягиваясь на узком ложе и раскидывая руки в разные стороны. – Смотри, я едва здесь помещаюсь.
Деметрио отвернулся к окну.
– Встань с кровати, принцесса, – изменившимся голосом попросил он. – Я знаю, куда ты клонишь. Не стоит.
Натали поймала его за руку и потянула к себе.
– Почему? – зашептала она. – Ты же знаешь, зачем мы здесь и чего мы оба хотим.
– Это неправильно.
Натали поднесла его руку к своему рту и начала выписывать языком круги по его горячей сухой ладони. Деметрио застонал, и через секунду они слились в поцелуе. Ее пальцы запутались в его кудрявых волосах, бедра приподнялись и прижались к его бедрам.
Капли пота выступили у него на лбу.
– Ведьма! – выпалил он, отстраняясь от Натали. – Поднимайся и отправляйся домой, пока я не забылся и не натворил бед.
Он тщетно пытался высвободиться из ее объятий.
– Нет, я хочу остаться с тобой. Пожалуйста, Деметрио не отсылай меня! Мы нужны друг другу, – шептала Натали.
– Только не теперь, когда ты пьяна, – настаивал мужчина.
Однако Натали была пьяна не от вина, а от желания. И не его поцелуи и ласки на утесе будоражили ее сознание, а фрагменты трагического прошлого, которыми он поделился с ней. Она прониклась каждым словом его рассказа. За столь минимальный срок они успели обменяться душами.
Натали торопливо сбросила с себя платье и нижнее белье.
Деметрио смотрел на нее в немом изумлении.
– Что, черт возьми, ты делаешь?
Натали бросилась к нему, обняла и поцеловала. Ее набухшие соски бесстыдно уперлись ему в грудь.
– Показываю, как сильно я хочу твоей любви, – сказала она. – Ты разденешься или мне раздеть тебя?
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Деметрио зажмурился и отвернулся. Натали погладила его по щеке.
– Это станет самой большой ошибкой в нашей жизни.
Натали расстегнула рубашку Деметрио и покрыла поцелуями его грудь.
– Неужели ты считаешь это ошибкой? – спрашивала она между поцелуями. Когда она добралась до пояса его джинсов, Деметрио вздрогнул.
– Господи, Натали…
Она вела себя так, словно небеса забыли наградить ее стыдливостью при рождении. Страсть и любопытство подгоняли ее.
Деметрио застонал и схватил ее в объятия так внезапно, что задел лампу, и та упала на пол. Через секунду его одежда валялась на полу. Еще мгновение – и они уже лежали в кровати, покрывая друг друга короткими и жадными поцелуями.
– Это безумие, принцесса!
– Разве, любовь моя?
– Да, – Деметрио покачал головой.
Натали молча развела ноги. Сопротивление мужчины было сломлено, и он скользнул в жаркую женскую плоть.
– Я не хочу причинять тебе боль, принцесса.
– Ты не причинишь, – улыбнулась она, вытягиваясь, как струна. – Не смей останавливаться, или я умру.
Он закрыл ее рот своими губами, осторожно наваливаясь на нее всем телом. Она быстро уловила ритм и теперь следовала ему так легко, словно они репетировали это тысячу раз.
Движения Деметрио стали сильнее и мощнее.
– Я люблю тебя! – успела вскрикнуть она, прежде чем, разбитая сладостными конвульсиями, вжалась в кровать.
В комнате воцарилось молчание. Некоторое время Деметрио лежал неподвижно, затем он обнял Натали и, перекатившись на спину, погладил ее спутанные, влажные волосы.
– Ты как?
– Почему ты спрашиваешь? – Ее голос звучал приглушенно. – Боишься, я стану сожалеть, что в порыве страсти призналась тебе в любви?
– Я спрашиваю, потому что ты была девственницей, – со вздохом ответил Деметрио. – Естественно, я обеспокоен. Любой мужчина на моем месте беспокоился бы. Первый раз не всегда приятен.
– Невероятно приятен… И ты – не любой, ты особенный. – Натали взяла его руку и положила себе на грудь. – Послушай, как бьется мое сердце, Деметрио. Я действительно тебя люблю.
В комнате снова повисло молчание, словно тяжелый занавес упал в конце акта. Спектакль закончился, актеры могут быть свободны. И, несмотря на луну, выглянувшую из-за деревьев, ночная тьма, казалось, сгустилась.
– Ты, наверное, хочешь уйти сейчас? – холодно спросил Деметрио. – Прежде, чем начнешь меня ненавидеть.
– Я не смогу ненавидеть тебя! – Натали погладила мужчину по лицу.
Но он оттолкнул ее руку и встал с кровати.
– Иди домой, принцесса. – Деметрио подобрал разбросанную на полу одежду и передал девушке.
Озадаченная и обиженная, Натали оделась так быстро, как позволяла ей ее гордость. Они вместе прошли через кухню во двор, где она нетерпеливым жестом заставила Деметрио остановиться.
– Я сама дойду до дома. – Натали стояла очень прямо и старалась говорить невозмутимо.
– Я бы хотел…
– Не стоит и спасибо за… все.
– Принцесса, – позвал он.
Натали знала, что не дождется сегодня признаний в любви, а остальное уже не имело значения. Поэтому, бросив: "Спокойной ночи, Деметрио", она исчезла в темноте.
Близилась полночь, и Натали надеялась, что проскользнет в спальню незамеченной, но едва она вступила на террасу, как дверь в дом распахнулась, и бабушка собственной персоной застыла в проеме с канделябром в руках. Ее глаза сверкали неподдельным гневом.
– Я думала, ты уже в кровати, – голосом провинившейся девочки начала Натали.
– Представляешь, то же самое я думала о тебе, – сухо заметила Барбара, – Видимо, я ошибалась. Позволю себе спросить, где ты была? – Взгляд Барбары остановился на сандалиях, болтающихся у девушки в руке. – Неужели ты дошла до того, чтобы тайком, словно вор, пробираться в собственный дом?
Натали возмутилась. Никто не смеет незаслуженно оскорблять ее.
– Ты же знаешь, где я была, бабушка. Давай перестанем играть в игры. Я ужинала с Деметрио Бертолуччи.
– До сих пор? Господи, сколько же блюд он подавал?
Девушку прямо подмывало сказать, что главное, самое восхитительное блюдо подавали в спальне, но она невозмутимо, со снисходительным безразличием актрисы, удостоенной Оскара, пожала плечами.
– Столько же, сколько и у Марианны Соррентино, полагаю… Так как ты тоже только что прибыла домой. И прежде чем начнешь причитать о моих с ним отношениях, скажу – он согласен с тобой. Все останется как есть… и я сомневаюсь, что он попросит меня вернуться.
– Тогда я нема как рыба – мрачно пошутила Барбара.
Деметрио мерил шагами комнату почти всю ночь, проклиная себя за слабость и мягкотелость и досадуя на Натали за ее за настойчивость и слепую веру в то, что он достоин ее любви.
Ему тридцать четыре, он изгой в стране своих предков, он очерствел душой, огрубел. Чтобы не сойти с ума от боли, ему нужно прятаться за стальную броню высокомерия.
Вот я и спрятался.
После смерти Овидия Деметрио начал новую жизнь – успешную и достойную, окружил себя друзьями, чье доверие завоевал уважением и преданностью. Но здесь он так и остался для всех выродком. И его положение – непреодолимая пропасть между ним и Натали. Поэтому он и прогнал ее. Люди жестоки, они начнут игнорировать ее, затем презирать, она не выдержит такого удара.
Да и у него есть гордость. Много лет назад он поклялся, что никогда никому не простит неуважения по отношению к себе.
Люди, составлявшие окружение Натали, сделали несчастной его бабушку, и он не мог не доставить себе удовольствие посадить их в калошу со всем их снобизмом и зазнайством. Он поведет свою игру, и общество во главе с несравненной Барбарой Уэйд никогда не простит ему своего позора, а если Натали останется с ним – то и ей тоже.
Едва луч солнца позолотил горизонт, Деметрио прошел в кабинет. Отсюда хорошо просматривалась спальня Натали. Легкий бриз шевелил тонкие занавески на дверях, выходящих на балкон.
Деметрио надеялся, что она спит, что гнев и отвращение разрушили ее иллюзии. Ее любовь к нему – не что иное, как минутное ослепление. Она умная, образованная и заслуживает счастья.
– Лучше маленькая боль сейчас, чем настоящее горе потом, принцесса, – прошептал мужчина.
Четыре дня спустя Деметрио направился в Поситано проверить счета. Выйдя из банка, он обнаружил одно колесо у грузовика спущенным.
Деметрио со злостью ударил ногой по покрышке. Совсем недавно автомобиль прошел техосмотр и шины заменили на новые. К тому же жара стояла страшная.
– Отличное завершение отличной недели, – проворчал он, доставая из багажника домкрат. – Чертовы шины, чертов производитель!
– Помощь нужна?
Деметрио поднял глаза и уставился на симпатичного прохожего, парня лет тридцати. Тот носил шорты, футболку и шлепанцы, на шее у него висел фотоаппарат. Длинные темные волосы с вытравленными в некоторых местах прядями были забраны в хвост, маленькое серебряное кольцо покачивалось в мочке левого уха.
Человек походил на туриста, но Деметрио Бертолуччи достаточно повидал копов на своем веку, чтобы отличить представителей данной профессии от простых смертных.
– Догадываюсь, что в ту минуту, как произнесу свое имя, меня начнут подозревать во всех мыслимых и немыслимых преступлениях.
Парень подошел к грузовику и, делая заинтересованное лицо, начал тыкать пальцем в шину.
– Детектив Кристофани Руссо, – представился он, – в данном случае ваше имя может сослужить службу и вам и нам.
– Как так?
– На днях вам нанесли визит. Бизнесмен по имени Каттанаска.
– Хотите сказать, за мной следили?
– Не за вами, синьор. Нас интересует Каттанаска.