О Боже! Бекки прижала одеяло к груди, разглядывая тени на потолке спальни. Она начинала в него влюбляться.
Но нет… нет, этого быть не могло. Она считала, что не способна никого полюбить после всего, что сделал с ней Уильям. Но как же еще объяснить эти тревожные чувства, похожие и на желание, и на надежду? Это настолько отличалось от беспокойства и тревоги, которые она испытывала, когда бежала с Уильямом в Гретну. Сегодняшние ее переживания были глубоки, сильны и настолько властны, что почти причиняли ей боль.
Она была в смятении. Конечно, Джек отлично о ней заботился. Конечно, он собирался жениться, навеки сделать ее своей. И все его поступки доказывали, что он к ней крайне неравнодушен. По его поведению было совершенно ясно, что он понимает ее, как никто раньше не понимал.
Все, что ей требовалось, - это поверить. Разрушить крепостную стену, которую она так долго строила вокруг себя, довериться ему. Это было очень трудной задачей.
У него не было причин притворяться, что он восхищается ею. Он так сильно отличался от Уильяма. Но Бекки с самой первой встречи была с ним предельно осторожна. Она даже не задумывалась о том, что за последнее время стала старше и мудрее, чем была тогда, когда поверила в громкие слова Уильяма. Если бы сегодня перед ней снова очутился Уильям и стал, рыдая, уверять в своей неумирающей любви, она бы уже знала, что это обман и притворная лесть. Теперь она чуяла такие вещи, как охотничья собака чует запах дичи.
Джек выказывал ей свое восхищение, и она видела искренность в его темных глазах, воспринимая их как зеркало его души.
Лежит ли он теперь в комнате напротив? Думает ли о ней так же, как она думает о нем?
Бекки по-прежнему ужасно боялась. Но Джек прав: она не найдет покоя, пока не победит свои страхи и не прислушается к голосу сердца. Смутное чувство внутри ее говорило, что надо довериться Джеку Фултону, а сердце твердило, что она желает его, наверное, даже больше, чем он - ее.
С самого детства Бекки стремилась только к одному - быть счастливой. Она постоянно была одинока, всегда сама с собой, всегда - в мире фантазий и воображения. Тогда, четыре года назад, она подумала, что нашла то, к чему стремилась. Нашла человека, который преданно любит ее и готов исполнить любое ее желание. В те несколько дней, когда они находились на положении беглецов, Бекки была на вершине блаженства. Но очень скоро Уильям отнял у нее это чувство, решительно и жестоко, а вместе с ним отнял и мечты о счастье. Все эти четыре года Бекки была уверена, что счастье - несбыточная фантазия, но в последние несколько недель, радом с Джеком, увидела проблески надежды.
Бекки решительно скинула одеяла и соскользнула с кровати.
По плечам повеяло холодом, она обхватила себя руками, пытаясь немного согреться, и зашлепала босыми ступнями по прохладным доскам. Двери обеих спален с другой стороны коридора были закрыты. Джек мог находиться в любой из них - может быть, спал, а может, и нет. Он мог даже спуститься вниз… Нигде не было ни света, ни звука.
С громким скрипом Бекки отворила первую дверь и, сморщившись от резкого звука, внимательно всмотрелась - комната была пуста. Бекки вышла обратно в коридор и уже осторожнее открыла дверь второй спальни, на сей раз ничем не нарушив тишину.
Во мраке была видна сидящая фигура, освещенная лунным светом, сочившимся сквозь занавеску. Джек сидел на краю кровати лицом ко входу.
- Бекки? - на низкой ноте прошептал он.
Она перешагнула порог.
- Что такое? Тебе не спится?
- Не то чтобы… Я не могла… - Для отваги она поглубже вдохнула. - Просто я размышляла о доверии.
Джек поднял голову - теперь она стояла рядом с ним.
- Я все еще так боюсь…
Джек протянул руку, нашел ее ладонь и взял в свою.
- Я знаю.
- Я не выдержу новой боли, Джек. Я… я хочу счастья.
- Бекки… - Он поднялся на ноги и крепко обнял ее. - Больше всего на свете я хочу сделать тебя счастливой.
Она задрожала всем телом настолько сильно, что чуть не подкосились колени. Джек принялся гладить ее всю, скользя ладонями по шелковой сорочке, согревая захолодевшую кожу и шепча ласковые, успокаивающие слова:
- Тише, тише. Все будет хорошо. Вот увидишь. Так будет, дорогая. Мы будем счастливы с тобой вместе.
Она прижалась к нему. Джек был без рубашки, в одних панталонах. Кожа его была гладкой, теплой, уютной, а через разделявшую их ткань Бекки почувствовала, насколько он возбужден.
Она сумела поднять дрожащую руку к его щеке - недавняя щетина покалывала ладонь.
- Я верю тебе, Джек.
Он громко вдохнул, и даже в полумраке Бекки увидела в его лице, в его глазах какую-то беззащитность. Он склонил к ней голову:
- Я не подведу тебя.
- И всегда будешь честен со мной?
- Да, - ответил он после едва заметной паузы.
- Я тоже никогда тебе не солгу. Обещаю.
Джек зажмурился и снова открыл глаза. Беззащитное выражение, читавшееся на его лице несколько секунд назад, исчезло.
- Ты моя, Бекки. Дай мне любить тебя.
- Да, - шепнула Бекки, не в состоянии побороть дрожь в голосе, и обвила руками его шею.
Без труда подняв, Джек отнес Бекки обратно в большую комнату и снова уложил в постель. На сей раз он прилег рядом с ней на бок, подставив согнутую руку под голову и сверху вниз разглядывая ее лицо.
- Знаешь… - Его кадык двинулся вверх и вниз - Джек явно замялся.
- Что?..
Он задумчиво прикрыл глаза.
- Я так долго хотел тебя, Бекки. Не знаю… Я не мог… Я хочу доставить тебе удовольствие, но…
Тогда, надавив ему на плечо, она сама уложила Джека на спину, спустила с плеч свою сорочку и уселась верхом. Ее лицо выразило изумление - так неожиданно ее лоно оказалось отделено от его возбуждения всего лишь тонкой материей панталон.
- Господи! - ахнул Джек. Его потрясенные глаза смотрели снизу вверх в ее глаза как в зеркало. Вдруг Бекки поняла, что он тоже дрожит. Она едва сумела вдохнуть и слабо выговорила:
- Хочу тебя.
Держась руками за его разгоряченные мускулистые плечи, Бекки принялась гладить его всем своим телом и лишь прикусывала себе щеку, чтобы не стонать.
Она скользила ладонями по его груди, ощущая выступающие соски, потом ниже, осязая пальцами восхитительный рельеф мышц живота, который тьма скрывала от взора. Достигнув пупка, бегло ощупала мускулы вокруг него и узкую полоску волос, сбегающую к поясу панталон.
Тут она приподнялась, по-прежнему сидя верхом на его ногах; добравшись до завязок, осторожно распустила пояс и обнажила возбужденный орган, явившийся перед ней во всем своем величии. Жаль только, было недостаточно светло - она могла видеть лишь общие очертания.
Откинув в сторону его панталоны, Бекки соблазнительно провела кончиками пальцев по его члену - при этом Джек резко вдохнул - и, воодушевленная такой отзывчивостью, взяла его в ладонь и плотно обхватила пальцами.
С мужем она никогда не вела себя так смело.
- Тебе… нравится? - Бекки перевела взгляд на лицо Джека.
- Да, - простонал он. Не разжимая пальцев, она провела снизу вверх, гладя шелковистую кожу. Ей понравилось. Она погладила в другом направлении - теперь сверху вниз. - Бекки, - зарычал Джек, - остановись!
Она резко отпустила его.
- Прости.
Он подхватил ее под мышки и ловко усадил снова верхом на себя. Только на этот раз никакая одежда не мешала, и, ощутив горячее возбуждение ровно между своими ногами, Бекки громко ахнула.
- Нет, - возразил он, - нет, это мне следует просить прошения. Я… О Господи! Твое прикосновение чуть не заставило меня взорваться.
- Но почему? - Она действительно не понимала, но, даже задавая этот вопрос, продолжала двигаться, потому что каждое такое движение, каждое интимное прикосновение тысячами искорок удовольствия пронзали тело, заставляя то и дело вздрагивать.
- Потому что это приятно. Слишком приятно.
Она ему улыбнулась. То была улыбка вызывающая, властная. Она поняла, что может одним прикосновением довести этого мужчину до полного экстаза.
- Поцелуй меня, - приказал он.
Она склонилась, чтобы быстро чмокнуть его. Но как только их губы соприкоснулись, мощный импульс энергии пронзил обоих, связал воедино, и Джек вдруг стал хозяином ситуации. Одной рукой удерживая ее за поясницу, другой - за волосы, он буквально приковал ее к себе. Двигаться она не могла. Да и не хотела. Рот его владел ее губами, язык исследовал ее жадно и чувственно, и его вкус вновь очаровал ее - жаркий, соленый, властно-мужской.
Одержимый страстью, Джек слегка прикусил ее губу и тут же приласкал ее мягкими, теплыми поцелуями, оставив на ней подобие цепочки горячих следов. Все это время длинный член скользил вдоль ее самого чувствительного места.
Продолжая целовать Бекки, он перевернул ее на спицу и навис сверху. Его тело казалось вдвое шире и больше, чем ее собственное.
Он пробовал на вкус ее лицо: подбородок, нос, веки, - потом двинулся ниже. Развязал ворот сорочки и обнажил ей груди, затем губами и руками ласкал их пышную плоть и соски до тех пор, пока от каждого прикосновения она не стала извиваться, ища все большей близости с ним, ища удовлетворения, которое мог дать только он, блаженства, которое могло исходить только от него.
- Пожалуйста, Джек, прошу тебя…
Новым жарким поцелуем он поглотил ее слова. И Бекки буквально впилась в его плечи, когда он опустился, чтобы войти в нее. Его рука по-прежнему была в гуще ее волос - и он вошел.
Бекки вскрикнула. Тело ее инстинктивно выгнулось.
- О Боже! Тебе больно?
- Нет. - Она извивалась, двигаясь то к нему, то от него, и, почувствовав, как увеличивается у нее внутри его горячая твердая плоть, сладостно застонала.
- Как сладко, - шептал он возле самого ее рта, - как крепко…
Прикрыв глаза, она вздохнула. Это была вершина удовольствия.
Наконец она позволила своему желанию и любви вырасти в полную силу и уничтожить, испепелить все недоверие и страх. Пепел развеялся по ветру, и теперь, когда ни одно из старых опасений не застило взор, она снова могла ясно видеть.
Он будет… Да нет, он уже сейчас принадлежит ей. Он - ее любимый, а вскоре будет мужем. Она тоже принадлежит ему. Она любит этого мужчину. Ей нравится, как она себя чувствует с ним. Сейчас, когда они так близки, так связаны, она не представляла без него ни всей своей жизни, ни даже единственной минуты: Бекки безумно влюбилась, и это не причиняло ей никакой боли, даже не пробуждало страха. Напротив, внушало ей ощущение могущества, непобедимости. Джек был воплощением красоты, ума и мудрости. Любящий и властный. И она определенно заслуживала его. Он дорожил ею и хотел ее так же сильно, как она хотела его.
- Джек, - молила Бекки, а он все продолжал в сладостном ритме двигаться в ней, - Джек.
Удовольствие нарастало, как будто облака сходились перед штормом, прекрасные и грозные одновременно.
- Я не могу остановиться, - прерывисто дыша, проговорил он.
Бекки тоже едва могла говорить, ощущая, как внутри у нее разыгрывается буря.
- Не останавливайся, Джек.
Сильное мужское тело задвигалось быстро, входя в нее невероятно глубоко. Все быстрее, сильнее… Каждый выдох напоминал теперь резкий взрыв. И наконец длинные пальцы у нее в волосах сжались - шторм ощущений и чувств прорвался отчаянным ливнем удовольствия, охватившим все ее естество до самых кончиков пальцев. Она впилась ногтями в его плечи.
- Бекки, - наполовину прошептал, наполовину прохрипел Джек, останавливаясь и замирая. И тут она почуяла, как пульсирует ее лоно, а в глубине его в такт отзывается твердая мужская плоть.
Бекки не чувствовала ничего, кроме того места, где они соединились, и вернулась к реальности лишь после того, как биение у нее в глубине улеглось.
Он прижался лбом к ее плечу:
- Прости меня.
Бекки изумленно моргнула:
- Что?
- Это было слишком быстро. Я не дал тебе удовольствия. Эгоистично с моей стороны. - Она услышала, как Джек проскрипел зубами. - Проклятая поспешность.
Она взяла его лицо в ладони и повернула к себе - чтобы он видел если не глаза, то хотя бы очертания ее лица в этой темноте.
- Да нет же. Ты дал мне удовольствие. Такое невероятное удовольствие…
Джек облегченно вздохнул:
- Иди сюда, милая. - С этими словами он лег рядом с ней на бок, увлекая ее за собой и крепче прижимая к своему телу.
Так они лежали друг возле друга долгие сладостные минуты. Без Джека эта постель казалась холодной, но теперь все тело было в поту, отчего Бекки даже заерзала.
- Тебе жарко?
- Немного.
Тогда он приподнялся и снял с нее сорочку, оставив совершенно обнаженной. Отбросив ненужную вещь, снова привлек Бекки ближе.
- Вот так вот, - пробормотал он, - по-моему, отлично.
О да! Бекки лениво промурлыкала что-то в знак согласия и уютно устроилась у него на плече, тепло которого было так притягательно и обещало покой и счастье.
Джек долго лежал и слушал, как дыхание Бекки становится глубже, чувствовал, как тело ее расслабляется у него под боком. Но он по-прежнему обнимал ее обеими руками, словно боялся отпустить.
Он обещал ей быть честным. Но существует всего две вещи, которые он никогда не сможет ей открыть. Первая - это правда о той ночи, когда погиб маркиз Хардаун. Вторая - изначальная причина его желания жениться на ней.
Он влюблен в эту прекрасную женщину, которая лежит сейчас в его объятиях. Раскрытие любой из двух его тайн больно ранит ее, уничтожит доверие, которое она ему даровала, разрушит ту связь, которая зародилась между ними.
Он не может так поступить с ней. Что еще хуже - он не может так поступить с собой. Она слишком нужна ему…
Да. Пожалуй, он чересчур эгоистичен. Просто самому противно. Джек закрыл глаза и вознес молитву Господу, чтобы тот не допустил необходимости солгать ей хоть раз в жизни. Джек твердо знал, что будет честен во всем, исключая две эти вещи, и, видит Бог, его нынешние намерения относительно леди Ребекки Фиск - самые достойные и чистые.
"Пожалуйста, Господи, не приведи, чтобы я ее обидел когда-нибудь".
Так и не разжимая объятий, Джек провалился в темную пропасть сна.
Глава 14
Она спустилась вниз поздно - Джек успел вернуться из деревни с завтраком в корзинке. Еду собрала хозяйка дома - бесстрастная и невозмутимая вдова с пышной каштаново-рыжей прической и морщинистым лицом. Снимая этот дом, Джек предупредил ее о возможном неожиданном приезде вместе с Бекки. Сегодня он сказал ей, что они намерены питаться от ее стола, и хозяйка положила в корзинку легкую закуску для завтрака, пообещав на обед горячую тушеную говядину.
Бекки замялась на пороге кухни. Джек обернулся от печи, и в груди у него что-то сжалось при виде ее фигуры, такой красивой в этой помятой сорочке. Волосы она расчесала - они спускались по спине шелковистым черным водопадом. Глаза его, однако, остановились на кремовых полукружиях, соблазнительно выглядывающих над вырезом сорочки.
- Доброе утро, - пробормотал он, переводя взгляд на ее лицо. - Хочешь кофе?
- О да, конечно! Спасибо.
- Садись. Сейчас принесу. Вот тут еще свежие горячие булочки и вареные яйца.
Она согласно кивнула и уселась за стол. Джек поставил перед ней тарелку и чашку дымящегося напитка, а сам сел рядом. Бекки осторожно отхлебнула кофе. По тому, как она сморщилась, он понял, что кофе не часто бывал на ее столе.
Они поглощали завтрак молча, и хотя здесь не было привычной пачки свежих газет, как у Стрэтфорда, Джек понял, что ему куда приятнее просто пить кофе, сидя рядом с Бекки.
Когда они закончили еду, Джек унес грязную посуду в буфетную, чтобы помыть тарелки и чашки. Бекки, проследовавшая за ним, изумленно наблюдала за его ловкими действиями.
- Как странно, - сказала она.
Не прекращая своего занятия, Джек обернулся к ней и поднял брови:
- Что странного?
- Ты моешь…
- Ну да, а что?
- Я не подозревала, что мужчины моют посуду.
- А у нас, у моряков, всегда так. Да и много ли мужчин ты знала?
- Не много.
- Ну вот. А теперь тебе придется и самой мыть посуду. У нас ведь нет слуг. Ну как, поможешь? - Он протянул ей мыльную руку.
Бекки скривила губы:
- Но я даже не представляю, как за это взяться.
- Скажи еще, что ни разу в жизни не делала этого.
- Я ни разу в жизни не мыла посуду.
- И даже в детстве, когда скакала вместе с детишками ваших слуг?
- Нет. Я просто никогда не скакала.
- Да ну, - не поверил Джек. - Разве не баловалась никогда, не шалила? Ну играла хотя бы когда-то?
- Нет. - Она стояла, опершись о дверной косяк. - Отец умер, когда мне было четыре годика, а мама - когда было шесть. Гарретт получил военный чин и еще совсем ребенком оставил меня на попечении тетушки Беатрис. Он отсутствовал большую часть моего детства. Тетя следила, чтобы я была в безопасности, но у нее начисто отсутствует материнский инстинкт. Она всячески пресекала любые ребячества.
Задумчивое выражение лица Бекки тронуло его. Значит, еще в детстве она была одинока. Он протянул ей тряпку:
- Тогда ладно, я тебе помогу. Три тарелки тряпкой по кругу. Когда отмоются, полощи их вот в этом чане.
Бекки засучила рукава и стала делать как он ей показал. Джек кивнул в знак одобрения, когда она вытащила первую тарелку из чистой воды, и показал, куда ставить посуду для просушки.
- А что случилось с твоими родителями? - спросил он, подавая следующую тарелку.
- Папа умер от апоплексического удара. Мама - от чахотки.
- Ты хорошо их помнишь?
Бекки погрузила тарелку в чан с чистой водой.
- Отца - нет. Помню какого-то очень строгого хмурого человека, но не могу уверенно сказать, что мои воспоминания о нем справедливы. Маму помню чуть лучше. Она всегда была очень хрупкой и казалась несчастной. Я не смела громко говорить или вести себя шумно в ее присутствии, потому что такое поведение ее волновало. Я всегда думала, что она такая грустная из-за меня, из-за моих шалостей, но теперь, когда вспоминаю ее, просто не понимаю, что было причиной ее печали.
- Сомневаюсь, что она так печалилась из-за твоих шалостей, Бекки.
Они закончили с посудой в молчании, а потом прошли в гостиную. Джек развел огонь в камине и присел рядом с Бекки на диван. Она положила голову ему на грудь. Глядя на поблескивающие язычки пламени, он играл мягкими шелковистыми прядями ее распущенных волос.
- Тут так славно, - проворковала Бекки. - Как во сне.
Но стоит уехать отсюда, и мы проснемся в совершенно ином мире.
- Но никакая действительность не умалит всего того, что мы пережили с тобой здесь. - В голосе Джека звучала неподдельная искренность. Однако он необъяснимо, странно нервничал. Оба они знали, что он снова станет просить ее руки, но оставалось неясно, когда именно. Джек хотел выбрать правильный момент.
- Надеюсь, ты в порядке?
Джек чмокнул ее в макушку:
- Даже не сомневайся.
- Разве действительность не повлияла на то, что было между тобой и Анной? - минуту спустя прошептала Бекки.
Джек невольно напрягся, но поскорее заставил себя расслабиться.