– Омер хотел пригласить тебя от моего имени к ужину, но не стал этого делать, потому что у тебя была Михришах Султан. Так почему она вылетела, как разъяренная тигрица? Ты невежливо обращаешься со своей бывшей хозяйкой?
Глаза Абдул-Хамида смеялись. Эме тоже не выдержала, улыбнулась:
– Михришах Султан впервые получила от меня отпор. А еще, Повелитель, я сказала, что вы приказали моей советчице быть постоянно при мне.
– Я согласен, но повтори просьбу, как нужно.
– Абдул-Хамид, – смутилась Эме.
– Вот так лучше. То, что ты сообщила, я знаю и сам. Если Айше родит сына, то Михришах Султан будет мешать и он тоже. Обо мне и говорить нечего, только Михришах Султан ошиблась: наследнику дадут чуть подрасти. Михришах Султан я мешаю уже сейчас, ведь пока ее сын единственный наследник престола.
Султан хлопнул в ладоши, в кабинете появился главный евнух Али, по кивку Абдул-Хамида тут же исчезнувший.
– Знаешь, какой я нашел выход? Против Михришах Султан у меня есть средство. Отныне шехзаде Селим будет принимать еду вместе со мной. А сегодня и с тобой тоже. Она не решится отравить и собственного сына, иначе зачем все старания.
Эме слышала только одно: она будет ужинать в обществе Селима!
Это не укрылось от Абдул-Хамида, его чело чуть нахмурилось. С трудом сдержав сокрушенный вздох, он поинтересовался:
– А твоя советчица не объяснила, что ты нажила себе смертельного врага?
– Объяснила.
– Потому и ты будешь принимать только ту пищу, что принесут с моего стола. Запомнила? А еще лучше – вместе со мной. Так тебе поневоле придется видеть меня чаще. И шехзаде Селима тоже, чего тебе очень хотелось бы. – Глаза султана снова смеялись. – Пойдем, первая трапеза нас уже ждет.
Первый раз они обедали вдвоем. Сначала девушка не знала, как себя вести, но постепенно разговорилась. Султан искренне интересовался не только устройством другого государства (тут Эме могла объяснить не все, потому что сама многого не знала), но и повседневной жизнью. Обычаи, манеры, взаимоотношения, привычки, какие-то мелочи…
Эме была слишком юна, чтобы знать все и толково отвечать на вопросы Повелителя, но она старалась. Чем-то гордилась, о чем-то сообщала почти насмешливо, вот, мол, мы какие, а чего-то стыдилась… На многое стала смотреть иначе.
На следующий день обед был подан в небольшой комнате с тремя диванами. Когда Эме вошла туда, шехзаде Селим уже ждал. Абдул-Хамид сделал вид, что не понял смущения своей наложницы:
– Накшидиль, ты не можешь не знать шехзаде Селима, потому я разрешаю тебе снять яшмак.
И все же понадобилось усилие, чтобы не выдать себя с головой. Эме старалась не только не смотреть на любимого, но и не думать о том, что это он сидит рядом. Султан помог: он завел беседу на тему французского застолья, пытаясь выяснить, что же подают при дворе.
Эме невольно рассмеялась:
– Я не бывала при дворе, Повелитель.
– Абдул-Хамид, – поправил тот. – Расскажи, чем кормили тебя дома.
Она рассказывала, вспоминая консоме и паштеты, воздушные суфле и нежные булочки бриошь, фаршированную дичь и банановые пирожные…
– Ты знаешь, как это готовить? Даже если нет, – махнул рукой султан, – я прикажу, чтобы из французского посольства принесли книгу рецептов. Ты присмотришь за поваром, чтобы мне тоже приготовили консоме.
– Повелитель, почему вы сказали, что плохо владеете французским? Вы прекрасно говорите и понимаете.
– Ты к кому сейчас обращалась?
Эме улыбнулась:
– К вам.
– Забыла, как меня зовут?
– Нет.
– Тогда обращайся, как приказано.
– Абдул-Хамид, почему вы сказали, что не владеете французским?
– Владею, но разве это мешает учению? Практика никогда не повредит. Плохо, что ты не разговариваешь по-турецки. Эсме Султан сказала, что завтра с утра принесут твой костюм для верховой езды. Если все в порядке, поедете покататься.
Селим с изумлением смотрел на обоих. Кажется, Накшидиль совсем не боялась султана, она держалась много свободней, чем с Михришах Султан, улыбалась, отчего на щечках даже появлялись две очаровательные крошечные ямочки. Было ясно, что султан и его наложница вот так беседуют не первый раз.
Время от времени Эме бросала на Селима смущенные взоры, при этом ее щеки слегка загорались пламенем, но Абдул-Хамид делал вид, что этого не замечает.
– Я пытался предложить покататься с вами и шехзаде Селиму, но Эсме Султан воспротивилась, ей кажется, что сначала лучше женщинам побыть одним. Кстати, вот и она…
В комнату действительно вошла Эсме Султан, удивленно застыла:
– Повелитель, вы не один…
– Проходи, Эсме, присаживайся. Поужинаем вместе. Я только что сказал Накшидиль, что ее костюм завтра обещают принести и что вы, возможно, поедете кататься.
– Поедем, Повелитель.
– А тебе тоже надо напоминать, что у меня есть имя?
– Но…
– Селим зовет меня дядей, хоть я посадил его под замок. Накшидиль зовет по имени, после напоминания, конечно. Как предпочитаешь ты? Можешь братцем.
Было легко и спокойно, даже Селим расслабился, его напряжение спало.
– Накшидиль, расскажи нам о Мартинике и о Франции тоже, – попросил Абдул-Хамид.
И султан, и его сестра живо интересовались жизнью в далеких странах. Если о Франции они довольно много знали, то о Вест-Индии не слышали почти ничего. Гора-вулкан Мон-Пеле, которая время от времени взрывается, сбрасывая свою верхушку и выбрасывая столб пламени, растения и животные, которых не было в Стамбуле, обычаи индейцев… К собственному разочарованию, Эме быстро осознала, что слишком мало знает о своей родине. Когда жила на Мартинике, сто́ящим казалось только то, что происходило в далекой Франции, в Старом Свете, а вот теперь приходилось судорожно вспоминать, чем от него отличается Новый.
Эме вспомнила рассказы неаполитанцев об извержениях Везувия и Этны, о том, что были погублены целые города. Султан рассказывал о том, что прочитал в Атласе морей Пири Рейса – дивные земли, удивительные животные.
– Дядя, этот Атлас еще у вас?
– Да, конечно, Селим, Али Хикмет принесет тебе его и еще много арабских книг о путешествиях.
Вечер пролетел незаметно. Им не были нужны музыканты, все четверо даже забыли о еде, беседа оказалась интересней.
– Брат, мне пора уходить… – Эсме просто подумала, что султану хочется остаться вдвоем с девушкой, но он кивнул:
– Да, вы с Накшидиль можете идти, а мы с Селимом еще немного поговорим.
Когда вышли за дверь, Эсме осторожно поинтересовалась:
– У тебя так долго длятся запретные дни? Как же ты завтра поедешь верхом?
– Нет, у меня их не будет еще полмесяца.
– Тогда почему Повелитель не оставил тебя у себя?
– Он… решил не торопиться.
Несколько мгновений Эсме Султан внимательно изучала лицо девушки, потом покачала головой:
– Так может поступить только мой брат. Он сильный мужчина, за полтора года, что он вне Клетки, уже три наложницы родили ему дочерей, и Айше носит сына. Странно, что он тебя не хочет, вон как поглядывал…
– Хочет, только не торопится.
Эме решила больше ничего не говорить, но и обманывать приятную ей женщину тоже не хотелось.
Эсме рассмеялась. Удивительно, она лет на пять моложе Абдул-Хамида, но, несмотря на весьма солидный для гарема возраст, казалась молодой и жизнерадостной женщиной. Увидев ее впервые, Эме даже подумала, что сестра султана моложе Михришах Султан, и очень удивилась, узнав, что красавице скоро пятьдесят.
Михришах Султан в голову бы не пришло ездить верхом, а вот Эсме Султан обрадовалась, что появилась возможность покататься не только с евнухами, но и с молодой Накшидиль.
На следующее утро хорошо сшитый костюм для верховой езды и впрямь доставили в гарем. Пинар и Селви хихикали, помогая Эме одеться и нелепо одергивая на ней амазонку. Пришлось даже прикрикнуть на них.
Далал смотрела придирчиво, но осталась довольна:
– Ты красивая даже в такой одежде.
– Почему "даже"? – рассмеялась Эме. – Я только в этом и хороша.
Далал только отрицательно покачала головой, но спорить не стала.
Надев привычную для себя одежду, Эме воспрянула духом. Она подхватила юбки и покрутилась по комнате, насколько позволял небольшой объем помещения. Пинар хихикнула:
– Вы как женщины из французского посольства… Покружитесь еще!
Так ее и застала служанка, присланная от Эсме Султан. Девушка невольно ахнула:
– Вы великолепны! Сразу видно, что вы европейка.
Сама служанка оказалась француженкой, попавшей в неволю при похожих с Эме обстоятельствах, только плывшей в Венецию, звали ее Жанной, а теперь Юлдуз, то есть "звезда".
Чтобы не подвергать гарем ненужному беспокойству, поверх амазонки Эме накинули большой плащ. Конечно, все равно гарем знал о необычном наряде новой наложницы, но Эсме Султан умела держать недовольство и любопытство гарема в узде, дальше пары охов дело не пошло.
– Ты ездишь в дамском седле? – поинтересовалась Эсме Султан, придирчиво оглядев Эме.
– Да, конечно.
Когда они уже выехали за городские стены, Эсме поинтересовалась:
– Иначе себя чувствуешь в европейской одежде?
– Да, конечно. А почему вы так свободно владеете французским?
Эсме рассмеялась:
– Моя мать – француженка, ее звали Агнесс, и я многих знаю во французском посольстве. Хочешь сходить туда на карнавал?
– А можно?! – ахнула Эме.
– Если позволит Повелитель и если дашь слово не пытаться сбежать. Не стоит, брат от тебя без ума, сделает все, что захочешь. А ты влюблена в шехзаде Селима?
– Нет, что вы…
– Это видно сразу. Думаю, если ты хорошо попросишь, то Повелитель отдаст тебя племяннику. Только не стоит делать этого.
– Почему? – невольно поинтересовалась Эме.
– Потому, что тогда ты попадешь в полную зависимость от Михришах Султан. А ты ей сегодня нагрубила. Она такого не забывает, даже Селим не спасет. – Эсме Султан покосилась на Эме и вдруг рассмеялась: – Правильно сделала! Не давай себя в обиду этой ведьме. Самая большая ее ошибка – отдать тебя Абдул-Хамиду. Чего она хотела. Чтобы ты убедила выпустить шехзаде Селима? Но Повелитель сделал бы это и так. Он Селима готовит после себя на трон. Даже если Айше родит пятерых мальчиков одного за другим, трон все равно займет Селим. Так заведено – после смерти султана новым султаном становится либо его брат, либо, если братьев больше нет, старший сын старшего брата.
Некоторое время они ехали молча, потом Эсме Султан вздохнула:
– Абдул-Хамид хороший и добрый, но судьба обошлась с ним жестоко. Я думала, хоть в конце жизни счастье узнает, а ты другого любишь…
– Но ведь у Абдул-Хамида много красивых наложниц.
– Смешная ты. Разве в красоте дело? Конечно, Повелитель влюбился в твою красоту, но оберегает-то он тебя из-за более крепкого чувства. Каково мужчине терпеть, имея возможность овладеть такой красотой?
Беседовать с султаном интересно. Его разумный наставник, который теперь учил шехзаде Селима, Али Хикмет, постарался, чтобы в Клетку Абдул-Хамиду приносили книги вовсе не только религиозные и не только на турецком. За многие годы опальный шехзаде научился читать по-французски и по-итальянски, блестяще выучил арабский и фарси, овладел математикой и хорошо разбирался в науке управления государством и экономике огромного хозяйства.
Постоянная игра в шахматы научила его логически мыслить, размышления над методами управления в других странах вплоть до Древнего мира подсказали, что нужно изменить в своей собственной.
Абдул-Хамид долгие годы смотрел на Османскую империю словно со стороны или с высоты птичьего полета. Он много читал книг о путешествиях и дальних странах. Это помогло понять, что мир огромен и владения Османов, как бы они ни были велики, всего лишь его часть.
Он читал об устройстве других государств и порядках в далеких землях, о том, как набираются, обучаются, оснащаются и воюют чужие армии, и учился на этом чтении. Конечно, не всему можно научиться по книгам, многие из них написаны очень давно, но научиться мыслить получилось. Али Хикмет не мог нахвалить своего ученика.
Теперь Али Хикмет хвалил шехзаде Селима, но наставник стар, слишком стар, чтобы успеть выпестовать нового султана. Он даже сказал Абдул-Хамиду:
– Я лишь начну, а дальше ты сам. Только не допускай его до трона, пока не будет готов. Если получится долго – живи долго.
Абдул-Хамид только посмеялся:
– Все в воле Аллаха!
– Если ты будешь стараться, Аллах продлит твои дни до нужного срока. Вокруг шехзаде слишком много людей, готовых дать дурной совет.
Об этом всем догадывался, но не знал наверняка Селим. Это понимала, но совсем не интересовалась такими мелочами, как воспитание будущего султана богобоязненным и совестливым, его мать Михришах Султан.
Зато ее интересовало другое: не будет ли слишком поздно, когда наступит то самое время готовности к трону для Селима? Абдул-Хамид получал представление о жизни из книг, не общаясь с реальными людьми. Это опасно. Михришах Султан все это время была на земле, жила земными помыслами и интересами, и ее восприятие действительности разительно отличалось от султанского, султанша была куда реалистичней.
Раскрытие заговора только подсказало Михришах Султан, что нужно действовать самостоятельно, не опираясь ни на янычар, ни на чиновников.
Хамид-паша и Кубат казнены. Многие янычары тоже. У Михришах Султан просто не осталось тех, с кем можно договориться. Будь Селим на свободе, она нашла бы способ бежать с сыном в Европу, привлечь силы европейских монархов, чтобы посадить Селима на трон раньше, чем это сделают сторонники маленького Мустафы.
Когда-то по Европе скитался принц Джем – брат султана Баязида. Не желая согласно закону Фатиха убивать своего младшего брата после собственного восшествия на престол, Баязид позволил Джему бежать в Европу и многие годы платил огромные средства папе римскому на содержание почетного гостя-пленника. Джем просто жил у папы римского Александра (Родриго Борджиа), потом в Неаполитанском королевстве, а потом таинственным образом умер.
Вернее, ничего таинственного в смерти от обыкновенной дизентерии не было, но разве можно не заподозрить в убийстве принца Джема знаменитого отравителя Борджиа (которого, правда, и близко рядом с Джемом в день смерти принца не было, но ведь всем известно, что Борджиа умел рассчитывать момент смерти своих врагов на многие месяцы вперед)? Джем умер у французов в их военном лагере, обвинили в его гибели папу римского, но не французского короля и не султана Османской империи. Все верно, султану Джем не мешал.
Но это было время сильной империи, когда с султанами Селимом II и его сыном султаном Сулейманом Великолепным считались во всей Европе, и никому в голову не приходило воспользоваться именем Джема, чтобы завоевать Стамбул.
Сейчас положение совсем иное: империя в упадке, враги настолько сильны, что отвоевывают территории, война России проиграна. Теперь вовсе не обязательно скитаться по Европе и что-то выпрашивать, найдется немало желающих добровольно помочь новому султану сесть на трон в расчете на льготы в торговле или уступки завоеванных предками земель.
Такой страной могла бы стать Франция, потому Михришах Султан и предлагала сыну бежать в Париж.
Но султанша прекрасно понимала другое: у Франции свои проблемы, в стране неспокойно; пока король найдет средства, чтобы силой завоевать трон для Селима, может пройти слишком много времени. Требовалось найти другой выход.
Султан мог просто умереть до того, как его младенец-сын чуть повзрослеет, но Михришах Султан честно гнала от себя мысли о таком решении вопроса. Но эти грешные мысли постоянно возвращались. Такова уж особенность грешных замыслов: стоит им раз мелькнуть в голове – не отвяжешься.
Ее надежды на то, что Накшидиль сможет очаровать Абдул-Хамида настолько, чтобы убедить султана выпустить племянника из Клетки и признать единственным наследником престола, не оправдались. Абдул-Хамид от наложницы без ума, но лишь ведет с ней беседы, а Селим до сих пор сидит взаперти. Сам шехзаде твердит, что ему в Клетке неплохо, что Али Хикмет – наставник, лучше какого не придумаешь.
Михришах Султан сама себе боялась признаться, что уже замыслила и невольно обдумывает страшный план. Пусть богобоязненный султан Абдул-Хамид молится, пусть внушает и своему племяннику правила очищения души, это даже хорошо, что сын пока занят. За это время сама Михришах Султан найдет способ сократить время жизни Повелителя.
Михришах Султан не могла не действовать…
В 26-й день месяца шаабан 1193 года хиджры (8 сентября 1779 года) Айше Хатун родила сына – маленького крикливого мальчика с очаровательными черными глазенками и торчащими в сторону ушами. Ребенка назвали в честь прежнего султана Мустафой – как бы ни пострадал Абдул-Хамид от старшего брата, все равно уважал и ценил его.
Айше Хатун стала Айше Султан, держалась гордо, почти надменно, посматривала на всех сверху вниз, хотя была среднего роста. Неудивительно, потому что у султана появился наследник. Абдул-Хамид тут же продиктовал фирман, в котором крошечный Мустафа объявлялся Vali Ahad, наследником первой очереди.
Теперь таковых оказывалось два – шехзаде Селим и шехзаде Мустафа, – и кто из них станет следующим султаном, всецело зависело от силы тех, кто окажется ближе к трону в момент смерти нынешнего султана.
Пока Айше радовалась новорожденному сыну и своему новому положению, Михришах просчитывала свои возможности. Пока Мустафа слишком мал, чтобы хоть кто-то мог заикнуться о его восшествии на престол вместо Селима, но время летит быстро, иногда слишком быстро, не заметишь, как этот мальчишка подрастет настолько, что его можно будет посадить на коня, а то и обрезание сделать. Тогда Мустафа станет не просто угрозой, а серьезным соперником Селиму.
Михришах Султан сидела в своих покоях, не желая даже выходить в сад. Стоило сделать шаг за дверь комнаты, как начинались ехидные поздравления:
– Михришах Султан, поздравляем с великой радостью – у вас родился племянник!
– Михришах Султан, вы слышали, Повелитель назвал мальчика в честь вашего любимого супруга Мустафой. Пусть Аллах будет так же милостив к маленькому Мустафе, как был милостив к усопшему.
– Михришах Султан, видели ли вы новорожденного? Говорят, он похож на своего дядю – вашего бывшего супруга…
И так все время, пока не уйдешь к себе.
Михришах держалась хорошо, она улыбалась почти не вымученно, но долго это продолжаться не могло. Теперь каждый, у кого будет хоть малейшая возможность унизить ее, это сделает, каждый, кто будет в силах, постарается помешать Селиму взойти на престол следом за дядей. Все станут нашептывать Абдул-Хамиду о том, какой умненький и толковый Мустафа, что он станет лучшим наследником, чем Селим.
Даже если султан не объявит сына Айше единственным наследником, Селима он теперь из Клетки не выпустит. После того раскрытого заговора и сорванного бунта янычар Абдул-Хамид стал осторожней, а уж о Махмуд-бее и говорить нечего: его ищейки повсюду, глава охраны султана все видит, обо всем знает даже раньше, чем что-то произойдет.
Все, да не все…