Адам привлек ее к себе, голова шла кругом. Им владела незамутненная, первобытная, исступленная страсть. И желание - жаркое и властное. Безумие и нетерпение подчинили себе требовательные пальцы, ненасытные губы упоенно ласкали благоуханную, нежную кожу у основания шеи.
Но вот ночная сорочка упала на пол… и Адам задохнулся. Ничего прекраснее он в жизни своей не видел. Никогда не испытывал большего наслаждения, нежели при одном только взгляде на Жюли, раскинувшуюся на кровати в ожидании его ладоней и губ. Тело ее матово мерцало в молочном лунном свете, словно изваянное из алебастра. Темные волосы рассыпались по подушке волной мягкого шелка.
Но не только ее одухотворенная, непорочная прелесть растрогала Адама. Жюли всем своим существом отзывалась на его ласки. Каждая клеточка трепетала от его прикосновений. Он слышал вздохи Жюли, ее шепот, ее стоны удовольствия. Осознание собственной власти и любовь переполняли его, кружили голову, точно хмельное вино.
Время остановилось. Апофеоз высвобождения потряс их обоих. А затем нахлынула блаженная истома, окутывая возлюбленных ласковым, зыбким туманом.
Они лежали лицом к лицу, не размыкая объятий. Оба молчали. Сердца их бились в унисон, дыхание сливалось, словно они остались одни в целом свете. Нет, они-то и заключали в себе весь мир!
- Мы вернемся, - прошептал Адам. - Мы уедем домой при первой возможности.
Все еще одурманенная, плохо понимая, что происходит, Жюли подняла взгляд.
- Мы будем вместе. - Адам приподнялся на локте и провел рукой от хрупкого плеча к талии. - Я никогда тебя не отпущу. Никогда.
Жюли знала: эти слова - не более чем эхо страсти, но, задумчиво перебирая пальцами его волосы, на мгновение заставила себя поверить в неправдоподобно прекрасную сказку.
11
Борис Муромский жадно разглядывал чертежи артиллерийских установок производства "Вьяннет", привезенные Адамом. Строгие, четкие линии орудий будили в нем такое вожделение, какое другой почувствовал бы, глядя на красивую женщину.
- Я велел лейтенанту окружить вас максимальным комфортом. - Генерал встретился взглядом с Адамом. - Если он пренебрег своими обязанностями, скажите, и я наложу на него строгое взыскание.
- Лейтенант Наумов делает все, что в его силах. - Адам подчеркнул слово "все", ибо подметил, как при мысли о взыскании в глазах Муромского вспыхнул злобный огонек. - Извините меня за дерзость, генерал, но роскошная тюрьма все равно остается тюрьмой.
- Красиво сказано, месье де Карт. Однако боюсь, что не смогу отпустить вас, пока не удостоверюсь, что вы и впрямь тот, за кого себя выдаете, и ваша цель - продать нам это превосходное оружие. - Генерал любовно погладил стопку чертежей.
- Если представленные мною документы и рекомендательные письма вас не убеждают, сожалею, но других доказательств у меня нет.
- Хорошо.
Муромский коротко кивнул, извлек из папки красной марокканской кожи лист бумаги и, не сводя глаз с Адама, двумя пальцами подтолкнул бумагу к нему. И жест, и многозначительный взгляд напомнили Адаму азартного картежника, спрятавшего в рукаве двух тузов.
В руках у Адама оказался банковский чек, выписанный лично генералом. Муромский искоса наблюдал за реакцией молодого человека на проставленную внушительную сумму. Если повезет, он получит оружие и докажет выжившему из ума петербургскому начальству, на что он способен. Если нет - ну что ж, он с легкостью избавится от этого де Карта и его жены, чьи кошачьи глаза бросают его то в жар, то в холод.
- Учитывая вашу превосходную осведомленность, вам наверняка известно, что три года назад мы заказывали партию ружей, но в силу неясных мне причин до сих пор в Крым не прибыло ни одного. Что до пушек, наши снабженцы вообще не сочли нужным о них позаботиться.
Адам молча кивнул.
- Если вы сможете представить образцы продукции в течение, скажем, четырех месяцев, и гарантируете срочную доставку остального, я потребую, чтобы заказ немедленно разместили в фирме "Вьяннет"! - Генерал замолчал, наслаждаясь произведенным эффектом.
Адам лихорадочно просчитывал риск и имеющиеся у него возможности. Шанс на получение настоящего оружия практически равен нулю, но, с известной долей изобретательности, он сумеет инсценировать процесс ведения переговоров, и это даст ему время… обеспечит свободу передвижения.
- Вы получите оружие, генерал. - Адам коротко поклонился. - А я заработаю изрядную сумму. Однако я должен оговорить ряд условий.
Весьма довольный ответом, Муромский жестом предложил ему продолжать. Если бы гость не стал выдвигать условий, он был бы расстрелян в течение часа как шпион и мошенник.
- Мне нужна компенсация за те месяцы, в течение которых я не смогу заниматься коммерцией в других местах. - Адам передернуло от отвращения, но выхода не было: отказавшись от возможности поторговаться, он бы вышел из роли. - В отличие от вас я человек небогатый.
- Сумма?
- Десять процентов от общей стоимости.
- Это немало, но дело того стоит, если заказ и впрямь прибудет. - Генерал встал и протянул руку. - Согласен, месье де Карт. Надеюсь, мне не придется пожалеть об этой сделке.
- Я тоже надеюсь. - Пересиливая неприязнь, Адам пожал протянутую руку. - Но это еще не все. Если в течение этого срока начнутся боевые действия, я требую охранное свидетельство, обеспечивающее моей жене свободный выезд из страны. Пообещайте мне это, как дворянин и человек чести.
- Согласен. - В конце концов, обещания для того и даются, чтобы их нарушать. Борис Муромский с трудом сдержал смех.
- И наконец, я требую свободы передвижения для меня и моей жены. - Адам пожал плечами. - Мне осточертел этот город.
- В пределах разумного. - Генерал обезоруживающе улыбнулся. - Мой дорогой месье де Карт, я предвосхитил ваше стремление к перемене обстановки. Меня вдруг тоже обуяла жажда странствий. Завтра утром я еду в мое имение и прошу вас составить мне компанию.
Муромский мстительно потер руки. Теперь за этой подозрительной парочкой уследить будет куда проще. И куда легче удостовериться, не шпионажем ли занимаются супруги де Карт.
- А если мы не расположены к путешествию? - Как им бежать, если Муромский станет держать их на привязи? Как найти Илону? При мысли о том, что возможность разыскивать Илону у него отняли, Адам испытал несказанное облегчение, и тут же проклял сам себя за позорную слабость.
- Я пообещал вам свободу "в пределах разумного". И нахожу, что приглашение провести время в моем имении за пределы разумного не выходит. Или у вас другие планы?
В глазах генерала мелькнуло подозрение, и Адам сдался.
- Что вы, о чем разговор!
- Тогда… - Муромский развел руками, - попрошу вас и вашу очаровательную жену быть готовыми выехать на рассвете.
- Мы с нетерпением предвкушаем эту поездку, генерал. - Адам коротко поклонился.
Узкая горная дорога петляла между скал. Но вот начался спуск. Ландшафт изменился: вместо диких скал взгляду открылись возделанные виноградники и сады. И на Жюли нахлынуло чувство узнавания.
Сколько раз слышала она рассказ родителей о бегстве из Петербурга через заснеженные русские степи в Крым! Особенно завораживали ее описания последнего этапа путешествия. Она словно ощущала изобилие красок и ароматов, где солоноватый морской бриз сливался с душистым запахом цветущих деревьев. Теперь, когда карета, мерно раскачиваясь, катилась по той же самой дороге, Жюли казалось, будто она уже проезжала здесь.
Карета остановилась у внушительного особняка, серые стены которого оплетали розы и глицинии. Жюли смотрела на тот самый дом, где прошло счастливое детство отца. И необъяснимое, страшное предчувствие, ни с того ни с сего накатившее накануне ночью и подсказавшее, что именно за этими стенами Илона ждет Адама, превратилось в твердую уверенность. Еще несколько мгновений - и ее возлюбленный воссоединится с невестой, а она останется одна.
Жюли украдкой коснулась рукой живота. Нет, не одна. У нее будет ребенок, подаренный Адамом. Жюли улыбнулась, словно бросая вызов тревожным предчувствиям и отзываясь на тихую радость, переполнившую душу.
Двери особняка распахнулись. Слуги в причудливых костюмах высыпали наружу и выстроились по обе стороны лестницы. И мужчины, и женщины были одеты в просторные восточные шальвары и яркие рубашки. Темные, подкрашенные хной волосы женщин украшали вышитые шапочки. Кисейные чадры закрывали их лица от носа до подбородка.
- А где та парочка? - раздался зычный голос генерала. - Почему их нет здесь?..
Не успел он договорить, как на верхней площадке лестницы появились мужчина и женщина. Одетые так же, как и прочие, они, тем не менее, отличались от остальных более светлой кожей и волосами.
Пальцы Адама судорожно стиснули ее локоть, дыхание оборвалось. Но и без этих признаков Жюли догадалась, что блондинка в дверном проеме - Илона. Глаза пленницы расширились, в них отразилась целая гамма эмоций - радость, мука и что-то похожее на панику. Затем Илона склонилась в поясном поклоне, и Жюли так и не удалось присмотреться толком к выражению ее лица.
Чувства, обуревающие их троих - Жюли, Адама и Илону, - были столь сильны и противоречивы, что, казалось, в воздухе потрескивают электрические разряды, как перед летней грозой. Горе комком стояло в горле. Невзирая на собственное смятение, Жюли почувствовала: генерал что-то заподозрил. Надо его отвлечь, подумала она, испугавшись за любимого.
- Любопытное зрелище! - заметила Жюли небрежно. - Могу ли я узнать, ради чего устраивается это действо?
- Причина проста: я обожаю власть. Обожаю, когда моим приказам повинуются беспрекословно. - Муромский улыбнулся, в зловещей ухмылке сквозила одержимость. - Власть - величайшее из земных удовольствий. - И единственное, мрачно добавил он про себя.
Краем глаза Жюли подметила, как Илона и ее спутник выпрямились. Почувствовала, как напряглись мускулы Адама, словно он отчаянно пытался взять себя в руки. Точеные пальцы погладили его запястье, пытаясь успокоить, а между тем княжна мучительно размышляла: как бы Адам поступил сейчас, если бы никто на него не смотрел. Кинулся бы к Илоне? Расцеловал бы ее? Поклялся бы, что спасет и никогда больше с ней не расстанется?
- А почему они одеты так странно? - мило прощебетала Жюли, невзирая на путаницу в мыслях и острую боль в сердце.
- Я всегда питал слабость к татаро-монголам. Может, потому, что в моих жилах есть капля азиатской крови. - Муромский снова улыбнулся. - А может, потому, что меня всегда восхищала их утонченная жестокость. Столько хладнокровия и столько изобретательности…
Ответ замер у Жюли на устах, потому что в голову ей пришла жуткая мысль: что, если и в ней живет подобная жестокость или, скорее, безумие? Ибо родственник ее безумен - в этом не было ни малейшего сомнения.
Не в силах сдвинуться с места, Адам во все глаза глядел на Илону. Он, безусловно, узнал ее, но больше разумом, чем сердцем. Прелестная, похожая на куколку, девушка превратилась в соблазнительную пухлую женщину, но дело не в этом. Адам видел перед собою чужого человека, и это его пугало. Илона стала для него чужой, потому что сам он изменился. Потому что Жюли преобразила его.
Прежде его влекло к Илоне, и все-таки он никогда не любил ее, хотя испытывал к ней нежность. Адам отчаянно искал в душе остатки былой привязанности. Ведь должен был остаться хоть какой-то след, искра прошлой страсти! Но находил только золу воспоминаний. Воспоминаний настолько далеких, словно реально никогда и не существовавших.
Глядя на Илону, Адам терзался мучительным чувством вины. Честь требует, чтобы он провел остаток лет с ней, а не с той женщиной, которую он любит превыше жизни! О, ужас! И мысль эта причиняла неизъяснимое страдание.
Генерал щелкнул пальцами, словно подзывая собак. Повинуясь унизительному жесту, несчастная пара сошла по ступеням и снова согнулась в поклоне. Муромский шагнул ближе и ухватил Илону за подбородок. Жилистые пальцы впились в кожу. В глазах стоявшего рядом мужчины вспыхнула искра ненависти, но все смотрели на женщину, и никто этого не заметил.
- Ты ведь знаешь, дорогуша, как высоко я ставлю покорность. - Хрипловатый голос звучал негромко и даже дружелюбно. - По-моему, я уже предупреждал, что неповиновения не потерплю. - Женщина всхлипнула, и генерал, удовлетворенно хмыкнув, потрепал ее по щеке. Затем обратился к гостям: - Славная коллекция, не так ли?
- Коллекция? - эхом отозвалась Жюли.
- О да. Я взял за правило привозить сувенир-другой из каждой военной кампании - из Турции, с Кавказа, из Средней Азии. - Любитель редкостей просиял. - Этих двоих я особенно ценю. - Он указал на Илону и ее спутника. - Захватил их в Венгрии пять лет назад.
При мысли о том, что в ее жилах и в жилах этого мерзавца струится одна кровь, Жюли почувствовала приступ тошноты, а затем - слепящую ярость.
- Коллекция? Почему бы не назвать вещи своими именами? Рабы, вот они кто.
Запрокинув голову, Муромский отрывисто расхохотался.
- Вы, европейцы, так чувствительны! Мы, русские, по крайней мере, честны. Вы тоже держите рабов, только называете их свободными людьми - вот и вся разница!
Опасаясь наговорить лишнего, Жюли благоразумно прикусила язык. Но выражение лица выдавало ее с головой.
Муромский неуютно поежился. Его не оставляло ощущение, что гостья знает про каждую из когда-либо совершенных им гнусностей. По спине поползла холодная дрожь. Передернувшись, владелец имения оглянулся на ее мужа.
- А вы, месье де Карт? Вы разделяете сантименты вашей жены?
Заметив, как тот поспешно отвел взгляд от "трофейной" венгерки, Муромский улыбнулся про себя. Итак, гость не остался равнодушен к чарам пригожей девицы, хотя и изображает из себя примерного семьянина.
Адам вздрогнул, осознав, что из разговора Бориса Муромского и Жюли не расслышал ни единого слова.
- Я во всем согласен с женой, генерал.
- Вот как? Весьма трогательно! - Широким жестом он указал в сторону лестницы. - Но почему бы нам не войти в дом и не подкрепиться с дороги?
- Ты опять весь напрягся. - Одна ладонь Жюли привычно легла на его поясницу, другая - у основания шеи. - Оно и неудивительно после такого утомительного путешествия!
- Жюли… - Адам потянулся к ней, но тонкие руки удержали его на месте. - Шшш. Давай избавимся от боли, прежде чем она станет нестерпимой. - Жюли зажмурилась, почти услышав, как Адам твердит про себя ласковые, ни к чему не обязывающие слова утешения. Нет, жалости она не потерпит!
Почувствовав, как мускулы Адама начинают понемногу расслабляться, Жюли поняла: это ее собственная энергия переливается в его тело. Как все просто, отрешенно подумала она. Надо только не мешать, и ее жизнь перейдет к нему. Жюли бесстрастно следила за тем, как иссякают силы и свет - капля за каплей.
Прикосновения знакомых ладоней облегчали боль, но Адам сразу понял: что-то неладно. Когда руки Жюли бессильно упали, он резко обернулся, и при виде ее затуманенных, подернутых пеленою глаз Адама охватила паника. Стиснув хрупкие кисти, он прижал их к груди, требуя забрать обратно бесценный дар.
Энергия хлынула в нее - легко и просто, как летит по волне лодка, а вместе с ней пришла неизбывная печаль. Постепенно взгляд Жюли прояснился, и Адам вдруг понял.
- Ты сделала это нарочно! - Выпустив руки, он свирепо встряхнул ее за плечи. - На этот раз ты отлично знала, что происходит! - Гневное осуждение в его голосе причиняло боль, но лучше это, чем жалость! - Почему, Жюли? Зачем?
Она с трудом изобразила виноватую улыбку.
- Никогда больше так не делай! - В крови все еще пульсировала паника, пальцы Адама до боли впивались в локоть Жюли. - Ты меня слышишь, черт побери? Слышишь?
Не буду, подумала Жюли, со страхом осознавая, что едва не совершила непоправимую ошибку. Едва не убила себя. И своего ребенка тоже. Злоупотреблять своим даром - не худший ли из грехов? Но как она смеет прикасаться к Адаму, ведь возлюбленный уже не принадлежит ей! Впрочем, и не принадлежал никогда!
- Ты причиняешь мне боль, Адам…
Он отпустил ее так резко, словно обжегся о раскаленные угли. И в неподдельном ужасе воззрился на свои руки как на орудие убийства.
- Прости. - Отвращение к самому себе оставляло во рту горький привкус. - Ты не хочешь отдохнуть?
Жюли кивнула: все лучше, чем бороться со слабостью. Словно во сне она дошла до дивана и, так и не переодевшись с дороги, прилегла на расшитое вручную татарское покрывало.
Ах, если бы произошло чудо, и Адам был бы только ее! Но Жюли самозабвенно любила Адама и в первую очередь думала о его счастье.
Он присел на край дивана. Жюли казалась такой измученной. Под глазами пролегли темные тени, которых еще минуту назад не было. Волна нежности захлестнула его сердце.
Мгновение Адам мечтал о несбыточном чуде. Но чудес не бывает. Он нашел Илону и должен поступить сообразно кодексу чести: стать для исстрадавшейся пленницы заботливым мужем. Однако как тяжко сознавать, что он мог бы дать Жюли если не счастье, то хотя бы удовлетворение. Может быть, со временем она и полюбила бы его.
Любовь властно требовала выхода. Раз, только раз, но он произнесет вслух заветные слова. Пусть у него нет на это права. Пусть она не захочет их слушать.
- Жюли… - Адам стиснул пальцы. - Я хочу, чтобы ты знала…
Она покачала головой.
- Не надо слов, Адам. Мы слишком часто ранили друг друга словами. - Она легонько дотронулась до его щеки. - Пожалуйста.
- Хорошо, - вздохнул он. - Ты позволишь мне полежать рядом, пока ты не заснешь?
Что за искушение! Какое блаженство - снова насладиться соприкосновением тел! Но Жюли испугалась, что, если Адам обнимет ее сейчас, она уже не сможет его отпустить.
- Нет, Адам. Считай, что мы попрощались прошлой ночью. Так будет лучше.
Слезы застлали мир серой пеленой, и Жюли не увидела боль, что отразилась в серых, как пепел, глазах. Призвав на помощь остатки гордости, она отвернулась и спрятала лицо в подушку, прихотливо расшитую геометрическим узором.
12
Из пасти мраморной рыбины извергался поток воды, рассыпаясь каскадами брызг. Вдоль бортика резвились амуры. Адам глядел на фонтан, но не видел ни кристально прозрачных струй, ни великолепных изваяний из каррарского мрамора. Перед глазами стояло только лицо Жюли.
Все надежды развеялись в дым. Он вообще не имел права надеяться. Долг призывал его к другой женщине, и он знал об этом с самого начала. И даже если бы сам он предпочел закрыть глаза на свои обязательства, бескомпромиссная Жюли этого бы не допустила.
Но ведь он не знал, что полюбит! Не знал, что способен любить так искренне и самозабвенно, как он любит Жюли! Даже не догадывался, что способен так горевать об утрате!
Легкая рука коснулась его плеча, и Адам, вспыхнув от радости, обернулся… Перед ним стояла Илона.
Адам глядел ей в лицо - такое знакомое и такое чужое, еще более чужое благодаря полупрозрачной чадре, что легонько трепетала от ее дыхания. Нас связывает столько воспоминаний! - думал Адам. И нежных, и забавных, и чувственных. Почему же я ничего не помню - только искаженное ужасом лицо в тот роковой миг, когда наемник Муромского подхватил девушку с земли и перебросил через седло?
- Адам…