Но Шитрита и не хотела быть желанной. Она состояла в секте, члены которой поклонялись Бхишме Ужасному, и верила, что главные достоинства человека – способность жертвовать собой, благочестие, верность и целомудрие. Свои обязанности в храме и во дворце она рассматривала как испытание, целительное для души. Она презирала принца за его порочные наклонности, презирала приходящую в упадок касту жрецов, которые ему прислуживали. Она была убеждена, что куртизанки, танцовщицы, гуру и все остальные люди, носящие на себе печать порока, после смерти отправятся прямиком в преисподнюю. Каждый вечер, ложась на циновку, она вспоминала о выдержанных ею испытаниях, благодарила Бхишму и погружалась в свои горькие сны.
И вот теперь Шитрита смотрела на Амию. Она была уверена, что у этой маленькой крестьянки ничего не получится. В рядах танцовщиц-проституток она задержится самое большее на несколько месяцев. Было очевидно, что девочка не создана для распутной жизни. Она погибнет, как многие до нее.
Каналы, питавшие бассейны, фонтаны и цветочные клумбы пяти садов, отделяли храм от дворца. Город прятался за высокой стеной. Вдали от мужских взглядов в бассейнах купались девочки и женщины. Ни одна не была обнажена. Амия сняла только бусы из фальшивого жемчуга, которые ее заставляли носить постоянно, и вошла в воду прямо в своем сари. На мраморных бортиках лежали куски алеппского мыла. Она взяла один и взвесила его на ладони. Редкая роскошь – мыться с помощью такого вот коричневого бруска, пахнущего оливковым маслом. В Аунраи мыла никто в глаза не видел. Она смывала с одежды и кожи пыль и грязь, много раз покрывала лицо и волосы голубоватой пеной. Она снова и снова с ожесточением терла все части тела, но отмыть разум и душу, которые запятнали грязью Три-Глаз а и гуру, было невозможно. Это идиллическое место было на самом деле ловушкой, и Амия не могла сообразить, как из нее выбраться. Узнай гуру, о чем она думает, он щедро отмерил бы ей двадцать ударов палкой. А если бы она решилась на побег, поркой дело бы не ограничилось. Было куда проще подчиниться требованиям новых господ, снова стать обычной индианкой, с рождения приученной говорить всем "да", беспрекословно служить мужчинам и бояться гнева богов. Ну уж нет! Она не просто Прелестная. Она еще и Непокорная, та, что хочет изменить свою судьбу пусть даже ценой собственной жизни.
Прикосновение сухой коричневой руки Шитриты вернуло девочку к действительности.
– Хватит бултыхаться! Пора переодеваться, – пролаяла непалка со свойственным горцам грубым невоспроизводимым акцентом. – Я подготовлю тебя к празднованию Холи.
Все до единой одетые в красный полупрозрачный шелк тоньше крыла бабочки, нарядные танцовщицы порхали вокруг принца Ранги, полулежавшего на мягких подушках. Молодой слуга с обритым наголо черепом ритмично дергал за шнурок, приводивший в движение ивовое опахало, обдававшее принца свежим ветерком. Музыка звучала все громче. Она увлекала девушек за собой, заставляя делать быстрые и сложные па. Ни одна из танцовщиц не достигла совершенства в искусстве священного танца. Самой старшей было семнадцать. Ранга не желал видеть, как они стареют. Он отправлял их служить в храмы Шивы, когда они переставали выглядеть юными и невинными. Роли женщин, воспламененных страстью, были отведены более опытным танцовщицам – тридцатилетним и старше.
Маленькие танцовщицы старались изо всех сил. Но разве могли они передать состояние души героини с помощью восьми жестов и эмоций, не испытав этих чувств и не имея за плечами не менее чем двадцатилетний срок обучения? Как показать отчаяние от расставания с возлюбленным, страдание и тоску по утраченной любви? Как дать понять, что она горько сожалеет о ссоре, терзается мыслью о том, что ошиблась, мечтает вернуть своего героя любой ценой?…
Герой дня, Ранга, не был таким требовательным и строгим, как гуру. Он в полной мере наслаждался представлением и видом этих недозрелых тел и невинных лиц, пытающихся выразить чувства взрослых людей.
Принц поднял бровь.
Послышалось дребезжание звонка, но этот звук не имел отношения к оркестру. Он предварял появление евнухов и двенадцати новых девственниц, привезенных во дворец несколько недель назад. Принц наблюдал за тем, как они входят в комнату – неловкие, с опущенными головами. Одна из девочек была более напряженной, чем остальные – она напоминала затравленного зверька. Ранга узнал подопечную Три-Глаза. Настоящее чудо… Он поманил ее пальцем и указал на подушку:
– Сядь, Амия.
Этого Амия не ожидала. Он помнил ее… Девочке стало страшно. Как же ей ускользнуть от этого человека? Принц, между тем, пожирал ее глазами, наслаждаясь трогательной свежестью ее тела, подчеркнутой прозрачными одеждами.
Три-Глаза честно выполнила условия сделки. Эта девочка стоила прав, которые принц предоставил колдунье, и сотни заплаченных за нее золотых монет. Разумеется, он мог забрать ее у старухи, не дав той ничего взамен, но такие поступки были не свойственны мнительному от природы принцу. Амию отыскала и обучила Три-Глаза, которая могла померяться магической силой с мистическими монахами Тибета, каббалистами-иудеями, магами-арабами и знаменитыми китайскими заклинателями демонов. Ему не хотелось после смерти подвергнуться пыткам в преисподней. Привязав к себе Амию, которую инициировала Три-Глаза, он рассчитывал привлечь оккультные силы на свою сторону.
Амия вздрогнула, когда он взял ее за руку.
– "Куда движутся руки, туда должны следовать глаза; куда движутся глаза, туда должен следовать разум; куда пришел разум, там создаются эмоции; где создаются эмоции, там появляется настроение", – произнес он.
Глава 35
Хирал сошла с коня и приблизилась к постаменту со львами. Сосредоточившись, она провела по нему левой рукой. И тут ей в голову пришли слова из "Абхинайя-дар-пана", которые она проговорила вслух:
– "Куда движутся руки, туда должны следовать глаза; куда движутся глаза, туда должен следовать разум; куда пришел разум, там создаются эмоции; где создаются эмоции, там появляется настроение".
Спутники посмотрели на нее удивленно. Слова прозвучали так, словно не она их произнесла. Четыре льва в натуральную величину сидели спина к спине. Пальцы Блистательной замерли на одной из пастей. Рядом с постаментом возвышались гигантские статуи мужчин и женщин, изваянные в незапамятные времена. Дальше виднелась арка, опиравшаяся на трех слонов, а за ней простиралось главное помещение храма. Сорок две колонны, установленные в два ряда, поддерживали его куполообразную крышу. Боковые проходы за колоннами были очень узкими.
К Хирал внезапно вернулось ощущение опасности, которое настигло ее на подходе к Карли. На этот раз оно было острее. Дхама ощутил то же самое. Он спрыгнул с лошади, взял винтовку и зарядил ее. В храме было окошко, форма которого напоминала подкову. Сквозь него лился свет, освещая статую, – голова буйвола на искалеченном человеческом теле.
Мишель полагался на инстинкты своего друга и верил в то, что магические силы позволяют Хирал предвидеть события. Он взялся за рукоять сабли.
– Ты что-то заметил? – спросил он у Дхамы.
– Пока ничего особенного, – ответил монах.
– Что это за божество?
– Дхармараджа, Яма, – глухо проговорил Дхама. – Да, это он.
Сначала Дхама не был уверен, потому что ни в Тибете, ни в Непале ни разу не видел изваяний этого бога. Он прочел о том, как он выглядит, в каком-то пергаменте.
– Да, это Яма, – уверенно сказал он. – Я узнаю его атрибуты.
Аркан, жезл, секира и дигуг были изваяны на одном из барельефов, украшающих постамент.
– Меня не радует эта встреча, – сказала Хирал.
– Я тебя понимаю, – отозвался Дхама. – Перед вами – буддийский царь мертвых и владыка преисподней. Верховный судья, который выносит свой приговор, основываясь на сведениях, полученных от Читрагупты, своего писца, учитывающего добрые и плохие поступки восьми других царей преисподней и их помощников. Надеюсь, они не придут сегодня ночью судить нас.
Сикх разрушил колдовские чары, которыми опутал друзей повелитель преисподней.
– Давайте убедимся, что здесь, кроме нас, никого нет, – сказал он, вынимая кинжал.
Они исследовали храм, обошли окрестности, потом решили разбить лагерь в индуистской части святилища, а именно в маленькой часовне, возле краеугольного камня, где находился лингам Шивы, представленный в своем очистительном аспекте. Это укрытие окружали огромные статуи мужчин, попиравших ногами карликов.
– Место благоприятное, – сказала Хирал, войдя в часовню.
Наличие лингама служило подтверждением ее словам. Шива незримо присутствовал здесь. Неощутимые вибрации исходили от священного фаллоса – источника неизмеримой мощи.
– Хм… Я предпочел бы переночевать в ближайшей деревне, – сказал Дхама. – Этот храм похож на ловушку. Что скажешь, Мишель?
Что до Мишеля, то он не знал, как поступить. Старые каменные стены святилища не казались ему зловещими. Он никогда в жизни не сталкивался с демонами и привидениями. Во время многочисленных путешествий ему, конечно, доводилось быть свидетелем удивительных событий, проявлений сверхъестественных сил, чудесных исцелений, ритуалов черной и белой магии, но он родился не на этой полной чудес земле, он был выходцем с континента, где принят рациональный подход к жизни. Он обернулся к Дуне. Сикх исследовал окрестности, осмотрел самые темные закутки храма на предмет обнаружения тайников, но нашел только крыс да змей.
– Вы видите опасность там, где ее нет, – сказал Мишель. – Для беспокойства нет повода. Дуна всегда выбирал хорошие места для ночевок. Хайдарабад остался у нас за спиной, до него десять дней пути на лошади. Ни разу никто не пытался на нас напасть. Никто не знает, что мы здесь. Вернуться в деревню, а потом ехать по дороге вместе со всеми не кажется мне удачной идеей. Англичане найдут нас очень быстро. Давайте сначала доедем до Ганга, а там уже смешаемся с путешественниками и паломниками. Сотни иностранцев устремляются по торговым путям в Калькутту и Дели. А на подходе к Варанаси на нас и вовсе никто не обратит внимания. Давайте пока поступим, как обычно – разведем хороший костер, наполним желудки и будем сторожить по очереди, пока остальные спят. Нам всем надо как следует отдохнуть.
Прагматизм взял верх над страхами Хирал и Дхамы. Спустя час они сидели вокруг костра, позабыв о населяющих Карли призраках.
Клубы синеватого дыма поднимались к небу, проплывая меж каменных изваяний, ласкающих взор гармоничными изгибами и округлостями. Умирающие угли трепетали, словно сердца, в унисон со звездами. С неба лился лунный свет, и в этом свете храм казался нереальным. Под взглядами гигантских статуй Мишель слушал дыхание своих спутников, завернувшихся в одеяла. Они спали у входа в маленькое святилище Шивы. Временами Дуна и Дхама всхрапывали, и эти звуки почему-то действовали успокаивающе.
Мишель стал на часы последним, сменив сикха. Он посмотрел на Хирал и улыбнулся. Она попросила, чтобы ей позволили сторожить первой. Его отказ вызвал такую бурю возмущения и упреков, что в конце концов Мишелю пришлось уступить. Она была упрямой, гордой, храброй, мстительной, но именно такой он ее и любил. Он не смог бы привязаться к женщине, которая не была бы ему ровней. Он заметил, что она пошевелилась во сне, но в этом не было ничего необычного – Блистательная всегда спала беспокойно.
В своем сне Хирал танцевала на клумбе в разливах пурпурных и желтых цветов. Музыка доносилась с хрустального неба; многочисленные зрители, сидя на золотых тронах, смотрели на нее. Шива в тысяче восьми своих воплощениях…
Но вот настал момент, когда вихрь слепящего света поглотил все тысячу восемь богов, и возник Шива – непобедимый, в шкуре тигра, с месяцем в волосах и трезубцем в руке. Великий бог присоединился к ее танцу. Когда его оружие коснулось земли, из этого места вырвался огненный лингам. Огромный, он вознесся в небо так же, как и в начале времен, когда Шива стал Бхайравой – самой разрушительной и ужасающей своей ипостасью, и отрубил богу Брахме пятую голову.
Да, не кто иной, как Бхайрава – Ужасный – языком движений, исполненных бесконечной грации и неизмеримой силы, говорил с Хирал. Танец все не кончался. Смешались столетия. Время сжалось, поглотив прошлое, настоящее и будущее, и тысячи созданий, населявших потусторонний мир, затаили дыхание.
Акт разрушения был неотвратим.
Тхаг, словно змея, скользил между статуями, прячась в их тени. Он дождался момента, когда небо заволокли облака, и поблагодарил Кали за то, что она их послала. Закрыв своей магией звезды, Кали оставила на небе щелочку, пропускавшую света как раз столько, чтобы ее верный служитель мог сориентироваться.
Он был предельно осторожен, он просто растворился между гранитными каменными ногами слона. В двадцати шагах от него перед прокаленными остатками костра сидел и боролся со сном тот, кого ему следовало убить. Было очевидно, что он не ожидает нападения. Медлить было нельзя. Никогда не представится ему лучшей возможности выполнить свою миссию.
Приняв решение, тхаг отделился от скульптуры. Его ноги едва касались земли. Он многие годы шлифовал способность передвигаться стремительно и неслышно, учился ступать легче, чем собственная тень. Он не дышал и не моргал. В пальцах его вибрировал шнурок для ритуальных убийств. Тхаг не пользовался огнестрельным оружием и редко применял холодное оружие. Никогда не случалось ему прибегать к помощи ядов или услугам профессиональных убийц. Тхаги всегда душили своих жертв.
Мишель не успел ни шевельнуться, ни закричать. Внезапно он ощутил смертельный захват промасленной веревки у себя на шее.
Шива в припадке гнева вышвырнул ее из сна в тот самый момент, когда тхаг захватил свою добычу. Увидев, что Мишель стал задыхаться, Хирал вскочила на ноги и мгновенно накинулась на убийцу. Шива овладел ею. Она ударила тхага каблуком в затылок. Тхаг отпустил едва дышащего Мишеля и повернулся лицом к новому противнику. Можно было забыть о ритуальном убийстве. Главное теперь – спасти свою шкуру. Он выхватил малайский кинжал, который носил на поясе. Это страшное оружие, несомненно, купалось в крови врагов. Он без труда войдет в нежную плоть проклятой танцовщицы, этой проститутки, по которой плачет преисподняя! Он сделал выпад, промахнулся совсем чуть-чуть, снова бросился на нее, рассекая ножом воздух там, где она стояла секунду назад. И снова мимо… Хирал двигалась быстрее, чем кошка.
– Не шевелись! – приказал голос.
Тхаг не обратил на него внимания и продолжал схватку, отчаянно пытаясь поразить свою жертву.
– Стой, кому говорю! – снова крикнул Дхама, наставивший на тхага дуло своей винтовки.
Краем глаза монах увидел, что рядом с ним уже стоит сикх.
– Оставьте его мне! – крикнула Хирал.
– Нет! Он убьет тебя!
– Никто не может убить Шиву, – заявила она, уклоняясь от нового броска противника.
– Хирал! Хирал!
Теперь слабым голосом ее звал Мишель. Он встал, прижимая руку к шее, но на ногах держался нетвердо.
– Отойдите все! – приказала она.
Они подчинились, осознав, что ею руководит сверхчеловеческая сила.
– Шива в ней, – пробормотал Дхама.
Мишелю очень хотелось в это верить. Он никогда не видел Хирал такой экзальтированной. Но как намеревается она справиться с тхагом? У нее же нет оружия…
Тхаг задавал себе тот же самый вопрос. Эта женщина не сможет убить его голыми руками! Но ведь она упомянула Шиву. Перед этим могущественным богом Кали всегда отступала. Шива властвует над Вселенной, подчиняет своей воле Землю и небеса, гасит звезды, решает судьбы людей, укрощает демонов, навязывает свои законы другим богам. Без него ничего бы не существовало…
Однако тхаг был не из тех, кто легко отказывается от задуманного. Он родился для того, чтобы убивать. И он удвоил свои старания.
Она танцевала. В этом не было ни малейших сомнений. Хирал танцевала, используя жесты, характерные для бхара-танатьяма. Движениями рук она говорила о многом – о связях между людьми, о событиях и идеях, о мыслях и ощущениях. Она долгие годы оттачивала свое мастерство, острила его, словно кончик стрелы.
Pataka!Этот жест означал и ".поднятие меча", и "клятва", и "проявление храбрости". Пальцы другой руки сложились в трипатаку – "вспышка молнии", "стрела" и "силы, готовые к атаке". Тхаг знал язык жестов индийского танца, Мишель и Дхама – тоже.
Руки создавали слова, рождали мысли.
"Прикоснуться к телу врага"
"Овладеть огнем"
"Дуновение мощного ветра"
"Человек-огонь"
"Угроза"
"Быстрота змеи"
"Когти тигра"
"Рана"
"Остановка времени"
Язык жестов создавал оружие. Хирал прыгала, отклонялась назад, кружилась вокруг тяжело дышащего убийцы, чей взгляд выражал растущую панику. На его глазах она закрутилась на одной ноге, припала к земле, взвилась в воздух. Он видел, как ее проклятые руки ткут полотно его судьбы. Опутанный ее магией, он уже не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Кали не удавалось развеять чары священного танца.
– Кали! Помоги мне! – закричал тхаг. Призыв его потерялся в темноте храма.
– Кали! Кали!
Тхаг балансировал на грани отчаяния. На лбу его выступили крупные капли пота. Губы дрожали, силы таяли. Он отказался сражаться с посланницей Шивы. Его кинжал перестал рассекать воздух. Он отдался на волю богов.
В одно мгновение рука Хирал вырвала у него кинжал. Тхаг даже не думал сопротивляться. Хирал высоко подняла кинжал, сталь которого наполнилась жгучей мощью Шивы.
И резко его опустила.
Тхаг даже не заметил, как клинок вошел ему в сердце. Он упал, не издав ни звука. Шива торжествовал. Кали удалилась в царство теней. Трое мужчин ощутили, что опасность отдаляется. В Карли им теперь ничего не угрожало, а дрожащая Хирал плакала. Мишель подбежал к ней, обнял, крепко прижал к себе.
– Любовь моя, все закончилось.
Он вытер ее слезы, нежно погладил по лицу.
– Ты спасла мне жизнь, – сказал он.
Она поняла, что он имел в виду Она вырвала его из клыков Кали, Она помешала царю мертвых взять жизнь, которая была ей так дорога. Она спасла их любовь.