Мисс Рандл, наоборот, невзлюбили. Ее острый нос, к тому ж синий на кончике, несмотря на тропическую жару, все время вынюхивал неладное, а блестящие глазки были всегда начеку, выглядывая, не случилось ли чего необычного. Рекса и Шантель она выслеживала с тем же пылом - и теми же надеждами на успех, - с каким наблюдала за мной и капитаном. Миссис Гринелл была совсем другая: трудно было поверить, что они сестры. Она не переставая говорила о внуках, в гости к которым направлялась, и успела всем изрядно надоесть многократно повторенными историями. Ее супруг был тихий человек, молча кивавший ее рассказам в доказательство, что все проделки их внучат действительно имели место, и пристально смотревший на слушателей, словно ища подтверждения и восхищения их умом и смекалкой. Миссис Маллой завела дружбу со старшим помощником - на радость мисс Рандл, то и дело обращавшей внимание всякого, кто оказывался под рукой, на шокирующее поведение миссис Маллой, столь откровенно забывавшей, что направляется к собственному мужу.
Единственной пассажиркой, не вызывавшей критики мисс Рандл, была, по всей видимости, миссис Блейки, совершенно безответная, всегда готовая услужить не только своей сестре, столь великодушно предложившей ей кров в Австралии, но и всем, кто находился на борту.
Вечерами мы иногда играли в вист, а мужчины - Гленнинг, Рекс и старший помощник - в покер.
Так лениво текли наши дни. Наконец подошло время маскарада. Темой были выбраны Арабские ночи. Редверс сказал мне, что маскарады были кульминацией каждого плавания.
- Мы стремимся доставить удовольствие нашим пассажирам, - пояснил он, - и потому пытаемся скрасить монотонность долгого морского перехода до следующего порта. Они отвлекаются и днями напролет обдумывают костюмы, а после бала еще какое-то время обсуждают все его перипетии. Это наша прямая обязанность, чтобы на судне не было недовольных.
Лично для меня кульминациями путешествия были короткие минуты наших с Редом случайных встреч, когда мы могли переброситься несколькими словами. Мне хотелось думать, что он не меньше меня стремился продлить эти минуты, что и для него они что-то значили.
За время путешествия здоровье Моник, несомненно, улучшилось. Шантель приписывала это действию на нее погоды и капитана, хотя первое было определенно теплее второго.
- Знаешь ли, - поделилась она однажды со мной, - порой мне кажется, он ее не переносит.
- Не может быть, - сказала я, отворачиваясь.
- Несчастнее брака не бывает. Иногда она проговаривается в полусне, под действием наркотика. Время от времени я даю ей снотворное. Предписание врача. На днях, например, разговорилась: "Все равно он попал в мою сеть. Пускай себе побарахтается - все равно ему не вырваться, пока я жива".
Я содрогнулась.
- Что, шокирует? Бедная моя скромница Анна. Но ведь и ты небезупречна - во всяком случае, на взгляд мисс Рандл. Она шепчется о тебе не меньше, чем обо мне.
- Эта женщина склонна видеть то, чего нет.
- Согласна. Но с такой же ясностью, с какой она видит то, что есть. По-моему, Анна, нам с тобой надо быть начеку с мадам Рандл.
- Шантель, - спросила я, - а что думает Рекс об… Австралии?
- О, он считает ее страной больших возможностей. Тамошнее отделение цветет, как благородный лавр, и, естественно, это процветание станет еще заметнее с его прибытием на место.
- Я хотела спросить о… расставании с судном.
Окинув меня невозмутимым взглядом больших глаз с прозеленью, она сказала:
- То есть как он распрощается с "Невозмутимой леди"?
- Нет, как он распрощается с тобой?
Она улыбнулась.
- Подозреваю, немного взгрустнет.
- А ты?
- Возможно, и я.
- Тебе словно безразлично.
- Мы ведь с самого начала знали, что он сходит в Сиднее. Чего ради нам делать вид, будто это большая неожиданность?
- О тебе не скажешь: душа нараспашку.
- Фу, какая смешная банальность, Анна. Но я тебя не виню. Только представь: выворотить все наружу. Что, по-твоему, станется с нашими сосудами и сердцем в таком положении?
- Неужели все сестры так хладнокровны?
- Наша кровь, дорогуша Анна, имеет нормальную температуру.
- Прекрати паясничать, Шантель. С тобой все в порядке?
- Я уже тебе отвечала: со мной всегда будет все в порядке.
Это было единственное, чего я могла от нее добиться. Только сумеет ли она выдержать свое беспримерное хладнокровие, когда мы выйдем из Сиднея, а он в самом деле останется на берегу?
Настал вечер бала. Я завернулась в шелк, который купила в Порт-Саиде, надела белые златошвейные туфли с загнутыми носами, а на лицо, на манер чадры, намотала шарф с блестками.
- Вы прямо красавица, - польстил мне Эдвард, когда я показалась в его каюте.
- Только в твоих глазах.
- Нет, во всех глазах, - упорствовал он.
В тот день ему нездоровилось из-за того, что переел накануне. О слабости говорило уже одно то, что он провалялся в постели большую часть дня. Джонни сидел с ним в каюте за компанию, они вместе рисовали.
Так как Эдвард весь день ничего не ел, я решила дать ему перед сном немного молока. Он не противился, и в каюту прислали молоко с печеньем. Но, увидев все это, он вдруг закапризничал, сказал, что выпьет позднее, когда проголодается.
Я нарядилась и заглянула к Шантели продемонстрировать свой костюм и узнать ее мнение. Но ее там не оказалось, и я решила подождать. Я была уверена, что она скоро придет, иначе не успеет принарядиться сама. На кровати лежали турецкие шаровары из зеленой кисеи и туфли вроде тех, что я купила в Порт-Саиде.
Ждать пришлось недолго.
- Боже, ты уже готова! - воскликнула она, войдя.
"Не с Рексом ли она была", - подумала я. Как мне хотелось, чтобы она поделилась со мной.
- Я вернусь, когда ты оденешься, - предложила я.
- Не уходи. Мне понадобится твоя помощь. Не так просто влезть во все это.
- Итак, я горничная твоей светлости?
- Да, вроде бедняжки Валерии Стреттон.
Лучше бы она этого не говорила. Куда ни глянь, всюду своя загадка: сразу вспомнились описанное в дневнике Шантели таинственное появление матери Реда в испачканных ботах - тотчас после этого она заболела. Жизнь словно поток: снаружи кажется прозрачным, а когда приблизишься - мутный: не разглядишь, что творится под поверхностью.
- Почему ты вспомнила ее? - спросила я.
- Сама не знаю. Так, пришла на ум. Не правда ли, чудные шаровары? В Порт-Саиде купила.
- Только ради этого случая?
- Решила ошарашить мисс Рандл - хотя бы ради этого стоило приобрести.
Она надела шаровары. Туфли замечательно шли к ним. Я еще не видела такого блеска в ее глазах, как в тот вечер. Так ее возбудила примерка костюма. Плечи она обернула зеленой, в тон шароварам, тканью, искусно собрав ее спереди в прилегающий лиф. От ее вида прямо дух захватывало.
- Недостает только сверкающей диадемы в волосах, - вздохнула я.
- Ничего. К тому ж у меня ее нет. Я распущу волосы. Так будет еще эффектней.
Ее вид был способен поразить кого угодно.
- Шантель, ты самая очаровательная женщина из всех, кого я видела! - воскликнула я.
В ответ она обняла и расцеловала меня. Мне показалось, в ее глазах блеснула слеза. Но, тотчас овладев собой, она возразила:
- Возможно, ты просто не видишь, какая я на самом деле.
- Никто не знает тебя лучше меня, - твердо сказала я. - Никто. Невозможно быть одновременно красивой и… недоброй.
- Что за чепуху ты несешь! Или хочешь, чтобы я вырядилась святой? К сожалению, я не знаю арабских святых, а ты?
- Нет, ты будешь эффектней в роли невольницы.
- И надеюсь доставить себе маленькую радость, поквитавшись с мисс Рандл. По крайней мере, мы с тобой будем два ярких пятна на фоне всех этих унылых бурнусов. Или я неправильно выразилась, моя ученая подруга?
- Насчет этого можешь не сомневаться, но я вовсе не уверена, что все будут в бурнусах.
- Я точно знаю: навела справки. Рекс наденет бурнус. Гарет Гленнинг тоже, даже мистер Гринелл проговорился мне, что припас бурнус. Миссис Г. раскудахталась, что это просто замечательно, будет о чем рассказывать внучатам. Хотела бы я знать, будут ли и они так же много говорить о дедушке, как он молчит о внуках. Айвор Грегори сказал, что на судне их полный склад - бурнусов то есть, и кое-кто из команды непременно воспользуется. Лично он намерен его надеть. В конце концов, что еще может носить мужчина?
- Такое впечатление, словно попадаешь на арабскую улочку.
- Разве не в том и смысл всей затеи? Ну вот, я готова. По-моему, надо и мне смастерить чадру, как считаешь? Видишь ли, мы с тобой чем-то похожи, хоть на мне шаровары.
- Что ты, совсем не похожи. Твой костюм ближе к жизни, не говоря уж о том, что красивее.
- Анна, дорогуша моя, вечно ты себя принижаешь. Неужто не знаешь, что мир воспринимает тебя по собственной твоей мерке? Придется мне преподать тебе несколько уроков жизни.
- Я их получаю ежедневно. А ты уверена, что окажешься хорошей учительницей?
- Надо мне запомнить эти твои слова, - ответила она. - Однако нам пора.
- Я только забегу в каюту уложить Эдварда.
Она пошла со мной. Эдвард сидел на нижней койке, перелистывал альбом для рисования.
При виде Шантели он тихонько взвизгнул от удовольствия.
- Вы в брюках?! - изумился он.
- Естественно, как дама Востока.
- Хочу вас нарисовать в них, - предложил он.
- Утром приду позировать, - обещала она.
Я заметила, что его клонило ко сну.
- Эдвард, давай я тебя укрою, прежде чем уйду.
- Он еще не выпил молоко с печеньем, - напомнила Шантель.
- Потом, - сказал Эдвард.
- Выпей-ка, - попросила Шантель, - пускай бедняжка Анна уйдет с чистой совестью.
- А сейчас она у нее нечистая?
- Разумеется, чистая. У таких, как Анна, всегда чистая совесть.
- А у вас?
- Я другое дело. - Она взяла стакан с молоком и пригубила. - Вкусное!
Он протянул руку за стаканом и начал пить.
- Возьми печенье, - напомнила я.
Но есть он не захотел. Когда допил молоко, Шантель сказала:
- Хочешь, чтобы тебя укрыла и поцеловала турецкая невольница?
- Хочу, - сказал он.
- Так и быть: полезай в постель, и я уступлю.
Он засмеялся: Шантель умела пленить его сердечко. Подозреваю, что он привязался к ней не меньше, чем ко мне, хоть и по-другому. В его глазах я представляла надежность и основательность, а она умела развеселить - кто не любит посмеяться?
Она укрыла и поцеловала его.
- Ты совсем сонный, - заметила Шантель.
Он зевнул в подтверждение ее слов. Я обрадовалась, что он готов был вот-вот уснуть. Мы с Шантелью вместе вышли из каюты.
Кают-компания была украшена соответственно событию. Кто-то (это был старший помощник, поведала мне шепотом миссис Маллой) вывесил на стенах арабские символы, устроил полусумеречное освещение. Кажется, все мужчины действительно выбрали бурнусы, и кают-компания приняла вид ближневосточной улочки. Один из офицеров играл на рояле. Миссис Маллой танцевала со старшим помощником, а Шантель с врачом. Так как женщин недоставало, никому из нас не грозило остаться без партнера, даже мисс Рандл.
Я огляделась, ища глазами Редверса, но его не было. Я узнала бы его где угодно, даже в маскарадном костюме, который он, разумеется, не надел бы. Он до этого говорил мне, что капитану не положено снимать форму: он должен быть готов к исполнению обязанностей в любую минуту. Я удивилась, что доктор и старший помощник были в маскарадных костюмах. Но не капитан, а Дик Каллум пригласил меня на танец. Я была неважная танцовщица и извинилась за это.
- Не скромничайте, - ответил он.
- Вы, я вижу, тоже в протокольном костюме, - пошутила я, указывая на бурнус.
- Увы, мы, мужчины, обделены воображением. Только двое вырядились нищими и клянчат бакшиш, да пара оделись феллахами, и еще несколько в фесках. Остальным, как мне, хватило фантазии только на то, чтобы накинуть вот эти плащи.
- Это, должно быть, оттого, что их легко достать. Свой вы купили в Порт-Саиде?
Он помотал головой.
- В каждом таком плавании мы устраиваем бал Арабских ночей. На борту собрался приличный запас реквизита.
- Подозреваю, вы по горло сыты такими празднествами.
- Зато всегда приятно оказаться в обществе тех, кому они внове. Однако здесь жарко. Не хотите ли присесть?
Я согласилась, и мы вышли на палубу.
- Давно хочу с вами поговорить, - начал он. - Мне есть что вам сказать, но не знаю как.
- Обыкновенно вы за словом в карман не лезете.
- Это верно. Но здесь предмет деликатный.
- Вот вы меня и заинтриговали.
- Возможно, вы меня возненавидите за то, что услышите.
- Не могу себя представить способной на такое ни при каких обстоятельствах.
- Вы способны утешить любого. Неудивительно, что вас обожает капитанский сын.
- Не преувеличивайте. Скорее, более или менее уважает. Не более того. Однако говорите, что хотели сказать.
- Прежде чем я начну, обещайте, что простите меня.
- О, Господи, вы и вправду заставляете поверить, что это будет нечто ужасное.
- Не думаю… пока. Итак, слушайте. Это касается капитана.
- О!
- Вас задело.
- Каким образом, если я не знаю, что вы собираетесь рассказать?
- И не догадываетесь?
- Нет, - ответила я, хоть и догадывалась.
- Видите ли, я много раз плавал с ним. Полагаю, вы слышали поговорку, что у моряков в каждом порту имеются жены. Иногда она оправдывается.
- Вы обвиняете капитана в двоеженстве?
- Насколько мне известно, он проходил через эту церемонию только однажды.
- Тогда в чем?
- Анна - могу я называть вас Анной? Мы успели узнать друг друга, не так ли? - Я кивнула. - Так вот, Анна, у него репутация донжуана. В каждом плавании выбирает пассажирку и оказывает ей особое внимание. В этом рейсе он выбрал вас.
- Вы же знаете, мы были знакомы и раньше. Мы не здесь узнали друг друга.
- Простите, если я вас обидел. Это только из-за того, что я за вас беспокоюсь.
- Я уже не так юна. Способна за себя постоять.
С него как будто спало напряжение.
- Тогда вы должны понимать, что он из себя представляет.
- И что же он из себя представляет?
- Любитель случайных связей.
- Неужели?
- Он никогда не думал, что попадется, как это с ним вышло. Но они оказались крепким орешком даже для него - мать девушки и ее старая нянька. Когда должен был родиться ребенок, они призвали в помощь всю свою черную магию, грозили наслать проклятие на него и на каждое судно, которым он будет командовать, если не женится.
- Вы хотите меня убедить, что он женился по этой причине?
- У него не было выхода. Моряки - самый суеверный народ на свете. Никто не пошел бы в плавание с капитаном, над которым висит проклятие. Об этом узнали бы все. Так что выбора у него не было. Потому и женился на девушке.
- На мой взгляд, несколько надуманно.
- В жизни часто все не так просто, как кажется.
- Но чтобы жениться из страха перед проклятием!
- Он и так должен был на ней жениться.
- Возможно, это и была причина, почему он женился.
Дик усмехнулся.
- Теперь вы понимаете, почему я о вас беспокоюсь?
- Вы несколько торопитесь с выводами. Может, их вам подсказала мисс Рандл?
- Эта старая сплетница? Не поверил бы ни одному ее слову. Но здесь другое дело. Это касается вас, а все, что касается вас, для меня очень важно.
Это слегка озадачило меня, но мои мысли были слишком заняты Редверсом, чтобы разгадывать то, на что намекал Дик Каллум.
- Вы очень любезны, - просто ответила я.
- Дело не в моей любезности. Я не могу поступать иначе.
- Спасибо. Но прошу вас не беспокоиться обо мне. Не представляю, отчего вам тревожиться, если я изредка обменяюсь парой слов с капитаном.
- Ну, коль скоро вы понимаете… боюсь, я только еще больше все запутал. Но если вам когда-либо понадобится помощь, вы мне позволите?..
- Вы выражаетесь так, словно я оказала бы вам услугу, разрешив прийти мне на помощь, когда, наоборот, я должна бы благодарить вас за это. Охотно приму вашу помощь, если возникнет нужда.
Он взял мою ладонь и крепко пожал.
- Спасибо. Вот вам мое слово. Обещаю сдержать его. - Мне показалось, он хотел что-то прибавить, и я поспешно перебила:
- Пойдемте танцевать.
Мы танцевали, когда с нижней палубы донеслись вопли. Звуки рояля резко оборвались. Это был голос ребенка. Я немедленно подумала об Эдварде, но в следующую минуту узнала голос Джонни Маллоя.
Мы бросились на нижнюю палубу. Нас успели опередить другие. Джонни орал что было сил:
- Это был Гулли-Гулли! Я видел, узнал!
Моей первой мыслью было: мальчика разбудил кошмарный сон. Но в следующий миг я увидела другое. На палубе, в глубоком сне, лежал Эдвард. Айвор Грегори протиснулся вперед и поднял Эдварда. Джонни между тем продолжал кричать:
- Я его видел, я вам расскажу. Он нес Эдварда. Я побежал за ним и закричал: "Гулли-Гулли! Подожди меня!" Тогда Гулли-Гулли положил Эдварда и убежал.
Полная бессмыслица. Я приблизилась к доктору, который решительно сказал, пристально глядя на меня:
- Я отнесу его в каюту.
Кивнув, я последовала за ним. По пути я заметила миссис Маллой, мчавшуюся к Джонни с требованием, чтобы он объяснил, что делает на палубе и что значит вся эта суматоха.
Осторожно уложив Эдварда в постель, доктор Грегори склонился над ним и, подняв веки, осмотрел глаза.
- Он ведь не болен? - испугалась я.
Доктор покачал головой и принял озадаченный вид.
- Тогда что могло случиться? - потребовала я.
Не отвечая на мой вопрос, он сказал:
- Заберу-ка я мальчика в лазарет. Подержу немного у себя.
- Значит, он болен?
- Нет-нет. Но я его заберу.
- Не понимаю, что могло произойти.
Укладывая ребенка, он сбросил на пол свой маскарадный бурнус - выходя из каюты, я заметила его на полу. Я подняла накидку. От нее исходил терпкий запах мускуса, духов, которые несколько наших пассажиров купили на базаре. Запах был до того стойкий, что прилипал к каждому, кто соприкасался с ним. Бросив накидку, я вышла на палубу. Мать и миссис Блейки успели увести Джонни в каюту. Все только и говорили о случившемся. Что все-таки произошло? Как здесь очутился спящий ребенок? Что за чушь о фокуснике Гулли-Гулли, якобы тащившем его через палубу и бросившем, когда раздался крик Джонни?
- Шутка, - предположила Шантель. - Мы здесь веселились - вот и они решили попроказничать.
- Но как здесь оказался ребенок? - спросил Рекс, стоявший рядом с Шантелью.
- Обыкновенно. Сам пришел, а потом притворился спящим. Все очень просто.
- Доктор, похоже, не принял его за бодрствующего, - возразила я.
- Тогда получается бессмыслица, - сказала Шантель. - Он ведь не страдает сомнамбулизмом. Впрочем, отчего бы и нет. У меня случались больные, выделывавшие самые неожиданные штуки во сне.
Тут на авансцену вылезла мисс Рандл.