Сошли и мы с Шантелью, захватив с собой Эдварда.
- А вот и мой маленький, - представила его Моник.
Огромные черные глаза Щуки, местами с красными прожилками воззрились на Эдварда. Она подхватила его руки и запричитала:
- Маленький моей маленькой!
- Я не маленький, - запротестовал Эдвард. - Я приплыл из-за моря с капитаном Стреттоном.
- Вот оно что, - отозвалась Щука.
Нас с Шантелью словно и не было вовсе. Уловив уже знакомый злой блеск в глазах Моник, я поняла, что это не случайно. Этим она подчеркивала, что была здесь хозяйкой, а мы прислугой. Интересно, что об этом думала Шантель. Очень скоро я это узнала.
- Пора и нам представиться, - сказала она. - Мисс Анна Брет и сестра Ломан.
- Гувернантка и сестра милосердия, - прибавила Моник.
Щука кивнула, мельком остановив на нас черные глазищи. Ее выражение говорило, что ставит она нас невысоко.
- Иди к маман, - обратилась к Моник Щука. - Она тебя ждет.
- Нам тоже входить? - саркастически спросила Шантель. - Или для нас черный ход?
- Можете войти, - с ухмылкой ответила Моник.
Ступая на крыльцо, я заметила, как что-то напоминающее ящерицу скользнуло между стойками двери, и тотчас догадалась, зачем здешние хижины были подняты на сваи.
Войдя в холл, мы сразу ощутили разницу температуры: здесь она упала градусов на двадцать. В нашем состоянии мы только порадовались этому. Но как здесь было сумрачно! Только некоторое время спустя мои глаза приспособились. Зеленые ставни единственного окна были закрыты: опять же, подозреваю, как мера предосторожности против вторжения нежелательных насекомых - это и была причина темноты в холле. Пестрые циновки были разбросаны по полу, который, не будь их, пришлось бы изредка мыть. Пол был щербатый, с отломанными кое-где половицами.
В дальнем краю холла вместо двери была бисерная занавесь. Крытый клеенкой стол украшали бронзовая статуэтка с редкостно безобразным лицом и стоявшая рядом то ли бронзовая, то ли медная трость. Я догадалась, что это был обеденный гонг.
Нас провели наверх лестницей, укрытой красным вытертым ковром, из-под которого выглядывали голые половицы. Их уже давно не красили и не вощили, ковер, должно быть, тоже был пропылен.
Мы взошли на площадку, куда выходила дверь, сразу распахнутая Щукой.
- Мисси Моник, - возгласила она, первой входя в комнату.
В комнате был тот же полумрак, но мои глаза успели освоиться. Мне в руку вцепился Эдвард: я крепко сжала его ладонь.
Странной была эта комната, вся заставленная тяжеловесной мебелью. Бросились в глаза латунные безделушки, маленький медный столик, тяжелые стулья и картины на стенах. Запахнутые ставни и здесь не допускали насекомых и духоту.
В кресле восседала мадам де Лауде, мать Моник.
- Моник, моя дорогая! - вскричала она.
Подбежав, Моник упала на колени к ее ногам и уткнулась в живот. Я догадалась: хозяйка больна, что, видимо, и явилось причиной, почему не приехала встречать дочь.
- Маман… вот я и здесь. Наконец-то дома.
- Дай я посмотрю на тебя, моя маленькая. Как хорошо, что ты приехала домой. А Эдвард?
Она выпятила худую, в синих прожилках руку: пальцы были унизаны перстнями, несколько браслетов покрывали запястья. Навстречу несмело вышел Эдвард и, в свою очередь, был взят в объятия.
- Долго же я тебя не видела, - повторяла она. - Как долго… - Тут она подняла взгляд на нас с Шантелью. - Вы, надо полагать, сестра и гувернантка. Скажите, кто из вас кто, пожалуйста.
- Я сестра Ломан, - представилась Шантель. - А это мисс Брет.
- Я слышала, что вы обе хорошо ухаживали за моими дочерью и внуком. Милости прошу в усадьбу Карреман. Надеюсь, вам здесь понравится. Вы устали с дороги. Сейчас же распоряжусь, чтобы в ваши комнаты принесли мятного чая. Это вас освежит, а после я приглашу вас обеих.
Потянувшись, она сняла медную фигурку девушки, под который открывался шнур звонка. Ее движения были вялыми. Тотчас не замедлила появиться молодая особа. На мой взгляд, ей было не больше пятнадцати - уже зрелый по островным меркам возраст. Она была босонога, наряжена в длинное цветастое платье не первой свежести, какие, похоже, носили все без исключения здешние женщины.
- Перо, - обратилась к ней хозяйка, - отведи сестру Ломан и мисс Брет в их комнаты и приготовь им мятного чая. Я приму вас позже, - почти извиняющимся тоном сказала она уже нам. - Сначала хочу побыть с дочерью и внуком.
Когда мы уходили следом за Перо, Эдвард кинулся нам вдогонку, уцепившись в мой подол.
- Эдвард останется, - коротко сказала мадам де Лауде. Эдвард собрался было возражать, но я тихонько подтолкнула его к бабушке.
- Иди сюда, Эдвард, - позвала Моник. - Мы хотим, чтобы ты остался.
Он неохотно повиновался.
Мы двинулись скрипучими половицами коридора, поднялись по лестнице с перилами изящной резьбы, скрытой под слоем пыли.
Наши комнаты располагались в одном коридоре, за что мы были благодарны. Нам обеим не хотелось слишком разлучаться друг с другом в этом доме. Мне досталась большая комната с деревянным полом, сильно пострадавшим от местной разновидности древоточца или еще какой-нибудь напасти. Те же обязательные окна за плотно закрытыми ставнями - в данном случае два; кровать под пестрым покрывалом; резное кресло с камчатной золотошвейной обивкой - бесспорный "людовик пятнадцатый". Наконец, восхитительный пристенный столик: золотая инкрустация рококо с центральным резным мотивом. Мраморная столешница покоилась на украшенном плющом фризе. Сказочная работа - притом подлинник. Стулья были грубые, наскоро сколоченные неискусным плотником из плохо выделанной древесины. Как можно было поставить рядом с пристенным столиком и креслом мебель, которой была обставлена комната?
Осмотревшись в своей комнате, Шантель вернулась в мою.
- Ну? - спросила она.
- Довольно-таки странно.
- Я с тобой согласна. Но как это понимать, Анна? До чего необычное место. Вот откуда она родом! У меня такое впечатление, что в первый же шторм дом свалится нам на головы, когда будем спать. А ты что о нем думаешь?
- Думаю, ему бы не повредила хорошая генеральная уборка.
- Какой он не видел годами. Только если ее затеять, он и вправду может развалиться. Как мы здесь продержимся целых два месяца?
- Я способна на такой подвиг, только потому что рядом ты. - Я вздрогнула. - Как подумаешь, что ты могла меня бросить в Сиднее… По крайней мере, я так решила, когда мне показалось, что ты не вернулась.
- Я все время была на борту, так что твои опасения не имели оснований. Но вот мы здесь и должны продержаться два месяца.
- Не рано ли мы вынесли приговор? - засомневалась я.
- Еще бы! Знаю, это не в твоем духе. Это я импульсивная натура. - Она двинулась к окну и отворила ставню. Открылся вид, красотой своей способный заменить картину: лазурно-голубое море, пальмы, золотой песок и изящный изгиб береговой линии бухты.
Шантель глянула на свои ладони: они были в пятнах, ныли от прикосновения к окну.
- Неужели здесь нет прислуги? - изумилась она.
- Мы сами видели Жака и Перо.
- Ты забыла няньку, которая вышла встречать мисси Моник, когда мы подъехали.
- Жаку поручены лошади и коляска. Возможно, еще уход за садом.
- Судя по тому, что я успела рассмотреть, он не слишком утруждает себя этой заботой, - фыркнула Шантель. - Разве обладает волшебными пальцами: к какой зелени ни прикоснутся, за ночь вместо срезанного побега отрастает вдвое длиннее.
- Полагаю, это от избытка солнца и влаги.
- Хорошо. Предположим, он в самом деле работает в саду и конюшне. В доме остается еще Перо. Что поделывает целыми днями эта особа, тем более что не нужно было нянчиться с мисси Моник?
- Здешний климат не очень благоприятствует тяжким трудам.
- Не могу не согласиться с тобой. Сама чувствую себя обмякшей.
- Мятный чай должен бы восстановить наши силы, если он когда-нибудь появится.
Почти тотчас за этим он и появился. Робея и смущаясь, девушка внесла его на металлическом подносе, украшенном аляповатыми, грубо выписанными красным и берлинской лазурью цветами. Чай был разлит в высокие стаканы, из которых торчали длинные ложечки с черенками в форме копытца. Я машинально отметила про себя их ценность. В свое время за ними гонялась тетя Шарлотта.
Снова меня поразили контрасты этого дома. Ценные старинные предметы рядом с вещами, не только ничего не стоившими, но к тому же грубыми и безвкусными поделками.
- Надеюсь, вам понравится чай, - молвила Перо.
Юная и конфузливая, она поглядывала на нас исподтишка, особенно, на Шантель - достойное, по любым меркам, зрелище.
Только я подумала, что мы могли бы выпытать у девушки кое-что о жизни в доме, как Шантель уловила мою мысль.
- Вы нас ждали? - обратилась она к ней.
- Да, - ответила та. По-английски она говорила с запинками. - Мы знали, слышали, что приплывет корабль и привезет двух женщин - одну для мисси Моник, другую для мастера Эдварда.
- Они не возражают против нашего приезда? - спросила я. - Возможно, думают, что смогут обойтись без нас?
Девушка напустила на себя важность.
- Но вас прислала леди из-за моря. Вы от нее. Мадам очень бедная. Она не может платить. А леди, которая живет за морем, очень богатая, и мисси Моник тоже будет богатая, потому что замужем за капитаном…
Она осеклась, вдруг сжав рот, явно соображая, не сболтнула ли лишнего.
Мы прихлебывали чай. Он был чуть теплый, но аромат мяты в самом деле освежал.
Из коридора донеслись шаги, и в дверях показался Жак. Он строго глянул на Перо, которая мигом исчезла, и взглядом показал на наши сумки.
- Эти мои, - сказала я. - Благодарю вас.
Он без слов занес их в комнату, потом отнес поклажу Шантели.
Шантель уселась на мою кровать. Я села на золотошвейного камчатного "людовика" - признаюсь, не без благоговения, - и мы не сговариваясь глянули друг на друга.
- Да, в чудном доме мы с тобой очутились, - заявила Шантель.
- А ты чего ожидала?
- Только не такого странного. Нас как будто здесь не хотят.
- Да, кроме старухи няньки. В конце концов, ты ухаживаешь за маленькой мисси, а я за Эдвардом. Они для нее очень дороги.
- У нее такой вид, словно готова в любой момент наслать на нас с тобой порчу.
- Верно, слепит из воска наши фигурки и примется протыкать булавками.
Мы рассмеялись: вольно нам было шутить между собой, но обе мы успели почувствовать на себе действие этого странного дома.
Шантель отправилась разбирать вещи, тем же занялась и я. В чулане обнаружилась поясная ванна с водой и кувшин. Вымывшись и переодевшись в легкое платье, я почувствовала себя много легче. Когда причесывалась, в дверь тихо постучали. Я открыла: это была Перо. Мадам де Лауде желает меня видеть, сообщила она. Она хотела видеть и сестру Ломан. Но по отдельности. Если я готова, она сопроводит меня первой, так как сестра Ломан еще Не готова.
Я второпях закрепила прическу и пошла следом за ней вниз. Мне передался ее благоговейный трепет перед хозяйкой.
- Прошу садиться, мисс Брет, - приветствовала меня мадам де Лауде. - Боюсь, я отослала вас несколько поспешно: так давно не видела дочери и внука. Теперь они со своей старой нянькой, можете не беспокоиться насчет Эдварда. - Я молча наклонила голову. - Вам, должно быть, все здесь кажется необычным после Англии?
Я согласилась, что все было другим.
- Хоть я сама англичанка, но в Англии никогда не была. Мой муж был француз. С самого замужества я живу в этом доме. До этого жила на другом краю острова… Когда был жив муж, мы были богаты, очень богаты, по островным меркам, но его нет уже двадцать лет, я слаба и немощна. Вас, верно, удивляет, зачем я вам это говорю, поскольку вы явились сюда учить Эдварда и, вероятно, считаете, что ни до чего другого вам нет дела, но, полагаю, вам все же следует знать, как все обстоит.
- В любом случае вы очень любезны, вводя меня в курс дел.
Она кивнула.
- Вы наняты не мной. Вам это известно. Ваша нанимательница - леди Кредитон.
- Да, я знаю.
- Я не могла бы себе этого позволить. Здесь все изменилось. Когда-то было по-другому. В те времена мы жили на широкую ногу, принимали гостей из Франции и Англии. Мой муж был светский человек, а сахарная плантация процветала. Но теперь это все в прошлом, и мы бедны. Должны думать о каждом шаге. В этом доме не роскошествуют, ничего не поделаешь. Мы очень, очень бедны.
Я сочла весьма необычной ее манеру обращения к человеку в моем положении, но после сообразила, что она предупреждала меня таким образом, чтобы не рассчитывала на особые привилегии. Вне всякого сомнения, мне придется самой ухаживать за собой, убирать свою комнату. Мне понравилась ее откровенность, и я уточнила, правильно ли я ее поняла. Правильно, улыбнулась она. Это ничуть не обескуражило меня, так как я и без того намеревалась первым делом убрать свою комнату и теперь могла заняться уборкой, не боясь кого-то обидеть.
- Дом большой. Тридцать комнат. По форме квадратный, вернее, был таким, когда его строил муж, но после появились пристройки. Отсюда и название Карреман: по-французски "квадрат". Тридцать комнат - и три человека прислуги. Явно не хватает рук. Жак, Щука и Перо. К тому же Перо еще молода и неопытна, а островитяне вообще не слишком работящи. Но не будем их винить: это из-за климата. Ах, этот климат! Никуда не годится. Дом разваливается. Плодятся насекомые. Все заросло сорняками. Говорят, во всем виноват климат. Так ли это, не знаю: я всю жизнь прожила здесь и привыкла. Но для посторонних он тяжел.
- Я вас понимаю, мадам.
- Рада, коль так. Теперь я должна поговорить с сестрой Ломан. Да, вот еще что! Питаться мы будем вместе. Так меньше хлопот, да и дешевле готовить на всех одно. Жак с Щукой готовят, а Перо подаст. Теперь вы знаете все про наше хозяйство. Обедаем мы в восемь часов. Сегодня с нами обедает капитан. Он захочет провести возможно больше времени с женой и сыном.
Интересно, заметила ли она бросившуюся мне в лицо краску?
- А теперь, - докончила она, - я приму сестру Ломан, если она готова.
Я направилась в комнату Шантели. Там тоже обнаружилась пара стоящих предметов, оба французских.
- Я только что имела поучительную беседу с мадам. Теперь твоя очередь. Мы с тобой в самом деле попали в чудной дом.
18
Темнота быстро опускалась на остров. Сумерек здесь не было совсем. Только что был день, а минутой позже наступила ночь.
Без четверти восемь ко мне в комнату явилась Шантель. Она переоделась в черное с кружевом платье, как нельзя лучше выделявшее цвет ее лица. Завидев меня, цокнула языком: на мне тоже было черное.
- Так не пойдет, Анна, - запротестовала она. - Я всегда ненавидела это твое платье. Сказать по правде, ты в нем какая-то тусклая.
- Я не на банкет собралась.
Ее глаза подернулись туманной поволокой.
- Анна, сегодня здесь обедает капитан. Вероятно, еще отобедает завтра, а потом отчалит. Он запомнит тебя такой, какой ты была сегодня, - так что живо снимай эти невзрачные лохмотья.
- Шантель, прошу тебя…
Но она уже принялась со смехом расстегивать мое платье.
- Ты будто забыла, что у него жена, - напомнила я.
- Об этом не даст мне забыть она. И все равно, пускай капитан увезет с собой приятные воспоминания.
- Нет, уж лучше бы…
- … Ты явилась дурнушкой? Как ты неромантична!
- Разве можно быть романтичной с чужим мужем?
- Нужно всегда быть романтичной, а в несчастной любви так много романтики.
- Шантель, пожалуйста, не надо шутить.
- И не думаю. Если бы ты только знала, как я хочу, чтобы ты была счастлива. И ты обязательно будешь счастлива, даже если это будет не капитан. А это вряд ли будет капитан, Анна.
Ярко вспыхнувшие глаза выдавали в ней настоящую прорицательницу.
- Прошу тебя, прекрати этот разговор, - взмолилась я.
- Нет, буду говорить, - с пылом возразила она. - Он не создан для тебя. Я не раз повторяла, он тебя не стоит, Анна. Но все равно настаиваю, чтобы ты надела сегодня что-нибудь поприличнее. - Она достала и приложила к себе голубое шелковое платье. - Вот. Лучшее в твоем гардеробе. Ну, пожалуйста, Анна.
Я сменила черное платье на голубое. Что бы я ни говорила, мне самой хотелось выглядеть получше в этот вечер.
Я придирчиво оглядела себя в зеркале. Голубое неплохо сочеталось с румянцем моих щек, наконец решила я. Шантель не сводила с меня глаз, и, чтобы сменить тему, я сказала:
- Перо принесла свечи, но предупредила, чтобы не зажигали, пока есть возможность что-нибудь разглядеть без света. Свечи на острове в большой цене.
- Не верю, чтобы они так обеднели. Подозреваю, что у нашей мадам мания откладывать денежки. Сейчас ты очень миленькая, Анна.
- Это от света дорогих свечей. Он скрывает все недостатки. Сама знаешь, как он смягчает черты лица и придает блеск глазам.
- Удивляюсь, что нас зовут к семейному столу - всего-навсего сестру и гувернантку.
- Она призналась, что так оно выходит дешевле.
- И мне сказала.
- Анна, мы с тобой попали в сумасшедший дом, - рассмеялась Шантель.
- И нам остается только одно: ждать.
Она подошла к окну и растворила ставни.
- Иди сюда. Увидишь корабль.
Он стоял на якоре в бухте, там же, где, должно быть, стояла когда-то "Роковая женщина".
- Невольно чувствуешь себя в безопасности, - заметила я.
- А что ты скажешь, когда он уйдет, Анна?
Я вздрогнула.
- Посмотрим.
- Ничего, это всего на два месяца.
- Ты уверена?
Она улыбнулась.
- Абсолютно. Не останусь ни на один лишний день.
- Значит, ты уже решила?
- Всеми косточками чую, - шутя ответила она, - больше мне не выдержать.
- Ты выражаешься как пророчица.
- Если угодно.
- Мне бы не хотелось остаться здесь одной.
- "Куда ты идешь, туда и я пойду". На этой библейской ноте пойдем-ка вниз к обеду.
Шантель распахнула дверь, освещая подступы к керосиновой лампе, тускло чадившей в глубине коридора. Я затворила ставни и задула свечу. В наступившей темноте комната приняла жутковатый вид.
Но сквозь щели ставен просматривались очертания "Невозмутимой леди", стоявшей на якоре посреди бухты, а внизу, должно быть, уже появился Редверс. Я была рада, что его присутствие скрашивало наш первый вечер на Коралле.
Стол украшал поразительной красоты канделябр. Несмотря на странность всего, что меня окружало, я сразу заметила его: юная богиня держала планку, на которой крепились свечи. "Бесценная вещица, - мысленно определила я. - Французская работа, как и большинство стоящих предметов, которые попадались в доме. Вполне достойна версальских столов". Свечи отбрасывали на все вокруг мерцающие тени. Нас оказалось довольно-таки много в первый вечер. "Каково будет, когда за этим столом будет сидеть всего четверо", - поежилась я.
Во главе стола сидела мадам де Лауде. По ее правую руку помещался Ред. Напротив, поражая всех на удивление легким дыханием, сидела Моник. Справа от нее был Айвор Грегори, слева - Дик Каллум. Нас с Шантелью посадили друг против дружки.