Подавали Перо и Жак: Щука, надо полагать, была занята на кухне. Основным блюдом была рыба неизвестного мне вида, вероятно, обитательница здешних вод. Следом подали бобы и овощи, потом тающий во рту ананас. Запивали мы французским вином отменного качества, хоть я и не знаток по этой части.
Поначалу беседа текла гладко. Говорили о плавании, о спутниках-пассажирах, с которыми расстались. Я то и дело чувствовала на себе глаза Реда, а, отворачиваясь, ловила взгляд Дика Каллума. Шантель затеяла легкий флирт с Айвором Грегори. Особенно разговорилась Моник, поощряемая снисходительными кивками матери.
Мадам де Лауде держалась очень важно: я в самом деле поверила, что она много принимала в свое время. Я представила эту комнату, заполненную гостями и целиком обставленную стильными вещами вроде украшавшего наш стол канделябра.
- Как считаете, капитан, - неожиданно спросила хозяйка, - сестре Ломан и мисс Брет здесь понравится?
- Надеюсь, что понравится, - неуверенно ответил он.
- После Англии им все здесь покажется другим. Здесь действительно все другое, правда?
- Да, несколько теплее, - шутливым тоном сказал Редверс.
- Мне сразу захотелось, чтобы они приехали, как только узнала, что их наняла леди Кредитон. Я наслышана, как они оказались полезны… во время плавания. Надеюсь, они пожелают остаться.
- Да, обе были полезны, - подтвердила Моник. - Сестра Ломан меня прямо изводила.
- Мадам де Лауде поймет, что я это делала ради вашего блага, - парировала Шантель.
Моник надула губки.
- Она заставляла меня соблюдать диету и вдыхать этот вонючий дым.
- По предписанию врача, - уточнила Шантель. - Кстати, подтвержденному присутствующим здесь доктором Грегори.
- Я убежден, мадам, что миссис Стреттон повезло, что ей досталась такая дельная сестра, - отозвался доктор Грегори.
- Сестра Ломан смотрела за мной, а мисс Брет за Эдвардом. Эдвард постоянно искал общества своего отца - следовательно, его искала и мисс Брет.
Неожиданно я услыхала собственный, словно чужой, голос:
- Эдварду не так часто позволялось подниматься на мостик, и, естественно, он пользовался любой возможностью, чтобы узнать побольше.
Моник смотрела то на меня, то на Шантель. Я догадалась, что она что-то затеяла. "Интересно, что она рассказала матери", - мелькнуло у меня в голове.
- Принято считать, что, когда на борту пассажиры, главная обязанность капитана - делать, чтобы им было не скучно, - заговорил Ред. - Увы, это заблуждение, хотя, уверяю вас, это было бы очень приятно. Дело капитана - вести судно. Разве не так, Каллум?
Дик Каллум с готовностью подтвердил его слова, прибавив, что и для офицеров главная забота - корабль.
- И нет никакой жизни вне службы? - поинтересовалась мадам.
- Отчего же, и на нашу долю выпадает момент, когда мы вольны отвлечься в обществе, только не так часто, как хотелось бы.
- Поэтому капитанскую жену держат чуть не в заточении, - вставила Моник. - Грустно, не правда ли?
- Как, по-вашему, доктор, плавание благоприятно сказалось на моей дочери?
- Думаю, что да, - ответил Айвор Грегори.
- Прежде чем отбудете с острова, вы должны поговорить с местным врачом. Он очень стар и, увы, неважный. Но лучшего нет. Скоро ему на замену приедет молодой человек - из наших островитян. Он сейчас в Англии, практикуется в одной лондонской больнице.
- Завтра же отправлюсь к нему, - обещал Айвор, - и передам досье миссис Стреттон.
- Досье! - вскричала Моник. - Будто речь идет о преступнице, отбывающей наказание.
Все неловко засмеялись, и мадам, разряжая обстановку, сообщила, что кофе подадут в салоне, и пригласила перейти туда.
"Салоном" оказалась длинная комната с выходившими на балкон окнами до пола. В окна виднелась одичавшая лужайка. На балконе стояли кресло-качалка, стол и пара плетеных тростниковых стульев. Из-под пестрых туземных циновок выглядывал щербатый паркет. Мое внимание сразу привлек стол. Несомненная работа Жоржа Якоба. Эбоновый шпон с дивным зубчатым орнаментом по краям. Не удержавшись, я провела пальцами по поверхности черного дерева. На ней был густой слой пыли. Такое отношение граничило со святотатством. Кроме стола, имелось несколько стульев еще более раннего периода с желобчатыми спиральными ножками; их парчовая обивка залоснилась, но это дело поправимое - главное, прекрасная рама и орнамент из маргариток доказывали их подлинность.
Перо внесла кофе, поставив прямо на стол Якоба. Дешевый поднос был здесь неуместен, но кофейник, молочник, сахарница и щипцы явно были из английского сервиза георгианского времени.
Скользя по парчовому покрывалу стула, мадам де Лауде осведомилась, как нам нравится здешний кофе. Пока она разливала его по чашкам, я гадала, какова была жизнь в этом доме при покойном муже. Теперь она боролась с бедностью, экономила на свечах, при том что была окружена предметами, стоившими целого состояния.
Комнату освещали лампы. Их было всего две, в противоположных углах: света явно недоставало, в комнате царил полумрак. Я задумалась, как бы расставила мебель. Непременно перенесла бы сюда замечательный канделябр, который видела в столовой. Постаралась бы собрать вместе предметы одной эпохи.
Моник вредничала весь вечер. Разговор сбился на Рекса Кредитона. Мадам де Лауде не терпелось узнать о нем как можно больше: она вообще не скрывала своего любопытства к Кредитонам. Неужели рассчитывала благодаря браку Моник избавиться от бедности?
- Жаль, что вы не привезли вашего сводного брата, капитан, - попеняла она ему.
- У него дела в Сиднее, - объяснил Редверс. - Он очень занятой человек.
- То-то я заметила, как он был занят во время плавания. - Моник со смехом обернулась на Шантель. - А теперь тоже занят. Ухаживает за мисс Деринхем.
- Это молодая особа, с которой он познакомился на корабле? - спросила мадам де Лауде.
- О нет. Она уже была в Австралии. Если не ошибаюсь, она и была целью его путешествия. Они очень богаты, эти Деринхемы. Под стать Кредитонам, правда, Редверс?
- Не имея отношения к компании Деринхемов, я не знаком с их балансовыми листами, - холодно ответил Ред.
- У них много кораблей, как и у Кредитонов. Леди Кредитон считает, что неплохо бы соединить оба флота брачными узами.
- Я знаю, леди Кредитон исключительно разумная женщина, - заявила мадам де Лауде. - И когда эта пара поженится и произойдет… как это называется…?
- Слияние, - подсказал Дик.
- … Они станут вдвое богаче.
Ее глаза загорелись. Мысль о богатстве размягчила ее. Она говорила о деньгах как о предмете пылкой любви.
- Как романтично! - восхищалась она. - Любовь всегда прелестна.
- В данном случае ее можно назвать золотой, - вставил Дик, чуть заметно скривив губы.
- Он знал, чем развлечься во время плавания. - Притворно невинные глаза Моник остановились на Шантели, тотчас замершей.
Бедная Шантель, как я ее жалела!
- Он из мужчин, которые любят поразвлечься? - подхватила мадам.
- Какой мужчина этого не любит? - с усмешкой спросила Моник, поворачиваясь к Редверсу.
- В развлечениях нет ничего греховного, - ответил Редверс. - Более того, веселиться куда умнее, нежели скучать. Уверяю вас, мадам, мой сводный брат исключительно разумный человек. У него поистине светлая голова - незаменимая вещь в его положении.
- Я слышала, вы очень к нему привязаны, - заметила мадам де Лауде.
- Дорогая мадам, мы вместе росли. Мы настоящие братья. Приставка "сводный" никогда не смущала нас. С самой колыбели вместе. Едва ли есть что-либо, касающееся "Леди-линии", чего бы не знал Рекс.
- О да, он большой знаток по части леди, - развязно расхохоталась Моник.
Шантель с тревогой следила за ней: она всегда настораживалась, когда Моник слишком много смеялась. Часто это заканчивалось удушьем.
Шантель поднялась. На миг мне показалось, что сейчас она выдаст чувства, которые - я в этом не сомневалась - переполняли се. Я не верила в ее равнодушие к Рексу. Она обернулась к доктору Грегори.
- Не дать ли миссис Стреттон десять капель белладонны?
- Я бы дал, - ответил Айвор.
- Сейчас принесу.
- Чего ради? - возвысила голос Моник.
- У вас сбивается дыхание, - ответила Шантель.
- Ради предосторожности, - прибавил доктор.
- Вы собираетесь в свою комнату? - осведомилась мадам де Лауде. - Надо, чтобы вам посветили. - И, достав со столика фигурный колокольчик, позвонила. Меня поразил его пронзительный звук. Тотчас вбежала запыхавшаяся Перо. - Посвети сестре дорогу до комнаты.
Когда доктор и Шантель ушли, Моник закапризничала:
- Со мной обращаются как с ребенком.
- Дорогая, они о тебе беспокоятся, - сказала мадам.
- Сама знаешь, лучше предупредить приступ, чем пытаться справиться с ним после того, как начнется, - заметил Редверс.
- Никакого у меня не будет приступа. Я ей не верю. Это она, чтобы я перестала о нем говорить. Никак не может пережить, что он остался в Сиднее и женится на мисс Деринхем. Думала, что неотразима. - Она снова засмеялась.
- Прекрати, - строго сказал Редверс. - Не говори о вещах, о которых не имеешь представления.
Он высказал это таким решительным тоном, что все немного опешили. Из-под маски светского любезника словно проступил новый человек. Моник вцепилась в подлокотники и откинулась на спинку кресла. Разрядил обстановку Дик Каллум:
- Я слышал, в этом году рекордный урожай кокосов, и нам предстоит везти в Сидней хороший груз копры.
Это повернуло разговор в спокойное русло, злобная пикировка сменилась на более приличествующий застолью тон.
- К сожалению, хуже обстоят дела с сахаром, - грустно тряхнула головой мадам. - Однако мы забыли про свои обязанности, давно никого не принимали. Не желаете ли бренди, ликеру? Могу предложить хороший коньяк. Муж оставил мне отменный винный погреб. К счастью, его содержимое не портится с годами.
Вернулась Шантель и доктор. Шантель протянула Моник стакан - та сжала губы и отвернулась.
- Ну, пожалуйста, - тоном терпеливой сестры выговорила Шантель.
Моник взяла стакан и, уступая, словно капризный ребенок, выпила содержимое. Мать с беспокойством следила за ней. Я заметила, как на Моник смотрел Редверс: откровенная неприязнь, смешанная с раздражением и усталостью, читались на его лице. Это меня встревожило.
После этого разговор сделался беспорядочным, то и дело сбивался на частности. Сидевший рядом со мной Дик Каллум сказал, что мы должны увидеться (очевидно, подразумевая встречу наедине) до отплытия "Невозмутимой леди". Я ответила уклончиво, в том духе, что едва ли представится возможность.
- Попытайтесь все же найти возможность, - не отступал он. - Ну, пожалуйста.
Шантель обсуждала с Айвором Грегори лечение Моник.
- По-моему, настойка белладонны неплохая замена нитритамила, - сказала она.
- Да, она эффективна, только надо быть осторожным, когда даешь внутрь. Ни при каких обстоятельствах не давайте ей больше десяти капель. Во время приступов можно повторять дозу - скажем, каждые два-три часа. У вас достаточный запас лекарств?
- На два месяца хватит.
Они серьезно, не изменяя профессионального тона врача и сестры, беседовали о состоянии Моник.
Около полуночи Дик и доктор откланялись и вернулись на судно. Редверс остался.
Перо было велено сопроводить нас с Шантелью в наши спальни. Она двинулась впереди с керосиновой лампой в руках. Судя по всему, лампа считалась дешевле свечей. По пути они обе зашли в мою комнату. Перо зажгла свечу на туалетном столике. Я пожелала им спокойной ночи и закрыла дверь.
Сон никак не шел. Перед тем как лечь, я поднесла к кровати свечу и, раздевшись, задула. Светила луна, так что я не была в полной темноте. По мере того как я лежала без сна в постели, глаза постепенно освоились с темнотой, и я начала довольно ясно различать предметы в комнате. Сквозь щели в ставнях сочился блеклый свет. Их нужно было держать закрытыми, чтобы не проникали насекомые. Я вспомнила о Шантели, тоже, возможно, лежавшей без сна в комнате по соседству. Эта мысль утешила меня.
Услышав скрип половицы, я тотчас вспомнила Дом Королевы, где среди ночной тишины тоже без видимой причины трещали полы. Я перебрала в памяти всю цепь событий, приведших меня сюда, и заключила, что был момент в моей жизни, когда от моей воли зависел выбор. Я могла сказать: не еду. Могла остаться в Англии. И все сложилось бы по-другому. Всего остального из того, что случилось со мной - жизни в Доме Королевы, отношений с тетей Шарлоттой, - было не избежать. Уже после наступил момент решения, и я выбрала свой путь. Эта мысль возбуждала и тревожила меня. С полным правом я могла себе сказать: что бы ни случилось, ты сама выбирала.
Неожиданно тишину нарушили голоса. Моник и Ред говорили громкими раздраженными голосами. В доме бушевала ссора. Я встала с кровати, прислушалась. Подошла к двери, немного постояла, наконец открыла. Голоса сделались слышнее, хоть я и не разбирала слов. Высокий, страстный, обличающий голос Моник. Что было в низком, приглушенном тоне Реда? Попытка успокоить? Властность? Тотчас пришло на память выражение его лица накануне вечером. Угроза?
Я шагнула в коридор, открыла дверь в комнату Эдварда. В лунном свете мелькнуло его лицо: мальчик спал, разметав руки по покрывалу. Я притворила дверь и встала у входа в свою комнату.
Голоса не затихали. Вдруг я содрогнулась всем телом: что-то шевельнулось в конце коридора! Там кто-то стоял, наблюдая за мной.
Я уставилась в неясные очертания. Хотела окликнуть, но слова не шли из горла, сколько ни открывала рот. Фигура двинулась навстречу - крупная, тучная. Это была Щука.
- Что-нибудь хотели, мисс Брет?
- Н-нет. Я не могла уснуть, вышла глянуть, все ли в порядке с Эдвардом.
- С Эдвардом будет все в порядке, - сказала она, словно отметая как неуместное всякое сомнение в этом.
- Спокойной ночи, - попрощалась я.
Она молча кивнула. Я вернулась в комнату, закрыла дверь. Я никак не могла прийти в себя от мысли, что за мной, ничего не подозревавшей, следили.
Что ей было там нужно? Подслушивала за дверью комнаты, которую занимали Моник и Редверс? Готовилась в случае надобности броситься на выручку "мисси" Моник?
Я вернулась в постель. Как ни странно, меня бил озноб при такой влажной жаре. Прошли, казалось, бесконечные часы, пока меня сморил сон.
Наутро меня подняла Перо, принесшая в комнату завтрак. Он состоял из мятного чая, гренок с маслом и приторным джемом неизвестно из каких фруктов, ломтя арбуза и пары сахарных бананов.
- Устали? - спросила улыбающаяся Перо. - Плохо спали?
- Это от непривычной постели.
Она бесхитростно, по-детски улыбалась. Удивительно, как все меняется с наступлением дня. При свете сочившегося сквозь ставни солнца обстановка комнаты была убогой, но отнюдь не зловещей. Пока я завтракала, явился Эдвард. Присев на мою кровать, он хмуро заявил:
- Мисс Брет, не хочу здесь оставаться. Хочу продолжать плавание на "Невозмутимой леди". Как вы думаете, капитан возьмет меня с собой?
Я молча мотнула головой.
- Жаль, - вздохнул он. - Вряд ли мне здесь понравится. А вам?
- Поживем - увидим, - уклонилась я.
- Но капитан завтра отплывает.
- Он еще вернется.
Это утешило его не меньше моего.
Редверс к этому времени вернулся на судно. Шантель была занята с Моник, которая опять занемогла. Все время, пока она была у больной, Щука не выходила из комнаты, не сводя глаз с Шантели - по словам сестры, она впивалась в нее, словно василиск или Медуза Горгона.
- Уж не знаю, что, по ее разумению, я делала с ее драгоценной мисси. Я было пожаловалась, но мисси сказала, пускай останется. Пришлось смириться, иначе она непременно устроила бы истерику.
Эдвард был не так требователен, как ее подопечная. Раз ему было нельзя с капитаном, то не отходил ни на шаг от меня. Решив осмотреться, я спросила Перо, где мы будем проводить уроки.
Счастливая тем, что может услужить, она жестом указала наверх. Там размещалась старая классная комната, где в свое время училась мисси Моник, сообщила она. Она с готовностью покажет.
Собрав привезенные с собой учебники, мы поднялись в просторную комнату наверху. Окна были без ставен, и из них открывался хороший вид на бухту. Я сразу заметила стоявший на якоре корабль, но, чтобы не расстраивать, не стала говорить Эдварду.
В комнате имелись большой стол и приставленная к нему деревянная скамья. Последняя развеселила Эдварда: мигом оседлав ее, он принялся погонять скамейку, крича то "но!", то "тпру!", пока я осматривалась по сторонам. В книжном шкафу обнаружилось несколько учебников и книг для чтения. Открыв стеклянные дверцы и перелистав книжки, я признала их полезными.
Пока я рассматривала книги, явилась Щука. Эдвард опасливо поглядывал на нее. Я догадалась, что она уже делала попытки втереться к нему в доверие, изображая любящую няньку, но ему это не нравилось.
- Вы уже здесь, мисс Брет, - заговорила она. - Я смотрю, вы времени не теряете.
- Нам пора возобновлять уроки. Вот и проводим разведку местности.
- Разведку местности, - подхватил Эдвард, стегая скамейку. - Но!
Щука приторно-сладко улыбалась мальчику, но он ее словно не замечал.
Когда она подсела к нему не скамейку, он немедленно вскочил и принялся гонять по комнате.
- Я "Невозмутимая леди", - пронзительно взвизгивал он, подражая корабельной сирене. - Все на месте и готовы к отплытию, сэр.
Я невольно рассмеялась. Щука тоже улыбалась, демонстративно отвернувшись от меня к нему. Когда она снова повернулась ко мне, ее глаза сверкнули, опять вогнав меня в дрожь, как накануне ночью, когда я увидела ее в коридоре.
Рядом с книжным шкафом стояло кресло-качалка вроде того, что я видела на балконе. Она села и начала раскачиваться. Меня раздражал скрип несмазанных балансиров, а ее присутствие угнетало. "Неужели так и будет ходить за мной следом?" - недоумевала я. Я твердо решила, что не стану терпеть ее присутствия на уроках, но пока что не могла просто так выдворить се, и, так как ее молчание действовало на нервы, я заговорила первой:
- Я вижу, у нас тут настоящая классная комната.
- Чего вы не ожидали? Думали, на Коралле нет классных комнат?
- Разумеется, ничего подобного я не думала. Но у комнаты такой вид, словно в ней училось несколько поколений.
- С чего вы это взяли? Здесь ничего не было, пока месье не построил этот дом.
- И миссис Стреттон была единственной ученицей?
- Ее звали мисс Баркер.
- Кого?
- Гувернантку.
И, улыбаясь чему-то своему И что-то бормоча, энергично раскачала качалку. Судя по тону, ее высказывание было нелестным для мисс Баркер.
- Она приезжала из Англии? - осведомилась я.
- Да, с одной семьей, - кивнула она. - Первым приехал муж: посмотреть, смогут ли они здесь закрепиться. С ними были мальчик и девочка, а при них гувернантка. Тогда месье решил, что пора учиться и мисси Моник. Гувернантка приходила сюда, в этой комнате давала им всем уроки: мисси Моник, мальчику и девочке.
- Надо полагать, она была рада компании.
- Какое там! Все время дрались. Девочка ее ревновала.
- Жаль.
- А мальчик, натурально, влюбился.