- Они не в счет. Они меня не понимали. Ты - сестра, о которой я мечтала. Тебе не о чем беспокоиться. Когда прибудет "Невозмутимая леди", я отправляюсь в Сидней, и ты со мной. Там меня ждет Рекс. Из Сиднея мы напишем покаянное письмо леди Кредитон, сообщим, что сочетались браком, - со временем она поймет, что не прогадала.
- А Хелена Деринхем?
- После того как он встретил меня, у нее не было ни единого шанса. - Она расхохоталась. - Все-таки ты ведьма, Анна. Вытянула из меня мою тайну. Я пока что не собиралась открываться. Но у тебя дьявольски аналитический ум. Все тебе нужно знать в подробностях, что и почему. Не могла же я тебя не утешить. Похоже, это становится моим жизненным предназначением - утешать тебя.
Я не находила слов от изумления.
Мне показалось, что Шантель сразу пожалела, что выдала мне свою тайну. Она предупредила меня, что нельзя никому говорить ни слова, ни полслова.
- Пусть это будет наш секрет, - повторяла она. - Тебе можно доверять.
- Разумеется, - уверила ее я.
- Анна, мы доверяем друг дружке как самим себе, - сказала она.
- Вот это новость, - возразила я.
- Ты о том, что я таилась от тебя? Поверь мне, я была вынуждена.
- В твоем дневнике не было и намека.
- Как я могла, раз все должно было оставаться абсолютной тайной?
- Помнится, у нас был уговор быть друг с другом абсолютно правдивыми.
- Так и было, но этого я не имела права открыть. Я поклялась Рексу. Теперь ты меня понимаешь, Анна?
Я ответила, что понимаю, но у меня было неспокойно на душе. Меня угнетало другое. Впервые она признала, что выдумала тот случай в подкрепление своей версии, будто крайним усилием воли тетя Шарлотта могла заставить себя подняться. На этом аргументе зиждилась моя защита.
Выходило, что я была обязана ей даже больше, чем думала. И хоть я сознавала, что она это сделала ради меня, мне было не по себе, что она на это пошла.
Я пробовала отвлечься, с головой ушла в составление описи, с тем же нетерпением, что и Эдвард, вычеркивала дни в календаре. Но при этом все время гадала, что случится, когда прибудет "Невозмутимая леди". По крайней мере, с Шантелью все прояснилось: она поедет в Сидней, воссоединится с Рексом, они оповестят о своем браке, напишут покаянное письмо леди Кредитон. В будущем Шантель станет хозяйкой Замка Кредитон.
Перебирая в памяти их с Рексом отношения, я догадалась, почему он не выдавал всей меры своей любви к ней. Они были уже женаты: расставаясь, он знал, что не теряет ее навсегда. Интересно, что думала на этот счет Хелена Деринхем, признался ли он ей, как открылась мне Шантель.
Я старалась быть с ней как можно больше. К комнатам Моник я не приближалась без нужды. Меня преследовал страх, что, увидев меня, она вспомнит свою обиду и устроит сцену.
Поэтому я просила Шантель приходить ко мне, что она часто и делала. Пристроившись на моей кровати, она посмеивалась над тем, что именовала моим простодушием, которое - второпях прибавляла она - ей так во мне нравилось.
- Как ты выносишь долгую разлуку с мужем? - однажды поинтересовалась я.
- Но ведь на карту поставлено состояние. Нужно улестить суровую старуху свекровь. Не забудь, она выбрала в невестки Хелену Деринхем - а она не любит, когда ей перечат.
- И как вы намерены ее умиротворить?
- Рекс преуспеет в Сиднее. Докажет, что мы и без Деринхемов обойдемся. Они нам в самом деле ни к чему.
- Ему, должно быть, тоже тяжела разлука с тобой. Удивляюсь, как он согласился.
- Он не соглашался. Хотел сразу же признаться, а там будь что будет. Но я сказала "нет". Нам нельзя делать глупостей.
- И он тебя послушал?
- Еще бы!
- Неужели он такой слабый?
- Еще бы! - повторила она.
- Я думала, что ты предпочтешь сильного мужчину.
- Анна, дорогуша, как раз здесь ты ошибаешься, мыслишь шаблонами. Я могла полюбить только слабого мужчину: для семьи достаточно одной сильной личности.
- Всегда ты умеешь развеселить, - рассмеялась я. - Но невольно приходит на память твой дневник. Там ты не сказала правды.
Она с пародийной серьезностью воздела кверху руку.
- Клянусь говорить правду и ничего, кроме правды. Заметила, что было опущено? "Полную правду". Правда - это тебе не прямая линия. Скорее, это сложный многогранник. Одна из ее граней содержала мое замужество с Рексом. Ты не заметила ее, потому что она была повернута в другую сторону.
- Все еще не могу поверить, Шантель.
- В мое замужество? Отчего же?
- Ты - будущая хозяйка Замка Кредитон.
- Я всегда этого хотела.
- Не потому ли?..
- Ты слишком любопытна. Я очень довольна моим мужем. Вернувшись в Сидней, первым делом сяду с ним за письмо к его мамочке, поведаю, что случилось. Понятное дело, она будет в ужасе, в шоке, но потом поймет, что делать нечего, надо смириться, а очень скоро признает, что, если подумать, повезло как раз Рексу. Только представь меня, Анна, сидящей во главе стола в черном бархате - нет, пожалуй, зеленый будет лучше, - всю в бриллиантах. Леди Кредитон - можешь не сомневаться, в свой час он получит титул.
- Ты успела решить даже это?
- А как же?! Он у меня добьется не просто наследуемого дворянского титула, а баронства. Хочу, чтобы мой сын был баронетом. Я тоже обучусь бизнесу, вникну в дела, как в свое время моя новая мамочка. Анна, дорогуша моя, в случае надобности Замок всегда будет тебе домом.
- Благодарствую.
- Но первым моим долгом будет выдать тебя замуж. Нарочно для тебя стану задавать балы. Все узнают тебя как мою сестру. Не бойся, я не собираюсь делать из тебя бедную родственницу. Тебе воздастся за все…
Она остановилась, с улыбкой глядя на меня.
- Ты настоящая авантюристка, Шантель, - восхитилась я.
- Что в этом плохого? Сэр Фрэнсис Дрейк, Христофор Колумб были авантюристами, и им рукоплескал мир. Почему бы и мне не пуститься в свое плавание, ища славы первооткрывательницы?
- Ты никогда не боялась, что можешь проиграть?
- Ни разу! - со страстью вскричала она.
Я радовалась за нее и задним числом посмеивалась над своими переживаниями о том, что она лишилась Рекса. Все для нее обернулось как нельзя лучше. Я оказалась простушкой. Она была права, говоря, что добивается всего, к чему стремится.
Одно невольно обращало на себя мое внимание в ее речах: она всегда рассуждала так, будто Редверса не существовало. Решила во что бы то ни стало увезти меня туда, где ему до меня не достать. Дорогая Шантель! Как это было трогательно: не забывать и обо мне - при том что распланировала для себя жизнь, полную приключений и побед.
Дело близилось к вечеру. Вернувшись домой после прогулки, я поднялась к себе умыться перед обедом. Только я вошла в комнату, тотчас мной овладело чувство, что что-то было не так, как я оставила, уходя. Кто-то здесь побывал. Подушечку, обычно лежавшую на "людовике", кто-то переложил на грубо сколоченный стул. Я никогда ее туда не клала. Значит, переложил кто-то другой. Этим "кем-то" не могла быть Перо: я сама убирала в комнате.
Впрочем, это было не так уж важно. В конце концов, могла заглянуть Перо и, встряхнув подушечку, вернуть ее не на место. Эти мысли проносились в моей голове, пока я бежала к заветному ящику тронуть, по заведенной привычке, письмо Редверса.
Его там не оказалось!
Значит, кто-то действительно был в моей комнате, рылся в моих шкафах. В этом не было сомнений: вещи были сложены не в том порядке, в каком я их оставила. Кто-то шпионил за мной, обыскал комнату, обнаружил и забрал письмо Редверса.
Более уличающего письма не могло быть. Я помнила его слово в слово. Оно было выгравировано в моей памяти и навсегда в ней останется.
Представив, что кто-то еще читает письмо, я похолодела.
Я лихорадочно перетряхивала вещи. Но и без того было ясно, что письмо исчезло.
Я представила, как его читает Моник. Вообразила Щуку, прокрадывающуюся в мою комнату, шарящую в моих вещах, доставляющую своей "мисси" улику.
В самом деле неопровержимую улику! Я должна была ее уничтожить.
В комнату постучали, и вошла Шантель.
- Мне показалось, я слышала, как ты вернулась. Эй, что с тобой случилось?
- Я… я кое-что потеряла.
- Что именно?
Я словно воды в рот набрала.
- Анна, ради всего святого, соберись, - резко сказала она. - Что ты потеряла?
- Письмо, - наконец, выговорила я. - Перед отъездом Редверс написал мне письмо. Оно лежало в этом ящике.
- Любовное письмо? - Я кивнула. - Боже мой, Анна, - выдохнула она. - Ну и дура же ты! Нужно было сразу уничтожить.
- Знаю, но рука не поднялась.
- Он не имел права писать ничего такого.
- Прошу тебя, Шантель, предоставь мне самой разбираться в моих делах.
- Вряд ли ты на это способна, - в сердцах бросила она. Даже она была потрясена. - Если оно попадет к ней, быть беде.
- Подозреваю, что его похитила Щука. Она передаст его Моник, а та решит…
- Может, и не передаст.
- Тогда зачем было его забирать?
- Откуда нам знать, что творится у нее в голове? Старая ведьма! Ах, Анна, как жаль, что это случилось. - Она прикусила губу. - Я выясню, у нее ли оно. И если найду, Анна, то порву на мелкие клочки, а потом сожгу и не успокоюсь, пока не буду убеждена, что его больше нет.
- Что мне делать, Шантель?
- Ничего. Нам остается одно: ждать. Ты уверена, что везде обыскала?
- Везде.
- Как я жалею, что мы с тобой не в другом месте, - снова вздохнула она. - В Сиднее ты была бы у меня в полной безопасности. Ради Бога, только никому не показывай, что взволнована. Возможно, Щука не смогла его прочесть. Я уверена, она не знает грамоты. Если не успела передать его Моник, мы должны заполучить и уничтожить письмо.
В ожидании наихудшего у меня все оборвалось внутри. Единственным слабым утешением было то, что о случившемся знала Шантель.
Ночью у Моник случился сильный приступ, и у меня не оставалось сомнений, что она видела письмо.
Меня мутило от тревоги, мучительных гаданий о том, что могло последовать.
Я лежала не смыкая глаз в постели, когда около полуночи беззвучно открылась дверь и вошла Шантель. Она была в ночной сорочке, с распущенными волосами, в руке держала зажженную свечу.
- Не спишь? - тихо спросила она. - Моник, кажется, успокоилась.
- Как она?
- Выживет.
- Она…
- …Видела письмо? Нет. Атака была вызвана не этим. Довела себя до бешенства, потому что, по ее словам, ее сторонится Эдвард. Жаловалась, что никому не нужна и чем быстрее уйдет с дороги, тем больше кое-кого обрадует.
- Какой ужас, Шантель!
- Ничего ужасного, обычные угрозы. Тебя тоже вспоминала. Сказала, что ты узурпировала ее место, и обещала, что к возвращению капитана ее уже не будет, намерена покончить с собой.
- Опять говорила?
- Она будет это повторять снова и снова, вот увидишь. Это у нее кривляние. Не принимай близко к сердцу.
- А когда увидит письмо…
- Оно наверняка у Щуки.
- Зачем оно ей?
- Возможно, приняла за какой-нибудь амулет. Мы ни в коем случае не должны допустить, чтобы она показала его Моник. Если дойдет до этого, разразится настоящий скандал. Подозреваю, что сегодня мне нет смысла желать тебе приятных сновидений.
- Боюсь, что нет.
- Ладно, но помни одно: через несколько недель мы будем в Сиднее. Осталось недолго, Анна.
Только это меня и утешало.
22
Весь день слышался отдаленный гул барабанов. Они нервировали меня, казались предвестниками страшной развязки. Минула неделя с того дня, как я потеряла письмо, а Моник все не подавала признаков, что заполучила его. Шантель сообщила, что обыскала ее комнату и ничего не обнаружила. Оно наверняка было у Щуки - если только я сама не засунула его куда-нибудь подальше.
Я возмутилась. Будто я могла это сделать.
- Еще бы. Чтобы ты да потеряла такую ценность, - не без ехидства согласилась Шантель.
Но как всегда ее в первую очередь беспокоили мои отношения с Редверсом.
И вот настал день великого празднества. Над домом, как и над всем островом, повисла атмосфера напряженного ожидания. Со всех концов уже сходился народ, а с закатом должно было начаться торжество. В каждой туземной хижине были заранее припасены бочонки с гали, которые предполагалось выкатить к началу пира.
Телеги, бока которых были украшены ветками экзотических деревьев, громыхая, взъезжали на холм, где я в тот раз набрела на Щуку, созерцавшую торчавшую из воды скалу. Здесь должны были состояться пир и ритуальные танцы.
Мадам все растолковала мне заранее. Мы не имели права появляться до окончания пиршества, которое предназначалось только для туземцев. Мы приедем позже и тоже должны будем отведать гали из кокосового ореха, который она советовала нам пить с большой осмотрительностью, учитывая крепость напитка. По ее уверениям, интереснее всего для нас будут пляски, в особенности огненный танец - кульминация всего вечера.
- Есть на что посмотреть, - заверила она. - Это местная традиция. Секрет передается из поколения в поколение.
- Я уже слышала про Огненных людей, - сказала я.
- Это одна из достопримечательностей нашего острова. Они устраивают представление всего раз в году. Должно быть, считают, что оно лишится своей значительности, если будет слишком частым.
- Эти барабаны будут стучать весь день? - спросила я.
- Весь день и всю ночь.
Я невольно вздрогнула.
- Вам они не нравятся?
- Не знаю, что сказать. Есть в них что-то зловещее.
- Не вздумайте повторить это при них. Они утверждают, что только виноватые боятся барабанов.
- Они так говорят?
- Дорогая мисс Брет, они говорят много странного.
"Виноватая, - повторяла я. - Повинная в любви к чужому мужу". Просыпаясь по утрам, я гадала, что мне готовил предстоящий день. Ночами мне часто снилась тетя Шарлотта. Она преследовала меня, словно я была виновна и в ее смерти.
Еще одна мысль не давала покоя: если я останусь с Шантелью, то смогу ли уклониться от встреч с Редверсом? Странно, но для Шантели будто не было такого вопроса: вообще, она вела себя так, словно его вовсе не существовало.
Счастливица Шантель, вышедшая замуж по собственному выбору!
С новой силой забили барабаны. Я представила себе это зрелище: площадка на вершине холма, лижущий золотой песок берега прибой, темный силуэт Роковой женщины, замершей в ожидании момента, когда захватит новую пленницу и выпустит на волю истосковавшуюся в каменном заточении душу.
Как мне хотелось, чтобы "Невозмутимая леди" поскорее вошла в бухту.
Вечером мы в коляске отправились на место представления. С нами поехала Моник. Шантель ее отговаривала, но она упорствовала чуть не до истерики, и Шантель уступила. Она надела длинное, падающее свободными складками платье, а к распущенным волосам приколола алый цветок тропического алтея. Ее глаза горели от возбуждения. Она смотрелась истой полинезийкой, воплощенным духом острова. Время от времени она с дерзкой насмешливостью косилась на меня. Я чувствовала, как она радовалась моей растерянности. Кажется, ее даже забавляло, что именно моей, "правильной" особе суждена была роль другой женщины в ее драме.
Шантель нарядилась в зеленое платье - тоже длинное и свободное. Она купила его на острове, и хоть материал был простой и небогатый, платье хорошо облегало фигуру и необыкновенно ей шло. Волосы она заплела в толстую косу и перебросила через плечо. Я не купила к празднику никакой обновы. Надела голубое шелковое платье и по-будничному зачесала волосы.
Одолев подъем, мы оставили коляску. Потом поднялись в верх склона на плато, где уже шли пляски. Я успела повидать местные танцы. Их часто устраивали на набережной в "домах без стен", представлявших собой удобные площадки с навесом из веток и листвы, укрывавшим танцующих от солнца.
Музыкальным сопровождением служили звуки тоже знакомых мне инструментов, внешне смахивавших на гитары. Мы расселись на специально захваченных циновках, и нам тотчас поднесли кокосы, наполненные гали. Крошечного глотка, который я осторожно сделала, хватило, чтобы по жилам пробежала волна огня. Я поняла, до чего пьянящ был напиток.
Я покосилась на Шантель, сидевшую рядом со мной с расширенными зрачками. Зрелище сразу захватило се: наверняка ее приподнятому настроению способствовало предвкушение скорого возвращения к Рексу в Сидней. Счастливица Шантель!
Мы аплодировали танцорам, на туземный манер отбивая ладонями в такт медленному, тягучему ритму. Танцы казались бесконечными, циновки неудобными для сидения.
Но когда подошло время огненного танца, общее возбуждение передалось и мне. Я даже перестала замечать занемевшие в непривычной позе ноги. Вышло двое мужчин, обнаженных выше пояса, в набедренных повязках и ярко отсвечивавших в пламени факелов бусах. Шеи у обоих были скрыты рядами огненно-красных бус, руки покрывали браслеты, на головы намотаны бисерные ленты той же расцветки.
Потемневшее небо было утыкано мириадами звезд, луна освещала блекло-желтыми тонами широкий круг. Лица зрителей - темные и светлые в равной мере - были в напряженном ожидании. В нос ударял дурманящий аромат цветов, едкий дым факелов жег глаза, яркое пламя слепило, в воздухе стоял тихий гул привлеченных смертоносным огнем насекомых.
Огненные танцоры были в ожидании. Но вот старик отец с ритуальными церемониями вручил каждому сыну по паре факелов, зазвучала музыка и начался танец. Сначала они не спеша описали пылающими факелами окружность, потом бросили их в воздух и без видимых усилий поймали. Постепенно входя в раж, притопывая ногами, они все выше швыряли и на лету подхватывали факелы. Это было доступно любому тренированному мужчине. Настоящий огненный танец был еще впереди.
Не представляю, как они это делали. До того быстры, ловки были их движения. Только в одном я была уверена: время от времени изнутри бешено вращавшегося огненного шара показывались обнаженные тела танцоров. Они дергались в бешеном экстазе - замершие, завороженные зрители слышали их натужное дыхание. Не верилось, чтобы человек мог находиться в гуще огня и оставаться невредимым.
Под затихающий ритм музыки шары пламени задвигались медленнее, и стали различимы четыре факела и два танцора.
Этому чуду Огненные люди научились в Огненной стране и принесли с собой на Землю, где его не мог повторить никто, кроме людей их племени.
Вот все кончилось. Секунду длилось молчание еще не пришедшей в себя публики, сразу затем взорвавшееся бурными рукоплесканиями, перемежавшимися выкриками: "Келла Келла Талуи".
Казалось, этому не будет конца. Одновременно с аплодисментами над головами зрителей шел гул возбужденных голосов. Они не верили увиденному. Чудо противоречило опыту и законам природы: Огненных людей не жгло пламя.
Шантель с усмешкой глянула на меня. Я испугалась, что она ляпнет что-то легкомысленное, и, хоть смысл слов, скорей всего, останется непонятым, окружающие все равно уловят иронию.
Тем временем накатил новый гул возбуждения. Двое Огненных людей ввели в круг мальчика.