- Дурашка, там, на материке, это не имеет такого значения и радости. Мы ей лучше пошлём цветов, когда зацветёт тундра.
- Эка невидаль цветы! Толи дело эта трава! - заерепенился он, но посмотрев на мать потупился. - Я по бабулечке соскучился. Когда уж она к нам сюда приедет?
Лиза обняла его за плечики, а он, уткнувшись в её живот, подозрительно засопел.
- Приедет, обязательно, только надо немного подождать…
Солнце припекало, весна наступала. Как-то повинуясь какому-то щенячьему порыву, постоянно оглядываясь, как бы сын не двинул следом, она пошла за досы к болотам. Бугорки и кочки подтаяли обнажив прошлогоднюю клюкву. На многих кустиках ещё прочно сидел снег. Наклонилась, сорвала. Клюква была ещё мороженая, но встречалась и сморщенная сухая. Эта уже оттаяла и пожухла на солнце. Поднесла к губам, понюхала, но запаха не было. Положила в рот. Кисловатый с небольшой горчинкой вкус напомнил о лете. Сорвав несколько веточек принесла домой, хотелось страх как обрадовать Илью.
Старожилы говорят, у тундры нежная душа, но мужской характер, по-другому не выжить. Скорее всего, это так. Под то измерение подходит всё: растительность, животный мир, человек… Во всём отбор. Как только еще в студеном воздухе повеяло робкое дыхание весны, звери и птицы заторопились на север. Зима, хитря и изворачиваясь, пытается еще долго удержать тундру в своих ледяных объятиях. Мол, стойкие все потерпите мои фокусы. Но живительные лучи напирающего солнца постепенно вдыхают жизнь в белые безмятежные просторы. Ох, как здесь всё ждёт её, весну. Какими бы не были стойкими, терпеливыми и железными, а все устали от холода и льда. В мае появились первые стаи гусей. Они кружили над городком, садясь косяками на пробивающуюся из-подо льда воду. Безусловно, это потрясающее зрелище. Каждый пребывающий новый косяк птиц встречали восторженными воплями и "Ура!" Снег, как губка, пропитывается водой и оседает, "ухая" под ногами. Опасная пора, ограничивающая свободу передвижения. Передвижение по городку идёт только по дорожкам, шаг в сторону и тебя поджидает опасность - утоп. Не успели насладиться солнышком, а уже побежали первые прозрачные, как стекло, ручейки. Оголились берега реки и озера около офицерского дома. Все тает по часам, дням. В общем, меняется на глазах. Солнце палит день и ночь. В снегу при сапогах и купальниках стоят женщины у Норилки, каля спины, а по реке плывут глыбы льда с качающимися на них гусями. Изумительно, волнующее зрелище массового пролета гусей! Стая за стаей. Утки опускаются на полоски талой воды. Они ныряют, огалдело, гоняются друг за другом - безумно, до одури, рады возвращению в родные места. Листочки распускаются, по волшебству. Это невозможно рассказать, надо видеть - писала Лиза письма свекрови. - Приезжайте, посмотрите.
Но первый приход весны - обман, ловушка. Не успели порадоваться теплу, как солнечные дни сменяются ненастьем. Моросящий скучный дождь резко переходит в тоскливый снегопад. Резко падает температура, усиливается и шалит неугомонный ветер, загоняя выползших обитателей городка опять в квартиры. Разыгрывается пурга. Все живое прячется, испуганное, и затихает. В такие дни, замотанные в брезентовые плащи солдаты, добираясь по мощеным дорожкам, крепко держась за канаты до офицерского жилья, сами разносят теплый хлеб из солдатской пекарни по квартирам. Семьи сидят на запорах. За порог ни-ни. Хлеб вкуснее не бывает. Его солдаты пекут сами, передавая секрет замеса и выпечки, как дембельский ритуал из призыва в призыв. Когда машина идет в полк или приезжают проверки, его везут как сувенир с затона в Норильск. Все с нетерпением ожидают конца непогоды. Ненастье исчезает так же неожиданно, как и приходит. Дальше уже ручейки на глазах превращаются в бурные потоки. В тундру пришла "весна воды". Паводок заполнил реки вокруг затона до краев. Началась рыбная пучина. Полярный день сушил хлюпающую землю. Солдаты, не в силах заснуть ночью без темноты, ловили на отмели руками и тряпками рыбу и варили в ведре уху. Лиза, проявив смекалку, приспособилась к такой природной заморочке очень просто. Купила тёмной окраски, плотные шторы, вырезала из блестящей бумаги серп Луны и с десяток таких же звёздочек, пришпилила иголками, получилось здорово. А что, вполне ночное небо. Закроет их по ходикам - и ночь. Откроет утром - день.
- Ты молодец, - смеялся Илья, - хочешь надуть полярный день. Давай теперь на зиму белые вешай с нарисованным солнышком.
- Надо же с этим явлением, как-то бороться. - Оправдывалась Лиза, за свою рационализацию.
Она, улыбалась, вспомнив сейчас именно по этому случаю своё прежнее место работы. Обыкновенный коллектив. Много читали, смотрели, а потом говорили… Когда внутри возникал стихийный спор, кто двигатель прогресса и цивилизации? Лиза всегда отдавала голос - за женщин. Ведь если б ни они, то мужчины по-прежнему и до сих пор жили в пещерах, валяясь на соломе, сторожили огонь, питались обгорелым мясом, а на охоту ходили с каменными топорами. Им, как правило, ничего не надо и всё хорошо. А женщины иные: им надо лучше, больше и удобнее. Вот бабоньки их пилили, подталкивая своими выдумками и предложениями. Давай - давай… Прогрессу ничего не оставалось, как только двигаться вперёд на бабьих нервах. Но Илье про эти свои размышления говорить не стала: ещё обидится.
А жизнь на "Затоне" шла своим чередом. Готовился к дембелю призыв, вырезая из неизвестно где добытых досок страшные шаманские маски и обрабатывая морилкой рога оленей. Все ждали борт. Первый весенний дембельский борт. Лиза со всеми другими обитателями "ракетной точки" ходила его встречать к вертолетной площадке. Как и все, она стояла, провожая ставших уже родными ребят, махая железной птице уносящей их, домой на большую землю, рукой. Улетела "вертушка", а семьи ещё долго не расходились, смотря и смотря в то место на небе, где растаяла она.
- Ты заскучала, детка, - приласкал её Илья, вернувшийся домой после вечернего развода.
- Самую чуть, - устроилась она у него на груди.
- Лиза, прости, но без тебя мне здесь будет холодно девочка.
- Ты меня не понял, - притянула она его лицо к себе. - Я ничего другого, как находиться около тебя, не хочу. Просто немножко грустно. Привыкнешь к ребятам и на тебе, надо прощаться, идёт замена офицерского состава, дембель вон улетел. Опять новые люди.
- Иди ко мне, крошка, - прижал он её к себе, целуя.
- Мне сегодня показалось, что мы находимся на самом краю земли.
- Ты почти права, за мной никого уже нет, я перекрываю, всё расстояние до океана. - Желая отойти от грустной темы с большей, чем чувствовал весёлостью, спросил:- Как тебе весенняя тундра?
- Скорее бы уж начала зеленеть.
Действительно, освобожденная от снега, буроватая поначалу тундра постепенно зеленеет. Весна быстро переходит в лето. Как улыбка первой любви, наступает оно, очень малюсенькое, короткое. Непрерывным потоком, как золотой дождь, льются на тундру солнечные лучи. От такой массы света и тепла бурно все бросается в рост. Цветут звездчатки, камнеломки, астрагалы, золотистые маки, лютики, розовые мытники и голубые незабудки! Ярко оранжевым пламенем вспыхивают бутоны купальницы. Лиза бродила с лучащимися восторгом глазами по настеленным дорожкам, не в силах оторвать глаз от бесконечных просторов. Она еще не решалась одна пойти куда-то. Но сегодня, немного осмелев, забрав Тимку, бродила по берегу реки вдоль затона. Интересно же посмотреть самой на такое чудо. Все, на что смотрят сейчас ее глаза, она видела в фильмах и журналах, а тут вот любуйся - не хочу. Прикасайся рукой - радуйся. Березки, маленькие, измотанные холодом, тоненькие и несчастные, скребли сердце. Рука, потянувшаяся, за благоухающим цветком, застыла и резко отдернулась. Тело обжег жар. Весна в обвалившейся яме вымыла человеческие кости. Подхватив сына, она неслась к "ДОСам".
Прошлое "Затона"
Она так бежала, так бежала…
- Лизавета Ильинична, что случилось, поймал ее ошалевшую за локоть Никитин.
- О, Боже, там, там… - переводила она дыхание не в силах переложить на человеческий язык увиденное.
Ему не оставалось ничего, как пошутить.
- Не иначе белого медведя увидели?
Не принимая шутки она, захлёбываясь словами, выпалила:
- Хуже, там кости, могила…
Прапорщик снял фуражку, и, вытерев дно платком, делано безразлично сказал:
- Ох, невидаль. Точка-то на костях стоит. Здесь лагеря сталинские были. Вот так, дочка!
Лиза ожидала любого объяснения, только не такого.
- Как лагеря?… - опешила она. В груди её что-то ёкнуло.
Он развернул её к вышкам.
- Вышки видите на холмах?
Она, конечно же, их видела. Ещё с первого дня приезда на затон они бросились им в глаза. Но она им приписала иной статус.
- Да, я думала: пожарные, такие на полях в селах ставят.
Никитин покашлял в кулак.
- Как бы не так - сторожевые. Там, у продовольственного склада и рельса осталась арестантская. Страшные лагеря на "Затоне" были. Вода с трёх сторон, а сзади непроходимые болота. Видите настилы в топях, это все кости арестантов. Они эту точку и строили. Все, что вы видите вокруг, их руки сработали.
Лиза окончательно расстроилась. Опустив сына на настил, в волнении провела ладонью по лицу.
- Господи…, как же это? Зачем же на кости настилы стелить… - это же люди.
Казалось: ноги сами поднимались от земли не желая топтать настил. Если б можно было летать, не касаясь втоптанного в болото праха, если б можно было… она б никогда на него не ступила.
- Для устойчивости, - пояснил он. - Чтоб не топло в болотах.
Она непонимающе покачала головой.
- Не укладывается такое в голове. Неужели всё это делали люди в здравом уме.
А тот потянул её за локоть.
- Пойдемте, я вам землянки покажу, вырезанные в берегах. Вечная мерзлота. Вот и использовали…
Он подвел ее к крутому берегу реки, где еще зияли огромные пещеры, вырубленные в вечной мерзлоте. У неё сдавило горло. На глазах выступили слёзы:
- Разве здесь можно было жить, Александр Николаевич?
- Согласен с вами, страшное место. Сам, когда стою у этих землянок, горло спазмы сжимают. Отсюда и костей несчитано. Теперь понимаете?
Это она понимала, но не понимала другое.
- Не понимаю, откуда такая в человеке жестокость? - прошептала она, повернувшись к нему. - Откуда рождается в некоторых потребность с особой жестокостью уничтожать себе подобных?
Никитин отвёл глаза. Что сказать этой молодой женщине. Нет слов. Плюнуть бы, вон злой беспомощный плевок на губах висит, но душа не даёт. Всё людскими телами тут удобрено и кровью полито.
- От дури, - пробормотал он, отводя глаза. - Мерзость начинается тогда, когда животное начало в нас побеждает человеческое.
- В живых остался кто? - осторожно спросила Лиза.
Никитин закивал головой, подтверждая свои слова.
- Есть, даже приезжают сюда. Сидят, вспоминают, водку пьют. Многие в Норильске осели. Чего далеко ходить, директор комбината - бывший зек. Каждый год бывает и друг его, замом был у него, сейчас в Москву ушел в Министерство, тоже наезжает, не забывает. Раньше-то они вдвоем приезжали, а сейчас как получится.
- Невероятно, разве можно в таких условиях еще и выжить? - вытирала бежавшие по щекам слезы Лиза. - Да и как после пережитой здесь жути сюда приезжать…
- Можно, дочка, можно! В жизни многое, что не подвластно разуму случается и живёт… Человек он такой. Не может мучиться бесконечно, психика не выдерживает. Но если переломил себя, то живёт…
Возможно, так и есть. Вспомнилось, как в очерёдный переезд на новое место службы, Илья, посадив её с Тимкой на многочисленные чемоданы, ушёл в магазинчик. Тот находился недалеко от вокзала маленького сибирского городишка. Вокзальная площадь утопала в старых могучих деревьях с бесчисленными гнёздами. Даже издали было слышно противное пронзительное карканье. Билеты их были куплены в последние вагоны. Стоянка поезда пять минут. Вот он, прикинув, где примерно остановится поезд, чтоб не таскаться с вещами и оставил её далеко от вокзала, рядом с водонасосной станцией. Получилось почти в тупике. Там, на противоположной платформе, стоял уже состав с новобранцами. Прилипшие к окнам мальчишки, высовывающиеся из-за спин офицеров, прапорщиков и сержантов, перекрывших выходы из вагонов, навевали на грустные и смешные мысли одновременно. Они с таким энтузиазмом и азартом смотрели на гражданскую жизнь, как будто их отправляют на два года на Луну. А тут ещё недалеко от Лизы на брошенном кое-как чемоданчике, разместились совсем молоденькие влюблённые паренёк с девчонкой. Их жаркие объятия смутили не только её Тимку, но и призывной состав замер у окон, дверей, наблюдая за их горячими поцелуями. Не успели зеваки насладиться этим, как подошёл ещё один состав, тоже с молодыми стрижеными ребятами. Но совсем другими. Зарешечённые окна и караул у вагонов. Составы разные, но те же тоскливые мужские глаза у окон, устремлённые на счастливо целующуюся парочку. Лиза стояла между двух этих составов ни жива, ни мертва. А парочка знай себе, целуется в засос. Офицеры и солдаты обоих составов посмеиваются, а парни за стеклом и за решётками, припав к окнам, тяжело молчат. Лиза тогда дрожала от страха до тех пор, пока армейский состав не ушёл. Было страшно подумать, что могло быть. Два состава голодных до ласк мужиков и эта льющаяся на их глазах через края малолетняя любовь, в короткой юбке ёрзающая у парня на коленях. "Вот стояли два состава напротив друг друга", - смотрела в след удаляющимся вагончикам она. "Одни - отслужат, как предписано конституцией и вернутся домой, целовать своих подружек, а вторые - попадут на лесосеки и рудники. Почему так устроен свет. И там и там здоровые, красивые парни, но какое разное направления пути судеб и составов ушедших тоже в противоположные стороны".
- Малыш, вас заставили товарняком, я с трудом добрался, - раздался рядом с ней такой знакомый с хрипотцой голос. Пришёл Илья, принеся сладкой воды сыну и хлеб на дорогу.
Из Тимки впечатления выстреливали фонтаном, с налёта принялся рассказывать:
- Папка, мы видели будущих солдат и зеков.
- Откуда такое разнообразие, - подхватил на руки сына Илья.
Лиза нехотя объяснила:
- Составами нас зажали тут, один призыв вёз, другой зеков.
- И вот эта парочка на перроне, - ткнул он в целующихся ребят.
- Они даже не почувствовали, что здесь бурлили такие страсти, - вздохнула она, сбрасывая прилипшие к его рукаву соринки.
А развеселившийся Илья не унимался:
- И их фотографировали два состава чахнувших без баб мужиков?
- Смотри, как им хорошо, - заступился за ребят Тимка. Лиза улыбнулась.
А Илья не разделяя радость сына и жены, произнёс:
- Это крупно всем повезло. Столько мужиков загнать в одно место и караул не дал пинка, этим лижущимся молодятам, поразительно?
- Как видишь, сидят, - съязвила Лиза.
- Могла разыграться трагедия… Кстати, надо им напомнить, что они куда-то едут, когда поезд подойдёт, - хмыкнул он.
- Я сбегаю сам, - попросился Тимка.
- Тебе понравилось на них смотреть? - посмеялся, заметив взгляды Тимки Илья.
- Лизунчик будет, - улыбнулась и Лиза, - Он с них глаз не сводит, даже если делает вид, что отворачивается, всё равно косит. Хитрит, в общем-то.
- Нормально, мужик растёт. - Давился смехом Илья, тормоша в сильных руках смущённого сынишку.
Это было недавно и уже давно. Быстро бежит время. Большинство бестолковые его торопят, вот и раскрутили. Теперь оно летит, не поймаешь. Идя, домой сейчас после разговора с прапорщиком, она почему-то вспомнила именно этот случай встречи составов на перроне. Никто не должен был такого допустить, но они пошли на встречу друг, другу и встретились. Не исключено, что всё же существует в природе господин случай. А что, если и ей улыбнётся он. Но другой более прогматичный и приземлённый голосок нашёптывал, что случайностей, о которых она мечтает, вообще никогда не бывает. Все люди в этом мире знают куда идут и у них у каждого свои планы. А случай - это из области чудес. Но ведь от этого чуда хочется ещё больше.
Вечером она с жаром рассказала об увиденном и услышанном от Никитина Илье. Не заметить она не могла - он не удивился. Осторожно взял её маленькую ручку в свою заветренную ладонь.
- Лизонька, я не хотел тебя пугать. Слышал об этом, конечно. Плохой бы я был командир, если б не знал. На дороге, ведущей в гору к "площадке", где стоят кабины и ракетные комплексы, водные потоки вымыли горы костей. И такая картина, рассказывают, каждый год.
- Что ты с ними делаешь? - вырвался из неё вопрос.
Муж, учитывая её романтическую натуру, помолчал, а потом сказал правду.
- Закапываем, что тут придумать. - Он помолчал, раздумывая рассказывать ей или нет, и всё же решился:- Есть у нас старший прапорщик Мухин. С солдатской службы ещё тут остался мужик, многое на затоне повидал. Рассказывал про двух парней-друзей из одного московского двора, сидевших в землянках, что ты видела на берегу. Страшная история. Взяли ночью по навету. Пришили, как и всех по 58 статье. Школу только окончить успели, учились в институте, пришли, забрали. За что? Так парни и не поняли. Кто говорит за анекдот о Сталине. Кто вспоминает, что за девчонку, а анекдотом прикрылись. Время такое было, всё возможно. Кинули в красноярские лагеря, а мальчишки бедовые организовали побег. Опытным уркам не под силу, а они рванули. Их поймали, естественно, и на затон. Отсюда уже не сбежать, топи кругом. Вышки на сопках, пристрел со всех четырёх сторон. Да, тут половина таких гадающих за что, сидела. Треть страны в те годы через лагеря прошла. Воронки не понятно, правда, до сих пор никому зачем, по стране с шиком погуляли. Поэтому и кружит тут вороньё до наших дней, и ещё долго будут плакать по ночам совы.
- Я читала о чём-то подобном у Солжницына, но не думала, что соприкоснусь с этим сама, - дрожащим голосом произнесла она. - Да и собственный опыт его в этом вопросе ничтожен в сравнении с тем, что творилось здесь.
О, книги, книги… Рад, что разговор перевёлся, ушёл от тяжёлой темы. Хотя и новая не порхала бабочкой, но всё же, не касалась затона. Тут же, чтоб отвлечь, спросил:
- Тебе понравились его книги?
- Если честно, то не очень. Я не в восторге от его порядочности. Благодаря Твардовскому мир узнал об Солжницыне. Тот и первому напечатанному в журнале "Новый мир" рассказу название придумал, и к Хрущёву ходил. А тот потом оказался поразительно неблагодарным - находясь за границей, он написал статью, в которой изобразил "Новый мир" каким-то паноптикумом, его сотрудников прислужниками, а редактора - слабым, безвольным человеком, который крепко держался за подлокотники своего кресла, боясь его потерять.
- Некрасиво…