* * *
Русская свадьба - раздольная, щедрая. Не знающая преград, начала и конца. Знаете ли вы, мои современники, жители кварталов под колпаками огромного мегаполиса, празднующие свое бракосочетание в ресторанах, а медовый месяц проводящие на лунных колониях, как на самом деле проходили свадьбы в русских деревнях? Внимайте же тому, чему я оказался свидетелем: вначале было сватовство. Сватали отец, мать, зять, жених порой невесту и не знал совсем. Обоих не спрашивали, хотят ли они жениться. Это было скорей взаимовыгодной хозяйственной сделкой между родителями. Приходят сваты в дом, садятся под матку (икону пресвятой богородицы, висевшую, как правило, в "красном" углу избы) - ясно, за чем пришли. Девушка в это время в чулане. Если родители согласны, то она выходит из чулана, ей говорят о решении. "Кладку" клали деньгами, шубой. Вечером "запой". Ставят вино с той и другой стороны. Жених ведёт на "запой" своих друзей, девушка своих подружек. Полная изба набирается. Девушки собирают невесту в хорошую обряду. За столом сидят жених, мать, отец, все родные и друзья. Подруги выводят невесту, она всем кланяется, потом подаёт жениху подарок (перчатки, платочек). Их сажают рядом. Девушки поют величальные песни. Величают гостей: сваху, родных, молодого гостя (жениху, невесте и родителям величальные петь не положено). Гости посидят и уходят, - остаётся одна молодёжь. Всю ночь пляски, танцы.
Перед свадьбой сговор (сколько гостей будет, чего ставят на стол и т. д.). До свадьбы каждый вечер жених с друзьями у невесты. Пляшут, поют, а невеста с подругами приданое готовит.
Накануне свадьбы невеста идёт в баню. Причем париться она должна веником, взятым у жениха. За веником к жениху девушки и молодые женщины ходят с розаном - сосновой веточкой, наряженной бумажками, тряпочками, который, собственно, потом на веник и меняют. Идёт из бани невеста - чистая, розовая, как поросенок и вопит:
Вы цветы ли, мои цветики,
Цветы алые, лазоревы,
Вас малёхонько посеяна,
Очень много уродилося.
Вас три поля, вас три чистыя,
Три раздольица широкия.
Придёт невеста, подружки ей косу плетут, невеста опять воет:
Заплетите мне русу косу,
Русу косу во последний раз,
Во последний раз да в остаточек.
В эту последнюю ночь девушки ночуют у невесты. Часа в 2–3 она их будит плачем:
Вы воспойте, ранни кочеты
По утру ранёшенько.
Разбудите-ка, ранни кочеты,
Родимого тятеньку,
А ещё разбудите-ка,
Сударыню матушку,
А ещё-то вы разбудите
Братца милого.
Ах, вставай-ка ты, братец миленький,
По утру ранёшенько.
Умывайся ты, братец миленький,
Ключевой водой белёшенько.
Скоро придут к нам, братец миленький,
Злы разлучники.
Закрывай-ка ты, братец миленький,
Дубовые воротушки.
Вставайте-ка, милые подруженьки,
Я расскажу сновидение,
Какой мне приснился сон.
Ходила я, милые подруженьки,
По темному лесику.
Потеряла я троя ключиков.
Как первые ключики
От девичьей красы,
Вторые-то ключики
От русой косы,
А третьи - то ключики
От нежушки, от волюшки.
Вставайте-ка, милые подруженьки,
Надевайте бело платьице,
Бело платьице подвенечное,
Подвенечное - вековечное.
Соберут невесту к венцу, отец с матерью благословляют. Невеста вопит:
Ох, не белая лебёдушка
Сырой земле кланится,
Ох, кланяюсь я кормилицу батюшке.
Ох, не прошу я, милый тятюшка,
Ни злата, ни серебра,
А прошу-то я, милый тятюшка,
Великого благословеньица.
Благослови-то меня, милый тятюшка,
Во путь, во дороженьку.
Отец благословляет, потом невеста обращается так же к матери, после к крёстным. Девушки сажают невесту за стол, она причитает:
Ох, не красное ли солнышко на закат пошло,
А я-то, разгорькая, за дубовый стол села.
За дубовый стол села с любимыми подруженьками.
Впервые в остаточке.
Входит дружка. Невеста не выходит из-за стола, подружки мест не дают, говорят: "Выкупайте, друженька, места для своих поезжанов".
Дружка: "Сколько стоит?"
Подружки: "На 4 угла по рублю, на серёдку - десяточку".
Срядились. Подружки прощаются с невестой, выходят из-за стола. Поезжане ещё во дворе. Рядом с невестой садится братик, сестрёнкину косу продавать. Дружка на него с плёткой, а он, братик, сидит со скалкой на жениховом месте, не пускает. Дружка выкупает, братик прощается с невестой, уходит. По левую сторону от невесты садится невестина сваха, дружка выкупает место жениховой свахе. Входят поезжане, садятся на свои места. Сваха накрывает жениху с невестой руки полотенцем. Дружка кричит:
Стряпонька - лапонька,
Подавай сахарные кушанья!
Что есть в печи,
Всё на стол мечи,
Оставляй одни кирпичи,
Чтобы хлебы было на чём печи!
А стряпонька отвечает: "Друженька, заслонка примёрзла!".
Ей платят, чтобы заслонка оттаяла. Начинают подавать кушанья, едят. Жених с невестой не едят, не разговаривают, не смотрят друг на друга, меняются под полотенцем кольцами. Тут девушки начинают петь:
Дорожись-ка, батюшка,
Ты проси-ка за меня 100 рублей,
За косу ли за мою 1000,
За красу ли за мою сметы нет.
А как уж закончат с выкупом, так и в храм - на венчание. Едут туда жених с невестой по отдельности, это уж после венчания возвращаются вместе. Вот тут и начинается настоящее веселье, про которое говорят - пир на весь мир. Гуляет вся деревня.
По возвращении с реки с добытым сокровищем я все-таки не оставил идею женить доброго своего Анисима на Антонине. Хоть оба и были далеко в годах, а обычаи были соблюдены. У Антонины оказались живы родители, и все равно, как ни странно, посаженным отцом ей был я. Мне на своей шкуре пришлось испытать все прелести старорусских обычаев, притом, что масса всевозможных советчиков постоянно находилась рядом, давая "правильные" наставления. Наконец священник обвенчал молодых, Антонину, разодетую согласно всем правилам и Анисима, то и дело краснеющего как помидор, нарядного, причесанного с каким-то особым тщанием и с цветком в петлице, и началось долгожданное пиршество. Я не жалел средств на праздник, тем более, что как раз в приготовлениях к торжествам прошла неделя, и я вот-вот мог распрощаться со всей этой красотой. Прямо во дворе усадьбы накрыли столы. Закуски и выпивки было вдоволь. Я был сыт, слегка пьян, и только одним обеспокоен - нигде не было Ксаны. Она привела меня с реки в дом, отпоила какими - то отварами так, что уже на следующий день я был бодр и весел, и всю неделю исправно была со мной, исчезая только на несколько часов, когда днем, когда под вечер, но исправно возвращаясь ко мне ночью. Я наслаждался каждой минутой с ней, не отходя от нее днем, и с наступлением ночи не выпуская из своих объятий до рассвета. Камни Ксана велела отдать ей, - мне было странно это, ведь в усадьбе, под охраной они были бы в большей безопасности. Я не стал возражать. Еще одну странную картину я увидел поутру, когда, проснувшись, вышел во двор усадьбы и застал там Ксану, густо промазывавшую смолой огромную глубокую корзину. Она наотрез отказалась объяснять, зачем это надо и не захотела доверить эту работу никому - так и просидела до вечера возле потрескивавшего костра, на котором булькал котелок со смолой. К вечеру корзина была обмазана и Ксана исчезла вместе с ней. На мои вопросы ответами были нежные поцелуи, после которых мне вообще расхотелось ее о чем-то спрашивать.
И вот теперь, когда я искренне хотел провести остаток недели только с ней - она опять исчезла. Я исправно кричал "Горько!" молодым. На столе появлялись все новые и новые бутыли с вином и первачом, закуска уходила так же быстро, как и выпивка и сельчане не уставали славить молодых, а заодно и их посаженного отца. Моё благодушие не знало предела, я чуть было не пустился в пляс вместе со всеми, когда песни и танцы вдруг прекратились, и все вдруг замолчало и остановилось. Все смотрели на меня. Я не мог понять, в чем дело. Потом обернулся - за моей спиной стояла Ксана. Она смотрела на деревенских, а те на неё.
- Кто позвал ведьму?! - подвыпившая баба в цветастом полушалке заверещала точно кликуша
- Ведьма порчу на молодых наводит! Гоните ведьму!
- Вздернуть её!
- Стойте! - Я встал из-за стола, загораживая собой Ксану. - Кто тронет её - головы лишится. Не сметь! Вот ты, Николай, - обратился я к стоящему напротив бородачу, - ведь она твою дочку выходила, когда та в прорубь зимой свалилась и чуть не погибла. А ты, Матрена, не ты ли к ней бегала, зелье приворотное просить, чтоб мужа домой вернуть, в семью, - и ведь вернула, верно? А ты Иван, ведь твоя кобыла чуть не померла оттого, что какой-то травы наелась, а Ксана тебе ее поправила. А померла бы кобыла - чем бы ты жил? - Я мысленно благодарил Антонину и Анисима за те деревенские сплетни, которые они мне регулярно докладывали в течение всего прошедшего времени.
- Сколько хорошего она вам сделала? Почему вы ее так не любите? Кто посмеет тронуть ее - берегитесь.
Я обернулся. Ксана стояла за моей спиной, как за стенкой, с печальной улыбкой. Но изрядно упившихся крестьян было не остановить. После моих речей та самая баба в цветастом полушалке завопила:
- Она барина околдовала! Одурманенный он!
- Ведьма!
Народ начал бесноваться:
- Извести ведьму, пока она нас не извела!
Самые горячие головы стали переворачивать столы и кинулись к нам. Тут уж не выдержали и другие, некоторые, наоборот, пошли против дебоширов, возмущаясь главным образом угробленной закуской и выпивкой и сдерживая бузотеров, не позволяя им переворачивать уцелевшее. Другие кинулись заступаться за Ксану, и уговаривать, что "бунт - висельное дело". Вскоре рядом со свадебными столами началась кулачная драка.
- Пора. Пойдем. - Ксана потянула меня за руку, увлекая за собой в дом.
- Спасай барина! - вопили бабы, - ведьма барина изведет! Ведьма порчу молодым сделает!
Мы вышли через черный ход и кинулись к лесу. Издалека уже, когда мы были почти у пролеска, послышалась музыка. Видимо, передравшись, сельчане угомонили свой пыл, и, увидев, что Ксаны нет - успокоились. Свадьба продолжалась.
Вдруг, навстречу нам из леса вынырнули четыре тени
- Остановись, барин!
- Отдай нам ведьму!
- Ей все равно житья здесь не будет! - Я разглядел крестьян моего села. Это были отчаянные головы, о которых Анисим говорил не иначе как "оторви да выкинь". Они были пьяны. В руках одного из них была железная гиря, которая крепилась крепкой верёвкой к руке.
- Я сейчас даю вам шанс просто уйти, и обещаю, что наказывать вас не буду. Просто уступите нам дорогу! - Мой голос звучал не очень уверенно.
- Барин, мы вас любим, барин мы вас спасти хотим - вы под её чарами. Она вас заколдовала, она ведьма. Мы вас спасем, вы нам потом сами спасибо скажете!
- Прочь пошли! - Я уже злился, - попробуйте, троньте! Пошли вон отсюда, холопы!
- Бей ведьму! - Протяжный возглас прозвучал как команда, тени кинулись к нам.
Я только успел оттолкнуть Ксану к деревьям:
- Беги!
Сам прыгнул, преградив путь нападающим.
- Уйди барин! Не то кистеня отведаешь!
Я вспомнил свою боксерскую молодость и методично отрабатывал полузабытые хуки на нападавших. Мне не пришлось долго возиться - пьяные мужики просто лежали в ряд на земле без признаков сознания, не помогли им и их хваленые кистени. Я кинулся в лес, где практически сразу наткнулся на Ксану, которая восхищенно глядела на меня так, что мне даже стало неловко. Она повлекла меня дальше в лес. Я попробовал сопротивляться:
- Остановись, прошу, давай отдышимся.
- Нельзя, барин, не успеем.
Мы бежали все дальше и дальше вглубь чащи. Темнело, и я едва успевал за Ксаной. Час-другой пробежки по бурелому и мы были у того самого озера, в котором я впервые увидел купающуюся в лунной радуге свою ворожею. Стало совсем темно, только ярко светила полная луна. Я только теперь понял - все то время, пока мы искали камни, готовили свадьбу, все время было полнолуние. Так не бывает в реальной жизни, но здесь так действительно было. Луна была какой-то неестественно большой, так, что можно было рассмотреть все неровности на ее поверхности, и чрезвычайно яркой. Я огляделся - в свете луны над водопадом опять была та самая розовая лунная радуга. Ксана достала фляжку и влила в рот несколько капель. Затем, скинув одежду, шагнула в розовую дымку. Она словно висла над поверхностью воды. Над лесом полилась серебристая песня-молитва. Ксана танцевала в струях розовых искр, которые вихрились, следуя изгибам ее тела, повторяя движения ее танца. Это длилось вечность, и вечность я готов был наблюдать за этим. Внезапно она отступила назад, на землю и я увидел огромную воронку, разверзшуюся в озере под водопадом.
- Вот и все - пора, - она достала из того самого шалаша из лапника, в котором я прятался на охоте, просмоленную корзину, в которой лежали завернутые в тряпицу камни. К ручке корзины была привязана веревка, к которой в свою очередь был привязан огромный камень
- Ксана, - мое сердце разрывалось, послушай, пойдем со мной!
- Мое место здесь, я не могу идти с тобой.
- Тогда я останусь!
- Ты не можешь остаться! Ты должен идти прямо сейчас, слышишь, колыбель открыта, и ты сможешь попасть туда только однажды - сейчас.
- Черт! Как несправедливо то! Я не могу тебя потерять, слышишь! - Я схватил ее в охапку и стал покрывать поцелуями. - Ты моя, слышишь, моя, самая красивая, самая любимая, единственная моя…
- Барин!
- Какой к черту барин! Барин…
- Данила Алексеевич, пора. Послушай - там, куда ты попадешь очень темно и глубоко. Задание не из простых, если тебе не хватит воздуха - ты погибнешь, подняться наверх ты не сможешь, - врата работают только в одну сторону, поэтому возьмешься за ручки корзины, держи ее все время над собой, съедешь по стене водяной ямы вниз. Камень будет держать корзину у дна - она просмолена и там останется немного воздуха - ты сможешь немного дышать там. Камни будут светить, пока они вместе, давать немного так нужного тебе там света. Ты все помнишь? Знай, - твоя жизнь теперь зависит только от тебя?
- Ксана, подожди, Ксана, неужели это все?
- Иди, милый, иди, иначе будет поздно! С первым снегом колыбель закроется, - она влила мне из фляжки несколько капель того самого огненного зелья, которое не позволяло мне чувствовать ледяной холод воды.
- Снимай одежду, бери корзину, камни и иди!
- Подожди. - Я подошел к ней и заглянул в ее полные слез глаза. Прощай, прощай, моя ворожея, спасибо тебе за все, прощай и прости. - Я прикоснулся к ее губам. Последний поцелуй, такой нежный. Такой страстный, такой бесконечный, последнее прикосновение…
Вдруг что-то холодное и мокрое упало мне на лицо - я поднял голову вверх и обомлел - с пустого чистого с огромной полной луной неба падали большие пушистые снежные хлопья.
Ксана отчаянно закричала:
- Скорее! Тебе пора! Слышишь! - она всучила мне в руки корзину, а за пазуху узел с камнями, - скорее, любимый, спасай нас обоих!
Я набрал полную грудь воздуха, поднял над собой корзину и съехал вниз по стене воронки.
* * *
Я падал вниз, воронка медленно закрылась над головой, диск луны скрылся, я почувствовал ударную волну, как от землетрясения. Вокруг была лишь кромешная тьма, да окружавший меня, ледяной холод воды. Темно. Боже! Как темно под водой! Я коснулся ногами дна. Оно было странным - песчаным, совсем не илистым. Я оставил корзину висеть над державшим ее у дна камнем и развернул то, что было у меня за пазухой - тьма озарилась тусклым светом. Шагах в пяти от меня была скала. Я подплыл к ней. Несколько секунд я вообще ничего не мог разглядеть, потом в полутьме стали проявляться какие-то рисунки, - я истово стал ощупывать скалу, в поисках хоть какого-то намека на дверь - но тщетно. Воздуха катастрофически не хватало. Я рванулся наверх, но уперся во все ту же скалу, там была маленькая расщелина, но туда даже голова моя не проходила, даже света сверху не было видно. Я вспомнил про спасительную корзину, поблагодарил Ксану за этот подарок и нырнул туда. Отдышавшись, я вернулся к скале с рисунками, продолжая отдирать с нее вековые наросты. Рисунок проступал все четче. Наконец я отчетливо увидел цветок - точно такой, как на гребне у Ксаны, цветок с тремя лепестками - углублениями, до меня, наконец, стал доходить смысл слов пророчества. "Три камня вложи в колыбель колдуньи…" стоп! Ксана говорила, что камни светят, только пока все вместе, значит, вложу я один камень в скалу и останусь в полной темноте! Надо сразу разобраться какой камень, в какую выемку класть…. Мне опять не хватило воздуха, я вновь вернулся к корзине - страшный холод сковывал движения. Я судорожно думал - как вложить камни. И тут меня осенило - цветок на гребне Ксаны был трехцветным - красно-бело-черным. Цветок- подсказка, именно так надо расположить камни. Я кинулся к скале и вложил камни в отверстия. Я понял, что правильно - камни засияли как фонари, осветив все вокруг. Вокруг была пещера - скала была кругом, расщелина по потолку пещеры незначительно увеличивалась где-то вдали, куда хватало света камней. А больше ничего не происходило - я заворожено смотрел на камни, которые ярко светились, и ждал, ждал, сколько хватало воздуха…потом я вспомнил - ключ! Нужен еще какой-то ключ. Ксана ничего не сказала мне о ключе! Она просто забыла - что же делать - как теперь быть, без ключа мне не выбраться, выхода нет - значит, я все равно погибну! Я вернулся к корзине. Вдыхая остатки воздуха, я прощался с жизнью - все было напрасно - мои метания, мой проклятый отпуск, моя любовь - все пошло прахом, я погибну так страшно, - просто захлебнусь, погибну от удушья.
- Милый!
Я обернулся, из под воды в корзине внезапно показалось лицо Ксаны:
- Ксана! Ты! Как!? Зачем?
- Ключ, милый, ты должен вставить ключ, - она вынула из мокрых волос гребень и протянула мне. Ключом был ее гребень - меня словно током поразила эта мысль! Но как я мог взять его? Оставить ее без защиты, ее и дочь… теперь я понял, почему она сразу не отдала мне его - только безвыходная ситуация могла заставить меня воспользоваться ее сокровищем, охранявшим ее от бед.
- Ксана, нет, это твоя защита!
- Иначе тебе не спастись!
- Пусть - но ты! Ведь обратного хода нет! Как ты могла! Зачем?! Теперь погибнешь ты!
Ксана прижалась губами к моим губам:
- Не думай обо мне. Воздуха совсем не осталось - иди!
- Ксана, как же ты, как же ребенок! Я не могу забрать гребень и оставить тебя и дочь без защиты!
- Я смогу отсюда выбраться, пожалуйста, поверь мне, и я смогу вернуться за ним. Иди, скорей!
- Пойдем со мной, умоляю!
- Колыбель не отпустит свою дочь - мое место здесь! Иди милый - она дотронулась рукой до моей щеки, - я должна сказать тебе… люблю…