– Надька, ты такая красивая, тебя за этой стойкой никто не видит, иди потанцуй хоть! А то чего наряжалась, зря, что ли?
Давыдова, действительно, на дискотеку старательно наряжалась. Джинсы она себе сшила сама из ткани, которую бабушка купила у спекулянтов ей на день рождения. Джинсы получились отличные, а ткани еще осталось на маленькую жилеточку. Под жилеточку она надела мамин нейлоновый черный свитер. Туфли на толстенной платформе тоже были мамины. Свитер и туфли Давыдова сперла из родительского шкафа заранее. Эти вещи у мамы были выходными, поэтому была вероятность, что их исчезновения на некоторое время она не заметит. Тем более что нейлоновый свитер после стирки сох практически на раз-два. Выручку от дискотеки Давыдова планировала использовать для покупки модных сапог. Ясное дело, чтобы собрать на сапоги, надо было провести три таких мероприятия, не меньше, поэтому Давыдова очень сосредоточенно шевелила мозгами на тему того, каким образом устраивать дискотеку регулярно. И пост свой за стойкой она покидать не хотела, но Шестопалов был прав, торговля все равно стояла.
Когда Давыдова во всем своем великолепии вклинилась в толпу танцующих, к ней тут же подкатили два выдающихся из общей массы субъекта. Один с абсолютно белыми волосами, голубыми глазами и в таком же, как у Нади, свитере, только голубом, второй с черными волосами, зелеными глазами и в зеленом свитере. Длина волос обоих могла соперничать с длиной волос у самой Давыдовой. Парни были высокие, выше Давыдовой в маминых платформах. Ребята чего-то там пытались шутить, но сквозь музыкальный грохот Давыдова все равно ничего не услышала. Поняла только, что одного зовут Стас, а другого Макс. Так в сопровождении этой группы товарищей она и вернулась на свое рабочее место. Ребята балагурили, шутили, выпили фирменной шестопаловской "Кровавой Мэри", а потом предложили после дискотеки проводить Давыдову до дому.
– Ничего не выйдет, спасибо, конечно, – ответила на их предложение Давыдова, – но я тут по делу, и до дому меня вместе с выручкой будет провожать мой подельник – Шестопалов.
При этих ее словах Шестопалов даже вынырнул из-под стойки, открыл было рот, но промолчал.
– Ребят, не обижайтесь, но вы идите развлекайтесь, а мы тут продолжим наши гири пилить. – Давыдовой совершенно не хотелось терять время на пустую болтовню, пусть даже и с такими красавчиками.
– Понимаем, бизнес превыше всего, – сказал зеленоглазый Макс и, подхватив белоголового Стаса, скрылся в толпе танцующих.
Шестопалов не удержался и спросил:
– Нюсь, я, конечно, не возражаю, до дому я тебя провожу, не вопрос, но чего ты таких парней классных отшила? Ты представляешь, какие это люди? Это ж самые настоящие фарцовщики, я их верхним чутьем чую. Макс и Стас – классно. Интересно, как бы ты у них в компании позиционировалась? Надю на иностранный манер не так-то легко переделать! Это вам не Аня какая-нибудь. Аню в Энн переименовать больших мозгов не надо. Остается только Надхен. – Шестопалов мечтательно закатил глаза.
– Во-первых, не называй меня Нюсей. Это мое тайное имя. Ты его знаешь, значит, я тебе доверяю. Понял? Но другим его знать не надо. Во-вторых, фарцовщики – это те, которые пристают к иностранцам со словами "Дяденька, гив ми чувингу, плиз". По-моему, такие здоровенные балбесы на фарцовщиков никак не похожи.
– О! – развеселился Шестопалов. – Чувингу у иностранцев выпрашивают фарцовщики юной смены – пионеры и октябрята. Старшее поколение фарцовщиков подходит к иностранцу, берет его за штаны и спрашивает "Митта макса?", что на финском языке означает "Сколько стоит?".
– Ну да! Это если иностранец по-фински понимает, а если нет? Представь только, когда такие, как эти Макс со Стасом, к человеку подойдут и за штаны схватят! Он сразу с себя эти самые штаны скинет и даст деру с криком "Грабят, убивают!". На своем иностранном языке, конечно!
– Нет, ты не права. Такие ребята подержанными штанами промышлять не будут. Эти как раз соответствуют определению правоохранительных органов – лица, пристающие к иностранцам с целью скупки у них товаров иностранного производства для дальнейшей перепродажи. – По всему выходило, что Шестопалов в отношении уголовного кодекса весьма подкован.
– Выходит, они спекулянты!
– Нет. Спекулянты – это те, которые имеют связи с работниками торговли, покупают у них товар по магазинным ценам, а потом перепродают в тридорога. Ну и, конечно, с работниками торговли делятся. Иначе чего бы они так хорошо жили, и конкурс в торговый институт был бы как в Институт международных отношений?
– Поняла. Это сапоги австрийские я хочу себе купить у спекулянтов, а вот джинсы "Монтана" надо покупать у фарцовщиков. Так?
– Почти. Джинсы можно еще у моряков. Но это все примитивно. А вот фарцовщики – это круто. Опасно, да еще, бывает, они валютой балуются. А это вообще по нашим законам означает расстрел. – Шестопалов опять продемонстрировал свои знания уголовного кодекса.
– С ума сойти. А с чего ты взял, что эти Макс со Стасом фарцовщики? – справедливо поинтересовалась Давыдова. На ее взгляд, эти парни ничем особенным от других не отличались, разве что красотой и размерами.
– Ты посмотри, как они одеты, на них же ничего совкового нет. Уверен, что у них даже трусы не иначе как "Кельвин Кляйн", – с восторгом аргументировал Шестопалов.
– Ну, это мы проверять уж точно не будем! Но признаков для определения деятельности этих типов у тебя откровенно мало. Может, они просто мажоры?
– А это что еще за зверь такой? – Шестопалов явно удивился. Выходит, Давыдова тоже кое-чего знала, чего не знал он.
– Ну, это дети разных товарищей, которые имеют прямой выход на ту самую "чувингу". За границу в командировки ездят и так далее.
– Нет. Те, у кого родители при "чувинге" состоят, мою "Мэри кровавую" в рот не взяли бы. Они знаешь, что пьют? Ликер "Адвокат"! – Теперь Шестопалов демонстрировал уже недюжинные знания о красивой жизни.
– Ага, и мизинец при этом оттопыривают примерно вот так. – Давыдова показала Шестопалову оттопыренный мизинец. – А еще они коньяк "Наполеон" употребляют.
– Никогда б не подумал, что мизинец они оттопыривают, как моя прабабушка, когда чай из блюдечка пьет. У тебя хорошо получается, а вот "Наполеон" они не пьют, это для плебеев. Его в магазине купить можно, хоть и очень дорого – за пятьдесят рублей бутылка. Они не пьют того, что в магазине купить можно. Коньяк они пьют "Хеннеси" или, как его, "Курвуазье", вроде правильно сказал.
– Точно, от слова "курица"! Ты-то откуда знаешь?
– У меня школьный друг Константин в финансовом учится, у них там этих мажоров как грязи. Мы с ним у одного такого в гостях были. Не поверишь! Колбасу сырокопченую каждый день едят на завтрак. Да еще режут ее шматами толщиной в сантиметр! – При этих словах Шестопалов судорожно сглотнул.
– У меня мама к Новому году всегда колбасу такую достает, так потом слюни весь год текут от воспоминаний. – Давыдова мечтательно закатила глаза.
– Вот-вот! В электротехническом нашем мажоры уж точно учиться бы не стали. Так что, Давыдова, эти парни нормальные, свойские, наши. Они не выделываются, но при этом жуть до чего крутые!
– Слушай, Шестопалов, может, позвать их назад, пусть тогда тебя до дому проводят, раз они тебе так нравятся.
– Дура! Они мне нравятся, потому что я уважаю таких людей, которые сами крутятся, типа как мы с тобой. Я вот только одного понять не могу, почему ты-то всех подряд отшиваешь? Ну ладно еще Жумейкина с параллельного потока, но этих-то за что?
Давыдова задумалась. Действительно, она тоже уже заметила за собой эту особенность. Когда к ней подходил какой-нибудь парень, чтобы познакомиться, она вежливо, но твердо отправляла его восвояси. С одной стороны, ей почему-то казалось, что жизнь ее после такого знакомства будет напичкана неприятностями, с другой стороны, какой-то внутренний голос говорил ей, что этот парень совсем не тот, кто ей нужен.
– Знаешь, Игорь, я откуда-то точно знаю, что это не принцы моей мечты и ничего, кроме неприятностей, у меня с ними не получится.
– Может, я принц твоей мечты?
– Нет, – задумчиво ответила Давыдова, – принца я сразу узнаю.
Шестопалов захохотал:
– Ну и каша у тебя в башке, Надюха. Только ты это, мои слова про то, что я принц, в голову не бери, это я так, для порядка спросил. Мне на самом деле одна девчонка с первого курса очень нравится, Лилей зовут.
Давыдова потрепала Шестопалова по макушке:
– Дурак ты, Игорь, какие такие промеж нас амуры могут быть, нам дело делать надо. Я вот что думаю. Если раздобыть оверлок, то можно еще и не таких денег заработать. Будем штаны модные шить и через этих фарцовщиков продавать.
– Штаны – это здорово! А что такое оверлок?
– Это машина такая специальная для обработки швов.
– Знаю, у моей мамы есть, "зигзаг" называется.
– Нет, "зигзаг" – это для лохов-самоделкиных, смотри, как у меня на штанах. – С этими словами Давыдова поставила ногу на скамейку одной из парт, из которых была сооружена барная стойка, и завернула свою штанину. – А в нормальных джинсах швы обработаны оверлоком.
Давыдова велела Шестопалову поставить ногу рядом со своей и отвернула кверху его штанину. Шестопалов удивленно разглядывал швы на своих джинсах и на джинсах Давыдовой.
– Надька! Вот никогда бы не подумал, что ты так здорово шьешь. Я думал, у тебя штаны настоящие, фирменные.
– Так-так-так! Вы тут что, товарищи бармены, еще и стриптиз показываете? – раздался за их спинами противный скрипучий голос.
Шестопалов с Давыдовой разом обернулись. На стойку их самодельного бара опирался главный комсомольский вожак института Анатолий Максимов. На лице у него блуждала самодовольная улыбка, и сам он был явно "под газом".
– Нет, Анатолий! Как ты мог такое подумать? У нас тут конкурс на самую волосатую ногу. – Давыдова всегда отличалась находчивостью.
Конечно, она испугалась, решив, что сейчас их лавочка накроется и сами они, скорее всего, вылетят из института, как белые лебеди. Ей-то что, только черная метка в биографии, а вот Шестопалова сразу загребут в армию.
– И что? Кто побеждает? – ухмыльнулся Максимов, нагибаясь через стойку, чтобы получше разглядеть ногу Давыдовой.
– Конечно, я! Разве можно было в этом сомневаться? Ноги Шестопалова ярко свидетельствуют о том, что обезьян у него в роду не было. Надо бы разобраться. Может быть, Шестопалов инопланетянин? Кто вы, "доктор Зорге"?
Максимов заржал, хлопая руками по барной стойке.
– Вы б уже налили мне чего-нибудь, – сказал он, утирая выступившую слезу.
– Чего изволите? – поинтересовалась Давыдова. – У нас в ассортименте соки фруктовые и с ними один овощной – томатный. А также всем известный студенческий напиток – лимонад "Колокольчик".
– Кала-, кала-, калакольчик! Калакольчик озорной! – пропел Максимов. – Обижаешь, Давыдова. Давай натуральный продукт гони, чистяком. Да не бойся. Я к вам не народным контролем, а по делу.
Шестопалов, не вылезая из-под барной стойки, выставил под локоть Давыдовой бумажный стаканчик с водкой.
– Значит, Анатолий, минералочки? – Она подвинула Максимову стакан.
Максимов легким движением руки опрокинул стакан в рот, крякнул и занюхал рукавом.
– Эх, хороша минералочка! – сказал он с довольным видом.
– Что за дело? – строго спросила его Давыдова.
– Дело в том, что дискотека ваша мне очень нравится. И дисциплина, и музыка. Опять же никто не приносит с собой спиртных напитков и не распивает их в туалете, не пристает потом к девушкам, пьяных драк не устраивает. Водку-то с собой нести стремно, а у вас ценник хоть и божеский, но финансовые возможности все-таки накладывают некое ограничение. Поэтому все веселы, так сказать, в меру. Я вот все думаю, как бы это дело устроить на постоянной основе.
– А я знаю, – сказала Давыдова. – Смотри, у нас в институте есть театр-студия, есть своя малотиражка, почему бы не устроить постоянную субботнюю дискотеку? На фига эти конкурсы между группами, если будет одна постоянно действующая команда дискотеки. Знаешь, сколько у нас в институте музыкально отмороженных рокеров? И все мечтают сидеть на дискотеке за пультом и ставить свои пластинки. Заметь, не фирмы "Мелодия", а свои, которые денег немалых стоят! Можно вначале сделать заставку типа рассказа о какой-нибудь выдающейся зарубежной рок-группе, это можно как раз делать на конкурсной основе. А потом уже перейти непосредственно к гулянке.
– Хорошая мысль, а может, стоит и спиртное официально разрешить? Ну, чтоб не париться?
– Ни в коем случае! Тут же набегут всякие заинтересованные лица из наших столовских торгашей. Не успеешь глазом моргнуть, как ценник будет как в баре "Шайба" гостиницы "Советская". И, как следствие, опять распитие из-под полы и пьяные драки.
– Мне, Давыдова, твоя задумка очень даже нравится, пойду обмозгую ее как следует. Сколько с меня? – Максимов посмотрел Давыдовой в глаза.
– Нисколько, в счет заведения!
– Давыдова, ты что, не знаешь, что гусары с женщин денег не берут?
– Так то гусары, а у нас с тобой отношения совсем другие, можно сказать, совершенно деловые отношения!
– Ох, Давыдова! – Максимов погрозил ей пальцем и нетвердой походкой проследовал в сторону туалета.
– Обмозговывать пошел! – Шестопалов наконец высунулся из-за стойки. – Молодец ты, Давыдова! Я ведь чуть не обделался.
– Я сама не лучше, зато мы теперь знаем, что делает главный герой скульптуры Родена "Мыслитель". Он задумку обмозговывает!
После окончания дискотеки Давыдова пересчитала выручку и сообщила Шестопалову результаты. Шестопалов сидел на своем складном стульчике, прислонившись к стенке бара. Он явно устал.
– Все-таки хорошо быть барменом! – обрадованно сообщил он Давыдовой, когда они поделили выручку. На спиртное они скидывались пополам и в результате утроили свой вклад, даже несмотря на то, что поделились деньгами с ребятами, которые проносили спиртное в институт.
– Хорошо, – согласилась с ним Давыдова. – Спекулянтом тоже хорошо, и фарцовщиком, и товароведом, и моряком, и иностранцем, а еще лучше взяточником быть. Сидишь себе при должности и только ящик стола своего открываешь, чтобы страждущие в него конверты складывали.
– Точно! Как бы во взяточники устроиться, не знаешь?
– Знала бы, в электротехническом не училась!
По дороге к дому Давыдовой, когда они шли от метро через огромный пустырь, на котором практически круглосуточно, невзирая на погодные условия, тусовались собачники, Шестопалов сказал:
– Я вот все думаю про штаны и этот оверлок и подозреваю, что у нас в Замухинске, как в Греции, все есть. Я поговорю с мужем сестры. Он у нас на швейной фабрике завскладом работает.
– Лучше б сторожем! – засмеялась Давыдова.
– Да ладно. Воровать он точно не будет, а вот какой-нибудь списанный инструмент нам с тобой, вполне вероятно, устроит.
– Было бы здорово.
– Только я никак не пойму, почему ты про штаны говоришь, лучше же джинсы шить, их вернее продать можно.
– Ага, только фирменные джинсы, кроме оверлочного шва, еще имеют специальный петельчатый шов, а уж для него машинки ни на одной швейной фабрике в совке не найдешь. Такой шов делает только детская игрушечная швейная машинка, но я на ней пыталась джинсы прострочить – это невозможно. Тем более что джинсы уже не так уж и актуальны. Сейчас в моду входят брюки-бананы. Ясное дело, из всякого говна их шить нельзя, необходим хороший материал. Но это вопрос решаемый. Через мою одноклассницу можно наладить контакт с моряками, они же и фурнитуру всякую привезут. Кнопки, заклепки, мулечки и тюлечки.
– Ты-то откуда все это знаешь? Я имею в виду, брюки-бананы?
– Я, Игорь, давно за модой слежу, я ж хотела на модельера учиться.
– Не, тебе в артистки надо!
– Ага, в иностранные. Я вот только, знаешь, сегодня тебе говорила, что иностранцем быть хорошо. Так вот ошибалась! Представь только, в магазинах все есть, все одеты одинаково. Ну, в джинсы там и сапоги модные.
– И чем плохо?
– Ску-ко-та! Вот я себе джинсы сшила и сразу самая красивая сделалась по сравнению с теми, кто эти джинсы разве что во сне видел!
– Согласен, только ты, Надя, и так самая красивая.
– Но в джинсах-то лучше?
– Точно. А я про принца твоего знаешь чего подумал? Давай я тебя со своим лучшим другом Константином познакомлю? Он тебе понравится, факт.
– Нет, с принцами не знакомят, принцы сами на голову валятся. Я подожду своего собственного, мне ж торопиться некуда. Девятнадцать лет всего.
– Ну да, – согласился Шестопалов.
После того как Анатолий Максимов обмозговал задумку, дискотека в электротехническом приобрела регулярный субботний характер. Давыдовой с Шестопаловым даже выделили маленькую кладовочку "для технических нужд". Там они хранили запасы спиртного. Спиртное проносили через проходную в течение недели. Вообще, наличие в институте строгого пропускного режима имело для комбинаторов свои преимущества. В институт не могли просто так попасть ни народные дружинники, ни прочие активисты и органы, блюдущие социалистическую законность. Поэтому вечера в электротехническом в свое время стали местом некоего вольнодумия и свободомыслия. В институте выступали разные артисты, в том числе не очень любимые советской властью, подпольные рок-группы и популярные в народе барды. На время этих выступлений дискотека отменялась, однако бар не отменялся никогда. Деньги в мероприятие вкладывали Давыдова и Шестопалов, впрочем, прибыль делили на троих, с учетом Максимова. Максимов тоже делал свое дело, прикрывая комбинаторов со всех сторон.
У Давыдовой завелись деньги. Она купила себе австрийские сапоги, настоящие джинсы "Ливайс", кожаную куртку и всерьез задумалась о том, где бы достать шубу. Свою повышенную стипендию она полностью отдавала родителям на питание.
– Надя, откуда у тебя такие деньги? – строго спросила мама, оторвавшись от журнала "Иностранная литература", и, по своему обыкновению, поглядела на Давыдову поверх очков. Давыдова собиралась на свою субботнюю работу и вертелась перед зеркалом в новой модной трикотажной кофточке под названием батник.
– Какие – такие? – вопросом на вопрос ответила она матери.
– Не придуривайся, мы с отцом вдвоем работаем и прекрасно знаем, что такие вещи не только студенту, но и инженеру не по карману!
– Ну, во-первых, я черчу на кафедре тушью за тридцать три рэ в месяц! – Давыдова начала загибать пальцы перед суровым родительским лицом. – Во-вторых, я за двух уборщиц мою в столовой самые грязные и противные цеха – мясной и овощной, за сто пятьдесят рэ в месяц, в-третьих, я по субботам вечером торгую спиртными напитками на институтской дискотеке. Эта часть моего дохода переменная, но она составляет львиную долю моих заработков.
– Что значит – торгуешь?
– Ну, мы с Шестопаловым покупаем спиртное, а потом продаем его с наценкой.
– Надя! Это же спекуляция! Дожили! Наша дочь стала спекулянткой! – неожиданно по-деревенски заголосила всегда интеллигентная и сдержанная мама.