– Так ты не поняла, красотка. Это предложение не делается вторично. Ты устала быть простушкой. Я предлагаю тебе стать утонченнее. Мы оба не женаты, вполне взрослые, и я серьезно хотел бы увидеть тебя обнаженной, посмотреть, что будет дальше. Как-то так. Это достаточно честно для тебя?
Он наклонил голову и улыбнулся своей убийственной улыбкой, разящей на пятьдесят шагов.
– Ну, давай, решайся, Лотти, воспользуйся случаем. Ты же знаешь, что хочешь этого.
– Подожди. Одно дело предложить идею для обсуждения, совсем другое – осуществить ее и посмотреть, что получится.
– Тогда я облегчу тебе выбор. Сегодня суббота, уже вечер, я собираюсь пробыть в городе еще три дня. Три дня. Три интерактивных урока. Можем начать завтра утром, если хочешь.
– Завтра! Быстро у тебя, нахал. А экзамены будут?
– О, дорогая Лотти, ты уже сдала экзамен. Это будет курс высшего образования, где может случиться все что угодно. И я жду не дождусь, когда мы начнем. Но если ты нервничаешь, начнем с вводной части. На дому. Неужели ты сможешь отказаться от такого бонуса? Завтра утром в твоей кондитерской. Как тебе такое предложение?
Лотти замахала руками:
– Бредовое! Вот как. Дело в том…
Она не договорила, потому что Роб притянул ее к себе, обнял и поцеловал. Нет, его губы прикасались к ней с исключительной нежностью, она открыла рот и погрузилась в горячую влагу столь неотразимого поцелуя. Не в силах ничего предпринять.
Колючий подбородок прошелся по ее щеке и спустился к шее.
– Вы совершенно неотразимы, мисс Роузмаунт. Знаете об этом, да?
– Серьезно? Это самая безумная сентенция, которую я когда-либо слышала в своей жизни. Поверь мне, после карьеры в банке я знаю, что говорю. Потому, подумав, оценила твое любезное предложение, но…
Она опять не договорила, Роб снова обнял ее за талию, повернул к себе и поцелуем, всеохватывающим, требовательным и нежным, заставил замолчать. Она забыла даже дышать.
Кончик его языка вызвал в ее теле давно забытое желание, горячее, настоящее, неотвратимое.
Роб прижал ее к себе еще теснее, целовал еще сильнее до тех пор, пока она, забыв обо всем, не захотела, чтобы он никогда не останавливался.
– Все, что тебе нужно делать, – шептал он, – кивнуть один раз, что ты согласна.
Она едва смогла кивнуть и опустила голову, он поцеловал ее самым сладким, любящим и долгим поцелуем в ее жизни.
– Не могу оторваться. Но уже поздно для таких ранних пташек, как мы.
Он убрал руки с ее талии и сделал шаг назад, давая ей время перевести дыхание.
– Галерея закрывается в воскресенье. Моя маменька завтра проводит время с друзьями. Так как же насчет того, что я зайду к тебе утром? Будет весело.
Он ждал ответа, она кивнула, он поцеловал ее в нос и усмехнулся:
– Попытайся не целоваться с другими за это время.
Глава 9
– Откуда все эти люди идут в одиннадцать утра в воскресенье?
Роб, старательно пригибая голову, чтобы его не узнали, пробирался мимо многочисленных групп дам с детскими колясками, которые болтали за столиками, выставленными на тротуары у раскрученного сетевого кафе.
Ему пришлось высоко поднять руки, чтобы не столкнуться с парой хулиганистых подростков на скейтах. Парочки, шедшие под ручку, мужчина в инвалидной коляске, велосипедисты в ярких обтягивающих костюмах, старик с газетами – все смешалось на этой типичной лондонской улочке всего в нескольких метрах от оглушающего рева несущихся по шоссе машин.
Тихая радость наполнила грудь Роба, он улыбнулся пожилой даме, рассматривавшей витрину книжного магазина. Она поймала его взгляд и явно связала фото на постере с рекламой его последней кулинарной книги и мужчину, проходящего рядом с ней. Она покачала головой, пожала плечами. Нет, как смешно, этого не может быть.
Он не винил ее за эту мысль, в действительности Робу Бересфорду нечего делать на улице воскресным утром, когда бездеятельность сменяла бурную жизнь субботнего вечера, проведенного в ресторанной кухне какого-нибудь отеля или в бизнес-поездке.
Бывали времена, когда он вваливался домой посреди ночи с девицей, чье имя писал ее помадой на запястье под огнями бара, где они встретились. Но к тому времени, когда просыпался, она уже уходила, вместе с ней стиралось и ее имя.
Вот бы удивилась желтая пресса, узнав, что последние несколько лет он был так измотан работой, что в воскресенье мог только читать газетные статьи о бизнесе, сидя на балконе своего пентхауса с видом на океан, взбадривая себя кофе и дурными новостями из мира экономики. Бизнес-документы, телефонные звонки и электронные письма в отели "Бересфорд", рассыпанные по всему миру, занимали большую часть подобного утра. После чего он шел на пляж и наслаждался долгим поздним завтраком с матушкой на берегу.
На него работал раз и навсегда заведенный порядок. Несколько часов передышки перед хаосом новой недели и дела, расписанные на месяц вперед. Провести неделю на одном месте? Неслыханно. Последний раз это случилось в отеле "Бересфорд Чикаго", где он отлеживался после нервного срыва, вызванного закрытием гостиницы прямо посреди сезона конференций. Тогда пришлось бросить все и улаживать возникшие проблемы. Не слишком-то приятно.
Словом, провести целую неделю в Лондоне в июне – настоящий подарок. Во-первых, конечно, бизнес. У него запланированы встречи с Шоном и отцом по поводу планов расширения сети. Во-вторых, его мать пригласили открыть своей выставкой новую галерею, и он приурочил три дня из отпуска к концу рабочей недели. Время на отдых. Это, возможно, самая важная выставка для матери, и он, естественно, собирался сделать все, чтобы помочь ей успешно ее провести. И пока все шло хорошо. Он давно не видел ее такой счастливой, довольной и уравновешенной. Очень давно.
Это воскресенье станет первым настоящим выходным за последние восемнадцать месяцев.
Странно. Он никогда не думал об этом в таком плане, пока вчера вечером Шон не предложил ему отдохнуть все выходные для разнообразия.
Выходные. Он отвык от этого понятия.
Может быть, это странно только ему, потому что, глядя на лондонское небо из пентхауса в "Бересфорд Ричмонд" сегодня утром, он мог думать только об одном человеке, с которым хотел бы провести их.
Прошлой ночью он сделал открытие, удивил Лотти так же, как и она его.
Он редко говорил о прошлом с едва знакомыми людьми. Зачем? Для этого существуют журналисты.
Но Лотти как-то удалось вызвать его на откровенность, ему стало очень важно, чтобы эта девушка поняла того молодого человека, который с помощью кулинарного колледжа пытался сжечь горечь и обиду на судьбу, чтобы потом выполнить обещание, данное матери.
Хорошее мнение о нем со стороны Лотти имело значение. Она лучшая подруга Ди, а Шон мог рассказать ей об их прежней жизни. Да, это хороший план. Он мог сколько угодно повторять себе, что именно поэтому выложил ей все о себе, как дурак. Но это только одна из причин его откровенности.
Посреди ночи он ворочался на простынях, думая о ней постоянно.
Он видел перед собой лицо Лотти, в жарких мечтах представлял, как целует ее, исследуя каждый дюйм ее тела – от удивительных волос до кончиков накрашенных розовым лаком ногтей, так соблазнительно блестевших в дизайнерских босоножках.
А что, если ее ранимость, красота и внутренняя сила захватят его и не дадут ускользнуть?
Когда он был маленьким, мама читала ему сказку о красавицах сиренах, полуптицах-полуженщинах, чье пение так околдовывало и привлекало моряков, что они выпрыгивали за борт или разбивали свои суда о скалы, только чтобы приблизиться к ним.
Точно, Лотти сирена. И от этого никуда не денешься. Девушка обладает поистине волшебной силой. Значит, следуя логике, он рискует ступить на шаткую почву реальности, где пара зеленых глаз заставит его переехать в Англию. Ах, эти волосы, так и манят притронуться к ним, а кожа, сочный персик со сливками, хоть ложкой ешь. Или, лучше сказать, пробуй на вкус языком.
Нет. Он слишком увлекся.
И поскольку он не способен больше сопротивляться, придется броситься в омут с головой!
Роб оглядел вход в чайную-кондитерскую "Лотти" и провел рукой по волосам.
В прошлый раз он не заметил, что вывеска написана художником, а цвета соответствуют внутреннему декору. Стильно. Мило. Очень мило.
На дверной табличке значилось "Закрыто".
Лотти закрыла кондитерскую в воскресенье?
Черт. Он этого не ожидал. Закрыть кафе, когда полно потенциальных покупателей, жаждущих выпить чашечку чая и съесть пирожное? И она что-то говорила о том, что ей сегодня нужно приготовить специальный торт или что-то в этом роде.
Прикрыв ладонью глаза и заглянув через стеклянную дверь, Роб смог разглядеть свет на кухне. Ага, дома кто-то есть. Он позвонил и продолжал смотреть. Никакого движения. Никакого ответа.
Неужели потому, что он не позвонил заранее и не назначил встречу? Что, если у нее гости? Какой-нибудь родственник? Громила-регбист, кузен из провинции, которого она пригласила, передумав принимать его маленькое предложение?
Прошлым вечером у него сложилось другое впечатление. Совсем другое.
Он взял мобильник. Быстро осмотревшись, прокрутил огромный список номеров, нашел телефон Лотти и нажал на кнопку вызова.
Поднеся телефон к уху, расправил плечи. Лишь через несколько долгих секунд раздался хриплый от сна голос:
– Алло.
– Доброе утро, Лотти. Надеюсь, не разбудил тебя. Я здесь, как и договаривались. Есть ли шанс, что ты меня впустишь? – Повисла достаточно долгая пауза, он даже успел добавить: – Лотти? Ты меня слушаешь?
Он хотел ее видеть, рассказать новости о выставке, которая вот-вот закроется, поделиться идеей грандиозного банкета. Но не через стеклянную дверь и не по телефону.
– Роб? А, да. Конечно. – Вздох. – О нет. Не верю. Какая глупость! – Телефон упал на что-то твердое.
Глупость? Кого она назвала глупым? Она, вообще, о чем? Он отложил все дела, освобождая утро для нее, а она называет это глупостью? Или у нее еще кто-то, с кем она разговаривала?
Роб засунул телефон в карман брюк.
В любом случае это была плохая идея. Пора возвращаться к цивилизации.
Насупив брови, он почти повернулся, чтобы уйти, когда услышал звук поворачивавшегося в замке ключа. Увидел Лотти, которая выглядывала в дверь парадного входа.
По крайней мере, ему показалось, что это она. Ее поразительные зеленые глаза стали почти серыми за щелочками век, которые она зажмурила от яркого солнца, заливавшего тротуар. Замечательные светлые волосы были спрятаны под темным платком, контрастировавшим с бледным лицом, на щеке пылало ярко-красное пятно и отлично сочеталось с розовым в горошек одеянием, похоже пижамой, которая скрывалась за фартуком.
– Роб?
– Еще здесь. Хотя не знаю, почему ты сочла меня глупым.
Она заморгала, закрыла глаза, снова широко распахнула их, и так несколько раз.
– Да не тебя. Себя. Это я сглупила. Установила плиту на таймер и уснула. – Она скривила губы и показала в направлении кухни. – Я сожгла бисквиты. Они пересохли. Я не смогу испечь торт. А это золотая свадьба, торт должен был получиться совершенно особенным. Чувствую себя… ужасно. Голова идет кругом.
Покачиваясь, в полуобморочном состоянии, она села на ближайший стул. Закрыла глаза, положила голову на руки. Роб вошел в магазин, закрыл дверь и наклонился над ней, ожидая продолжения.
– Я, наверное, заразилась от твоей матери. Перед глазами все плывет. Думаю, мне нужно немного поспать.
– О нет. Не здесь. – Он быстро подхватил ее под мышки и помог снова сесть. – Проснись, Лотти. Давай же. Тебе нужно прилечь как следует.
Она пыталась качать головой и бормотала:
– Торт. Глория. Мне нужна Глория. Она сможет приготовить торт. Нет. Она не справится.
– Не волнуйся о торте. Я придумаю что-нибудь. А ты вздремнешь полчасика.
Лотти улыбнулась:
– Звучит так мило, – и с удивлением уставилась на сумку с логотипом "Отель Бересфорд", которую Роб поставил на стол.
– Что в сумке?
– Печенье с амаретто. – Он сделал круглые глаза. – Я подумал, ты захочешь иметь запас.
– Для меня? Очень мило с твоей стороны. Ты такой любезный мужчина.
– Ты бы не говорила так, если бы знала, о чем я сейчас думаю, – ответил Роб сквозь зубы, забрасывая руки Лотти себе на шею. – Уж точно не стала бы употреблять слово "любезный".
Яркое солнце светило сквозь длинные римские шторы, закрывавшие окна в студии, когда Лотти повернулась и попробовала открыть глаза.
Голова все еще была будто наполнена ватой. Горло саднило, но она уже могла поворачиваться без головокружения, намного лучше по сравнению с тем, что чувствовала раньше.
Верхняя часть пижамы сбилась в узел где-то под мышкой. Она расправила ее и легла удобнее, натянув до подбородка сатиновое одеяло.
Стоп. Она не помнит, как поднялась по лестнице в лофт, тем более – как достала одеяло из шкафа.
Только смутно вспоминала, что открыла дверь и впустила самого известного на планете повара.
Застонав, Лотти опустилась на подголовник кровати и закрыла глаза.
О нет! Единственный человек на планете, который не должен был видеть ее в таком виде, будто она снималась в дешевом фильме ужасов, пришел в совершенно неподходящее время. Он, наверное, убежал в шоке.
Она снова закрыла глаза и попыталась не представлять, как могла выглядеть утром, когда пыталась испечь торт для Лили.
Торт!
Ей нужно сделать торт!
Окончательно просыпаясь, Лотти спустила ноги с кровати и посмотрела на часы. Снова посмотрела, уже с ужасом. Она проспала несколько часов и уже не успеет испечь и украсить торт к чаю.
Что же делать?
Бежать в супермаркет и покупать первое, что попадется под руку в воскресенье после полудня? Или план "Б"? Холодильник. В холодильнике есть заготовки, и, если поторопиться, она успеет разморозить пару бисквитов, приготовить на скорую руку глазурь и украсить торт всем, что попадется под руку. Забыть о высокой кухне. Это трудно, но она справится, если примется за работу сейчас же.
Отбрасывая волосы с лица, Лотти выпрямилась, проверила, может ли держаться на ногах. Быстро сполоснула лицо. Повязку на голову. Все, теперь она готова действовать. Вроде.
Первый шаг – выяснить, что можно сделать за оставшееся время. Роб, наверное, выбросил засушенные бисквиты в мусорное ведро. Но должна остаться глазурь.
Роб.
Он правда был здесь или ей почудилось? Он явно играл главную роль в лихорадочных снах, когда она ворочалась всю ночь.
Широко зевая, Лотти поспешила на кухню, замедлила шаг.
Наверное, ей хуже, чем кажется, там играет незнакомый диск. Современный джаз не совсем подходящая музыка для ее кондитерской.
Она медленно подошла к двери. И замерла на трясущихся ногах.
Посреди кухни стоял Роб.
Сосредоточенно что-то обдумывал.
На мраморной столешнице с одной стороны лежал противень с золотистой помадкой, которую он тщательно вымесил и превратил в удивительную корону из элегантных съедобных кружев. Она такого никогда не видела.
Она затаила дыхание, когда он медленно и аккуратно поднял это помадковое кружево с помощью пекарской бумаги и точным движением поместил на круглый торт.
Она не смела произнести ни звука, чтобы не помешать процессу, будто смотрела спектакль одного актера.
– Получите суперлегкий торт. Четыре слоя. Свежий лимонно-творожный крем на верхних ванильных бисквитах. И моя фирменная шоколадная начинка "Черный лес" по особому рецепту для двух нижних шоколадных бисквитов. Золотая глазурь сверху. Как заказывали, – сказал он и отошел назад, посмотреть, не сдвинулась ли верхняя глазурь.
– Лили предпочитает простые пироги, но Гарри обожает шоколад, – прошептала она от избытка эмоций. – Это чудесно, Роб. Мне очень нравится, что ты украсил его этой золотой помадкой. А кружевной узор просто великолепен.
Роб улыбнулся в ответ:
– Нет проблем. Я делал все по указаниям, которые ты повесила на кухне, и проверил по сгоревшим бисквитам, что ты собираешься сделать два вида пропитки. А золотые кружева, как мне кажется, очень подходят для золотой свадьбы. Как ты себя чувствуешь?
Лотти вошла на кухню и села на барный стул:
– Ты имеешь в виду простуду? Намного лучше. Не могу поверить, что проспала четыре часа. Это на меня не похоже. Но зато голова почти не болит.
– Если это то же, что у мамы, завтра ты будешь в норме. Ну а пока отдыхай! Я все доделаю.
– Я теперь чувствую вину перед тобой, – простонала Лотти. – Мне надо хоть чем-то тебе помочь.
Он кивнул:
– Как тебе идея украсить пьедестал золотой лентой? Сможешь сделать? Я хочу закончить украшение в центре, пока помадка не затвердела.
– Поняла. – Она усмехнулась и собралась встать, но уставилась на Роба, тот вытирал муку и остатки глазури со столешницы. – Какое украшение?
– На любом свадебном торте есть украшение в центре, не так ли? И мне нужно кое-чем заняться, пока торт остывает, и отвлечься от тебя.
– Отвлечься от меня? – Лотти покраснела и сильнее запахнула полы пижамы.
Он подмигнул ей:
– Ты премило храпишь. Тебе говорили об этом?
– Наверное, это из-за болезни. – Она прищурилась. – Нечестно. Я не одета для гостей.
– Ну, не знаю. По мне, ты выглядишь отлично.
Его голос лился, словно расплавленный шоколад, приправленный теплом глаз. Лотти даже заерзала на стуле. Таким же взглядом он смотрел на нее в своей квартире.
Как у него это получается? Будто у него в глазах срабатывает датчик, переключавший взгляд от спокойной холодной оценки до жаркого раздевания за две секунды. И, бог мой, как это действовало!
Удивительно, как от него еще не шел пар.
– Хм. Торт. Давай сосредоточимся на торте. А что ты сделаешь для главного украшения? О, эти фигурки превосходны.
Лотти подошла к Робу, чтобы лучше рассмотреть содержимое подноса, который он достал из холодильника. Он сделал из кремовой помадки три прекрасных лилиеобразных цветка каллы. Стебель и тычинки из зеленого засахаренного зеленчука.
– Лилии для Лили. Почему я до этого не додумалась? – выдохнула она, не шевелясь, пока он укладывал их по кругу поверх глазури на верхнем корже.
– Последний штрих. Засахаренные фиалки, чтобы оттенить золотой узор.
Оба постояли, молча глядя на торт с золотой короной. Лотти шмыгнула носом:
– Я знала, что ты отличный повар, но не думала, что настолько.
– Не очень удивила.
Но важнее слов было то, как он обнял ее за плечи, прижал к себе и, завернув рукав, поцеловал ее руку. У нее побежали мурашки.
Он всемогущ. Слишком напорист, слишком соблазнителен.
Глупая простуда. Это от нее она сделалась плаксивой и сентиментальной.
Он еще больше украсил торт. Она не просила его об этом. Он просто это сделал. Потому что заботлив и сострадателен, сейчас этого предостаточно.
Теперь ей придется потрудиться, чтобы доказать себе, что роман с Робом – ужасная идея.
Барьеры между ними не исчезли. Вовсе нет. И это видно по ее лицу всякий раз, когда она смотрит на него.
Она сможет остановить его, защитить себя. Просто обязана это сделать.