- Господи! - Саймон покачнулся и снова прислонился к воротам. Лицо его сделалось пепельно-серым. - Господи, - в ужасе прошептал он. - Как она могла? Когда началась их связь? Почему Джералдин позвонила она, а не Френсис?
Выпустив из рук Примми, Саймон судорожно вцепился в кладбищенские ворота. Казалось, стоит ему отпустить решетку, и он упадет.
- Я не знаю, дорогой. - Последние остатки привязанности к той, кого она любила как сестру, с кем вместе выросла, не позволили Примми сказать правду: Кики отняла Френсиса у Джералдин отнюдь не потому, что он был ей нужен - она всего лишь хотела снова сделать его своим продюсером.
- Мне нужно выпить. - Мертвенно-бледный, Саймон казался похожим на привидение. Его терзало чувство вины, и Примми была к этому готова: он всегда испытывал мучительную боль, когда Кики совершала что-нибудь дурное.
Вытерев слезы, Примми собиралась предложить Саймону вернуться в Сидар-Корт, но Саймон вдруг добавил:
- И поговорить с тобой, Примми. Нет смысла откладывать этот разговор из-за того, что случилось.
- Какой разговор?
Какой-то шутник из приглашенных, не желая смириться с тем, что ему так и не удалось осыпать конфетти жениха и невесту, вытряхнул в воздух всю коробку. Легкий ветерок подхватил крохотные разноцветные бумажки и понес, осыпая пестрым дождем Саймона и Примми.
Саймон выпустил прутья решетки и сжал ладони Примми.
- Между нами все кончено, Примми. - Его голос звенел от напряжения. - Так нужно. Пока мы не виделись, у меня было время подумать. Женившись, я оказал бы тебе плохую услугу. У нас слишком большая разница в возрасте. Пойдут отвратительные пересуды, сплетни. Ты жила в моем доме еще ребенком, страшно себе представить, что будут о нас говорить…
Примми открыла рот, но не смогла произнести ни слова. Хлопья конфетти облепили ее губы и ресницы. Кровь бешено стучала в висках. Казалось, Примми вот-вот потеряет сознание.
- Но я люблю тебя! - сумела наконец выговорить она ломким, прерывающимся голосом. - Меня не волнует разница в возрасте! И никогда не волновала!
- Я знаю. - Он осторожно выпустил из рук ее ладони. - Но меня она волнует, Примми. Мне очень жаль, дорогая. У нас нет будущего. Я должен был понять это гораздо раньше. Ты справишься с этим и забудешь обо мне, так же как Джералдин когда-нибудь смирится с тем, что потеряла Френсиса.
- Но я не смирюсь! Разве я смогу забыть тебя, когда… когда… - Она сжала губы, с трудом сдерживая уже готовые вырваться слова. Если сказать Саймону о ребенке, он почувствует себя обязанным жениться. А Примми вовсе не хотела, чтобы Саймон женился на ней из чувства долга. Она должна быть уверена, что Саймон любит ее, что он не представляет себе жизни без нее, так же как она не представляет себе жизни без него. - …когда я так сильно тебя люблю, - прошептала она, давясь рыданиями.
- Тебе двадцать один год, - мягко возразил Саймон. - Все еще впереди. Ты будешь счастлива с кем-нибудь другим, Примми, дорогая. С кем-нибудь, подходящим тебе по возрасту. С тем, кто, как и ты, захочет иметь ребенка. Я слишком стар, чтобы снова воспитывать детей. Кики… - Он болезненно сморщился и стал как будто ниже ростом. - Дай Бог мне справиться хотя бы с Кики.
- Что ты будешь делать? - выдохнула Примми, не понимая, как ей теперь жить с этой болью, и мечтая только о том, чтобы земля под ногами перестала кружиться и качаться.
Саймон тяжело вздохнул и пожал плечами.
- Для начала я полечу в Рим и поговорю с Кики. Того, что произошло, это не изменит. Но наступит день, Кики осознает всю чудовищность своего поступка, и тогда ей понадобится на кого-то опереться. Она не сможет обратиться к подругам, потому что у нее больше нет подруг, не так ли? Полагаю, Джералдин не захочет больше ни видеть ее, ни разговаривать с ней, и вряд ли вы с Артемис позволите Кики выплакаться у вас на плече, верно?
С тяжелым сердцем Примми кивнула. Кики не вызывала у нее никакого сочувствия. Своим бездушным, сумасбродным поступком она перечеркнула всю их прошлую жизнь. Этот день должен был принести радость и счастье, но для Примми и Джералдин он обернулся горем и разрушением. Как же такое могло случиться?
И на что будет похожа их жизнь теперь, когда их уже не четверо, а трое? Примми и Кики связывали особые отношения - целых семь лет они жили вместе, как сестры, делили одну спальню. Что же будет, когда Кики вернется в Лондон, в кенсингтонскую квартиру? Разве может все остаться как было, когда Кики так подло и вероломно разрушила жизнь Джералдин?
- Я ухожу, Примми. - Голос Саймона казался глухим и безжизненным, и если бы не слезы, которые все текли и текли у нее по щекам, Примми заметила бы, что глаза его полны боли и безысходности. - Знаю, ты мне не веришь, но ты еще будешь счастлива, Примми, дорогая. До свидания. Благослови тебя Господь.
Не протянув ей руки, даже не дотронувшись до нее, не поцеловав на прощание, он отвернулся и, сгорбившись, засунув руки глубоко в карманы, зашагал прочь по узкой тропинке.
Гости покидали церковный двор, разбросанное конфетти носилось в воздухе, приставая к одежде и падая на землю сверкающим дождем. Не обращая внимания на любопытные взгляды, Примми стояла у кладбищенских ворот. Плечи ее сотрясались от рыданий, слезы текли по лицу и капали на бледно-серый шелк нарядного платья подружки невесты. Услышав знакомый звук заводящегося мотора, она на мгновение замерла и съежилась, призывая на помощь все свои силы, а затем подняла голову и медленно побрела к Сидар-Корту.
В Лондон Примми возвращалась вместе с Артемис. Почти всю дорогу они молчали. Обе были слишком подавлены, чтобы говорить. Они уже въехали в Кенсингтон, когда Артемис наконец подала голос:
- Ты так и не рассказала мне о Саймоне, Прим. Сколько длится ваш роман? Что думает об этом Кики? Ты ведь понимаешь, если она придет на вашу свадьбу - а она непременно придет, ведь как-никак Саймон ее отец, - Джералдин прийти откажется. Теперь нас уже никогда не будет четверо. Кики навсегда разрушила наш союз.
- Нам не придется ломать голову, кого пригласить на свадьбу, потому что свадьба не состоится, Артемис. Между мной и Саймоном все кончено.
Несколько минут Артемис молчала, лавируя в потоке машин на оживленной Кенсингтон-Хай-стрит. Свернув на боковую улицу, ведущую к дому, она нерешительно заметила:
- Но ты ведь справишься с этим, Прим? В конце концов, все забывается.
Артемис остановила машину у края тротуара, и Примми нервно сцепила руки на коленях.
- Как? - крикнула она, кривясь от боли и подступающих слез, понимая, что держать в секрете свою беременность отныне бессмысленно. - Я жду ребенка, Артемис. Я беременна почти два месяца.
Конечно, Артемис хотела подняться в квартиру вместе с Примми, налить ей чашку чаю или чего-нибудь покрепче, хотя бы немного позаботиться о ней. Но Примми не хотелось никого видеть.
- Мы поговорим завтра, Артемис, - попрощалась она, выходя из машины. - Сейчас я хочу только одного: лечь в постель и уснуть.
Это была лишь половина правды. Войдя в квартиру и закрыв за собой дверь, Примми бросилась ничком на кровать и заплакала. Она плакала и плакала, пока не иссякли слезы и плакать уже не было сил.
Вечером два дня спустя в квартире появилась Джералдин.
- Я все знаю, - призналась она без долгих предисловий. Изможденная и погасшая, Джералдин напоминала лишь бледную тень самой себя. - Артемис звонила мне.
Примми, уверенная, что Артемис именно так и поступит, крепко обняла Джералдин.
- Он не смог примириться с разницей в возрасте, - всхлипнула она, зарывшись лицом в волосы подруги. - Он испугался сплетен.
- Сплетен? - Джералдин слегка отстранилась и недоверчиво посмотрела на Примми. - Каких еще сплетен?
Примми беспомощно пожала плечами:
- Саймон - семейный врач, Джералдин. Понятно, что он должен быть предельно осторожен.
Голос Примми звучал не слишком уверенно, да и Джералдин, судя по выражению ее темно-фиалковых глаз, продолжала сомневаться.
- И все это пришло ему в голову совершенно неожиданно? Вот так вдруг, как гром среди ясного неба? Не думаю, Примми. Здесь что-то не так. Кики приложила к этому руку. Она взяла отца за горло и заставила отказаться от тебя - это удалось ей довольно легко, учитывая нелепое чувство вины, которое Саймон испытывает по отношению к дочери. К тому же Она наверняка запугала его громким скандалом, который поднимут газетчики вокруг его женитьбы; ведь речь идет об отце популярной певицы. - Примми недоверчиво уставилась на подругу. - Да ладно тебе, Прим! Только не говори, что тебе самой это не приходило в голову. Ты говорила, что Саймон и Кики так и не встретились, что Саймон заболел и вынужден был на время уехать, чтобы прийти в себя, но я ни на минуту в это не поверила. Я не верю, что он вообще был болен, если, конечно, не считать болезненного комплекса вины, которым Саймон определенно страдает. Он порвал отношения с тобой в надежде сделать Кики счастливой.
В голосе Джералдин вместо обычной спокойной доброжелательности слышались непривычная язвительность и горечь. Все еще не в силах поверить, Примми яростно затрясла головой:
- Нет. - Она поднесла руку к лицу, словно желая заслониться от слов Джералдин. - Нет, это невозможно, Джералдин. Зачем это Кики?
- Господи, Примми! Неужели ты не пробовала взглянуть на свои отношения с Саймоном с точки зрения Кики, этой законченной эгоистки? - Джералдин плюхнулась на диван, закинула руку на спинку и небрежно скрестила длинные ноги. - Шансы на то, что Кики придется по душе мысль стать твоей падчерицей, всегда были нулевыми, - жестко отрубила она, пристально глядя Примми в глаза. - Наверняка она просто взбесилась, узнав о вашей помолвке. Мачеха-подружка никак не соответствует тому имиджу, над которым так тщательно работает наша Кики. Публике это не понравилось бы. А ничто другое ее не интересует, Примми. Ей ваша свадьба была совершенно ни к чему, вот она и позаботилась о том, чтобы расстроить ее. И к черту тебя вместе со всеми твоими чувствами.
- Нет. - Примми показалось, что она снова стоит у ворот церковного кладбища и земля уходит из-под ног. - Нет, - повторила она, чувствуя, как мучительно сжимается горло. - Я не верю, что Кики могла так поступить со мной. Это невозможно. Она не стала бы.
Джералдин рассмеялась резким и злым смехом:
- Еще как стала бы! Если она смогла отнять у меня Френсиса в день нашей свадьбы, то ей ничего не стоило отнять у тебя Саймона! Кики - настоящая дрянь, Примми. Эгоистичная, бесчувственная, бессердечная тварь!
В последующие дни и недели, наполненные горем и отчаянием, Примми так и не решилась признаться себе, что Джералдин права, но сомнения были посеяны и медленно давали ростки. Конечно, Примми могла позвонить Саймону и прямо спросить, встречался ли он с Кики и не она ли оказала влияние на его решение. Хотя искушение порой бывало довольно сильным, Примми так и не решилась позвонить. Снова услышать голос Саймона было бы слишком мучительно. А если Кики действительно вынудила отца отказаться от женитьбы, значит, он никогда не любил Примми так, как ей представлялось.
После разрыва с Саймоном все мысли Примми обратились к еще не рожденному ребенку. Как вдвоем прожить на одну зарплату? И что еще существеннее, как продолжать работать в Биби-ди-оу, когда до ближайших яслей, которые были по средствам, невозможно добраться даже на автобусе?
Примми не могла поговорить об этом с Джералдин, поскольку буквально через пару дней после их памятного разговора та уехала в Париж.
- Я еду не для того, чтобы развеяться, Прим. Я уезжаю навсегда. - Голос Джералдин, непривычно жесткий и холодный, казался чужим. - Лондон - слишком маленький город, вдвоем с Кики нам здесь не ужиться. К тому же теперь, когда я знаю, что Сидар-Корт никогда не будет моим, мне лучше держаться от него как можно дальше, иначе я просто сойду с ума.
Примми понимала, что последняя фраза Джералдин - отнюдь не шутка. Сразу же после ее звонка позвонила Кики.
- Привет, - коротко бросила она, словно со времени их последнего разговора ничего особенного не произошло. - Я не вернусь в Кенсингтон, Примми. Мы с Френсисом собираемся сделать своим обиталищем Сидар-Корт. Можешь освободить мою комнату, а вещи отдать в Оксфам. - И прежде чем Примми успела ответить, Кики бросила трубку.
В начале августа настала очередь Артемис преподнести неприятный сюрприз.
- Папа хочет продать квартиру, - с несчастным видом сообщила она. - Я старалась его отговорить, пыталась подбить Руперта выкупить квартиру у отца, чтобы ты смогла и дальше здесь оставаться. Но папа реализует сейчас все свои активы, чтобы переехать в Португалию вместе с девкой, ради которой бросил маму, а Руперт говорит, что цена слишком большая и он не может позволить себе таких трат. Что же ты будешь делать, Примми? Может, переедешь обратно к родителям?
Видя, как сильно переживает Артемис из-за неприятностей с квартирой, Примми заверила подругу, что все непременно уладится и ей не составит труда найти себе другое жилье.
Однако на самом деле это было отнюдь не просто - речь шла о квартире для женщины с ребенком. До сих пор Примми не приходилось беспокоиться о деньгах: отец Артемис брал с нее смехотворно малую плату за аренду квартиры. Другие квартиры в этом районе стоили баснословно дорого, и тратить время на их осмотр не имело смысла. При обычных обстоятельствах Примми с радостью сняла бы квартиру вместе с какой-нибудь девушкой, но теперь об этом можно было забыть. Ни одна одинокая девушка не согласится делить квартиру с маленьким ребенком, просыпаться по ночам от детского плача и то и дело натыкаться на какую-нибудь коляску или игрушку, которыми забит весь дом.
Зная, что у нее есть в запасе несколько недель, прежде чем придется освободить квартиру в Кенсингтоне, Примми попыталась поискать жилье в юго-восточной части Лондона, но ничего не добилась и лишь пришла в отчаяние. Несколько квартир показались ей довольно милыми, но арендная плата намного превышала ее скромные возможности, а жилье, которое она могла себе позволить, едва ли годилось для ребенка: это были тесные, убогие и грязные каморки.
Примми была уже на пятом месяце беременности, но ее родители по-прежнему ни о чем не подозревали.
- Как дела, дочка? - поинтересовался отец. Примми регулярно звонила родителям. - Давненько мы тебя не видали. Ни слуху ни духу, куда это годится?
Примми пообещала зайти к родителям в выходные и тут же задумалась, как рассказать им о ребенке. Подобная новость станет для них настоящим ударом. Самое ужасное, что, даже выложив родителям правду, Примми никогда не осмелилась бы сказать, кто отец ребенка. Страшно представить себе, что могло за этим последовать.
- Ты не думала отдать ребенка на усыновление? - нерешительно спросила Артемис, когда Примми призналась ей, что боится разговора с родителями. - Может, так было бы лучше всего?
- Нет, - решительно возразила Примми. - Нет, я никогда так не сделаю, Артемис. Я не смогу отдать своего ребенка каким-то чужим, незнакомым людям и никогда его больше не видеть. Это совершенно невозможно. Никогда. Ни за что.
Наступило неловкое молчание.
- Но ведь есть и другой выход, Примми, - осторожно заметила Артемис. - Все будет иначе, если… если…
- Если что? - нахмурилась Примми, не понимая, к чему она клонит.
Прежде чем решиться, Артемис сделала глубокий вздох.
- Если твоего ребенка усыновим мы с Рупертом.
На мгновение у Примми перехватило дыхание, словно ее ударили в живот.
- Примми, не сердись, пожалуйста! - Теперь, когда Артемис осмелилась произнести вслух то, о чем так долго раздумывала в последние недели, слова так и посыпались из нее. - Я прекрасно понимаю, что тебе и в голову не приходило отдать ребенка на усыновление, но для нас с Рупертом, для тебя и для малыша это было бы самым лучшим решением. Нам не пришлось бы волноваться насчет наследственных болезней или дефектов… Руперт постоянно твердит, что если мы возьмем ребенка на воспитание, то не будем знать, какие гены он унаследовал, а здесь нам можно не бояться, потому что у вашего с Саймоном малыша хорошая наследственность и…
- Нет, - хрипло пробормотала Примми. - Нет, Артемис. Я, наверное, не смогу… Я хочу сама воспитать ребенка… И даже представить себе не могу, чтобы его бросить.
Артемис заплакала.
- Ты ведь знаешь, как я буду любить его, пылинки буду с него сдувать, заботиться о нем… а если ты не разрешишь нам усыновить малыша, Руперт вообще не согласится на усыновление, и тогда у меня никогда не будет ребенка… - Теперь Артемис рыдала в голос, и Примми с трудом могла разобрать, что она говорит. - …А я так хочу ребенка, Примми! Я смогла бы дать ему все. Всю свою любовь, великолепный дом, блестящее образование, поездки за границу - все. Пожалуйста, пожалуйста, скажи, что подумаешь об этом, Примми. Не только ради себя или ради меня, но и ради ребенка.
С лицом, мокрым от слез, Примми повесила трубку, не в силах произнести больше ни слова.
Позднее, обдумывая предстоящую поездку в Ротерхит, Примми решила, что, когда мама с папой оправятся от потрясения, она спросит, нельзя ли ей вернуться домой. Наверное, когда родится ребенок, мама сможет приглядывать за ним, и тогда Примми продолжит работать в Би-би-ди-оу. В конце концов, обычно в подобных случаях именно так все и поступают.
Примми приняла это решение, сидя у себя в кабинете. Не прошло и минуты, как зазвонил телефон.
- Извини, что отрываю тебя от работы, лапуль. - Голос отца, обычно радостный и оживленный, звучал глухо и растерянно. - Но у твоей мамули совсем плохи дела. Сердечный приступ. Может, приедешь? Она в больнице Святого Фомы. Уж ты постарайся поскорей.
Через двадцать минут Примми была уже в больнице. При виде смертельно перепуганного отца у постели тяжело больной матери, Примми поняла, что ничего не скажет родителям. Им ни к чему лишнее потрясение. Если, даст Бог, мама поправится, она все равно уже не сможет ухаживать за ребенком.
В последующие недели, разрываясь между работой и больницей, Примми искала квартиру, но безуспешно. Несколько раз ей казалось, что она нашла наконец подходящее жилье, но почти сразу же становилось понятно, что с ребенком там жить невозможно. "Никаких собак и никаких детей", - строго предупреждали хозяева. Подобный ультиматум Примми приходилось выслушивать слишком часто.
К началу сентября беременность Примми стала так заметна, что Говард вызвал ее к себе в кабинет.
- Ты собираешься оставаться здесь после рождения ребенка? - спросил он, стараясь не смотреть на левую руку Примми, казавшуюся голой без обручального кольца на пальце.
Примми ответила утвердительно, и Говард, смущенно пряча глаза, предупредил, что хотя он лично был бы рад сделать для Примми исключение, но в агентстве на этот счет строгие правила: если ребенок будет болеть, Примми не сможет сидеть дома.
- Если ребенок заболеет, я это улажу, - услышала Примми собственный голос. В нем звучала уверенность, которой она вовсе не испытывала.