Артемис и Кики, плотно стиснутые со всех сторон, стояли в самом центре кучки манифестантов, вооруженных метательными снарядами. Сквозь толпу к ним уже пробирались полицейские. Вокруг кипела настоящая битва. Повсюду мелькали полицейские дубинки и самодельные орудия боя, виднелись окровавленные лица. Буквально в двух шагах от Джералдин люди в форме повалили на землю какого-то юнца в восточном халате, надели на него наручники и потащили, брыкающегося и сопротивляющегося, к полицейскому фургону. Все боковые улицы были запружены такими фургонами. Под пронзительный вой сирен прибывали санитарные кареты: число раненых все росло.
Джералдин и Примми, с ужасом понимая, что могут в любой момент пополнить ряды пострадавших, принялись пробираться сквозь толпу дерущихся к Артемис и Кики. Внезапно перед ними вырос полицейский с высоко поднятой дубинкой, он схватил Примми за волосы и поволок вырывающуюся и визжащую девочку к машине. В это время другой полисмен попытался схватить Джералдин. Выскользнув из его рук, она успела заметить, как за спиной у Артемис раздается толпа, пропуская отряд конной полиции. Всадники не собирались атаковать. Лошади пятились, врезаясь в толпу и помогая расчистить место для пеших полицейских с дубинками. Внезапно Артемис осталась одна в образовавшемся коридоре. Окружавшие ее демонстранты бросились врассыпную, спасаясь от лошадиных копыт, а Артемис продолжала оцепенело смотреть прямо перед собой, не замечая того, что творилось позади. Джералдин похолодела от ужаса. Как и Кики, стоявшая к Артемис гораздо ближе.
Кики пронзительно закричала, пытаясь предупредить подругу, но Артемис, растерянно моргая, так и не сдвинулась с места. Тогда Кики ринулась к ней и успела вытолкнуть из прохода.
Артемис отлетела в сторону. Массивный лошадиный круп надвинулся на Кики, подминая ее под себя. Она покачнулась, пытаясь удержать равновесие, но тут лошадь взбрыкнула задними ногами, и огромное копыто ударило девочку в живот. Кики рухнула, словно срубленное топором деревце.
О дальнейших событиях у Джералдин сохранились лишь обрывочные воспоминания.
Позднее, на суде, говорили, что, стараясь вырваться, она так сильно вцепилась зубами в руку полицейского, что тому пришлось потом накладывать швы. Но в ту минуту Джералдин могла думать только о Кики.
Лошадь, почувствовав падение тела, мгновенно насторожилась и неподвижно застыла, давая возможность унести Кики в безопасное место. Сражение между манифестантами и полицией вспыхнуло с новой силой.
Джералдин прорывалась сквозь толпу, как дикая кошка, и добралась до Кики одновременно с двумя санитарами.
- Она умерла? - выкрикнула Джералдин, цепляясь за санитаров. - Скажите, она умерла?
Артемис стояла на коленях. Ее чулки были порваны, колени кровоточили, а испуганное бледное лицо напоминало застывшую маску.
- Кики жива, Джералдин. Она только что открывала глаза.
Когда санитары погрузили Кики на носилки, Артемис закрыла лицо руками и зарыдала. Джералдин рывком поставила ее на ноги.
- Мы поедем с ней, Артемис. Куда бы ее ни повезли, мы поедем с ней.
Самое ожесточенное сражение происходило теперь в дальнем конце площади, и когда санитары с носилками пробирались к карете "скорой помощи", манифестанты с готовностью расступались, пропуская их вперед. Джералдин не отставала от санитаров ни на шаг, волоча за собой Артемис. Но перед дверцей санитарной машины им пришлось остановиться.
- Вам нельзя, - отрывисто бросил один из санитаров, помогая погрузить в карету все еще бесчувственную Кики.
- Но мы ее подруги, - так же резко возразила Джералдин. - И мы поедем с ней.
Она так и не успела услышать ответ. За спиной раздался топот, а в следующий миг подоспевший полицейский вывернул Джералдин руки за спину с такой силой, что едва не выдернул их из суставов.
Форма констебля, производившего задержание, была заляпана яичным желтком, со шлема капала грязно-зеленая краска. Судя по разъяренному виду полицейского, шутить с ним не следовало. На этот раз у Джералдин не было никаких шансов вырваться и убежать. Когда второй констебль, появившийся вслед за первым, сгреб в охапку Артемис и защелкнул на ней наручники, Джералдин поняла, что скорее всего им обеим предстоит предстать перед судом. Но это ее не волновало. Джералдин могла думать только о Кики.
Дверцы санитарной машины были все еще открыты, и за несколько кратких секунд до того, как их с Артемис погнали прочь со скрученными за спиной руками, Джералдин успела заметить, как сквозь ткань джинсов Кики просачивается кровь. Темная, почти черная. Внезапная догадка так глубоко потрясла Джералдин, что на мгновение у нее перехватило дыхание.
Что бы ни случилось дальше, в одном Джералдин была совершенно уверена: теперь ей ни к чему разговаривать с матерью насчет Кики.
Аборт ей уже не нужен.
Глава 8
Июль 1969 года
Примми одевалась медленно. Сначала натянула серую юбку, потом белоснежную блузку с коротким рукавом. Набрасывая на плечи форменный блейзер, Примми задумалась, наденут ли форму Артемис, Кики и Джералдин в свой последний день в школе. Если и наденут, то уж точно не станут испытывать при этом никакой ностальгии по прошлому, не то что она.
- Эй, Примми, пошевеливайся! - прикрикнула мама с нижнего этажа. - Того и гляди опоздаешь!
- Иду, мам! - крикнула Примми в ответ, в последний раз глядя на себя в школьной форме.
Конечно, она была единственной из всей четверки, кто хотя бы отдаленно походил на школьницу. Что же до Артемис, Кики и Джералдин, то они уже давно казались слишком взрослыми для школьной формы. Артемис - потому что никакая школьная форма в мире не могла бы скрыть ее роскошные формы. Кики - из-за насмешливых золотисто-зеленых глаз, в которых угадывалась пугающая искушенность женщины. А Джералдин… Примми задумалась, почему, глядя на Джералдин, ни за что не поверишь, будто она школьница. Пожалуй, Джералдин выглядит слишком уверенной в себе.
Если бы не эта спокойная уверенность, исходящая от нее, родители Примми вряд ли так легко отпустили бы дочь пожить в Кенсингтоне, в шикарной квартире с двумя спальнями, которую мистер Лоудер предоставил в распоряжение Артемис.
Примми поспешно сбежала вниз по лестнице, размышляя о том, как прошли эти последние школьные месяцы. Сама Примми вполне могла бы назвать их удачными, а вот ее подругам пришлось нелегко.
Для Артемис все сложилось не так уж плохо. Ей не понадобилось сражаться с отцом - мистеру Лоудеру университетское образование всегда казалось лишним. Уже по предварительным результатам выпускных экзаменов было ясно, что набранные Артемис баллы слишком низкие и ее не примет ни один университет в стране. То ли дело Кики! После трагических событий во время марша протеста на Гросвенор-сквер, когда регистратор в больнице Святого Фомы сообщил Саймону Лейну, что у его дочери был выкидыш, отец Кики стал совсем другим человеком. Вместо того чтобы прийти в ярость, он принялся винить в случившемся себя, искренне переживая, что оказался плохим отцом. Боясь совершить подобную ошибку снова, мистер Лейн изо всех сил старался убедить Кики в необходимости продолжить образование и поступить в университет.
Но Кики была тверда как гранит и категорически отказалась подавать заявление.
- Я потеряла два года жизни, решив остаться в средней школе в угоду Саймону, - свирепо заявила она подругам. - Я согласилась на это только при условии, что, закончив школу, смогу жить как захочу. И я желаю стать рок-певицей, а не жалкой выпускницей колледжа, каких повсюду пруд пруди, по две штуки на грош.
Джералдин тоже упрямо стояла на своем, ни за что не соглашаясь продолжать образование.
- Я собираюсь замуж за кузена Френсиса, - сообщила она мисс Федерингли, когда та заговорила с Джералдин об университете. - Мы хотим путешествовать по миру. Объездив весь мир, мы поселимся в родовом имении Сидар-Корт.
По словам Джералдин, мисс Федерингли была возмущена таким нелепым и легкомысленным отношением к жизни. Но Джералдин и бровью не повела. Ей на это было решительно наплевать.
- По крайней мере тобой, Примми, мисс Ф. уж точно будет довольна, - рассмеялась она. - Дарем - первоклассный университет. Почти такой же престижный, как Оксфорд.
Мисс Федерингли действительно осталась довольна своей ученицей.
- Учитывая финансовое положение вашей семьи, мне кажется, ты приняла разумное решение. Тебе действительно лучше пропустить год и подкопить денег. В Дареме тебе предстоят кое-какие траты, - согласилась она, когда Примми призналась ей, что, получив приглашение от университета, решила приступить к занятиям лишь с сентября 1970 года, а до тех пор - поработать в ведущем рекламном агентстве. Само собой, она благоразумно промолчала о том, что намеревается делить квартиру с Артемис, Джералдин и Кики.
- Поторопись-ка, дорогуша, - проворчала мама, когда Примми появилась на кухне. - Ты ведь никогда раньше не опаздывала в школу и, верно, не захочешь оплошать сегодня, в свой самый последний денек, а? - Миссис Сертиз торопливо сунула дочери в руки намазанный маслом тост. - А что будет на этом вашем утрешнем собрании в последний день? - поинтересовалась мама, обхватив обеими руками кружку с дымящимся чаем. - Что-то важное?
- Наверное. Я знаю только, что мисс Федерингли просила Кики спеть.
- Спеть в школе? - Мама удивленно округлила глаза. - Неужто одну из этих рок-песен, а, Примми?
Примми впилась зубами в тост.
- Нет. Вообще-то она собиралась, но, кажется, нам удалось ее отговорить.
"Ты не будешь петь песню Дженис Джоплин, - решительно возразила Джералдин, когда Кики заявила, что намеревается это сделать. - Там будет все руководство школы, все учителя. Может, я и не в восторге от мисс Ф., но даже мне не хочется, чтобы она остолбенела от ужаса. А кроме того, как ты собираешься петь тяжелый рок одна, без гитары и ударника? Что бы ты ни пела, тебе потребуется аккомпанемент, а у тебя всего лишь одна пара рук".
Должно быть, этот аргумент оказался самым убедительным.
- Да ладно, что бы ни спела дорогуша Кики, я уверена, это будет то, что надо, в самый раз, - добродушно добавила мама, прерывая размышления Примми. - А теперь давай-ка пошевеливайся, дочка, а не то пропустишь этот чертов поезд!
- Не могу поверить, что больше никогда не придется таскаться сюда, что я в последний раз вхожу в двери школы, - призналась Джералдин, когда они с Примми рука об руку шагали в привычной шумной толчее вверх по лестнице к дверям Бикли. - Еще несколько часов, и мы наконец станем свободными.
- Я буду скучать по Бикли. Здесь я была счастлива. С самого первого дня.
- Ты была бы счастлива везде, - сухо возразила Джералдин. - Ты обладаешь совершенно неприличной способностью быть счастливой. Чего никак не скажешь об Артемис, - хмуро добавила она при входе в раздевалку, кивая в сторону расстроенной и глубоко несчастной Артемис.
- Ты говорила, что в последний день никто не наденет школьную форму, Джералдин, и что же я вижу? Ты сама в форме! - обиженно воскликнула Артемис.
Обвинение было не вполне справедливым: Джералдин не надела блейзер - обязательное дополнение к юбке и блузке. К тому же юбка Джералдин никак не отвечала стандартам Бикли. Вместо скромной форменной юбки на ней была прямая узкая юбчонка, едва доходящая до колен, и длинные жеребячьи ноги Джералдин казались еще длиннее. Две небрежно расстегнутые верхние пуговицы блузки открывали шею, школьного галстука не было и в помине, а блестящие волосы цвета воронова крыла оказались скручены в замысловатый узел на затылке.
- Я сказала, что не удивлюсь, если никто не наденет форму, - мягко поправила Джералдин.
- Вот я и не надела! А ты в форме, и Примми тоже, и все остальные наверняка в форме, я знаю!
Примми с опаской оглядела длинное, до щиколоток, платье Артемис. Пестрое, лоскутное, оно казалось слишком вычурным, и, конечно же, его никак нельзя было назвать подходящей одеждой для последнего школьного дня. Хотя цвета лоскутков - малиновый, черничный, темно-фиолетовый и пурпурно-красный, - выдержанные в одной гамме, не слишком бросались в глаза.
- Твое платье будет хорошо смотреться со школьным блейзером.
- Но я ведь не взяла с собой блейзер!
- Так возьми мой. - Примми распахнула дверцу шкафчика и достала блейзер, зная, что ей никогда больше не представится случай его надеть.
Артемис с благодарностью взяла.
- А Кики говорила вам, какую песню собирается сегодня петь? - поинтересовалась она, с тревогой думая о том, что, несмотря на блейзер, будет непременно выделяться на общем фоне, словно нарыв на пальце.
- Нет. - Примми обвела глазами переполненную раздевалку, ища в толпе приметную, огненно-рыжую головку Кики. - А тебе?
- Мне она сказала, что, поскольку тяжелый рок отпадает, а на сцене не будет розетки, чтобы подключить электрогитару, ей придется играть на обычной. Кики выбрала какую-то французскую песню Джейн Биркин. Я ее не слышала, но, по-моему, Кики сделала странный выбор: французская песня в последний школьный день…
Внезапно Джералдин застыла на месте, словно приросла к полу.
- Господь всемогущий! - с чувством воскликнула она, заметно побледнев. - Надеюсь, не "Je t'aime, moi non plus"?
- Кажется, да. Во всяком случае, что-то похожее. Это что-то невероятно сентиментальное?
- Скорее что-то невероятно сексуальное! Это даже не песня, а непристойный телефонный разговор, прерываемый хриплыми вздохами. Джейн Биркин исполняет эту жуть на пару с Сержем Гейнсбуром. Интересно, с кем собирается петь Кики? Со школьным садовником?
Примми бессильно застонала. Кики вполне могла спеть подобную песню перед всей школой - ей, наверное, такая выходка казалась чертовски забавной.
- Может, она просто хотела меня подразнить? - с надеждой предположила Артемис.
Подруги выбрали пустой ряд в конце зала и заняли места.
Кики в своем отвратительном желтом платье в полоску сидела на возвышении, слева от школьного начальства, и с безмятежным видом разглядывала море лиц в зале. Примми заметила прислоненную к стулу гитару. Встретившись глазами с Примми, Кики лукаво подмигнула. "Иерусали-им, - затянул хор голосов. - Иерусали-им". На глазах у Примми выступили слезы. В последний раз день начинается с пения гимна. В последний раз стоит она между Джералдин и Артемис, глядя на "Анжелюса" Милле и божественную "Офелию" Миллеса.
Когда прозвучали последние строфы "Иерусалима", а мисс Федерингли решительно выступила вперед, собираясь начать чтение молитвы "Отче наш", Примми с грустью взглянула на маленький букет в руке Офелии. Она помнила тайное значение каждого цветка. Мак означает смерть. Маргаритка - невинность. Роза - цветок юности. Фиалка - символ верности, а анютины глазки - знак несчастной любви.
"Такие маленькие букетики полевых цветов раньше называли "тусси-мусси"", - сказала как-то Ева, мама Кики, когда Примми восхитилась картиной Миллеса.
Примми показалось, что чьи-то ледяные пальцы сжимают ей сердце. Она успела привязаться к родителям Кики, и теперь при мысли о том, что больше не сможет оставаться в Петтс-Вуде как прежде, ее охватывала безысходная тоска.
- Наверняка они чувствуют то же самое по отношению к тебе, - сказала Джералдин, когда Примми призналась ей, что будет скучать по Петтс-Вуду. - Хотя теперь миссис Лейн сама может отвечать на звонки пациентов. Она ведь не пьет с тех пор, как вернулась из клиники, правда?
- Да, - подтвердила Примми. - Она теперь всегда совершенно трезвая. - Когда один из школьных попечителей поднялся, чтобы произнести речь, Примми уже не в первый раз задумалась о том, что, несмотря на трезвость миссис Лейн, отчуждение между родителями Кики не исчезло. Пожалуй, по-настоящему изменилось только одно - Ева Лейн больше не была одинока. Она подружилась с женщиной, бывшей пациенткой доктора Лейна, и теперь они проводили почти все время вместе, посещая выставки и концерты.
- А сейчас, - раздался звучный, хрустальный голос мисс Федерингли, - одна из выпускниц нынешнего года, Кики Лейн, споет для нас.
Артемис прерывисто вздохнула, с волнением глядя на сцену.
Джералдин зашептала слова молитвы, что не так часто с ней случалось.
Примми почувствовала, как ледяная рука сдавила сердце еще сильнее.
Кики вышла на середину сцены, взяла в руки гитару и легко перекинула через плечо ремень.
В школьной форме и без привычного снаряжения рок-певицы Кики ничем не напоминала тот сценический образ, который так тщательно для себя создавала. Сейчас она выглядела неправдоподобно юной.
Кики тронула одну струну, посмотрела прямо на Примми и ухмыльнулась.
- Не делай этого, Кики, - шепотом взмолилась Примми. - Пожалуйста, не надо!
Глубоким, хрипловатым контральто Кики начала петь старинную английскую народную песню "Зеленые рукава". Идеальный выбор. Эта песня и через миллион лет не смогла бы никого оскорбить.
Примми облегченно перевела дыхание и радостно улыбнулась Кики, предвкушая несомненный триумф. Певица была в ударе.
Три дня спустя все четверо сидели в глубине сада в Петтс-Вуде. День выдался безоблачный, и далеко вдали, тронутые легким туманом, виднелись леса Уилда. Гораздо ближе, на граничившей с садом площадке для гольфа, расхаживала кучка игроков и время от времени раздавался слабый звук удара клюшкой по мячу.
- Так вы собираетесь отпраздновать свою помолвку в Сидар-Корте, а не в Коннауте?
Вопрос задала Артемис, и Примми, лежа ничком на шерстяном одеяле, вспыхнула от удовольствия. Артемис готова была обсуждать предстоящую помолвку Джералдин с той же страстью, что и будущая невеста.
- Угу, - лениво подтвердила Джералдин, тихонько покачиваясь в гамаке. - Мы с Френсисом всегда хотели объявить о помолвке в Сидар-Корте. Это дядя Пирс настаивал на Коннауте.
- Дядя Пирс оплачивает все расходы, а вы решили поступить по-своему?
На этот раз реплику бросила Кики. Примми перевернулась на спину и прикрыла глаза рукой, защищаясь от слепящих солнечных лучей. День был жарким. Очень жарким. Над пышными зарослями лаванды, посаженными матерью Кики среди "бурбонов" и дамасских роз, роились пчелы, а воздух был напоен пьянящим цветочным ароматом, густым как дым.
- Ну разумеется, - пожала плечами Джералдин. - Дядя Пирс уцепился за эту идею с Коннаутом только потому, что не мог вынести даже мысли о том, как сотни гостей станут вытаптывать лужайки Сидар-Корта.
- Так где же пройдет главная часть торжества? В парке? - подала голос Артемис, уютно устроившаяся в шезлонге.