Дочь укрылась в доме, тогда как мать стояла на ступеньках крыльца с гордо поднятой головой. В напряженном молчании Сусанны таились стальная выдержка и несгибаемая воля.
Камран не разглядел ее в Исфахане, тогда он смотрел только на Асмик. Зато сейчас юноше хватило взгляда, чтобы понять, какой красавицей была эта женщина, когда ее глаза были полны блеска, улыбка - тепла, а движения - живости.
Подойдя к крыльцу, он почтительно поклонился и произнес с истинно восточной учтивостью:
- Рад приветствовать вас еще раз, прекрасная госпожа, да будут благословенны ваши дни!
Лицо женщины исказилось, будто от удара.
- Что вам нужно? - спросила она. В голосе Сусанны не было страха, только леденящее душу презрение.
- С того момента как я увидел вас, мне не дает покоя вопрос, как столь благородные, изысканные женщины оказались в такой глуши?
- Мы покинули родной город, чтобы укрыться от тех, кто убил моего мужа и моих сыновей, ограбил наш дом и выгнал нас на улицу! Вы смеете являться в наше убежище, думая, что останетесь безнаказанным, но вы ошибаетесь: как за зимой приходит весна, так за злодеяниями следует возмездие! Ваш Бог побуждает вас творить зло, тогда как наш - справедлив и милосерден, но я не перестаю надеяться, что он накажет вас за то, что вы сотворили!
- Мне жаль, что вам пришлось пережить большие несчастья, - сказал Камран, усилием воли принудив себя не обращать внимания на высказывания матери девушки о его Боге. - Их виновником стал не я; скажу больше, я никогда бы не смог совершить ничего подобного. Мне пришлось уехать из Исфахана именно потому, что я был недоволен произволом нашего наместника.
- Что вам нужно? - повторила женщина.
- Я хотел попросить у вас прощения от имени моего народа и выяснить, не нуждаетесь ли вы в чем-нибудь? Я готов помочь вам выбраться отсюда. Мне кажется, вам стоит вернуться в Исфахан. Клянусь, я смогу за вас заступиться.
- Я никогда не прощу арабов, и мне не нужна ваша помощь, - сказала Сусанна и добавила: - Вам, вероятно, известно, что такие люди, как мы, не принимают подачки от своих врагов!
Молодой араб вновь поклонился и приложил руку к сердцу.
- Отдаю должное вашей смелости и вашей гордости. Я оставлю вас в покое, только разрешите поговорить с вашей дочерью.
- Приличия не позволяют моей дочери разговаривать с посторонними, тем более если этот посторонний - всего лишь жалкий прихвостень того, кто считает себя земным наместником злобного Бога!
Спрятавшаяся в доме Асмик с ужасом внимала словам матери, удивляясь, почему чужеземец спокойно выслушивает ее оскорбления. Девушка слышала, что арабы непримиримы в вопросах веры и рабски преданы своему правителю.
Теперь девушка смогла как следует рассмотреть того, с кем тайком переглядывалась в Исфахане. Речь и манеры выдавали в юноше человека, привыкшего к обходительности, благородного и разумного. К тому же (это она заметила и раньше) он был красив утонченной, благородной красотой. Он казался умнее, серьезнее Вардана, хотя едва ли был намного старше.
Когда Сусанна произнесла последнюю фразу, способную вывести из себя кого угодно, Асмик показалось, что в задумчивых темных глазах молодого араба, мрачно опущенных уголках губ таится не гнев, а глубокая досада на несправедливость мира, на самого себя, на несбывшиеся надежды.
Интересно, что он хотел сказать ей? Несмотря на пережитые несчастья, душа девушки оставалась податливой, как глина, восприимчивой к новым впечатлениям. Асмик сама не заметила, как испуг вновь сменили жгучее любопытство и не вполне невинный интерес.
Девушка не покинула своего укрытия, и гостю пришлось уйти. Сусанна поднялась на крыльцо и бессильно прислонилась к косяку. Внезапно залитый полуденным солнцем пейзаж показался тусклым, деревья и горы поплыли перед затуманившимся взором женщины.
- Я сошла с ума. - Ее голос дрогнул. - Я хотела тебя защитить, а вместо этого чуть не погубила нас обеих!
- Я горжусь тобой, мама! - прошептала Асмик и обняла Сусанну.
Прошло два дня. Арабы не появлялись; скорее всего, они покинули селение. На третий день, когда мать прилегла отдохнуть, девушка по привычке отправилась бродить по окрестностям. Лишившись спутника, Асмик не уходила далеко от дома. Ей было немного жаль, что отношения с Варданом не сложились; она вспоминала их бесхитростные беседы, нежный и робкий взгляд юноши, но всякий раз приходила к выводу, что между ними не могло быть ничего серьезного.
Думала она и про молодого араба, не понимая, зачем судьба позволила ей увидеть его еще раз. Если бы этого не случилось, она продолжала бы жить с мыслью, что он ее враг, а то, что было между ними в Исфахане, всего лишь нелепая ошибка. Теперь же чувства Асмик пришли в полнейший беспорядок; сама не зная почему, девушка втайне досадовала на мать, слова Сусанны казались ей несправедливыми. Этот человек сочувствовал им; он не убивал ее отца и братьев, и он не виноват в том, что родился мусульманином.
Между тем Камран был воином, а настоящие воины редко отступают от своей цели, неважно, является ли этой целью крепость, которую нужно взять, или женщина, которой хочется овладеть.
Асмик медленно шла по тропинке, любуясь поздними цветами, которые мелькали в выжженной солнцем траве подобно крошечным красным фонарикам, когда Камран вышел из-за огромного валуна и остановился посреди дороги.
Девушка замерла. Она не знала, что делать: закричать или попытаться убежать? Пока Асмик в панике размышляла, араб сделал несколько шагов вперед и сказал:
- Меня зовут Камран. Я пришел, чтобы поговорить с вами. Клянусь, я не дотронусь до вас и пальцем, и с вашей головы не упадет ни один волосок!
Девушка кивнула, с трудом проглотив застывший в горле комок растерянности и страха.
- Я сочувствую вашему горю, мне известно, что вина моего народа перед вашим неискупима, и все же надеюсь на то, что вы меня выслушаете. Вы не можете представить, как я обрадовался, когда внезапно встретил вас в этом селении, хотя мне больно видеть, что обстоятельства жизни загнали вас в такую глушь! - Он перевел дыхание и продолжил: - Прежде я думал, что война - это война и, пока она продолжается, в душе нет места чувствам, но ошибся и рад своей ошибке. С тех пор как я впервые увидел вас в Исфахане, я не мог думать ни о ком и ни о чем другом. Вам не нужно бояться меня. Я хочу попросить вас лишь об одном: скажите, как вас зовут!
Девушка растерялась, услышав, что он просит о такой малости, и прошептала:
- Асмик.
- Жасмин! - с нежностью повторил Камран на восточный манер и заметил: - К сожалению, я должен ехать. На обратном пути я заеду в селение и скажу вам то, что должен сказать. Я хочу дать вам время подумать.
Девушка решила, что ей стоит быть такой же мужественной и смелой, как мать, и, собравшись с духом, ответила:
- Вы можете сказать то, что хотите, сейчас или после - это ничего не изменит. Мне не о чем думать. Вы - мой враг и останетесь им навсегда.
Камран улыбнулся.
- Вы повторяете чужие слова, а ваши глаза говорят другое, то же самое, что они говорили в Исфахане. Вы не ненавидите меня, вы просто меня не знаете. И не стоит лгать, что вы не хотите меня узнать.
- Что вам нужно? - прошептала Асмик.
- Я не желаю терять вас из виду. Хочу, чтобы вы попытались посмотреть на меня иначе, - сказал Камран. - Не как на врага, а как на друга.
- Моя мать никогда этого не допустит, - выдавила девушка.
- Она может запретить вам встречаться или разговаривать со мной, но ваша мать не в силах помешать вам чувствовать то, что вы чувствуете.
Асмик отшатнулась.
- Откуда вы можете знать, что я чувствую?! Чувствую после того, как…
- Я понимаю, что вы хотите сказать, - перебил ее Камран. - Просто мне кажется, в отличие от вашей матери, вы не утратили желания жить дальше и радоваться тому, что живете.
Молодой человек сделал шаг вперед и вопреки своим обещаниям дотронулся до руки девушки.
Прикосновение получилось коротким, обжигающим и отчаянным. Асмик вырвала руку. Она никогда не думала, что кожа мужчины может быть такой гладкой, мягкой и горячей.
- Помните, - промолвил Камран, прежде чем отступить и скрыться из виду, - я вернусь!
Асмик ничего не сказала Сусанне об этой встрече. Она знала, что мать никогда ее не поймет.
Девушка вспоминала Камрана, его мягкую настойчивость, проникновенный звук его голоса и таинственное мерцание темных глаз. Она понимала, что он собирался сказать. Он хотел признаться, что влюбился в нее с первого взгляда, и просил ее дать ему хотя бы искру надежды.
Асмик понимала, что это бессмысленно. У них разная вера, и Сусанне будет проще убить свою дочь, чем узнать, что она думает об арабе как о влюбленном мужчине, о человеке, который способен не обидеть, а защитить.
Прошло довольно много времени, прежде чем девушка решилась признаться самой себе в немыслимом: Камран ей нравится и по большому счету ей все равно, кто он и кому он молится.
Однажды Асмик в сердцах сказала матери:
- Почему мы не уехали в Византию, в Константинополь? Мне кажется, дядя Григор был прав, когда убеждал нас последовать за ним.
- Потому что тогда бы нам пришлось жить на чужбине, на положении бедных родственников.
- Неужели здесь ты не чувствуешь себя изгнанницей?! В Византии мы бы жили среди людей нашего круга! Ты смотришь на жителей Луйса как на своих слуг, но они не наши слуги и не станут подчиняться твоим приказам. Нам удастся пережить зиму только благодаря Вардану. А ведь он даже не взял с нас денег! Придет время, и ты будешь вынуждена вымаливать милость людей, которых сейчас презираешь.
Это прозвучало жестоко, но Асмик хотелось высказаться.
- Теперь уже поздно что-то менять. И я не считаю свое решение ошибкой, - ответила Сусанна и отвернулась. Девушке почудилось, что во взоре матери промелькнула досада.
Это придало Асмик смелости, и она добавила:
- Ты потеряла последнее, что могла бы сохранить, завлекла нас в глушь, и все из-за глупой гордости!
Сусанна развернулась и ударила дочь по лицу. Звук пощечины прозвучал как удар грома.
- Гордость не может быть глупой, она - главное, что стоит сберечь, особенно в такие времена, - твердо произнесла женщина. - Ты хочешь знать, почему я не уехала в Константинополь вместе с Григором? Потому что все оставшиеся в живых представители нашей семьи бросились бежать с насиженного места как последние трусы. Никто из них не взялся за оружие, не попытался отомстить! Когда-то арабы выгнали нас из родной страны, а теперь прогоняют из Персии, где мы прожили много лет! Я была совсем мала, когда мы приехали в Исфахан, и я полюбила этот город как никакой другой на земле!
Асмик замерла, приложив ладонь к щеке. Она смотрела на мать во все глаза. Ее никогда никто не бил, никто не повышал на нее голос, ее всегда любили и баловали. По лицу девушки потекли неудержимые слезы. Она тоже любила Исфахан, она родилась в нем уже при арабах, и смешение обычаев и религий, царившие в городе, казалось ей не более чем полным особого смысла и чарующей красоты переплетением узоров в драгоценном персидском ковре.
Асмик развернулась и вышла в другую комнату. Сусанна не последовала за ней. Впервые между матерью и дочерью выросла стена непонимания. Каждая осталась наедине со своей душевной болью.
Когда мусульмане покинули селение, Вардан поборол гордость и решил встретиться с Асмик. Он нашел девушку на ее излюбленной тропинке, и ему показалось, что она рада его видеть. Ее глаза больше не выглядели печальными и испуганными; вместо этого в них появились затаенная мечтательность и трогательная нежность. Она была так красива, что у него защемило сердце.
Юноша сообщил девушке о том, что арабы ушли, не причинив никому вреда. Они только переписали взрослое население Луйса, сказав, что отныне налог платит не сельская община, а каждый житель мужского пола, начиная с тринадцати лет.
- Они приходили к нам, - сказала Асмик, - вернее, один человек, тот, кто был у них главным.
- Знаю, - сдержанно произнес Вардан. - Он останавливался в нашем доме.
Девушка вскинула удивленный взор.
- Правда? И каким он тебе показался?
Юноша пожал плечами.
- Таким, как и все они. Непонятным, чужим.
- Но не жестоким?
- Наверное, не каждый из них способен на бессмысленную жестокость! Мы дали ему постель, кормили и поили, зачем ему нас обижать? - ответил Вардан и спросил: - Вы сильно испугались?
- Не очень, - уклончиво произнесла девушка.
- Наверное, я должен был сразу пойти к вам, попытаться защитить вас, сделать так, чтобы этот человек не смог приблизиться к вашему дому.
- С нами не случилось ничего плохого, - сказала Асмик и добавила: - Я знаю, как ты относишься к нам, Вардан, и я благодарна за все, что ты сделал для нас.
Решив, что настал подходящий момент, юноша осторожно произнес:
- Вы слышали, как я говорил с вашей матерью, когда просил вашей руки?
- Да.
- Она сочла, что я недостоин вашей любви, но разве сердце каждого из нас не создал один и тот же Бог? Разве знатные и незнатные люди отличаются способностью чувствовать? Не кажется ли вам, что можно придумать какой-то выход, убедить вашу матушку передумать? - пылко произнес юноша.
Вардан понял, что ответит девушка, еще до того, как она заговорила. Прозрение обрушилось на него подобно удару, когда он увидел, что на лице Асмик не дрогнула ни одна черточка.
- Едва ли я когда-нибудь выйду замуж, - медленно произнесла девушка. - Ты достойный человек, Вардан, но судьба складывается так, что я должна остаться с матерью. Она была неправа, когда говорила с тобой свысока, но я и сама не хочу выходить замуж. Ни за тебя, ни за кого-то другого. Давай останемся просто друзьями.
- Друзьями? - глухо повторил юноша и добавил с горькой иронией: - Что ж… Если вам так угодно… я вынужден подчиниться.
Вардану казалось, что он никогда не сможет простить девушке ее равнодушия, ее слепоты. Асмик не желала понимать, что ему не нужна другая, она отвергла его с холодным сердцем, как отложила бы в сторону негодную вещь. Она не знала, как сильно может ранить его душу такая "дружба", отношения без надежды на истинное сближение, на совместную жизнь!
Коротко попрощавшись, Вардан повернулся и пошел прочь. Сначала он не понимал, почему не видит дороги, и только потом заметил, что глаза застилают слезы. Юноше чудилось, будто там, где всего лишь минуту назад билось горячее сердце, образовалась щемящая пустота.
Дома Вардан был молчалив и несобран; глядя на сына, Каринэ чувствовала, как душу наполняет боль.
- Ты слышал о смерти Манушак? - улучив момент, спросила мать, желая отвлечь юношу от горьких мыслей. Она поставила перед ним стакан с виноградным вином и тарелку с мясом, приправленным душистыми и острыми травами.
- Нет, - равнодушно произнес сын, глядя прямо перед собой и не притрагиваясь к еде.
- Это случилось несколько дней назад. Гаянэ осталась совсем одна.
Вардан взял стакан и залпом выпил вино, хотя прежде всегда вкушал благородный напиток медленно, наслаждаясь его терпким ароматом и солнечным вкусом.
- Что она будет делать?
Каринэ пожала плечами.
- То же, что и раньше: наймется в батрачки. Она неплохая девушка, только уж очень бедная.
Вардан усмехнулся. Он - неровня Асмик, а Гаянэ - неровня ему. Почему жизнь так сложна и нелепа?
Незаметно пришла поздняя осень. Обнаженные горы тонули в нежной опаловой дымке. Ослепительно-белые и пронзительно-черные птицы кружили в прозрачной вышине неба.
Незаметно для себя Сусанна и Асмик стали меньше разговаривать. Женщина по-прежнему жила воспоминаниями, а ее дочь пребывала наедине со своими мечтами. Вспоминая разговор с Камраном, Асмик думала о том, что иные слова похожи на теплый дождь, пробуждающий застывшую землю, и удивлялась, как иногда мало надо человеку для того, чтобы познать истину своего собственного сердца и какой жестокой может оказаться эта истина.
Прошло больше месяца. Асмик медленно шла по любимой тропинке, любуясь пейзажем. Было очень тихо, и потому девушка невольно замерла, услышав, как кто-то зовет ее по имени. Вардан? Нет, это был не он. Юноша давно перестал искать встреч с той, что отвергла его любовь.
- Жасмин! - вновь послышалось невдалеке. - Жасмин!
Сердце гулко забилось, и Асмик поспешила на зов. Она почувствовала, что задыхается от преступной и глупой надежды. Так ее мог называть только один человек.
"Помните, я вернусь!" - сказал Камран, и она бессознательно верила в это.
Юноша стоял в самом начале тропинки, там, где она сворачивала к дому, в котором жила Асмик. Увидев девушку, он протянул руки, но потом опустил и просто смотрел на нее. В его глазах полыхала жгучая радость, и угадывался тайный вызов.
Камран выглядел усталым, серебряное шитье на его кафтане потускнело, вместо чалмы на голове была войлочная шляпа. Внезапно он снял ее, бросил на землю и сказал:
- Все это время я жил надеждой на то, что это мгновение наступит, что вы придете ко мне по этой тропинке, придете на мой зов, и в ваших глазах больше не будет страха.
- Я по-прежнему боюсь, - призналась девушка, - ибо я не должна делать то, что делаю.
Он покачал головой, взял руку Асмик и прижал к своим губам. Сердце, душу, тело девушки пронзили чувства, которых она ранее не испытывала. Ее будто ударила молния, а потом что-то внутри обнажилось, сделалось уязвимым. Асмик быстро выдернула пальцы и смущенно потупилась.
Камран сказал:
- Мои люди устали. Мне стоило большого труда уговорить их вернуться обратно этим путем: проводники предлагали более короткий и менее трудный. Я сделал это для того, чтобы увидеть вас. Я не могу задерживаться, мне нужно идти дальше, возвращаться в Исфахан.
- Ваше желание исполнилось, вы меня увидели, - промолвила Асмик.
Он мотнул головой.
- Мне мало этого! Я хочу забрать вас с собой.
Девушка сделала шаг назад, и ее сердце сжалось от боли. За то время, пока ее сердце согревали мечты, а уста были скреплены тайной, ее чувства обострились и окрепли. Она поняла это только сейчас.
- Вы знаете, что это невозможно.
- Почему нет? У меня еще нет ни жены, ни детей. Как только вы примете мою веру, мы сможем вступить в брак. Я много думал об этом, пока ездил по горам. Я понял, что это судьба: я никогда не смогу забыть вас. Мы должны уехать вместе сейчас: боюсь, другой возможности не будет.
Глаза Асмик потемнели.
- Я никогда не предам своего Бога!
- В данном случае это всего лишь уступка обстоятельствам. Это нужно для того, чтобы мы могли пожениться. Поверьте, я не заставлю вас ходить в мечеть и молиться Аллаху. Все, что мне нужно, - это ваша любовь.
- Я не могу дать вам ее, не могу! - с тоской проговорила девушка.
- Почему? - тяжело произнес Камран.
- Потому что моя мать сойдет с ума, если я это сделаю. К тому же я вас совсем не знаю, а вы не знаете меня.
- Я знаю то, что знаете и вы: мы созданы друг для друга. Жизнь мертва без любви, как земля без воды. Я не смогу увезти вас силой, я не способен причинить вам зло. Но если вы откажетесь уехать со мной, мое сердце будет разбито.
Асмик ничего не понимала. Так не бывает! Таким разговорам предшествуют долгие ухаживания, встречи с родителями, сватовство. Она не могла предать свою веру, оставить мать!