До этой минуты Генріэтта стояла спиною къ говорившимъ; но теперь она быстро обернулась, густая краска покрыла на минуту ея блѣдное лицо и снова исчезла; а чудные, глубокіе глаза засверкали и съ испугомъ и ненавистью посмотрѣли на сестру.
– Твое подозрѣніе онъ опровергнетъ и вѣроятно придетъ еще сегодня, – сказалъ совѣтникъ съ видимымъ облегченіемъ. – Онъ самъ разскажетъ тебѣ, какъ былъ занятъ сегодня; ты, конечно, знаешь, сколько у него опасно-больныхъ въ городѣ, въ числѣ которыхъ находится и маленькая дочь купца Ленца, которая по словамъ Брука должна умереть сегодня ночью.
Молодая дѣвушка засмѣялась.
– И она тоже умретъ? Неужели Морицъ? А у меня часъ тому назадъ былъ докторъ Беръ, который вчера еще видѣлъ маленькую дочь Ленца, и по его мнѣнію болѣзнь вовсе не опасная, а только Брукъ не такъ понялъ ее и ошибся въ леченіи, а ты знаешъ что Беръ считается здѣсь авторитетомъ.
– Да, авторитетъ полный злѣйшей зависти, – сказала Генріэтта дрожащимъ голосомъ, и подошедши къ зятю взяла его за руку. – Перестань Морицъ, охота тебѣ убѣждать Флору; ты видишь, что она непремѣнно хочетъ видѣть своего жениха виновнымъ.
– Я этого хочу? Злое созданіе! Я бы съ радостью отдала половину своего состоянія, что-бы думать о способностяхъ Брука такъ, какъ думала въ первыя дни своего обрученія, и смотрѣть на моего жениха съ тою-же увѣренною гордостью, – вскричала Флора съ раздраженіемъ. – Но, со дня смерти графини Валлендорфъ сомнѣніе и недовѣрчивость не даютъ мнѣ покоя, сегодня-же мнѣ пришлось убѣдиться. Правда, я не обладаю тою женскою слабостью, которая любитъ человѣка, не спрашивая себя, – достоенъ ли избранный всей ея преданности? Всѣ знаютъ, что я чрезвычайно честолюбива, и можетъ быть это и есть та причина, почему я не могу присоединиться къ слабымъ и равнодушнымъ созданіямъ моего пола, которыя не живутъ, а прозябаютъ въ однообразной, будничной жизни. Мнѣ всегда казалось непонятнымъ какъ могутъ разумныя женщины хладнокровно влачить всю жизнь подлѣ ничего не значущаго мужа; я бы на ихъ мѣстѣ вѣчно краснѣла при встрѣчѣ съ людьми.
– Въ самомъ дѣлѣ? А знаешь ли, что на это потребовалось бы побольше мужества, чѣмъ для чтенія лекціи Эстетики передъ цѣлою аудиторіею студентовъ, – перебила ее Генріэтта, злобно улыбаясь.
Флора бросила презрительный взглядъ на сестру.
– На такую маленькую эхидну, какъ ты, не стоитъ обращать вниманія. Что ты можешь понимать въ идеалахъ? Впрочемъ ты права, говоря, что мое мѣсто скорѣе на кафедрѣ, чѣмъ подлѣ человѣка, плохо изучившаго свою спеціальность – такой жизни я-бы не вынесла.
– Это ужь твое дѣло, дитя мое, – сказала президентша, – ты должна помнить, что никто не принуждаетъ тебя надѣвать себѣ петлю на шею.
– Я это отлично знаю, бабушка, и знаю также, что ты съ большимъ удовольствіемъ желала-бы видѣть меня женою разслабленнаго и обанкрутившагося камергера фон-Штетена. Вмѣстѣ съ тѣмъ я не могу не сознаться, что никогда не поддаюсь ни чьему вліянію, и сама знаю какъ руководить собою.
– Это твое неотъемлимое право, – отвѣчала пожилая дама съ холодностью. – Только прошу тебя замѣтить, что ты будешь имѣть во мнѣ упорную противницу, если дѣло огласиться. Ты очень хорошо знаешь меня; – я могу скорѣе перенести домашніе раздоры, чѣмъ публичный, семейный скандалъ. Не забывай, что я живу съ вами и взяла на себя роль представительницы этого дома, а потому могу требовать полнаго уваженія къ моему имени и моему положенію въ свѣтѣ. Я вовсе не желаю, что-бъ общество перемѣнило о насъ хорошее мнѣніе.
Совѣтникъ быстро отвернулся, подошелъ къ окну и углубился въ темную даль. Сильный вѣтеръ съ шумомъ и свистомъ гудѣлъ между деревьями, а въ красныхъ полосахъ свѣта отъ лампы кружились снѣжныя хлопья и быстро мѣнялись одна за другою, какъ мучительныя мысли въ его головѣ. Онъ нѣсколько минутъ тому назадъ боролся съ собою, и хотѣлъ сознаться во всемъ только одной Флорѣ, но теперь видѣлъ, что именно ей и нельзя было сказать ни одного слова; такъ какъ гордая, самолюбивая дѣвушка непремѣнно прокричала бы его признаніе всему свѣту, хоть и не изъ любви къ Бруку, а просто, что-бъ оправдать передъ людьми выборъ своего сердца, или вѣрнѣе сказать своего ума.
Между тѣмъ Генріэтта стояла передъ бабушкою, съ видомъ насмѣшки и негодованія.
– Такъ ты только изъ боязни къ свѣтской молвѣ хочешь, что-бъ сестра не вмѣшивалась въ это дѣло? Такимъ манеромъ она очень дешево отдѣлается. Ты, конечно, одобришь ее, если она съумѣетъ искустно скрыть вѣроломство? Впрочемъ, бабушка, тебѣ нечего бояться скандала, ты живешь въ салонахъ и знаешь, что общество съ особенною снисходительностью смотритъ на грѣшниковъ высокаго полета…
– Я попрошу тебя, Генріэтта, провести остальную часть вечера у себя въ комнатѣ, – сказала президентша серьезно. – Съ твоею раздражительностью невозможно возвратиться въ салонъ.
– Какъ желаешь, бабушка! Пойдемъ, Гансъ, – сказала Генріэтта прижимая птичку къ своему лицу, – мы очень рады удалиться, ты тоже не любишь старыхъ придворныхъ дамъ, а медицинскаго совѣтника Бера можешь больно клюнуть въ палець, когда онъ кормитъ тебя сахаромъ. Прощай, бабушка – до свиданія, Морицъ! – Съ этими словами она переступила порогъ, но потомъ снова обернулась. – Эта упрямая особа, – сказала она, – вѣроятно не удержится на дорогѣ, предписанной покойнымъ отцомъ; при его жизни она не смѣла такъ вольничать, онъ ни за что не позволилъ бы ей взять назадъ слово, данное честному человѣку.
Сказавъ это она ушла, но слышно было, какъ душившія ее слезы неудержимо хлынули изъ ея глазъ.
– Слава Богу, что она наконецъ ушла, – сказала Флора, – право, нужно сильно владѣть собою, чтобы не потерять съ нею всякое терпѣніе.
– Я никогда не забываю, что она больная, – сухо замѣтила президентша.
– Въ нѣкоторомъ отношеніи Генріэтта права, – робко сказалъ совѣтникъ.
– Думай, что хочешь, Морицъ, – возразила Флора, – только прошу тебя не усиливать твоимъ вмѣшательствомъ мою внутреннюю борьбу. Я привыкла справляться съ собою сама, и хочу поступить также и въ настоящемъ случаѣ. Впрочемъ вы можете быть покойны я сама не охотница до жестокихъ мѣръ и прибѣгну къ нашему общему союзнику – времени. – Затѣмъ она взяла со стола бокалъ и освѣжила свои губы нѣсколькими каплями краснаго вина, между тѣмъ какъ бабушка намѣревалась вернуться къ гостямъ.
– Еще одно слово, Морицъ! – сказала она, берясь за ручку двери. – Что теперь будетъ съ Кети?
– Это намъ рѣшитъ духовное завѣщаніе, – отвѣчалъ совѣтникъ, вздохнувъ нѣсколько свободнѣе. – Я ничего не знаю о распоряженіяхъ мельника; Кети его единственная наслѣдница, но вопросъ въ томъ: утвердилъ ли онъ ее въ этомъ правѣ? Онъ никогда не питалъ къ ней особенной любви, потому что ея рожденіе стоило жизни его дочери… Во всякомъ случаѣ она должна будетъ пріѣхать сюда, хоть на короткое время.
– Успокойся, она не пріѣдетъ; Кети до сихъ поръ крѣпко держится за юбку своей гувернантки, какъ и при жизни отца, – сказала Флора, – прочти только ея письма.
– Да это, пожалуй и лучше, если она не пріѣдетъ, – замѣтила президентша съ видимымъ удовольствіемъ. – Откровенно говоря, я не очень желаю принять ее подъ свое покровительство, и постоянно дѣлать ей замѣчанія… Я никогда не любила ее, не потому, что она была дочерью "той" – я стою выше всякихъ предразсудковъ, – но она ежеминутно бѣгала на мельницу, обсыпала мукою свои косы и платье и была всегда довольно упрямаго характера.
– Да, это типъ простонароднаго ребенка, а все таки папаша любиль ее больше, чѣмъ насъ, – сказала Флора съ насмѣшкою.
– Это тебѣ такъ казалось, потому что она была младшая, – возразила президентша, – онъ всѣхъ васъ любилъ одинаково. Ты пойдешь со мною, Морицъ?
Онъ поспѣшно всталъ и они оба удалились.
Оставшись одна, Флора позвонила.
– Возьми бумаги и всѣ письменныя принадлежности и отнеси ихъ ко мнѣ въ спальню, я буду тамъ писать. Помни, что меня ни для кого нѣтъ дома, – сказала она вошедшей горничной.
Огненная полоса въ саду исчезла, но изъ оконъ гостинной бѣлый свѣтъ сильно сіялъ далеко за полночь… Коммерціи совѣтникъ сидѣлъ за карточнымъ столомъ. При его появленіи гости обратились къ нему съ привѣтливыми фразами и съ дружескими поклонами, что значительно успокоило его. Въ средѣ этихъ важныхъ аристократовъ и богатыхъ коммерсантовъ онъ нашелъ полное оправданіе своего образа дѣйствій и самъ не понималъ больше мучительныхъ сомнѣній, которыя онъ претерпѣвалъ нѣсколько часовъ тому назадъ.
Къ чему подвергать себя несправедливымъ толкамъ, когда увѣренъ въ своей невинности? И о какой низости пришлось бы говорить! Общество, столь любящее сплетни, съ удовольствіемъ прикрываетъ покровомъ приличія интересныя, скандальныя исторіи, но благородныя страсти и заблужденія подвергались насмѣшкамъ и бичеваніямъ; при подозрѣніи же въ намѣреніи украсть деньги изъ желѣзнаго шкафа мельника, всѣ члены общества, конечно, немилосердно напали-бы на человѣка и безъ того уже принятаго въ ихъ кружокъ изъ милости. Теперь только онъ не могъ утѣшать себя, что молчаніе его никому не вредитъ; оно грозило разлучить два существа, обрученныя уже кольцами! Флора была очень экцентричная дѣвушка.
Но по всей вѣроятности Брукъ еще не разъ успѣетъ отличиться, что несомнѣнно при его знаніи и талантѣ; и тогда она измѣнитъ свое мнѣніе.
Онъ съ жадностью выпилъ стаканъ превосходнаго вина и это помогло ему прогнать отъ себя послѣднія сомнѣнія.
III.
Мельникъ дѣйствительно назначилъ свою внучку, Катерину Мангольдъ своею едінственною наслѣдницею, а опекуномъ ей выбралъ коммерціи совѣтника Ремера. При вскрытіи духовнаго завѣщанія совѣтникъ былъ нѣсколько взволнованъ и ему невольно приходили въ голову мысли о противорѣчіяхъ, такъ часто встрѣчающихся въ человѣческой душѣ. Старикъ, въ пылу минутной ярости чуть не задушилъ его, подозрѣвая въ немъ вора, а нѣсколько часовъ передъ тѣмъ назначилъ его опекуномъ своей внучки, и довѣривъ ему управленіе своимъ имуществомъ, предоставилъ ему неограниченную власть.
Мельникъ распорядился, въ случаѣ, если умретъ послѣ операціи, что-бы все его недвижимое имущество было продано, исключая мельницы, которую онъ желалъ оставить своимъ будущимъ потомкамъ, въ знакъ памяти того, что мельница эта принесла ему все его богатство.
Дворянское помѣстье должно быть раздѣлено на части; лѣсъ, земли и службы посреди громадныхъ луговъ и садовъ проданы тому, кто дастъ самую большую цѣну; виллу-же и принадлежащий къ ней паркъ было предоставлено купить коммерціи совѣтнику съ уступкою пяти тысячъ талеровъ съ цѣны, которая будетъ назначена по оцѣнкѣ. Эти пять тысячъ талеровъ оставлены были въ его пользу, не какъ вознагражденіе за труды, а въ знакъ благодарности завѣщателя, такъ какъ совѣтникъ никогда не выказывалъ чванства и глупой гордости, какъ его родные, а напротивъ былъ преданъ и всегда ласковъ, какъ родственникъ. За тѣмъ весь капиталъ, вырученный продажею земель, нужно было обратить въ государственныя облигаціи и другія солидныя бумаги, по желанію самаго опекуна, человѣка честнаго и свѣдущаго въ коммерческихъ дѣлахъ.
Молодая наслѣдница уже болѣе шести лѣтъ не была на своей родинѣ. Ея покойный отецъ, еще при своей жизни, передалъ ее на руки гувернанткѣ, госпожѣ Лукасъ, которая воспитывала дѣвочку по своему усмотрѣнію и замѣнила ей даже мать. Банкиръ Мангольдъ чувствовалъ, что не долженъ лишать свою любимицу доброй покровительницы; тѣмъ болѣе что Кети была всегда робка и пуглива со сводными сестрами и рѣшилъ отправить ее вмѣстѣ съ ея воспитательницею въ Дрезденъ, гдѣ г-жа Лукасъ, пробывъ нѣсколько лѣтъ невѣстою одного доктора, вышла за мужъ и устроила свой собственный домашній очагъ.
Въ своихъ письмахъ къ опекуну, молодая дѣвушка никогда не выражала желанія возвратиться на родину; дѣдушка тоже никогда не приглашалъ къ себѣ внучку, весьма довольный ея удаленіемъ въ Дрезденъ, потому что одинъ видъ ребенка обливалъ его сердце кровью, напоминая ему о его единственной дочери, которую онъ любилъ больше всего на свѣтѣ.
Только теперь, послѣ смерти мельника, Ремеръ потребовалъ ея возвращенія на нѣкоторое время и написалъ, что самъ пріѣдетъ за ней въ началѣ Мая, потому что президентша открыто высказала, что не желаетъ принять въ свой домъ Кети, въ сопровожденіи ея бывшей гувернантки.
Молодая наслѣдница была на все согласна, только просила при отдачѣ мельницы въ аренду, удержать угловую комнату съ альковою и сохранить ее именно въ томъ видѣ, какъ она была при жизни дѣда, что и было исполнено.
Въ мартѣ мѣсяцѣ, довольно рано утромъ, шла молодая дѣвушка изъ города по шоссе, по обѣимъ сторонамъ котораго тянулись хорошенькія дачи и потомъ повернула на широкую проѣзжую дорогу, ведущую прямо на мельницу.
На улицахъ еще стояла грязная вода отъ таявшаго снѣга и преимущественно стекалась въ глубокія колеи, прорытыя тяжелыми колесами мельничныхъ телегъ и въ широкія слѣды отъ многихъ человѣческихъ подошвъ; но хорошенькія ножки молодой дѣвушки были обуты въ прочныя, кожанныя ботинки, а черное шелковое платье такъ аккуратно подобрано, что рубецъ его даже не касался мокрыхъ коблучковъ. Она шла такъ твердо и увѣренно, что ее нельзя было сравнить ни съ эльфою, ни съ силъфидою, напротивъ того ея стройная фигура нѣсколько напоминала Швейцарку, которой альпійское молоко и чистый горный воздухъ придаютъ здоровый цвѣтъ лица и сильные мускулы. Плотно прилегающая кофточка изъ чернаго бархата, обшитая мѣхомъ обрисовывала красивыя линіи тальи и груди, а на каштановыхъ волосахъ была надѣта шапочка изъ куньяго мѣха.
Лицо было открытое, черты не совсѣмъ правильны, носъ немного коротокъ въ сравненіи съ шириною лба, ротъ слишкомъ великъ, круглый подбородокъ съ ямочкой выдавался впередъ, брови не правильно очерчены, но всѣ эти недостатки исчезали, какъ бы по повеленію прелести молодости и выкупались великолѣпнымъ цвѣтомъ лица.
Молодая женщина вошла въ отворенныя ворота мельницы. Цѣлая стая куръ, подбирая кормъ по слѣду разсыпанныхъ хлѣбныхъ зеренъ, только что собиралась выйти погулять на проѣзжую дорогу, но въ минуту разсыпалась въ разныя стороны при видѣ незнакомой гостьи, а дворовыя собаки, еще не вполнѣ очнувшись отъ дремоты, бросились къ ней съ громкимъ лаемъ. Какъ весело обливало весеннее солнце своими блестящими лучами, стѣны стараго дома! Нѣсколько дней тому назадъ свалились послѣднія льдинки съ жолоба водосточной трубы, а сегодня теплый, прозрачный воздухъ дрожалъ надъ согрѣтыми аспидными досками крыши. Изъ толстыхъ коричневыхъ почекъ каштановъ капала смола, что заставляло ихъ блестѣть какъ кусочки алмаза; комнатныя ростенія въ горшкахъ были въ первый разъ вынесены на чистый воздухъ, а на порогѣ входной лѣстницы сидѣлъ замазанный мукою мельникъ и отрѣзывалъ себѣ апетитные куски хлѣба и сыра.
– Мавръ! Сторожъ! – закричала молодая дама ласковымъ голосомъ.
Собаки забѣгали какъ бѣшеныя и съ громкимъ визгомъ рвались съ цѣпей.
– Что вамъ угодно? – спросилъ мельникъ, тяжело поднимаясь.
– Мнѣ ничего не угодно, Францъ, я только хочу повидаться съ вами и съ Сусанной, – смѣясь отвѣчала молодая дама.
Въ одну секунду ножъ, хлѣбъ и сыръ полетѣли подъ лѣстницу. Мельникъ былъ небольшаго роста даже немного ниже своей гостьи – онъ съ недоумѣніемъ смотрѣлъ въ лицо молодой дѣвушки, которую онъ въ послѣдній разъ видѣлъ ребенкомъ и называлъ, по примѣру другихъ "мельничнымъ мышенкомъ". Въ то время она дѣйствительно съ ловкостью мышки слѣдовала за нимъ шагъ за шагомъ по всѣмъ амбарамъ мельницы, – теперь же стояла передъ нимъ его хозяйка, а онъ, прежній обер-мельникъ былъ ея арендаторомъ.
– Курьезно, – сказалъ онъ покачивая головою съ видимымъ замѣшательствомъ. Глаза и ямочки на щекахъ остались тѣже, но откуда этотъ нечеловѣческій ростъ! – Мельникъ смѣрилъ глазами высокую фигуру дѣвушки. Это вы вѣрно получили въ наслѣдство отъ бабушки Зоммера; она тоже была высока ростомъ и какъ кровь съ молокомъ… – Да замолчите-ли вы, кональи, – закричалъ мельникъ на все еще лаявшихъ собакъ, – право, мнѣ кажется, что эти животныя узнали васъ, барышня.
– Лучше васъ, конечно; мой "нечеловѣческій" ростъ привелъ васъ въ тупикъ, – сказала она, подходя къ собакамъ и лаская ихъ. – Вы напрасно величаете меня, Францъ. Я еще въ Дрезденѣ не получила никакого чина, могу васъ въ томъ увѣрить.
– Однако барышни, тамъ въ виллѣ, приказываютъ такъ называть себя, – сказалъ мельникъ настойчиво.
– Это для меня не новость.
– А вѣдь вы гораздо больше значете, чѣмъ онѣ. Такія молоденькія и такъ несмѣтно богаты. Чего стоитъ одна мельница, лучшая на всемъ свѣтѣ! Это не малость! Всего восемнадцать лѣтъ и полное право распоряжаться такой мельницей!
– Погодите Францъ, я постараюсь хорошенько насолить вамъ, – сказала она смѣясь.
– Но гдѣ-же Сусанна?
– Она подъ арестомъ въ комнатѣ, у бѣдной старухи опять ужасная боль въ правомъ боку. Домашнія средства болѣе не помогаютъ, теперь у нее докторъ Брукъ.
Молодая дѣвушка взяла Франца за руку и вошла въ домъ; тяжелая дверь на блокѣ съ шумомъ захлопнулась за ней и глухой гулъ раздался въ обширныхъ сѣняхъ. Подъ ногами вошедшей сильно трясся полъ; бурчаніе и стукъ мукомольной машины проникалъ сквозь небольшую, плохо затворенную дверь каменной арки и запахъ свѣжаго, смолотаго зерна наполнялъ комнату нѣсколько тяжелою атмосферою. Цѣлый потокъ воспоминаній тѣснился въ головкѣ молодой хозяйки; она поблѣднѣла отъ внутреннаго волненія, сложила руки и остановилась на минуту. Да, она очень любила мельницу и съ удовольствіемъ всюду тамъ ползала, какъ выражалась президентша, а доброму отцу не разъ приходилось стряхивать мучную пыль съ ея волосъ и платья. Строгій-же старикъ, ея дѣдушка, который большую часть времени сидѣлъ на верху и отдавалъ свои приказанія браннымъ, ворчливымъ голосомъ, никогда не любилъ ее. При его появленіи она обыкновенно старалась убѣжать въ чистенькую кухню Сусанны, или къ Францу, а между тѣмъ она все таки сожалѣла о немъ и желала, что-бъ его тяжелые шаги опять раздались по лѣстницѣ. Ее теперь не страшило его лицо, которое отъ жажды къ деньгамъ и большімъ процентамъ, сдѣлали такимъ отталкивающимъ; можетъ быть теперъ, увидѣвъ ея сходство съ бабушкой, онъ былъ-бы добрѣе и снисходительнѣе.
Дверь въ боковую комнату была заперта, но изъ узенькаго коридора, соединявшаго заднее строеніе съ переднимъ фасадомъ, слышался жалобный голосъ плачущей Сусанны. Тамъ была спальня старой дѣвушки, темная комнатка съ круглыми стеклами, оправленными въ олово, выходившими во дворъ и открывавшими видъ прямо на сѣрую крышу дровянаго сарая и никогда не высыхавшія лужи возлѣ воротъ. Молодая дѣвушка съ неудовольствіемъ покачала головою и вступила въ коридоръ.