Теплая, душная атмосфера пахнула ей въ лицо, когда она отворила дверь и вошла въ комнату, гдѣ при слабомъ полусвѣтѣ, происходившемъ отъ блѣдно-зеленоватыхъ стеклъ, она разсмотрѣла фигуру мужчины, стоявшаго къ ней спиною. Онъ былъ очень высокаго роста и широкъ въ плечахъ; видимо собравшись уже уходить молодой человѣкъ взялъ шляпу и тросточку… Такъ вотъ докторъ Брукъ, о которомъ нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ писалъ Морицъ и объявлялъ его женихомъ Флоры, говоря между прочимъ, что Брукъ еще гимназистомъ былъ влюбленъ въ ея сестру, но тогда не смѣлъ выражать своихъ чувствъ, а теперь достигнулъ цѣли, послѣ долгой и тяжелой борьбы. Съ тѣхъ поръ она ничего болѣе не слыхала о помолвкѣ, совсѣмъ про нее забыла и во время всего пути ни разу не вспомнила, что найдетъ въ семьѣ еще одного новаго члена.
Шуршанье-ли ея шелковаго платья, или ворвавшійся потокъ весенняго, чистаго воздуха, разлившій въ комнатѣ запахъ мартовскихъ фіалокъ, но докторъ быстро обернулся.
– Докторъ Брукъ? Я Катерина Мангольдъ, – сказала она поспѣшно представляясь, потомъ подошла къ Сусаннѣ, сидѣвшей въ креслѣ и протянула ей обѣ руки. Старушка посмотрѣла на нее подслѣповатыми глазами.
– Я явилась къ вамъ какъ снѣгъ на голову, не правда-ли Сусанна? Но, мнѣ кажется, во время, – сказала она подбирая разсыпанные, сѣдые волосы больной подъ ночной чепчикъ. – Какимъ это образомъ ты находишься здѣсь, въ этой темной задней комнатѣ? Печь дымитъ и, не смотря на ужасную жару, на стѣнахъ видны слѣды сырости. Развѣ тебѣ не передали, что-бъ ты заняла угловую комнату и спала за перегородкою?
– Да, коммерціи совѣтникъ сказалъ мнѣ это, но я еще не потеряла разсудка и не могу поселиться одна въ большой комнатѣ, точно я барыня, или сама покойная мельничиха.
Молодая дѣвушка улыбнулась.
– Однако при жизни дѣдушки ты всегда имѣла право сидѣть въ гостинной, Сусанна, – сказала она. – Около окна стояло твое веретено, которое я очень любила трогать, а на комодѣ твоя рабочая шкатулка. Позволите-ли вы перемѣнить комнату докторъ? – Обратилась она къ Бруку, не дожидаясь отвѣта старушки.
– Даже крайне необходимо, но до сихъ поръ больная не хотѣла слѣдовать моему совѣту, – сказалъ докторъ, пожимая плечами; у него былъ звучный и мягкій голосъ, который всегда сильно дѣйствуетъ на страдающихъ.
– Въ такомъ случаѣ не будемъ терять времени, – живо сказала Кети, снимая мѣховую шапочку и перчатки.
– Ни за что на свѣтѣ я не соглашусь перейти въ ту комнату, – настаивала ключница. – Дорогая барышня не дѣлайте вы этого; я берегла ту комнату, какъ свой глазъ, и каждый день чистила и убирала ее съ того дня, какъ совѣтникъ Ремеръ объявилъ мнѣ, что вы пріѣдете, – еще третьяго дня тамъ повѣсили новыя драпировки на окна.
– Пожалуй, оставайся здѣсь! Я надѣялась, какъ во время дѣтства, приходить сюда каждый вечеръ пить кофе, но такъ какъ ты такъ упряма, то я совсѣмъ не буду приходить, въ этомъ ты можешь быть увѣрена. Я останусь здѣсь не болѣе четырехъ недѣль и ты можешь предоставить свою убранную комнату съ новыми зановѣсями кому тебѣ будетъ угодно.
Эти слова имѣли свое дѣйствіе; въ выраженіи лица молодой дѣвушки было столько серьезности и рѣшительности, что можно было сейчасъ замѣтить, что ей не въ первый разъ пришлось справляться съ упрямой больной.
Сусанна съ глубокимъ вздохомъ вытащила ключъ изъ подъ подушки и подала его молодой барышнѣ, быстро снявшей тѣмъ временемъ бархатную кофточку.
– Угловая комната вѣрно давно не топлена, – сказала Кети и подняла корзинку съ дровами, стоявшую возлѣ печки.
– Нѣтъ, вамъ этого поднимать невозможно, – сказалъ докторъ Брукъ и бросивъ взглядъ на ея нарядное платье, онъ положилъ на столъ шляпу и тросточку.
– Это было-бы очень стыдно для меня, видите что вполнѣ возможно, – возразила она серьезно, но съ сильно покраснѣвшими щеками. Затѣмъ она вышла и нѣсколько минутъ спустя въ печкѣ пылалъ яркій огонь, а Брукъ растворилъ всѣ окна угловой комнаты, что-бъ освѣжить воздухъ.
Кети снова вошла.
– Посмотрите, докторъ, платье мое нисколько не пострадало, – сказала она, протягивая ему бѣленькую ручку въ бѣло-снѣжной манжеткѣ.
Выразительная улыбка скользнула по его серьезному лицу, но онъ молчалъ и поспѣшилъ затворить угловое окно, изъ котораго сильный сквозной вѣтеръ пахнулъ на молодую дѣвушку и раздувалъ ея каштановыя кудри. Легкая занавѣсь, толкаемая вѣтромъ, поднялась къ верху, но Кети ловко схватила ее и старалась снова привести въ порядокъ накрахмаленныя складки.
– Добрая Сусанна, – если-бъ она только знала, какъ не къ стати повѣсила мнѣ эти занавѣски, – сказала она улыбаясь. – Теперь конечно я не сниму ихъ, что-бъ не огорчать старушку, но эти узорчатыя кисейныя занавѣси вовсе не идутъ къ низенькимъ окнамъ средневѣковой комнаты. Я намѣревалась устроить ее, какъ она была триста лѣтъ тому назадъ, – съ круглыми въ олово оправленными стеклами, съ складными дубовыми скамейками по обѣимъ сторонамъ оконныхъ нишъ, а большую входную дверь, ведущую на лѣстницу, я думала украсить металлическими обшивками. Старыя были сняты дѣдомъ, но слѣды остались, такъ что можно ясно различить, гдѣ они находились. Къ довершенію всего, вообразите себѣ Сусанну у одного изъ оконъ съ веретеномъ въ рукахъ! Все это я такъ хорошо придумала, а теперь придется отказаться въ своихъ мечтахъ.
– Почему-же, развѣ не вы здѣсь полная хозяйка?
– Да, но я никогда не позволю себѣ показать себя хозяйкою въ подобныхъ желаніяхъ, я себя хорошо знаю, – громко возразила она. Контрастъ между ея откровеннымъ признаніемъ и смѣлымъ, рѣшительнымъ видомъ былъ такъ великъ, что нужно было глубоко вглядѣться въ ея темно-каріе глаза, что-бы убѣдиться въ истинѣ ея словъ. Глаза ея были не большіе, но очень выразительны хотя и съ холоднымъ взглядомъ, что очень гармонировало съ спокойною увѣренностью всего ея существа.
Съ какою практичностью занялась она приготовленіями къ пріему больной! Диванъ долженъ былъ замѣнить постель, а удобное, кожанное кресло покойнаго мельника она отодвинула отъ окна и приблизила къ дивану, что-бъ оградить больную отъ малѣйшаго сквознаго вѣтра.
Затѣмъ она внесла въ комнату маленькій столъ и выдвинула изъ подъ дивана небольшую скамеечку – все это дѣлалось такъ ловко и непринужденно, какъ будто молодая дѣвушка никогда не оставляла мельницы. Правда и то, что это занятіе такъ поглотило всѣ ея чувства, что она совершенно забыла о существованіи молодаго доктора; только подходя къ комоду и открывъ верхній ящикъ чтобъ достать бѣлую салфетку съ красной коймой, она обратилась къ нему и сказала.
– А вѣдь старо-мѣщанскій порядокъ отличная вещь – все лежитъ здѣсь на старомъ мѣстѣ. Такъ было до моего появленія на свѣтъ и во все время моего шестилѣтняго отсутствія старые порядки нисколько не измѣнились, – опять чувствуешь себя дома. Посмотрите, за рамкой этого зеркала торчитъ кончикъ домашняго календаря, въ которомъ дѣдушка писалъ свои замѣтки, а надъ нимъ виднѣется прутъ, одинъ видъ котораго пугалъ еще мою мать.
– А потомъ, я думаю, и васъ…
– Нѣтъ, дѣдушка слишкомъ мало любилъ меня, что-бъ заниматься моимъ исправленіемъ. – Кети сказала это безъ сожалѣнія, но съ улыбкою на хорошенькихъ губкахъ, потомъ занялась стираніемъ пыли съ мебели и затворила остальныя окна.
– На этомъ каменномъ карнизѣ непремѣнно должны стоять цвѣты и оживлять мою бѣдную Сусанну. Я попрошу Морица дать мнѣ нѣсколько горшковъ гіацинтовъ и фіалокъ изъ его зимняго сада.
– Въ такомъ случаѣ вамъ придется обратиться къ самой президентшѣ Урахъ. Она одна распоряжается зимнимъ садомъ, такъ какъ онъ принадлежитъ къ ея квартирѣ.
Молодая дѣвушка посмотрѣла на него большими глазами.
– Развѣ тамъ такой строгій этикетъ? Во время папашиной жизни зимній садъ былъ общимъ семейнымъ достояніемъ, – сказала она, пожимая плечами. – Правда, что тогда важная теща моего отца была только рѣдкою гостьею на виллѣ. – Ея мелодичный голосъ принялъ при этихъ словахъ немного рѣзкій тонъ, но вскорѣ она прибавила съ веселымъ смѣхомъ; – значитъ я отлично сдѣлала, что пришла прежде на мельницу, чтобы освоиться съ здѣшнимъ образомъ жизни.
Докторь отошелъ отъ окна и приблизился къ ней.
– Не будутъ-ли тамъ претендовать на васъ, что вы не тотчасъ явились подъ кровлю родныхъ и не обратились къ ихъ покровительству? – спросилъ онъ серьезнымъ тономъ, выражающимъ участіе; стараясь дать совѣтъ, но не показаться безцеремонно навязчивымъ.
– Они, конечно, не имѣютъ этого права, – возразила она съ живостью и сильно покраснѣла. – Эти родственники для меня все равно, что чужія, и искать у нихъ покровительства было бы нелѣпо, такъ какъ ни въ комъ изъ нихъ не надѣюсь найти родственнаго чувства… даже и у сестеръ. Мы положительно не знаемъ другъ друга и никогда не переписываемся, – я писала только Морицу. Когда жилъ папа, Генріэтта воспитывалась у бабушки и мы съ нею рѣдко видѣлись, да и то не иначе какъ въ присутствіи президентши. Моя сестра, жена совѣтника Ремера, жила въ городѣ и умерла очень рано. А Флора? Она была очень хороша собою и очень умна, играла видную роль въ семьѣ и была взрослою дѣвушкою, когда я бѣгала еще ребенкомъ. Флора всегда казалась очень ученою и важною, такъ что въ ея присутствіи всѣ чувствовали какую то робость. Я никогда не смѣла заговорить съ нею или дотронуться до ея чудныхъ рукъ и даже теперь чувствую, что съ моей стороны было бы весьма невѣжливо претендовать на интимныя отношенія, обыкновенно существующія между сестрами.
Съ этими словами она замолчала и вопросительно посмотрѣла ему въ лицо, но глаза его безцѣльно блуждали по окрестностямъ. Онъ не ободрилъ ее ни однимъ словомъ.
– При нынѣшнемъ положеніи дѣлъ, – говорила она, – вилла уже не домъ моего отца и я могу пріѣхать туда только какъ гостья, какъ и всякій посторонній человѣкъ. Здѣсь, на мельницѣ я стою на своей собственной землѣ, здѣсь я чувствую свою родину, а эта старая кровля вмѣстѣ съ Францемъ и Сусанною будутъ охранять мои молодые года не хуже строгаго этикета виллы. Впрочемъ, я увѣрена, что никто не обратитъ вниманіе на мое незнаніе свѣтскихъ приличій, чего же можно ожидать отъ мельничной мышки?
Это ласкательное имя, данное ей покойнымъ отцемъ въ то время, когда она такъ проворно бѣгала по всѣмъ амбарамъ мельницы, потеряло теперь всякое значеніе и не подходило болѣе къ высокой молодой дѣвушкѣ, смотрѣвшей на жизнь съ спокойною самоувѣренностью, каждое движеніе которой было обдуманно и не смотря на свою молодость, она казалась серьозною и уже довольно опытною.
Между тѣмъ печь мало по малу распространила въ комнатѣ теплоту; Кети вьнула изъ кармана маленькую скляночку, налила нѣсколько капель о-де-Колона на горячую плиту, и тотчасъ-же воздухъ пропитался пріятнымъ нѣжнымъ запахомь.
– Сусаннѣ будетъ здѣсь гораздо легче, – сказала она, еще разъ оглядывая всю комнату, – все было въ порядкѣ, только дверь перегородки была растворена и сквозь широкую щель виднѣлись пестрые букеты, разрисованные на спинкѣ старинной кровати, стоявшей у окна. Теперь только молодая дѣвушка обратила вниманіе на эту знакомую ей живопись, составлявшую въ былыя времена восторгъ ея дѣтства. Краска съ ея лица быстро исчезла и даже губы внезапно побѣлѣли.
– Тамъ умеръ мой дѣдушка? – спросила она съ живостью.
Докторъ Брукъ покачалъ головою и указалъ на южное угловое окно.
– Вы были при немъ? – шепнула она, приближаясь къ нему.
– Да, былъ.
– Онъ умеръ такъ внезапно, а Морицъ не написалъ мнѣ никакихъ подробностей о его смерти, я даже не знаю отчего онъ умеръ.
Докторъ стоялъ къ ней бокомъ, такъ что она могла видѣть только профиль; подбородокъ и губы были покрыты густою бородою, но тѣмъ не менѣе она замѣтила, какъ онъ крѣпко сжалъ ротъ, точно ему трудно было отвѣчать. Помолчавъ минуту онъ обернулся къ ней лицомъ и посмотрѣлъ на нее строго и серьозно.
– Вамъ навѣрное скажутъ, что онъ умеръ вслѣдствіе моей неловкости при операціи, – сказалъ онъ едва внятнымъ голосомъ.
Молодая дѣвушка, как бы испугавшись, отшатнулась назадъ, глаза ея еще разъ посмотрѣли на доктора, но потомъ опустились.
– Единственно для того, что-бы успокоить васъ, скажу вамъ, что это неправда, – продолжалъ Брукъ, – но какъ могу я требовать отъ васъ, что-бъ вы повѣрили мнѣ? Мы сегодня видимся въ первый разъ и совсѣмъ не знаемъ другъ друга.
Нѣсколько словъ было-бы довольно, что-бъ кончить это тягостное положеніе, но Кети и не думала объ этомъ. Онъ былъ правъ, – какъ могла она знать, былъ-ли онъ виноватъ, или его только осуждаетъ общественное мнѣніе. Наружность его, дѣйствительно, дышала прямодушіемъ и правдивостью, Кети чувствовала, что этотъ человѣкъ не способенъ даже оправдываться въ несправедливыхъ подозрѣніяхъ, а сдѣлалъ это теперь только изъ снисхожденія къ ней.
Но не смотря на это, она все таки была не въ состояніи высказать слова.
Впрочемъ Брукъ и не ждалъ отвѣта, онъ отвернулся отъ нея съ такою гордостію и достоинствомъ, что ей стало стыдно и густой румянецъ внезапно покрылъ ея щеки.
– Теперь можно привести сюда больную? – сказала она нетвердымъ голосомъ.
Онъ утвердительно кивнулъ головою и Кети быстрыми шагами вышла изъ комнаты. Тамъ, въ задней комнатѣ она отерла слезы, выступившія на ея глазахъ и попросила ключницу подробно разсказать ей о печальномъ событіи.
– Эта исторія очень повредила доктору, – закончила Сусанна свой разсказъ. – Прежде не было доктора лучше него и онъ былъ занятъ по горло, а теперь говорятъ, онъ ничего не знаетъ. Таковы люди моя дорогая барышня. Въ смерти мельника онъ нисколько не виноватъ; все шло отлично, вѣдь я это видѣла собственными глазами. Больному слѣдовало лежать спокойно, я лучше всѣхъ знаю, что онъ сердится отъ каждой бездѣлицы. Если Францъ слишкомъ громко говорилъ на дворѣ, или телѣга быстро ѣхала по двору, такъ онъ дрожалъ отъ злости. Да, я довольно натерпѣлась и въ благодарность онъ не оставилъ мнѣ ни гроша. Если-бъ вы незаботились обо мнѣ, я бы теперь просила милостыню.
Кети невольно погразила ей пальцемъ.
– Да пожалуй я буду молчать, – ворчала старушка, между тѣмъ какъ Кети набрасывала на нее платье, – мнѣ только жаль что такой чудный господинъ какъ докторъ, невинно страдаетъ и теряетъ свой хлѣбъ, жаль тоже и его тетку, для которой онъ живетъ и трудится. Госпожа Діаконусъ воспитывала его на свои послѣднія деньги; теперь она живетъ съ нимъ; онъ всегда былъ ея гордостью – и вдругъ она должна переживать такое горе.
Кети хотѣла прекратить дальнѣйшія сообщенія и осторожно подняла больную съ кресла. Она уже отвыкла отъ своей прежней родины и слишкомъ сильно привязалась къ своимъ друзьямъ въ Дрезденѣ, такъ что немогла принимать къ сердцу дѣла того, кто былъ женихомъ ея сестры; конечно она жалѣла о немъ, какъ о человѣкѣ, лишившимся вдругъ средствъ къ существованію, но сожалѣніе о дѣдушкѣ, тоже сильно страдавшемъ, превышало и это участіе.
Опираясь на сильныя руки молодой дѣвушки, Сусанна прошла переднюю, а въ дверяхъ угловой комнаты стоялъ докторъ и протягивалъ обѣ руки, что-бъ принять больную и помочь ей дойти до дивана. Маленькая группа была въ эту минуту весьма характеристична. Кети положила здоровую руку своей паціентки вокругъ своей шеи и крѣпко держала на лѣвомъ плечѣ костлявую, загорѣлую руку своими розовыми пальчиками, между тѣмъ какъ другою рукою обхватила Сусанну за талью. Лицо ея дышало добротою и выражало олицетворенное милосердіе, когда она, наклонясь къ больной, прижалась своимъ молоденькимъ личикомъ къ сѣдымъ волосамъ и морщинистой щекѣ страждущей старушки.
Черезъ нѣсколько минутъ Сусанна уже сидѣла на удобномъ, мягкомъ креслѣ въ просторной комнатѣ. Она боязливо осмотрѣла узорчатыя занавѣси, удивленно поглядѣла на постель, устроенную на диванѣ, и напрасно старалась скрыть свою радость, что опять могла видѣть все, что дѣлалось на дворѣ и считать каждый мѣшокъ, который сваливали или нагружали.
Кети поглядѣла на свои маленькіе, золотые часы:
– Однако мнѣ пора представиться въ виллѣ, а то я, пожалуй, попаду прямо во время ихъ чопорнаго чаепитія, – сказала она улыбаясь и вынимая изъ кармана перчатки. – Черезъ часъ я возвращусь и сварю тебѣ тарелку супа, Сусанна.
– Этими хорошенькими ручками?
– Да, этими ручками, не воображаешь-ли ты, что я въ Дрезденѣ ничего не дѣлаю? Вѣдь ты знала г-жу Лукасъ, она нисколько не измѣнилась, и такая-же дѣятельная, какъ была прежде. Если бы ты могла видѣть ее! Она теперь докторша, какихъ мало на земномъ шарѣ.
Съ этими словами она вышла, что-бы въ маленькой задней комнатѣ снова надѣть кофточку и шляпу и отправиться съ визитомъ въ виллу.
IV.
На фабрикѣ пробило пять часовъ, когда Кети и докторъ Брукъ вмѣстѣ вышли на дворъ. Воздухъ былъ значительно холоднѣе и старые, потертые солнечные часы, которые утромъ, оживая отъ весенняго солнца, такъ весело и отчетливо обозначаютъ время, приняли опять печальный, непріятный видъ.
Серебристый звонъ колокольчика у выходныхъ дверей, снова вызвалъ Франца на лѣстницу и его любопытная жена поплелась за нимъ, что-бы еще разочекъ посмотрѣть на свою вернувшуюся молоденькую госпожу. Кети просила ее во все время своего отсутствія внимательно наблюдать за больной, что та и обѣщала исполнить.
Въ эту минуту что-то зашумѣло въ воздухѣ, къ ногамъ Кети упалъ хорошенькій голубь и остался лежать въ безпомощномъ состояніи.
– Боже мой! Неужели конца не будетъ этимъ глупымъ продѣлкамъ? – сказалъ Францъ, поднявъ бѣдненькую птичку. – Посмотрика, жена, это кажется не изъ нашихъ, я такъ и зналъ. Что это за безбожники! Они подстрѣливаютъ прелестныхъ голубей больной барышни! Далъ-бы я имъ себя знать на мѣстѣ коммерціи совѣтника! – Онъ погрозилъ кулакомъ по направленію къ виллѣ.
– Кто-же эта больная барышня, Францъ? И кто смѣетъ подстрѣливать ея голубей? – спросила Кети съ удивленіемъ.
– Онъ говоритъ про Генріэтту, – сказалъ докторъ Брукъ.
– А подстрѣливаютъ голубей изъ прядильной фабрики, – необдуманно брякнулъ Францъ.
– Какъ! рабочіе моего зятя?
– Да, тѣ, которые ѣдятъ его хлѣбъ, барышня! Это стыдно и грѣшно! Вотъ вамъ доказательство, господинъ докторъ, что тамъ за ужасный народъ! И съ ними вы хотите что нибудь сдѣлать добротою и ласкою, – нѣтъ, далеко вы, такимъ образомъ не уйдете! Что въ благодарность имѣютъ такіе честные люди какъ вы, за свою доброту? Общество смѣется надъ ними. Строгость нужна, далой ихъ всѣхъ! Вотъ мое мнѣніе, иначе нѣтъ исхода!
– Развѣ и здѣсь есть распри? – спросила Кети доктора, на губахъ котораго мелькала серьозная улыбка.
– Нѣтъ, дѣло не въ томъ, – отвѣчалъ онъ, качая головою, – многіе изъ работниковъ на фабрикѣ, скопивъ небольшой капиталецъ, просили Морица, при раздѣлѣ имѣнья, продать имъ по недорогой цѣнѣ небольшой кусокъ земли, прилегавшій къ фабрикѣ, съ тѣмъ, что-бы построить на немъ маленькіе домики для отдачи въ наймы бѣднымъ рабочимъ, которымъ положительно не по средствамъ нанимать квартиры въ городѣ. Совѣтникъ далъ имъ обѣщаніе, и это ему не трудно было исполнить, потому что желаемая полоса земли принадлежала къ его парку…