* * *
На следующий день, в два часа, поезд останавливается у перрона венского вокзала.
Улыбающийся, полный веры в будущее, Барту выходит на перрон, чтобы пожать руку маленькому канцлеру Дольфусу – "Мини-Меттерниху", как называет его Муссолини.
Дольфус и Барту долго разговаривают наедине в дальнем конце перрона.
– Нацистская пропаганда в Австрии добилась огромного успеха, – откровенно сообщает Дольфус Барту. – Эта пропаганда использует наихудшие методы, и на Вену обрушился настоящий террор, сопровождающийся, как обычно, доносами и расправами!
Но вот уже раздается гудок паровоза. Дольфус провожает Барту до его вагона и шепотом сообщает ему дополнительно:
– Я только что решил ускорить свой визит в Рим, который был намечен на пятнадцатое августа, с тем чтобы возможно скорее переговорить с Муссолини и изучить вместе с ним вопрос о средствах, могущих преградить путь этой нацистской кампании. В Венеции, как вам известно, Муссолини не смог добиться от Гитлера заверения в том, что он не заинтересован в делах Австрии, и я весьма обеспокоен этим.
Затем с выражением бесконечной грусти маленький канцлер, который еще верит, что Италия может защитить его от Германии, продолжает:
– На большом официальном обеде, который был дан вечером в день встречи в Венеции, Гитлер сидел рядом со статс-секретарем по иностранным делам Сувичем, уроженцем Триеста. И несмотря на то, что во время обеда Гитлер, не переставая, делал резкие выпады против меня, поверите ли вы, что Сувич, вместо того чтобы защищать меня, совершенно откровенно сказал ему: "В сущности, мы похожи друг на друга: мы оба являемся плохими австрийцами". Я обеспокоен, очень обеспокоен.
Поезд трогается. Барту, не стесняясь, размахивает своим большим носовым платком. Такой вольный способ официального прощания заставляет маленького канцлера улыбаться.
Однако, возвратившись в свой салон-вагон, Барту становится задумчив. Он явно взволнован.
Начальник его кабинета Роша отнюдь не утешает его. Он рассказывает Барту все то, что начальник кабинета Дольфуса только что поведал ему самому:
– Говорят, что Дольфус ежедневно получает на своей квартире и в кабинете на Балль-плац около дюжины писем, в которых ему угрожают смертью. А в течение двух последних недель ему присылают ежедневно более тридцати таких писем. Г-жу Дольфус преследуют самые тяжелые предчувствия, что отразилось на ее здоровье. Она умоляет мужа оставить свой пост, но до сих пор все ее просьбы были тщетны!
Воцаряется молчание. Барту снимает пиджак – он любит работать без пиджака – и через некоторое время заявляет:
– Итак, если мы успеем вовремя осуществить наше Восточное Локарно, мы спасем маленького канцлера, а вместе с ним и Австрию. Я считаю, что имею право надеяться на это!
Глава 19. Вступление СССР в Лигу Наций
Итальянская армия двинется на Мюнхен. – Неистовство Мотта. – Остроумные карикатуры. – II Интернационал принимает III Интернационал. – Громовые тосты и франко-русский союз. – Месть полковника Бека. – "Восточный пакт – этого никогда не будет!" – "Я вижу Францию побежденной".
Проходит несколько дней.
Барту все еще не может выяснить, приобщится ли Англия к Восточному пакту и действительно ли она согласна на вступление СССР в Лигу Наций в декабре этого года.
На Кэ д’Орсэ идут последние переговоры относительно многочисленных проблем, возникающих в связи с представительством русского правительства в женевской организации.
Тридцатое июня. Весь мир чрезвычайно взволнован. Происходит первая бойня, устроенная гитлеровцами в Германии.
В Берлине и других крупных городах Германии Гитлер, ссылаясь на воображаемый заговор, организует убийство генерала Шлейхера и приблизительно 1000–1200 излишне честолюбивых нацистов, а также некоторых известных немецких деятелей, слишком либерально настроенных…
По его приказу в Висзее были задушены ночью в своих кроватях Рем и его самые старые соратники по политической борьбе.
Спустя несколько дней, 3 июля, в 8 часов вечера, Барту и Леже, пришедшие в этот вечер поработать в дом на авеню Марсо, включив радиоприемник, слушают, оцепенев от ужаса, как Адольф Гитлер сиплым голосом объясняет немцам чистку 30 июня:
"…Рем проводил свою личную политику, он хотел организовать мое убийство, и заговор был подготовлен. 1 июля, в 16 часов 20 минут отряды штурмовиков должны были овладеть Берлином и т. д. Я покарал бунтовщиков. Как представитель германского народа, я имею право единолично вершить суд, приговор которого не подлежит обжалованию. Я приказал уничтожить заговорщиков, как это всегда делалось, во все времена. Я отдал приказ расстреливать".
Барту глубоко возмущен.
– Эта кровавая расправа представляет собой разоблачающий факт, – замечает Алексис Леже, – ибо она доказывает нам, что точкой опоры национал-социалистской диктатуры является террор. Отныне в Германии все будут жить в страхе перед этим гестапо, которое не потерпит никакой критики и никакой оппозиции режиму.
Барту перебивает Леже:
– Что касается нас, то нам надо работать, ибо фактором первостепенного значения является вступление России в Лигу Наций, поскольку это есть условие sine qua non осуществления Восточного Локарно. Но, прежде всего, что же думают о нем англичане?
* * *
7 июля в Лондоне, на перроне вокзала Виктория посол Франции Корбэн ожидает прибытия Барту.
У посла озабоченное лицо.
Едва Барту успевает ступить на перрон вокзала, как Корбэн говорит ему:
– Ваше превосходительство, англичане будут считать вас лицом, внушающим некоторое подозрение. Предложение заключить пакт с Россией будет очень плохо принято, но ваш талант, ваш престиж…
Действительно, происходящее на другой день заседание на Даунинг-стрит очень походит на суд инквизиции. Джон Саймон и Макдональд засыпают Барту градом вопросов.
Однако по мере того, как он развивает свою мысль, позиция англичан меняется.
– Но ведь это замечательно! Это невероятно! – восклицает Ванситтарт. – Этот договор явится триумфом политики коллективной безопасности! Это представляет собой даже дипломатическую победу над русскими!
Когда Барту устает, его заменяет Леже. Он в который раз объясняет, что Франция предлагает России свои гарантии против Германии и что равным образом она предлагает такие же гарантии Германии против России. Третьему рейху, следовательно, не остается ничего другого, как присоединиться к пакту.
* * *
После обсуждения Макдональд и Джон Саймон приходят в восхищение. Вместе с французами они составляют текст инструкций, которые должны быть направлены английским послам в Берлине и Варшаве. В тексте указывается:
"Англия с максимальным одобрением относится к новому пакту, известному под названием "Восточное Локарно", и ее дипломаты должны приложить все усилия к тому, чтобы он был хорошо понят в странах, в которых они аккредитованы".
Барту уезжает веселый и радостный.
* * *
Вечером 25 июля я нахожусь в кабинете Барту, когда генеральный секретарь министерства иностранных дел Леже и начальник кабинета министра Роша приносят телеграммы из Вены. Австрийский канцлер только что убит нацистами.
Потрясенный Барту говорит:
– За драматические события, переживаемые Австрией, несут ответственность все страны. Маленький канцлер был символом сопротивления аншлюсу и Германии. В достаточной ли мере мы его поддерживали? Я этого не думаю.
Поток телеграмм увеличивается. Один за другим в кабинет Барту приходят его сотрудники. Барту настолько взволнован, что не может читать вслух. Вместо него это делает Роша.
"В противоположность ранее сообщавшейся версии убийцы Дольфуса, очутившись перед ним, не сразу лишили его жизни, – читает Роша. – Когда четыре человека, ворвавшиеся в кабинет Дольфуса, заперли дверь на ключ, они предложили ему подписать декларацию, в которой он обязывался подать в отставку в целях достижения умиротворения и восстановления согласия и передать свои полномочия фон Ринтелену, доверенному лицу Гитлера. Они хотели также заставить Дольфуса (с тем, чтобы поставить страну в известность об этом новом положении вещей) выступить с прокламацией по радио и выйти на балкон, чтобы отдать войсковым частям, сосредоточенным перед зданием, приказ разойтись. Четверо убийц предупредили канцлера, что они дают ему пять минут на размышление. Когда триста секунд истекли и Дольфус по-прежнему ответил категорическим "нет", три пули сразили его! Убийцы ушли из кабинета, оставив умирающего Дольфуса на диване".
В то время как читали сообщение об этом трагическом событии, в комнату вошел Поль-Бонкур. Как и все, он сражен происшедшим. Нарушая молчание, он замечает, что "Дольфус в некоторой степени стал также жертвой своей собственной игры. Лавируя между организующими интриги различными группами легитимистов, он таким образом порвал свои связи с австрийским народом. Да, когда ликвидируют социалистическую партию в какой-либо стране, последняя легко может стать добычей фашизма!" – делает вывод Бонкур.
Через некоторое время Барту прерывает тягостное молчание:
– Во всяком случае, – говорит он, – если еще осталось что-либо от того, что называют европейской цивилизацией, то убийство как средство международной политики не может быть терпимо.
(Бедный Барту! Он, конечно, не думал, что именно он станет очередной жертвой!)
На Кэ д’Орсэ этот скорбный вечер тянется бесконечно долго. В полночь Барту получает весьма срочную телеграмму: "Муссолини сосредоточивает ряд дивизий на перевале Бреннер".
Посольство Франции в Вене, которое Барту вызывает по телефону, сообщает дополнительные сведения: "Немецкие службы контрразведки только что перехватили итальянское дипломатическое сообщение следующего содержания: "Если деятельность нацистов станет развиваться таким образом, что будет угрожать Австрии, итальянская армия вынуждена будет вступить в ее границы и двинуться на Мюнхен!""
– Господа, – воспрянув духом, говорит Барту, – на сей раз Австрия спасена, ибо Германия не готова вести войну, будь то даже война с Италией! Но нам не следует закрывать глаза на то, что убийство канцлера – это преднамеренное политическое преступление – совершено с целью нанести Австрии удар, лишающий ее способности сопротивляться гитлеровскому натиску. Мы не должны забывать об этом, господа!
* * *
Женева, 18 сентября 1934 года. Никогда еще с эпохи Аристида Бриана большой зал Ассамблеи не был так переполнен, как на сегодняшнем заседании, во время которого происходит вступление СССР в Лигу Наций.
Этого удалось достигнуть не без труда!
Начиная с 7 сентября, Барту борется в Женеве с невообразимыми трудностями, напоминающими одновременно и сюжет какой-нибудь мелодрамы, и интриги Пале-Рояля.
Неистовство швейцарцев не поддается описанию, с тех пор как 15 сентября, в день открытия 15-й сессии Ассамблеи Лиги Наций, собравшийся на заседание Совет Лиги единогласно, за исключением трех воздержавшихся, принял СССР в Лигу Наций.
Это решение вызывает крайнее раздражение руководителя швейцарской делегации в Лиге Наций Мотта, который восклицает:
– Я потребую изучить возможность проведения референдума по вопросу о выходе Швейцарии из Лиги Наций! И это будет только прелюдией к отказу Швейцарии предоставлять свою территорию для учреждений Лиги Наций.
Вечером 15 сентября Мотта информирует прессу, что в случае, если Швейцария будет вынуждена выйти из Лиги Наций, швейцарское правительство готово возместить из своих собственных средств тридцать миллионов швейцарских франков, затраченных различными странами на строительство знаменитого Дворца наций.
– И тогда Лига Наций и ее делегаты найдут себе приют в каком-либо из больших пустующих дворцов Вены, – заявляет Мотта в заключение.
* * *
Наконец 17 сентября, накануне заседания, на котором русские будут официально приняты в Лигу Наций, Барту должен еще произнести речь с целью обратить в новую веру последних упрямцев.
– Господа, – заявляет он слегка ироническим тоном, – никогда не забывайте высказывания Мирабо, справедливость которого завоевала ему бессмертие: "Якобинцы-министры не всегда бывают министрами якобинцев".
Во всех газетах и журналах появляются многочисленные карикатуры.
На одной из них изображен Зеленый салон в "Отель де Берг", в котором Литвинов в образе старой тучной вдовы сидит на диване. Стоящий перед ним на коленях Барту представляет ему маленькую девочку, символизирующую собой Малую Антанту, в то время как Макдональд через открытую дверь внимательно наблюдает за сидящими на том же самом диване Гитлером и Муссолини, которые усиленно флиртуют друг с другом.
Другая карикатура производит фурор! Она изображает Лигу Наций в виде вертящейся карусели, но вместо деревянных лошадок изображены утки. На переднем плане – Джон Саймон, перевернувшийся на своей утке, за ним верхом на утке следует Муссолини, затем Гитлер и, наконец, Барту, с головы которого слетела шляпа и который кричит Литвинову, стоящему рядом с каруселью: "Иди повеселись с нами!" – "А ты заплатишь за меня?" – спрашивает Литвинов.
* * *
"Литвинов, – пишет в то утро газета "Трибюн де Женев", – первоначально звался Финкельштейном".
И вот однажды во время приема называют имя Финкельштейна. Литвинов не трогается с места. Все, за исключением самого Литвинова, с удивлением оборачиваются.
– Если бы на протяжении четверти века вам довелось быть революционером, которого преследовали все полиции Европы, который денно и нощно находился под угрозой ареста и преследования, вы бы приобрели привычку забывать свое настоящее имя! – говорит Литвинов подошедшему к нему журналисту, который выразил ему свое изумление. – Однажды я был выслан из Англии, но я возвратился туда под другой фамилией. Если бы я попал в ловушку подобного рода, какие полиция мне не раз устраивала, я давно бы умер в тайниках какой-нибудь капиталистической тюрьмы!
* * *
Восемнадцатого сентября 1934 года в зале Ассамблеи, освещаемом ослепительными лучами прожекторов, присутствует самая избранная публика. Но среди нее нет ни одного представителя швейцарского высшего общества.
Около здания стоит многочисленная толпа любопытных. Она приветствует Мотта, когда он входит и выходит.
Освещаемый юпитерами кинооператоров, Литвинов произносит с трибуны большую речь по случаю вступления СССР в Лигу Наций. Объясняя особое устройство Советской республики, он говорит:
"Советский Союз сам по себе есть Лига Наций в лучшем смысле этого слова. Он объединяет 185 народностей… никогда и нигде народности не сосуществовали так мирно в рамках единого государства, не развивались так свободно в культурном отношении, не пользовались такой свободой национальной культуры вообще и языка в частности".
Лицо полковника Бека, который не перестает злиться, становится комичным.
– В конечном счете, – весьма громко замечает он, – это всего лишь II Интернационал, который принимает III Интернационал!
Он делает тем самым намек, что председателем Ассамблеи является швед Сандлер, влиятельный член II Интернационала, которому таким образом приходится принимать в сообщество наций III Интернационал в лице Литвинова.
Во время речи первого русского делегата польская, японская и швейцарская делегации шумно демонстрируют свое отрицательное отношение. Они не выражают никакой готовности сложить оружие.
Литвинов невозмутимо продолжает свою речь. Воцаряется полная тишина, когда он заключает:
"Правительства с чистой совестью и действительно свободные от всяких агрессивных помыслов не могут отказать в замене деклараций более эффективными гарантиями, распространяющимися на них же самих и долженствующими дать и им полное чувство безопасности".
Французская делегация удовлетворена: вступление СССР в Лигу Наций является ее триумфом.