- Нет, можешь. И скажешь. - Он угрожающе надвинулся на нее, лицо его было черным от гнева. - Зазвонил телефон? Кто-нибудь пришел? Как получилось, что ты про него забыла?
- Я фотографировала! - выкрикнула Сьюзен таким пронзительным голосом, что, казалось, провели ножом по стеклу.
- Что? - Бен был совершенно потрясен.
- Я убила Джимми, потому что занималась фотографией.
Прибыл врач, приехали родители Бена. Сьюзен лежала, свернувшись калачиком, в темной спальне и не позволяла включить свет. Ей хотелось одного - чтобы ее оставили в покое.
Однако сквозь закрытую дверь до нее доносились голоса, шепот и восклицания. Она слышала настойчивый голос Бена и другой, возмущенный, полный отвращения, - голос его матери.
Чуть позже к ней в комнату вошел врач. Невзирая на протесты Сьюзен, он зажег свет и принялся ее осматривать. Осмотр был недолгим, но очень тщательным. Он посветил миниатюрным фонариком в глаза Сьюзен, прослушал ее сердце, измерил давление. В конце концов он спросил ее, принимала ли она в последнее время какие-нибудь лекарства, кроме витаминов и противозачаточных средств.
- Нет, - тупо отозвалась Сьюзен.
- Насколько я понял, вы лечились в швейцарской клинике. Там ведь вам давали какие-то лекарства?
- Только когда привезли, в самом начале. Успокоительное… У меня был нервный срыв на похоронах. - Сьюзен безучастно пожала плечами.
Врач ничего не сказал, лишь приподнял ее голову за подбородок. Сьюзен встретилась с ним глазами. Она была уверена, что увидит в них отвращение, но врач смотрел на нее сочувственно. Внезапно к горлу Сьюзен подступили слезы, и она взмолилась, чтобы врач ушел.
- Сейчас самое время поспать. Это вам поможет, - сказал врач.
- Я не хочу спать.
Врач присел на край кровати.
- Все люди совершают ошибки.
- Вы это называете ошибкой? Тосты спалить, дать кофе убежать - это ошибка. А я такое натворила!..
- Даже самый хороший человек может совершить трагическую ошибку.
- Но не такую страшную! - Слезы, застилавшие глаза, закапали с ресниц Сьюзен. Каждое биение сердца напоминало ей, что она отняла у своего маленького сынишки жизнь. - Я так его любила, - рыдая, бормотала Сьюзен, - любила больше всего на свете…
В своем горе она не заметила, как приоткрылась дверь и на пороге безмолвно застыл Бен. Не слышала Сьюзен и того, как он бесшумно вышел, притворив за собой дверь.
- И все-таки, - мягко сказал врач, заставляя Сьюзен снова откинуться на подушки, - теперь вам просто необходимо отдохнуть. А о будущем поговорим завтра.
Когда Сьюзен проснулась, шторы были отдернуты, впуская в комнату солнечный свет и благодатное тепло. Голова у нее была тяжелая, тело слушалось плохо, но ей все же как-то удалось выкарабкаться из постели и добраться до ванной.
В зеркале она увидела свое отражение. Белое как мел лицо, запавшие глаза, обведенные темными кругами, бесцветные, сжатые губы. Краше в гроб кладут, подумала Сьюзен. Внезапно перед ее мысленным взором встало видение: Джимми, плавающий в воде личиком вниз с распростертыми ручонками. Ноги у Сьюзен подогнулись, она рухнула на колени и дико закричала.
Почти тут же появилась женщина в черном. Госпожа Асади, машинально отметила Сьюзен. Мать Бена решительно взяла ее под руку и отвела назад в постель. Что-то бормоча под нос по-персидски, она протянула невестке чашку чаю.
- Пейте.
Сьюзен дрожащими руками взяла обжигающе горячую чашку.
- Бен? - прошептала она. - Где Бен?
- Уехал, - холодно отозвалась госпожа Асади.
- Куда?
Пожилая женщина накрыла Сьюзен пуховым одеялом.
- По делам.
Все ясно. Дела. Вечно одни дела.
- Но куда именно?
- В Иорданию. Что-то связанное с коммерцией.
Коммерция. Вечно эта коммерция. Контракты, доходы, прибыль. Глаза Сьюзен наполнились слезами. Оказывается, для других еще существуют какие-то краски в жизни, в то время как для нее все давно уже стало серым. Она поняла, что ей просто необходимо увидеться с Беном, ведь он единственный человек, которому она может довериться. И которого любит по-настоящему.
- Когда он вернется?
- Не знаю.
- Можно мне получить телефон его офиса?
- В офисе его все равно нет, - отрезала женщина в черном. - Я ведь вам уже сказала. А теперь отдыхайте, иначе я расскажу Бену, как несносно вы себя вели. - С этими словами госпожа Асади покинула спальню.
"Несносная". То же самое говорил ее дядя. "Эта несносная девчонка". Но так ли уж несносна она на самом деле? Что плохого в том, что ей, как любому нормальному человеку, хочется любви?
Сьюзен закрыла глаза, но сон не приходил. Воспоминания навалились на нее с новой силой, время словно повернуло вспять. Как она могла отвернуться от Джимми хоть на минуту? Как могла забыть о нем?
Она ведь была хорошей матерью, по крайней мере, изо всех сил старалась ею быть. Она никогда не оставляла сынишку в мокрых пеленках. Никуда не отлучалась, когда он спал. Не оставляла его слишком долго на солнце.
До того дня. До того страшного дня.
В течение всех этих лет она постоянно ощущала тяжесть его тельца, когда вытащила сыночка из ванночки. Она тогда выбежала с ним на улицу, отчаянно крича: "Господи, кто-нибудь, помогите! Помогите моему ребенку! Помогите ему"!
Вернувшись с похорон, она вдребезги разбила фотокамеру, уничтожила все принадлежности для проявления пленок и печати. Она била по камере молотком, кроша ее в мелкую пыль, раздирала на мелкие кусочки фотографии.
Уничтожая свою работу, она кричала, рыдала, билась, как в агонии. Ее крики привлекли внимание соседей, которые, забеспокоившись, вызвали полицию и "скорую помощь". Тогда-то Сьюзен и вкололи успокоительное, а потом отвезли в больницу. Все утверждали, что она бредила, но это был вовсе не бред. Она оплакивала сынишку, обещая ему, что никогда его не забудет и никогда больше не станет фотографировать.
Свою клятву она сдержала…
Госпожа Асади жила теперь в их доме. Она всем заправляла, а заодно присматривала за Сьюзен: следила, чтобы та ела и не забывала принимать витамины. Мать Бена была просто вездесущей и совершенно открыто давала понять Сьюзен, что хозяйка здесь она, а Сьюзен - лишь непрошеная гостья.
У той не было сил спорить. Она еще не пришла в себя, и главным ее занятием было до конца составить головоломку, которую представляло собой ее прошлое, как бы больно это ни было. Слишком много было у нее провалов в памяти, единая картина никак не складывалась, и все казалось каким-то бессмысленным.
Теперь, разбередив свои раны, Сьюзен не знала ни отдыха, ни покоя. Жизнь ее превратилась в сущий ад. Ей необходимо было чем-то заняться, найти себе какое-нибудь дело.
На третий день после своего страшного признания Сьюзен спустилась вниз к завтраку. Миссис Томпсон встретила ее улыбкой, но госпожа Асади решительно встала на пороге столовой, не давая Сьюзен войти.
- Врач сказал, что вы должны лежать в постели.
Сьюзен ощутила, как внутри у нее все напряглось. Ссориться со свекровью ей не хотелось, но и сидеть сложа руки, горюя о своей загубленной жизни, она тоже не собиралась. Что было, то прошло, и, как бы ни было это ужасно, Джимми уже не вернешь.
- Госпожа Асади, я глубоко ценю все, что вы делаете для меня, но, думаю, пришло время мне начать вести себя, как нормальный человек. Я могу сколько угодно прятаться в своей спальне, но это не вернет мне сына и не поможет забыть.
- Есть вещи, о которых не забывают.
Сьюзен встретила обвиняющий взгляд свекрови и внутренне содрогнулась, но решила не отступать.
- Это была ошибка, чудовищная ошибка, но мне все же надо как-то жить дальше. Я люблю Бена…
- Зато он вас не любит. Да и как он может вас любить?
Именно этого Сьюзен и боялась! На мгновение она заколебалась, но все же нашла в себе силы собраться с духом. Отступать ей некуда. Надо смотреть вперед, в свое будущее.
- Это не ваше дело, - произнесла она и сама удивилась, насколько невозмутимо прозвучали эти слова, ведь внутри она вся кипела. - Это касается только вашего сына и меня.
Экономка бесшумно нырнула в кухню, а мать Бена угрожающе надвинулась на Сьюзен и обвиняющим жестом почти ткнула пальцем в ее грудь.
- Мой сын заслуживает лучшего. Он заслуживает настоящей женщины.
- Я и есть настоящая женщина. Просто я случайно совершила ужасную ошибку.
- Ну да, всего лишь убили собственного ребенка. Это не ошибка, а преступление.
- Никому не дано изменить то, что было. Но я могу обещать Бену свою любовь и верность…
- Вы что, действительно верите, что мой сын будет с вами счастлив? Думаете, он когда-нибудь сможет вам доверять?
А ведь она права, с содроганием подумала Сьюзен. Она была слишком поглощена собственными переживаниями и как-то совсем упустила из виду, что у Бена могут быть свои нужды. Он действительно заслуживает счастья, этот прекрасный человек с добрым сердцем. Он умеет любить и заслуживает жены, которой смог бы доверять безраздельно.
От этих мыслей Сьюзен стало совсем тошно. Повернувшись, она бросилась вверх по ступенькам в свою спальню. Она успела открыть гардероб и снять с вешалки длинную серую юбку и свободного покроя кашемировый свитер чуть более светлого оттенка, когда в спальню вошла и госпожа Асади.
- Если у вас есть хоть капля ума и сохранилась хоть капля совести, уезжайте, пока Бен не вернулся. Тогда мой сын сможет аннулировать брак с вами и жениться на хорошей девушке.
- Уходите, - задыхаясь, прошептала Сьюзен, стоя лицом к открытому шкафу. Голос едва слушался ее. - Я не хочу, чтобы вы здесь находились. Уходите!
- Да, мама, уйди, пожалуйста. - На пороге спальни стоял Бен с переброшенным через руку темным пальто и "дипломатом" в другой руке. Вид у него был измученный. - Я слышал все, что ты говорила, мама, с самого начала. Ты не имеешь права так разговаривать с моей женой…
- С твоей женой? Да какая из нее жена!
- Она моя жена, и я ее люблю, - оборвал ее Бен. Это был тот редкий случай, когда он повысил голос. - Если ты будешь с ней ссориться, значит, будешь ссориться и со мной, потому что Сьюзен - часть моей души.
Госпожа Асади была просто сражена. Она смотрела на своего единственного ребенка широко раскрытыми глазами. Потом яростно потрясла головой, словно не веря в то, что увидела и услышала, и вышла из спальни, хлопнув дверью.
А Сьюзен будто приросла к месту. Она стояла, не шевелясь, крепко прижимая к себе одежду, и не могла вымолвить ни слова.
- Почему ты мне не позвонила? - натянуто спросил Бен. - Я же оставил матери все телефоны.
Говорить о том, что его мать и не подумала дать их Сьюзен, не имело смысла.
- Где ты был?
- В Париже.
Сьюзен сделала неуверенный шаг в сторону стоявшего в углу спальни кресла и почти упала в него.
- В Париже?
- Да. Я говорил там со многими людьми. С теми, у кого ты работала, с полицией. А потом отправился в Лондон и побеседовал с Фрэнком. Он теперь живет в маленькой грязной квартирке с видом на Темзу.
Что ж, стало быть, Фрэнк жив и здоров, живет в маленькой квартирке у реки. Сьюзен не хотелось о нем думать, вспоминать о совместно пережитой трагедии.
- Не хочу о нем говорить.
- Придется.
- Пожалуйста, Бен, не надо начинать сначала. Я ведь тебе уже все рассказала…
- Нет, не все. Ты кое о чем забыла, Сьюзен, и кое-что перепутала.
- Что ты хочешь этим сказать?
Бен пересек комнату и, потеснив Сьюзен, сел в кресло рядом с ней.
- Пора нам поговорить о том, что произошло в тот день на самом деле. Посмотри на меня, Сьюзен. Посмотри мне в глаза. - Он выждал, пока Сьюзен собралась с духом и взглянула ему в лицо. - Ребенок действительно утонул, - спокойно произнес он, - но не по твоей вине. Тебя там вообще не было. В своем горе, терзаясь чувством вины, ты все перепутала. У тебя в голове все смешалось. Теперь тебе необходимо вспомнить, что произошло в действительности, а не ту историю, которую ты мне поведала.
Сьюзен не могла говорить. Паника боролась в ее душе с внезапно вспыхнувшей надеждой, но она не смела вспомнить правду. Джимми умер, он был мертв, ее мальчик, и виновата в этом была она.
- Джимми остался дома под присмотром Фрэнка. Когда он утонул, тебя не было дома. Ты ушла фотографировать…
Сьюзен сделала было попытку подняться, но Бен, обхватив ее талию, заставил опуститься к себе на колени и крепко прижал к своей груди.
- Ты любила своего малыша, родная моя, и не виновата в его смерти.
- Я должна была быть дома, тогда он бы не утонул. Я бы не шевельнулась, не моргнула, не отошла от него ни на секунду, ни за что на свете!
- Знаю. Я знаю, какой ты была замечательной матерью. Об этом мне рассказали твои друзья и твои соседи. Даже в полиции мне сказали то же самое. Поэтому-то для тебя его смерть не только стала трагедией, но и вызвала нервно-психический срыв. - Бен погладил ее по голове. - А Фрэнк сильно пил. Напился и в тот день. Он мне сам сказал, что потерял тогда счет времени.
- Да, он пил слишком много, - прошептала Сьюзен, вновь сжимаясь от новой волны нахлынувшей боли. - Он не был счастлив, ему было плохо с нами.
Она с горечью вспомнила, как вел себя ее муж, особенно в последние месяцы. Совершенно не созданный для того, чтобы быть мужем и отцом, он тяготился ребенком и семейной жизнью и явно жалел о том, что связал себя узами брака. К этому примешивалась и изрядная доля злости. Он-то рассчитывал, что будет купаться в роскоши, но, хотя отец Сьюзен и оказывал им материальную поддержку, она казалась Фрэнку слишком скромной.
- А ты была с ним счастлива?
У Сьюзен сжалось сердце.
- У меня был мой ребенок, - в горле у нее застрял комок, и она сделала отчаянную попытку его сглотнуть. Удалось это не сразу. - Теперь ты понимаешь, почему я не могу иметь детей. И твоя мать права. Наш брак обречен на неудачу. Верни дяде его деньги и подыщи себе настоящую жену.
- Ты и есть моя настоящая жена. Самая что ни на есть настоящая.
- Но мое приданое…
- Не было никакого приданого. Твой дядя разорился и вместе со своим состоянием потерял и наследство твоих родителей.
- Разорился?!
- Я оплатил его долги, отделался от кредиторов и купил ему небольшую виллу в Швейцарии.
- Боже мой! Бедная тетя! Что же с ней теперь будет?
- Не переживай. Дом этот они собираются сдавать, а сами переедут к старшему сыну в Канаду. Твоя тетя давно мечтает жить поближе к детям и внукам.
Сьюзен смотрела на него во все глаза. Казалось, до нее только сейчас дошел смысл его слов.
- Стало быть, никакого состояния у меня нет? Вообще ничего?
- Только я, - улыбнулся Бен. - Прости меня, Сусан-джан. Я все время ломал голову, как сообщить тебе об этом, но так ничего и не придумал.
Сьюзен внезапно ощутила прилив радости. Деньги эти никогда ей не были по-настоящему нужны, она даже не знала, как ими распорядиться.
- Полагаю, деньги дядя тебе все равно не вернет, даже если мы разойдемся, - с сомнением сказала она.
- Да зачем они мне? К тому же мы вовсе не собираемся расходиться. Я, во всяком случае, никому тебя не отдам. Я ждал тебя десять лет. Ведь я впервые увидел тебя на совещании промышленников в Париже. Мы все собрались в кабинете у твоего отца, а ты ворвалась прямо на это сборище.
- Так ты там был? - удивилась Сьюзен.
- Да. И меня просто потрясла твоя юная женственность. Ты была такой легкой, воздушной, такой беззаботной. И я поклялся себе, что в один прекрасный день ты станешь моей. Узнав, что ты живешь у Джамала, я понял, что это и есть мой реальный шанс получить тебя. Да, я заключил с ним сделку, но не ради денег, а ради нас с тобой. Я твердо знал, что смогу сделать тебя счастливой. Хотя у меня было большое желание придушить Джамала, когда я увидел, во что ты превратилась за годы жизни в его доме. Я ведь не знал о твоей трагедии. Увидев тебя в день нашей свадьбы, я просто испугался. Ты стала совсем прозрачной, казалось, еще чуть-чуть - и ты растаешь в воздухе. И я вновь поклялся - на этот раз, что сделаю все возможное и невозможное, чтобы вернуть тебя к жизни. Так оно и будет, обещаю тебе.
- Вот только сможешь ли ты мне доверять после того, что случилось с Джимми? И к тому же твоя мать меня ненавидит.
- А мне ее одобрение не требуется. Я люблю тебя и хочу быть с тобой, а все остальное для меня неважно.
- Но у меня же почти нет денег, так, какая-то мелочь сохранилась на личном счете, не известном дяде Джамалу.
- Это верно. Ты бедна, как церковная мышь.
- Ну и Бог с ними, с деньгами! - Глаза Сьюзен наполнились слезами, однако это были слезы радости. - Но ты меня действительно любишь?
Бен заглянул ей в глаза. В его взгляде, казалось, светилась вся его душа, и Сьюзен даже зажмурилась от счастья.
- Я люблю тебя всем сердцем и душой.
- Повтори.
- Всем сердцем и душой, всем телом, всем моим существом. Я создан для тебя, для того чтобы любить тебя - тебя одну. - И он поцеловал ее, заглушая протесты, заглушая голос разума, оставив лишь чувства и ощущения…
Наутро Сьюзен проснулась в объятиях Бена. Было еще очень рано, около шести. Первой мыслью ее была мысль о Джимми. Она любила сынишку и всегда будет любить его. Сьюзен глубоко вздохнула и стала молиться, ощущая, как на ее измученную душу нисходит чувство покоя.
- Сьюзен? - Бен пошевелился и, обхватив ее рукой, крепче прижал к себе. - В чем дело?
- Я молилась за Джимми. - Голос Сьюзен прервался. - Но теперь все хорошо. Я знаю, он в руках Господа, и ради него я должна начать новую жизнь.
- Да, пока ты жива, Джимми тоже будет жить - в твоем сердце и в твоей памяти.
- Тогда я должна прожить долгую жизнь.
Сьюзен попыталась сглотнуть застрявший в горле комок, но не смогла и спрятала лицо на груди Бена. Прильнув губами к его коже, она отпустила себя на свободу. Она плакала о тех, кого любила и потеряла. О Джимми, о папе и маме. Она даже горевала, что не смогла наладить отношения с дядей. Бен продолжал крепко прижимать ее к себе. Наконец, когда слезы иссякли, Сьюзен подняла к нему измученное лицо.
- Извини, - прошептала она и потянулась к прикроватной тумбочке за носовым платком. - Теперь все прошло.
Бен нежно поцеловал ее в лоб, в кончик носа, в губы, залитые слезами.
- Тебе это было просто необходимо. Выплакаться, дать выход своему горю. - Он снова поцеловал ее, и губы Сьюзен дрогнули. - Ты можешь говорить со мной о Джимми сколько захочешь. И не смущайся, если захочешь поговорить о нем с кем-нибудь еще. И вообще, делай то, что тебе нужно, то, чего ты хочешь.
Сьюзен снова прильнула губами к груди Бена, словно впитывая в себя биение его сердца.
- Ты даешь мне надежду.
- Тогда поверь мне, Сьюзен, поверь, что мы проживем чудесную жизнь - новую жизнь, которая будет лучше той, что мы прожили.
- А это возможно?
- Я знаю, что да.
- Откуда у тебя такая уверенность?
- Я просто знаю, как знал в тот день в Париже, что обязательно найду тебя и ты станешь моей. Я создан для того, чтобы любить тебя. И я буду любить тебя вечно.