И хотя я вовсе не была уверена, что интерес ее был искренен, своим ответом она заработала дополнительное очко в моих глазах. Потому что ничто не радовало меня больше, чем возможность поболтать о своих растениях. Как неоднократно говорилось, именно в этом было мое миссионерское предназначение на этом свете: чем больше людей приобщится к радости садоводства, тем лучше. Эвелин терпеливо ходила за мной по оранжерее и позволяла рассказывать о каждом растении, к которому особенно лежало мое сердце. А таких здесь было немало.
- Растения, приобретенные в прошлом году, должны были обязательно перезимовать в открытом грунте, - объясняла я. - Ничего хорошего в том, чтобы впаривать клиентам непроверенные сорта, я не нахожу.
- Я не могу понять только одного: почему дело не процветает? - произнесла Эвелин, останавливаясь перед плантацией голубых маков. - Ведь в наших краях у вас нет совершенно никакой конкуренции.
- Не считая "Цветов Мюллера", - согласилась я с ней. - Но они занимаются преимущественно продажей срезанных живых цветов, комнатных растений и садовых однолетников.
Собственно, это было верно: наше положение на рынке было практически идеальным. Ближайшее подобное нашему хозяйство (насколько я знала) находилось в сорока километрах отсюда. И я не знала поблизости даже ни одной школы ландшафтного дизайна. Конечно, многие супермаркеты в городе имели садоводческие отделы, но кто поедет в город за несколькими цветочками?
- Нет, я думаю, что наш главный конкурент - это фирмы, занимающиеся почтовой рассылкой. Большинство людей здесь привыкли выписывать интересующие их растения по каталогам.
- И это процветает? - спросила Эвелин таким голосом, словно ее осенила совершенно неожиданная идея. - А ты тоже получаешь свой материал по каталогам? По закупочной цене?
- Нет, конечно, нет. Все удобрения мы получаем из одного большого хозяйства в Голландии. Оно экологически чистое. Это совершенно натуральный перегной и навоз.
- А твои растения?
- О, семена я заказываю у производителей, многие прямо из Англии. А розы, самшит и клематис вывожу из черенков, которые нахожу в других садах. Иногда в парках, лесах и так далее. Если я вижу где-нибудь что-то интересное, то стараюсь тут же это заполучить. В прежние времена я даже перелезала ради черенков через глухие заборы и стены. К счастью, сегодня есть Интернет. Там теперь можно найти все, что можно себе представить, и о семенах, и о рассаде, и о кустарниках. Даже такие запрещенные вещи, как сонный мак. Его цветы просто великолепны, но, к сожалению, разводить его нельзя, потому что можно попасть под действие закона о наркотиках.
- Правда? - протяжно спросила Эвелин.
- Да, представь себе. При этом ни единая свинья не знает, как из его семян делать опиум.
Лицо Эвелин просветлело.
- Все это намного интереснее, чем я себе представляла.
- Правда? - недоверчиво спросила я.
- Еще бы. Я получила такой заряд бодрости от одной-единственной клумбы. Как ты думаешь, я смогла бы иметь свою?
Она выглядела словно ребенок, получивший в руки на Рождество первый собственный набор химических приборов и желающий тут же зажечь маленькую горелку, чтобы начать ставить опыты. Я была рада. Садоводство - прекрасное хобби, я бы рекомендовала заниматься этим каждому. Где-то я вычитала китайскую поговорку, согласно которой человеку необходимы лишь три вещи, чтобы счастливо встретить старость. Две первые я забыла, но третьей был собственный сад.
- Конечно, ты можешь иметь свою клумбу, - сердечно сказала я. - В пятой оранжерее еще достаточно свободного места. А если тебе нужны семена, то обратись ко мне. Ноготки и вику выращивать совсем просто, и результат виден очень быстро. Или бобовые, если хочется чего-то более серьезного.
- Ах нет, спасибо, - сказала Эвелин. - Я хотела бы найти любимые растения сама. В Интернете. Это куда увлекательнее.
Я улыбнулась ей:
- Очень рада, что ты нашла в этом какой-то интерес. - Я действительно была очень рада. Я опасалась, что от длительного безделья Эвелин начнет домогаться Штефана. - Естественно, для тебя же это непривычно - так долго быть без работы.
- Да, - сказала Эвелин. - Я не привыкла сидеть сложа руки. И до сегодняшнего дня старалась из любой ситуации извлекать для себя как можно больше пользы. И здесь, как мне кажется, открывается такое море возможностей.
Я в глубине души надеялась, что она говорила при этом исключительно о работе, а не о Штефане. Когда мы переходили в следующую оранжерею - Эвелин любезно пожелала осмотреть еще мои розы и травы, - то увидели господина Кабульке, стоявшего с лопатой и большой тачкой перед огромной компостной ямой. Господин Кабульке официально работал у нас в качестве помощника за триста пятьдесят евро. "Остаток" он получал в конверте неофициально. Этот человек ценил каждый заработанный им цент, а я не представляла, что бы мы без него делали. Штефан тоже считал, что Кабульке был нашим счастливым случаем.
- Во всяком случае, для тяжелых работ, - говорил он. - В вопросах торговли он бы был настоящим бедствием. Чего стоит один его вид. Эта кепка и вставные зубы. А уж пока он произносил бы слово "бе-бе-бе-бегония", давно наступил бы "о-о-о-обеденный пе-пе-пе-рерыв".
Да, господин Кабульке, к сожалению, очень сильно заикался и имел неаккуратные, большие вставные зубы.
Но зато у него была добрая душа, а его кепку я находила очень симпатичной. Он носил ее и зимой и летом, и я подозревала, что только его жена знает, что у него под головным убором. Ему было шестьдесят шесть лет, но он был в прекрасной форме. Всю свою жизнь он проработал простым "бу-бу-бухгалтером", но в садоводстве разбирался хорошо. Недаром долгое время на общественных началах управлял кассой небольшого садоводческого товарищества.
Сейчас он был занят тем, что перекапывал компост и распределял его по оранжереям и клумбам. Только клумбы с травами не требовали на сегодняшний день внесения удобрения, но это Кабульке знал не хуже меня.
- Все в порядке, господин Кабульке? - крикнула я ему вместо приветствия, проходя мимо.
Помимо всего прочего, он был еще и туговат на ухо.
- Эта тачка определенно не из ка-ка-картона, - прокричал он в ответ. - Но мы уж как-нибудь о-о-одо-леем ее.
- В этом я абсолютно уверена, - громко ответила я. - Так он отвечает всегда, - сказала я тише, обращаясь к Эвелин. - Милый, не правда ли? Впрочем, это же господин Кабульке. Пойдем, ты обязательно…
- Мы уже представлены друг другу, - прервала меня Эвелин на полуслове. - Милый маленький человечек.
- Да, я тоже его обожаю. Он работает не покладая рук, даже если над ним не стоять и не подгонять его. А его жена потом ругается с нами, когда он не хочет уходить с работы, чтобы пойти с ней на какой-нибудь танцевальный вечер для стариков.
Но Эвелин не была склонна продолжать обсуждение достоинств и недостатков господина Кабульке.
- Знаешь, твои оранжереи и питомники мне понравились. Они чем-то напоминают те, что показывают в старых английских фильмах. И у тебя, похоже, действительно дар выращивать цветы. А за домом следить у тебя желания совершенно нет. Ты, похоже, не очень любишь там находиться?
- Для меня лучше, если я прихожу туда только спать, - честно ответила я и открыла дверь в оранжерею номер четыре.
- Да, я тебя понимаю, - ответила Эвелин. - Этот дом действительно угнетает. Из всего, что мне доводилось видеть, - это, наверное, самое ужасное жилище. Собственно, и для сна он совсем непригоден, и другими вещами там заниматься не захочется.
- Какими другими вещами?
- Сексом, к примеру, - уверенно сказала Эвелин. - В этих апартаментах даже настроения не возникает думать об этом.
Нет? Это меня очень обрадовало.
- Но до сегодняшнего дня у нас, во всяком случае, проблем с этим не было, - сказала я.
Эвелин презрительно шмыгнула носом.
- Вот тут позволь тебе не поверить. Один лишь взгляд на обои может в один миг сделать импотентом. Гостевая комната, в которой я сплю, оклеена какими-то безвкусными огромными орхидеями.
- Фиалками, - уточнила я.
- Фиалками, не смеши меня! Я вообще не понимаю, как вы так долго можете жить в этом доме и не свихнуться. Сегодня ночью мне хотелось оказаться в моей собственной спальне, как еще никогда в жизни.
Я ничего на это не ответила. Она во всем была права. С ее роскошной квартирой наш дом можно было сравнить так же, как какую-нибудь женскую тюрьму в Сибири.
- Как, черт побери, вы можете переносить все это так долго, ничего не меняя?
Я пожала плечами:
- Мы кое-что изменили. Крышу пришлось перекрыть и отопление подремонтировать. И сантехнику, чтобы из кранов текло что-то более приемлемое, чем ржавая вода. Но на этом деньги закончились, и косметические работы пришлось отложить. Садовое хозяйство для нас сейчас важнее.
Но Эвелин не хотела сдаваться.
- Разве ты не могла заменить эти безобразные обои, - сказала она? - Это стоит не бог весть каких денег, но хотя бы спать было бы уютнее.
- В темноте не видно, какие на стенах обои, - снова пожала я плечами.
- О, не скажи, - настаивала Эвелин. - Именно в темноте от взгляда на эти цветы приходишь в ужас. Ведь начинают сниться кошмары. Я не представляю, как перенесу это на протяжении шести месяцев.
- Тогда спи на диване в гостиной, - предложила я. - Там на стенах вообще нет никаких обоев.
- Ага, зато вместо них темно-зеленый кафель. - Эвелин поморщилась. - И объясни, почему плитка в вашей гостиной положена кое-как?
- Об этом стоит спросить прежнего владельца дома, - ответила я.
Этот вопрос я и сама задавала себе бессчетное число раз. Я не могла представить себе, что в гостиных вообще кладут на стены плитку. Штефан предположил, что это помещение могло когда-то использоваться как сауна. Тогда становился объясним и потолок из сосновых досок.
- Можно было бы отделать ее деревом, - мечтательно произнесла Эвелин. - В полвысоты стены, знаешь, в таком стиле дачного домика. Очень подошло бы тебе, учитывая род твоих занятий. И было бы совсем не так дорого. А немного белой краски для потолка вообще ничего не стоит.
- Все стоит денег, - возразила я.
Значит, Эвелин считает, что мне подходит дачный стиль. Определенно, ее стилем это не было. Что ж, я уже давно находилась в бесплодных поисках своего собственного стиля. Элизабет всегда повторяла, что моим стилем было вообще не иметь никакого стиля. Но это мне не очень нравилось. Я хотела спросить Эвелин, не относятся ли мои старые потрепанные джинсы к этому самому дачному стилю и не стоит ли мне еще добавить на ноги поношенные кеды.
В этот момент господин Кабульке вкатил в оранжерею тачку, доверху наполненную издававшим чудный аромат компостом. Я улыбнулась ему. Он любил свою работу точно так же, как я. А к какому стилю относилась его выдающаяся кепка, пожалуй, не смог бы определить никто.
- Ну что ж, поплевав на руки, примемся за дело, - произнес Кабульке.
- Точно, - ответила Эвелин. - Я могла бы немедленно поехать в строительный супермаркет.
- Но у нас нет времени для чего-то подобного, - удивилась я.
- Найдем, - ответила Эвелин. - А вдвоем дело пойдет куда быстрее.
- Но мне нужно заниматься космеями в пятой оранжерее, - сказала я. - Если хочешь, можешь мне помочь.
- Гм, - произнесла Эвелин и повернулась к господину Кабульке. - Скажите, господин Какабульке…
- Кабульке! - зашипела я.
- …Вы умеете обдирать обои со стен?
Господин Кабульке выглядел обиженным.
- Это умеет делать каждый ре-ре-ребенок, - сказал он.
- А обращаться с кистью и красками?
Кабульке уронил лопату.
- Разумеется! За всю свою жизнь я ни-ни-никогда не обращался к услугам маляров.
Эвелин удовлетворенно улыбнулась мне:
- Ты сама слышала.
Я покачала головой:
- Господин Кабульке нужен здесь!
- Но господину Какабульке, наверное, тоже иногда приятно сменить род занятий и отдохнуть от навоза и лопат. Не так ли, господин Какабульке?
- Его фамилия Кабульке, - снова зашипела я в надежде, что он этого не расслышит. - Только одно "ка"!
- В самом деле? Но мне он представился как Какабульке, - зашипела в ответ Эвелин.
- Но он же заикается! - возмущенно прошептала я.
Господин Кабульке приподнял свою кепку и почесал затылок.
- Я бы ничего не имел против. Я также умею обращаться с мо-мо-молотком и зубилом. А еще с пилой и дрелью.
- Ну, ты видишь, - сказала Эвелин мне. - Господин Какабульке - мастер на все руки! И было бы очень жаль не использовать его таланты. Если он немного поторопится здесь, то еще успеет начать обдирать обои в моей комнате.
Я застыла на месте. Собственно, никто не возражал. Только разве что жена господина Кабульке станет снова возмущаться, что он допоздна задерживается здесь, а не ходит с ней на танцы.
- Иди же, занимайся своими пигмеями, - сказала Эвелин. - А мы с господином Какабульке как-нибудь договоримся.
- Мой растения называются космеи, а его фамилия Кабульке, - снова попыталась с сомнением возразить я, но Эвелин уже повернулась ко мне спиной.
Пикировка растений - это своего рода медитативная работа. Приходится многократно повторять одну и ту же операцию на протяжении очень долгого времени. Штефан не понимал, почему я не хочу при этом даже включать радио. Но я не могу слушать музыку - это нарушает интимный характер работы. Кроме того, с музыкальным сопровождением невозможно спокойно беседовать с растениями. Каждый стебелек, правильно обработанный и обласканный, радовал меня, как ничто на свете. Эти растения в свое время попали ко мне в руки в виде маленьких семян, собиравшихся и сортировавшихся месяцами, были взлелеяны и взращены кропотливым трудом. И даже Штефан признавал ценность этой работы. Конечно, он не раз напоминал мне, сколько было потрачено удобрений, воды, времени и т. д. и т. п., но я была уверена, что космеи стали на этой земле почти что моими детьми.
Когда я уже почти закончила, в двери оранжереи зашел Штефан. Я бросила работу и протянула к нему руки.
- Осторожно, мой костюм! - засмеялся он.
- О чем ты говоришь? - мурлыкала я, пряча лицо у него на груди.
- Это было так ужасно?
Нет, конечно, это не было ужасно. Ужасно было только то, что я не могла быть рядом со Штефаном. И то, что Оливер сегодня утром увидел меня сидящей на унитазе. Я даже не могла об этом думать, так это было неприятно.
- А у тебя? - спросила я. - Ты не забыл подумать о том, чтобы что-то надеть на себя, отправляясь спать? А что было на Эвелин? Это было что-то струящееся из шелка?
В чем-то другом я не могла представить себе Эвелин ни при каких обстоятельствах.
- Ах, Молли-Олли, - произнес Штефан, оставив все мои вопросы без ответа. - Как же ты хороша, когда ревнуешь. Но у меня на самом деле были совсем другие заботы.
- Какие же? - спросила я.
Неужели он беспокоился о том, надел ли что-нибудь на себя Оливер, отправляясь спать. И что тот увидел потом, выйдя из душа и бреясь. Я не знала.
Но Штефан совершенно не думал об Оливере.
- Зегебрехт отказался от нашего предложения, - сказал он.
- Что? Так быстро? Ты же договаривался с ним только на той неделе.
- Да, но они больше не заинтересованы в сотрудничестве. - Штефан вздохнул. - Я только теперь узнал, что дочь Зегебрехта замужем за владельцем "Цветов Мюллера". И здесь уже ничего не поделаешь. Они, естественно, будут работать заодно.
- Но ведь оформление могил и впрямь не совсем то, чем мы хотели заниматься, правда? - попыталась я успокоить его.
Штефан отстранил меня от себя.
- Олли, ты что, не хочешь понять? Сейчас речь идет просто об элементарном выживании. Если мы немедленно не поднимем прибыль, нам придется закрыть магазин!
Я засмеялась:
- Ха-ха, ты совсем забыл, что у нас скоро будет миллион!
Штефан вздохнул.
- Олли, временами ты просто по-детски наивна. Если мы не сохраним магазин, то и миллион нам уже не понадобится. Мы просто окажемся банкротами.
Я сконфузилась.
- Да, но… - начала я, но в этот момент Петра просунула голову с детсадовской прической в дверь оранжереи.
- Не стоило особенно утруждать себя размышлениями, чтобы понять, что ты опять по локоть измазала руки в земле, - заявила она. - Там та женщина, которая хочет купить самшиты, но сама не знает, что ей надо. Ох… - В этот момент она осеклась, и ее голосок зажурчал, словно весенний ручеек. - Хелло, господин Гертнер, я и не знала, что вы тоже здесь.
Накрашенные губы расплылись в приветливой улыбке.
Штефан рассмеялся.
- Так что там с покупательницей? - раздраженно спросила я.
Петре следовало появиться именно сейчас, во время такого важного разговора.
- Я сказала, что самшитов у нас нет, а она теперь непременно хочет поговорить с начальницей, - недовольно сказала Петра.
Женщина, вероятно, хотела обсудить хамское поведение нашей продавщицы.
- Я иду, - со вздохом произнесла я. - Мы договорим позже, да, Штефан?
- Непременно, - сказал Штефан.
Я с удовольствием подарила бы ему долгий поцелуй, но куда уж…
- А вы знаете, что выглядите почти как Кевин Кёстнер? - услышала я ее голос, даже не успев выйти.
Штефан самодовольно рассмеялся:
- Как Брэд Питт, хотели вы сказать.
- Да, точно, или как он, - подтвердила Петра.
Я опустила глаза. Господи, почему же ей никто не намекнет, что она глупа, как черствый диабетический батон?
Глава 8
В обеденный перерыв я встретилась с Элизабет во время пробежки. Она, естественно, хотела знать, как прошла моя первая ночь на новом месте.
- Ночь прошла хорошо, - сказала я, направляя взгляд на датчик пульса у меня на запястье.
После первого повышения нагрузки частота сердцебиения оказалась опасно высокой. Может быть, это было лишь результатом снова посетивших меня воспоминаний о сегодняшнем утре. Мне следовало непременно хоть с кем-то поговорить об этом, сколь бы неприлично это ни было.
- Но потом случилось нечто ужасное, - драматическим тоном сказала я.
- Что же? - Элизабет от любопытства остановилась как вкопанная.
- Итак, я утром побрела в ванную и устроилась на унитазе. - Мое лицо стало пунцовым. "О таких вещах обычно не говорят с другими людьми", - всегда напоминала мне моя приемная мать. Даже слово "унитаз" сошло с моих губ с большим трудом. - Я даже не знаю, как об этом сказать. Когда я сидела там, в этот момент…
Элизабет обхватила рукой мое запястье.
- О нет! Я что-то слышала о таких вещах, но всегда думала, что это лишь газетные страшилки. Что это было? Крыса? Кайман? Огромная змея? - с каждым новым словом ее голос дрожал все больше.
Я опасливо посмотрела на нее.
- О Боже! Я бы умерла на месте! - прошептала Элизабет. Ее руки покрылись гусиной кожей. - Ах ты, бедняжка!
- Это был не зверь, Элизабет! - Я все еще не могла справиться со смущением.
Элизабет наморщила лоб.
- Не зверь, но кто же тогда?