- Да, - сказал Оливер. - Потрясающая идея, правда? Но наш директор несправедливо полагает, что у англичан совершенно иное отношение к своим участкам, чем у нас, немцев. Те немцы, которые могут рассматриваться как потенциальные участники такой передачи, скорее всего не захотят что-то менять на своих участках. И всегда будут считать, что состояние их садов до программы было лучше, чем после. Кроме того, директор считает, что мы должны заниматься проблемами более молодых немцев, а их проблемы скорее всего очень далеки от садоводства. И лишь когда он узнал, что моей идеей заинтересовались ряд частных студий, то перестал так скептически относиться к этому замыслу. Но он хочет более свежей, чем у англичан, концепции. Над этим я сейчас и работаю.
- Но такая программа могла бы стать совершенно потрясающей, - заметила я. - Я уже сейчас готова назвать дюжину мест, срочно требующих переустройства. Тебе необходимо как можно скорее подготовить свою концепцию, иначе кто-нибудь обойдет тебя и уведет идею прямо из-под носа.
Оливер улыбнулся:
- Честно говоря, я как раз и думал над тем, чтобы немного озадачить этим и тебя, Блуменкёльхен. Ведь среди нас ты - самый главный эксперт по садоводству.
- Я охотно тебе помогу, - польщенно произнесла я. - А если дело с программой выгорит, то вы сможете весь необходимый материал и растения брать у нас - это позволило бы резко пойти в гору и нашему бизнесу.
Оливер достал из холодильника десерт. Домашний ванильный пудинг! Мы принялись поглощать лакомство, запивая его вином и продолжая рассуждать о перспективах новой передачи Оливера. Все вокруг было вполне уютно. После второго бокала вина я позволила себе даже подтянуть под себя ноги и откинуться на спинку маленькой белой софы. В конце концов, мне еще очень долго предстояло чувствовать себя здесь как дома. Оливер ухмыльнулся.
- Это уже хорошо, - произнес он. - Эвелин тоже всегда так делает. Если хочешь, я помассирую тебе ступни.
- Нет, спасибо, - ответила я, не столько из-за того, что не нуждалась в массаже, сколько из-за страха, что мои носки окажутся не совсем свежими. - Мне и так хорошо, очень хорошо у тебя, Блуменколь. Уже давно у меня не было такого приятного ощущения в желудке.
- У меня тоже, - произнес Оливер. - Может быть, у нас будет еще что-то общее и милое вдвоем, как ты думаешь?
- Гм, да, - ответила я покладисто.
Только ощущение того, что в это время в моих руинах было также уютно, не давало мне покоя. Не забудет ли Штефан перед сном надеть футболку? Я очень на это надеялась.
А Эвелин? Она может совсем не вспомнить обо мне и спокойно надеть на ночь какой-нибудь из своих прозрачных пеньюаров с вышивкой.
Я вздохнула.
- Что с тобой, Блуменкёльхен? - спросил Оливер. - Тоска по дому?
- Нет, - быстро ответила я и похоронила в себе вопрос относительно ночных нарядов Эвелин.
Зачем я буду портить вечер еще и ему?
Глава 7
Я удивительно хорошо спала в эту первую ночь в чужом доме. Диван оказался очень удобным, а шум, доносившийся с улицы через открытое окно, совсем не мешал. Может быть, причиной такого хорошего сна стало красное вино. Перед сном я лишь очень короткое время посвятила тому, чтобы еще раз поразмыслить о первом совместном вечере Штефана и Эвелин. Вероятно, и Штефан припас на этот случай бутылку вина. Я, словно наяву, представила его себе. С бутылкой вина в одной руке, со штопором в другой, широкая улыбка а-ля Брэд Питт на губах. Вероятно, от этой улыбки колени у Эвелин в тот же миг затряслись. От такой улыбки у всех женщин появляется дрожь в коленках. Я не знала, стоит ли мне посочувствовать ей или позавидовать. Но прежде чем я представила, как поведет себя Штефан, получив ответный взгляд Эвелин, я уже спала. Иногда сон - лучшее, что может позволить себе человек в такой ситуации.
Впрочем, особенно увлекаться этим не рекомендуется. Посредине восхитительного сна о каких-то невиданных деревьях я внезапно осознала, что проспала. И, даже не сказав деревьям до свидания, я распахнула глаза и вперилась взглядом в наручные часы, лежавшие на полу рядом с диваном.
- Черт, черт, черт! - закричала я.
Я снова слишком понадеялась на свой внутренний будильник, который всегда срабатывал, когда рассветало. Зимой - слишком поздно, летом - слишком рано. Как у петуха, всегда говорил Штефан. Я была дитя природы, только в городе это срабатывало совсем некстати. Уже минуло восемь часов утра, и с улицы доносился шум вовсю работавшего городского транспорта. При этом я еще хотела сегодня попробовать добраться до сада на автобусе. А это было связано с пересадкой и десятиминутной прогулкой пешком - совершенно точно, я опаздывала. Время, которое я с запасом отводила себе на все путешествие, было безнадежно упущено.
Стремясь скорее оказаться под струей холодной воды, которая вернула бы моей голове способность соображать, я бросилась в направлении ванной прямо в своей замечательной футболке "Мне уже исполнилось тридцать…". Первое, что я позволила себе там сделать, это опуститься на сиденье унитаза.
- Ты, глупая гусыня! Неужели трудно было завести будильник? - зло сказала я сама себе.
Именно в этот момент открылась дверца душевой кабины, и оттуда вышел абсолютно голый мужчина.
- Аааааааааа! - как резаная заорала я.
Не столько потому, что думала, что нахожусь в квартире одна. А потому, что уже хорошо сидела на унитазе, спустив трусы до самых пяток! Ничего лучшего, чем оценить фигуру мужчины, стоявшего передо мной, мне в голову не пришло. Продолжая орать, я подняла глаза от мускулистых и довольно волосатых мужских ног до довольно волосатой же груди. Ты, Боже мой…
- Пффф, - произнесла я, чтобы наконец набрать в рот воздуха.
- Это же всего лишь я, - произнес голый мужчина, выглядевший, впрочем, не менее обескураженно, чем я. Это был Оливер, кто же еще.
Я поспешила спрыгнуть с унитаза и резко натянула трусы.
- Ты… ты… - бормотала я. - Я… я… - Я чувствовала себя словно ученица монастырской школы, впервые увидевшая голого мужчину. С большим удовольствием я сама исхлестала бы себя по щекам. - Я не знала, что ты здесь.
- Мне очень жаль, но я хотел бы закончить, - сказал Оливер.
Он взял полотенце и принялся спокойно вытирать свое тело. Очевидно, у мужчины были крепкие нервы. Я опустила глаза к полу, рассматривая плитку.
- Я проспала, ты тоже?
- Да нет, - ответил Оливер. - Мне надо быть в телецентре к десяти часам.
Он был уже сухой. Но вместо того чтобы хотя бы обмотаться полотенцем, Оливер бросил его на край ванны и принялся спокойно наносить на лицо пену для бритья. Что еще готовил мне сегодняшний день?
Я снова уставилась в пол, подходя ко второму умывальнику и доставая зубную щетку из стаканчика. Конечно, я с большим удовольствием покинула бы ванную, но это стало бы вершиной неумения владеть собой.
- Первый автобус уже ушел, - сказала я. Только почему мой голос так дрожит? - Я безбожно опаздываю.
- К счастью для тебя, ты сама шеф, - ответил Оливер. - Но ты можешь воспользоваться "ситроеном", если хочешь. А я поеду на метро.
- Это была бы неплохая идея.
От долгого напряжения мой голос никак не хотел звучать нормально. Зубная паста не хотела выдавливаться на щетку. Постепенно я стала приходить в ярость от себя самой. Соберись же наконец! Это же всего лишь голый мужчина, ничего больше. Только Оливер. Добрый старина Блуменколь. Он же не виноват, что застал тебя за пи-пи. Это совершенно житейская ситуация.
И все же это было ненормально.
Никто, в том числе и Штефан, никогда не видел меня сидящей на унитазе за этим занятием. Предстать перед кем-нибудь в таком виде считалось в моем понимании одним из десяти смертных грехов. Так я была воспитана. Моя приемная мать всегда считала, что человек, делающий пи-пи на виду у других, достоин оказаться в самой горячей преисподней. А когда я выходила замуж, она еще раз очень твердо напомнила мне, что мой брак только тогда будет крепким и долгим, если я буду следовать трем главным правилам. Во-первых: никогда не позволяй своему мужу присутствовать при родах (но до этого пока не доходило, потому что с детьми мы не спешили); во-вторых: никогда не ложись в постель, не сняв бигуди (ха-ха, мои волосы и бигуди - примерно то же самое, что Наоми Кэмпбелл и расплетенные косы!); и в-третьих: никому и никогда не позволяй видеть, как ты отправляешь свои естественные потребности.
Про меня можно говорить что угодно, но этим правилам я всегда следовала неукоснительно.
До сегодняшнего дня.
Я почувствовала, что ко всему прочему мое лицо начинает наливаться краской стыда. При всем при этом Оливер даже не был моим мужем, а всего лишь его братом. Срам!
Оливер, к счастью, похоже, не замечал моего конфуза, во всяком случае, не показал этого. Он совершенно спокойно продолжал бриться, непринужденно болтая со мной о том о сем (честное слово, не знаю о чем!), а затем не спеша покинул ванную. Все еще голый. Неужели никто не приучил человека к манерам?
Когда я через десять минут появилась на кухне, он выглядел как ни в чем не бывало. Только успел одеться.
Впрочем, его лицо было скрыто газетой. И это хорошо, потому что сегодня утром я уже была не в состоянии просто посмотреть ему в глаза. Ведь он видел, как я делаю пи-пи, - ужасно!
Газета предложила мне выпить чашку кофе и съесть круассан.
- Где ты успел все это взять?
- Кондитер напротив всегда оставляет, - произнесла газета. - Но у меня постоянно имеются в холодильнике замороженные, на всякий случай. Может, ты еще что-нибудь хочешь?
- Нет, спасибо. Я действительно очень опаздываю. Можно я съем круассан на ходу?
- Конечно, - ответила газета и передала мне связку ключей. - Зеленый - от лифта, маленький - от двери квартиры, большой - от двери подъезда. А вот этот смешной - от подземного гаража. Тебе надо будет при выезде вставить его в специальный паз в стене, и ворота откроются.
- Ну, тогда, - сказала я газете, - до вечера.
- А трусики, которые были на тебе утром, очень симпатичные, - произнесла газета в ответ.
Я пулей вылетела из квартиры, сразу перепутав все ключи. А когда наконец уселась в машину, она не захотела заводиться.
- Пожалуйста, пожалуйста, не надо мне больше катастроф, - умоляла я.
Достаточно того, что я проспала, а мой зять увидел меня сидящей на унитазе. В трусиках с желтыми и голубыми цветочками!
Я сделала вторую попытку завести машину. На этот раз мотор астматически кашлянул.
- Уже лучше, - поддержала я его. - Пожалуйста, пожалуйста, заводись. Я уже достаточно натерпелась сегодня утром и совсем не хочу подниматься в квартиру и просить Оливера о помощи. Я уже сыта по горло тем, что произошло сегодня утром. Я вообще не думала, что у этого мужчины есть некоторые части тела.
"Ситроен" еще раз недоверчиво чихнул.
- Да, я знаю, это звучит странно. Но я была совершенно сбита с толку. В шоке, можно сказать. Может быть, он этого не заметил. Иначе он начнет считать меня совершенно закомплексованной.
На этот раз чиханье мотора переросло в болезненное тарахтение - машина, очевидно, проявила ко мне сочувствие, и мы наконец тронулись.
- Боже, ты выглядишь ужасно, - сказала Петра, когда через полчаса я вошла в двери нашего магазинчика.
Ах, как я любила эти моменты: приходить на работу и нос к носу сталкиваться с Петрой. Сегодня она заколола волосы множеством розовых заколок и надела подходящий по цвету свободный топ разносчика спагетти и узкие пестрые брючки. Работай мы в каком-нибудь портовом ресторанчике, я была бы очень довольна ее формой одежды.
- И ты довольно поздно, - строго взглянув на меня, добавила она.
- Да, я знаю, - сконфуженно ответила я. - Прошу меня простить. - Но затем я вспомнила, что сказал мне сегодня утром Оливер, и довольно твердо добавила: - К счастью, начальник здесь пока я.
- И это уже хорошо, - ответила Петра. Похоже, правда, что часть фразы про начальника она пропустила мимо ушей. - Эта раскрашенная коза уже снова побывала здесь. И хотела, между прочим, знать, где ты. Пришлось ответить ей, что я не справочное бюро.
- Какая коза? - спросила я, наполняясь страхом.
Придется, видимо, просить эту особу учиться соблюдать правила приличия. Иначе она распугает всех наших клиентов. Во всяком случае, женского пола.
- Откуда же я знаю, как ее зовут? - заносчиво ответила Петра.
Я собрала в кулак всю силу воли.
- Послушай, Петра, не могла бы ты заставить себя быть по отношению к клиентам чуть вежливее?
И по отношению ко мне тоже, хотела добавить я, но мое сердце уже и без того билось как бешеное. Я, видимо, не была рождена для всякого рода пикировок. Ситуации даже вроде этой приводили меня в такое волнение, что ладони мгновенно становились мокрыми от пота.
- Если человек орет, словно в лесу, то о какой вежливости может идти речь? - ничуть не смутившись, ответила Петра. - Ах, вот она снова идет!
Вышеназванной козой оказалась Эвелин. Было почти радостно снова видеть ее.
- Доброе утро, - сказала я.
- Ну наконец, - ответила Эвелин. - Машина не заводилась?
- Откуда ты знаешь?
Эвелин кивнула:
- Это происходит каждое утро. И с этим определенно ничего не поделаешь. Как ты думаешь, почему я так люблю "Z4"?
- Гм-гм. - Петра вся превратилась во внимание и слух.
- Ах да, - сказала я. - Я так и не успела вас познакомить. Эвелин, это Петра Шмидтке, наша продавщица. Эвелин Гертнер - моя невестка.
- А что ей здесь надо? - весьма невежливо осведомилась Петра.
- Она, э… - Я запнулась.
Да, действительно, что ей здесь надо? Она теперь будет толкаться в оранжерее целыми днями?
- С сегодняшнего дня я здесь работаю, - произнесла Эвелин. - Естественно, не продавщицей. Я не так взыскательна.
- Нет? - еле промолвила я.
- Нет, - твердо сказала Эвелин. - Мы со Штефаном сошлись во мнении, что я сама лучше определю для себя поле деятельности. Вчера за бокалом вина мы оговорили эту возможность очень подробно.
Ага, точно так, как я и думала. Я пристально посмотрела на Эвелин. Но никаких признаков смущения не обнаружила.
- В конце концов, я же смогу где-нибудь быть полезна? - сказала она. - У меня уже есть кое-какие мысли.
- В самом деле? - с тревогой спросила я.
Я думаю, Эвелин могла бы стать превосходным экскурсоводом по магазинам верхней женской одежды, но в озеленении и растениях она понимала еще меньше, чем Петра. Вполне возможно, намного меньше.
- У тебя что же, нет нормальной работы? - осведомилась Петра.
- Я не могу постоянно вам напоминать о том, что на ты мы не переходили, - холодно возразила Эвелин. У нее определенно не было бы никаких проблем с персоналом, стань она какой-нибудь шефиней. В данном контексте случай Петры даже не рассматривался бы. - Кстати, в настоящее время у меня нет нормальной работы. У меня как раз наступил шаббат.
Петра выпучила глаза. Держу пари, она не знала, что такое шаббат, и хотела сказать что-то умное. К счастью, в этот момент в магазин вошел покупатель, и, к счастью, это был мужчина, так что Петра с любезной улыбкой направилась ему навстречу, повиливая задом.
- Я уже еле сдерживаю кулаки, - шепнула мне Эвелин. - Но было бы очень неплохо, если бы ты провела меня по всему хозяйству и кое-что мне объяснила. Штефан считает, что знает все не так хорошо, как ты.
Это было в общем и целом верно. В отношении производства и выращивания растений Штефан был куда менее подготовлен, нежели в экономическом плане.
- Мы выйдем, работай, - сказала я Петре. - Да-да.
Я взяла Эвелин под руку и повела прочь из магазина. Было очень мило с ее стороны, что она интересуется моими растениями. Впрочем, забыть обо всем остальном я была пока не в силах.
- И как прошла твоя первая ночь в нашем доме? - спросила я намного веселее, чем могла себе представить.
- Не спрашивай, - довольно недружелюбно ответила Эвелин. - Иначе я поинтересуюсь, откуда та жуткая вонь, что царит в вашей гостевой комнате.
- Зато ваш гостевой диван очень удобен, - сказала я несколько тише, чтобы, не дай Бог, кто-нибудь меня не услышал.
- Я это прекрасно знаю, - резко сказала Эвелин.
Я предпочла закрыть щекотливую тему и сконцентрироваться на обязанностях экскурсовода. Мне нравилось водить людей по своему хозяйству. Я мало в чем сумела проявить себя в жизни, но за свои растения всегда испытывала гордость.
Для полноты картины я сразу начала с показа площадки великолепных душистых бегоний, газонных трав, петуний в оранжерее.
- Этому великолепию мы обязаны тем, что в апреле снова были в прибыли. Четыре евро семьдесят центов дохода.
- За каждый цветок? - респектабельно спросила Эвелин.
- За месяц, - ответила я. - Если верить расчетам Штефана, то нам следует заполнить этим материалом все оранжереи. Он тут намедни кое-что посчитал, где-то четырнадцать центов чистой прибыли с растения… если тебе это интересно, расспроси его сама.
- Четыре евро семьдесят. Ничего себе хлебушек, - пробормотала Эвелин и бросила долгий пренебрежительный взгляд на бегонии.
В следующей оранжерее мы задержались намного дольше. Здесь находились элитные черенки самшита, которые я уже оформила в виде готового материала в вазы, кадушки и горшки. Многое из представленного здесь я выращивала и выводила более десяти лет.
- Девять различных сортов, - с гордостью произнесла я. - На самом деле их значительно больше, но здесь представлены лучшие. Самшит для меня абсолютный фаворит среди растений. Я очень много времени уделяю также черенкам лавровишни и бирючины, но даже они не сравнятся с самшитом. Один его запах… - Я повела носом, словно в каком-то экстазе.
Элизабет всегда говорила, что мои самшиты непременно окажутся среди тех десяти вещей, что я возьму с собой на необитаемый остров. Или в закрытую психиатрическую клинику.
Эвелин осмотрелась вокруг.
- Должно быть, они стоят целое состояние.
- Да, - вздохнула я. - Некоторые оцениваются в тысячи евро… Но знаешь, сколько потребовалось лет, чтобы они доросли до таких размеров? Я теперь просто не могу с ними расстаться.
- Глупости, - ответила Эвелин. - Ты еще хуже, чем тот художник, который скорее помрет с голоду, чем продаст хоть одну из своих картин. Ведь самая главная положительная сторона этого дела состоит в том, что каждый самшит каждым своим листиком лишь умножает свою ценность, неужели это непонятно?
У меня возникло ощущение, что Эвелин и здесь пытается навязать мне свою волю. Да, правда, я сама выглядела словно кочан цветной капусты и под ногтями у меня вечно была земля, но в растениях я кое-что понимала. И в этой области Эвелин не имела никаких шансов получить надо мной превосходство.
- Хочешь посмотреть на мои кустарники?
- Конечно, - ответила Эвелин.