Вся эта мистификация меня забавляла и пугала одновременно. Неужели так просто ввести в заблуждение бывалых акул, плещущихся в бурных политических волнах? Неужели так легко заставить их поверить в существование могущественного политтехнолога, о котором еще час назад никто ничего не знал?
Получается, что просто, иначе они не включились бы с такой охотой в игру под названьем "кошки-мышки".
- Два года - это срок, - глубокомысленно заметил "смокинг", - а для такой очаровательной дамы - и подавно. Женские привязанности сродни погоде, то есть переменчивы. Александра побила все рекорды, так долго храня верность вам.
- Не стоило беспокоиться, - неприязненно сказал Леонид, и на лице у него явственно проступила тревога, как будто ему напомнили о давнем карточном долге.
- Девушка мечтает взять у вас интервью, - "смокинг" решил не тянуть резину.
- Я не даю интервью! - резко ответил Леонид. - Это всем известно.
Мы со "смокингом" переглянулись, и он сделал успокаивающий жест: не все еще потеряно, поборемся. Я расстроенно пожала плечами.
- Простите, Гений, а с кем вы сейчас работаете? - спросил Леонида невзрачный тип, все это время болтавшийся где-то на задворках компании. Леонид посмотрел на него как на безумного и ничего не ответил.
- Так с кем? - не отставал тип.
- Я не уполномочен сообщать подобные сведения, - с презрением сказал Леонид. - Они относятся к разряду сугубо конфиденциальных.
- Да бросьте! - Уязвленный и разозленный поведением Леонида "смокинг" скорчил брезгливую рожу. - Они, конечно, сугубо конфиденциальные, зато хорошо известны широкой общественности.
- Да? - Леонид внимательно посмотрел на него. - Возможно. Но не от меня.
- Какая разница - от кого. Как не бывает осетрины второй свежести, так не бывает тайны, которую хранят сотни доверенных лиц.
В этот момент кто-то дотронулся до моего плеча. Я вздрогнула, оглянулась и не поверила своим глазам - на меня, ласково улыбаясь, смотрел Александр Дмитриевич Трошкин, звезда отечественного политического небосклона.
- Прекрасно выглядите, - сказал он. - Похорошели.
У меня опять возникло странное чувство: с одной стороны, я верила, что он доподлинно знает, как неважно я выглядела раньше; с другой стороны, я точно знала, что раньше мы с ним никогда не встречались. То есть я-то видела его по телевизору неоднократно, а он меня - нет.
- Вы тоже, - мило улыбнулась я.
Трошкин усмехнулся и, видимо стремясь быть оригинальным, предложил мне выпить.
- Она не пьет, - немедленно встрял Павел. - И не вздумай увести от нас Александру. Ты опоздал. Она уже наша.
А вот это уже возмутительно! "Наша"! С чего бы?
Я презрительно дернула плечом и отвернулась от Павла. Трошкин заметил мой молчаливый демарш и одобрительно кивнул.
- Так и я не пью, - сказал он, не обращая на Павла ни малейшего внимания, и протянул мне тяжелый стаканчик. Себе политолог взял такой же. - За нас с вами…
Трошкин выпил и принялся выделывать с пустым стаканом что-то немыслимое - он крутил его в пальцах, как фокусник, катал по стойке и подкидывал, как мячик. Руки у него были маленькие и ухоженные, как у женщины, и ловкие до безобразия.
- Это у вас нервное? - спросила я, в основном чтобы прервать затянувшуюся паузу.
- Это - гимнастика для рук. - Трошкин смотрел на меня совершенно серьезно. - Такие манипуляции способствуют развитию интеллекта, потому что на кончиках пальцев находятся специальные нервные окончания…
- Развитию интеллекта способствуют гены папы и мамы, а также игра в шахматы и занятия математикой, - перебила я его, боясь, что сейчас известнейший политолог зарядит скучнейшую лекцию об акупунктуре. - Извините, вы не договорили.
- Правильно, меня надо одергивать. - Трошкин был сама либеральность и демократичность, не то что этот гнусный Манукян. - Вы мне нравитесь все больше. А потому позвольте пригласить вас за тихий столик в уголке. А то здесь слишком шумно и слишком много бестолочей. - В этом месте трошкинской речи Павел как-то нервно дернулся и стремительно удалился. - Нам надо кое о чем потолковать.
Найти тихий столик в уголке не составило никакого труда. Ресторан был скорее пуст, чем полон, и большая часть бомонда по-прежнему толпилась у бара. Кроме того, уголков в зале ресторана было ровно четыре, что неудивительно для помещения квадратной формы. Трошкину полюбился уголок около большого пластмассового дерева: судя по стволу - типичная береза, но листья к ней прицепили кленовые.
Меня подмывало спросить, с кем же он меня путает, но условия нашего с Леонидом задания не предполагали, что я направо и налево стану удовлетворять свое праздное любопытство. Путает - и ладно, наше дело пользоваться ситуацией и внедряться, внедряться, внедряться, как завещал Вася.
- Я хочу сделать вам предложение и очень надеюсь, что вы его примете, - несколько высокопарно начал Трошкин.
- Извольте. - Я постаралась подстроиться под его тон, но получилось, как всегда, плохо - вроде я над ним подсмеиваюсь.
- Не пугайтесь, речь идет не о предложении руки и сердца, - зачем-то разъяснил Трошкин.
- Понимаю, - кивнула я, - для этого мы не так давно знакомы.
И тут же наступила себе на ногу - вот дура, может, та, за кого он меня принимает, как раз его давняя знакомая.
- Вот именно, - согласился Трошкин, - как ни огорчительно, но приходится считаться с подобными условностями. Предложение мое куда менее судьбоносное и куда более скромное.
- Не томите, предлагайте, - выдохнула я.
- Я хотел заказать вам книгу. План такой - вы пишете ее за месяц, мы издаем ее в течение недели.
- Заказать книгу - мне?!
- А что вы удивляетесь? Пишете вы чудесно, быстро, легко…
Слушать комплименты в свой адрес я могу бесконечно. Более того, я страстно люблю, когда хвалят мои писания, время от времени восклицая: "Вот это тонко!" или: "Остроумно, ничего не скажешь". Но Трошкина мне пришлось перебить на самом приятном месте, потому что он нахваливал, увы, не меня, а кого-то другого, то есть другую, ту, с которой он меня перепутал. Пришла пора сознаваться и выходить из укрытия. Но сделать это следовало элегантно и тактично, чтобы не смущать известного политолога и не акцентировать внимание на том, что упражнения со стаканами лишь затуманили остроту его зрения и прямиком привели к легкому склеротическому тупику - своих не узнает, чужих привечает. Но у меня была еще одна цель, не очень красивая, зато полезная. Мне хотелось, чтобы Александр Дмитриевич Трошкин сам догадался, что "я - это не я", но уже после того, как я приму его сногсшибательное предложение. И тогда, если что-то человеческое в политологах все же есть, он должен почувствовать себя крайне неловко. Согласитесь, не очень прилично уговорить человека написать книжку, а потом вдруг хлопнуть себя по лбу и вспомнить, что, "оказывается, я не вам хотел сделать такое предложение".
Я посмотрела на Трошкина с благодарностью:
- Книжка будет называться: "МУР побеждает мафию"?
- Конечно, нет, - хмыкнул Трошкин.
- Неужели - "Мафия побеждает МУР"? Вы смелый человек.
- Книжка о нашем фонде, о его деятельности и, уж простите, обо мне, как о президенте фонда, - терпеливо разъяснил Трошкин.
- И вас не смущает, что я всю свою журналистскую жизнь специализировалась на криминальной проблематике? И ни о чем другом никогда не писала?
- Нет, не смущает, - ответил Трошкин. - К тому же сейчас-то вы пишете о политике, не так ли? Думаю, вам полезно будет познакомиться с деятельностью политического фонда.
Я поняла, что уже ничего не понимаю. Так он знает, что я - это я?!
- Простите, - растерянно пролепетала я, - вы случайно не знаете, как меня зовут?
Согласитесь, не хилый вопрос. Кого угодно можно поставить в тупик. Конечно, я хотела спросить по-другому, но от волнения не смогла нормально сформулировать. Впрочем, вопрос: "Кто я?" тоже прозвучал бы диковато.
Надо отдать Трошкину должное - он не испугался, а сочувственно взял меня за руку и спросил:
- Забыли? Вот беда. Вас зовут Саша. Фамилия - Митина. Вам двадцать семь. Работаете политическим обозревателем "Вечернего курьера". Что-нибудь еще?
- Достаточно. Большая книга? - слабым голосом уточнила я.
- Восемь авторских листов. Две тысячи - аванс, остальное - после сдачи рукописи. Всего десять тысяч. Долларов, разумеется. Вы согласны?
- А можно без аванса? - жалобно попросила я. - Вдруг работа не пойдет? Дело для меня новое, незнакомое…
- Нет, нельзя, - отрезал Трошкин. - Не пойдет - вернете деньги.
И он тут же выложил на стол пачку стодолларовых банкнот.
Я взяла деньги, положила в сумочку и растерянно оглянулась по сторонам, что совершенно естественно - когда совершают дурной поступок, всегда пугливо озираются. Первым, кого я увидела, оказался Леонид, и сказать, что он бесстрастно наблюдал за мной, значило бы гнусно соврать. Его большие глаза увеличились как минимум вдвое и переместились на лоб, а мне страшно захотелось показать ему язык: вот, дорогой мой, как надо работать. А потом я увидела блондинку, с которой Трошкин недавно прогуливался по аллее, и задор мой мгновенно улетучился. Она расположилась за столиком в другом "тихом уголке" ресторана и смотрела на меня с такой нескрываемой ненавистью, что жуть брала.
- Спасибо, я, наверное, вам надоела, - сказала я. - Детали совместной работы мы обсудим… ну, завтра, например.
- Нет-нет, Сашенька! - Трошкин пылко схватил меня за локоть. - Вечер только начинается, не уходите. Вот уже и ужин разносят.
У меня вдруг возникло неприятное ощущение, что он затеял со мной какую-то не совсем честную игру и, возможно, даже знает об истинной цели моего приезда в "Рощу". Хотя откуда?
В зал ресторана вошел мой главный редактор Юрий Сергеевич Мохов, чем я не замедлила воспользоваться. Испуганно вскочив из-за стола, я протараторила:
- Ой, начальство, сейчас ругаться будет, он мне столько всего напоручал…
- Работа есть работа, - вздохнул Трошкин. - Но я вас жду.
- Конечно-конечно.
Юрий Сергеевич помахал мне рукой, и я побежала к нему.
- Прекрасно выглядишь, - с удовольствием похвалил он, - я никогда не видел тебя в вечернем платье. Все джинсы да майки.
- Да, мне уже говорили…
- Ну вот. Как твои разведделишки? - Он понизил голос и подмигнул мне.
- Нормально. Юрий Сергеевич, а вы никому не говорили о том, зачем я сюда приперлась?
- Да ты что? Ты за кого меня принимаешь? - обиделся главный.
- А вас кто-нибудь спрашивал обо мне?
- Еще как! - Юрий Сергеевич хитро прищурился. - И знаешь, что странно - сплошь мужики. Кто ты, да что ты, да как тебе понравиться. А где твой напарник?
Я глазами показала на Леонида, развалившегося у барной стойки.
- Вон тот красавец? - Мохов удивился. - Поди ж ты, какие сыщики пошли выразительные. Теперь я понимаю, почему ты все время в свой МУР шастаешь. Хорош парень, ничего не скажешь. Тебе помощь моя нужна?
- Да, сделайте, пожалуйста, вид, что вы с ним знакомы. По легенде он - выдающийся политтехнолог, специалист по черному пиару, зовут его Гений Манукян.
Мохов расхохотался:
- Ты придумала? Молодец.
- Он изображает недоступного жлоба, отказался дать мне интервью, ой, кстати, это интервью вы же от меня и требуете.
- Понял. Ну, смотри теперь, как я вольюсь в ваше тайное общество. Гений! - заорал Юрий Сергеевич на весь зал. - Дружище! Старый затворник в таком многолюдном месте! Мне говорили, что ты приедешь, а я все не верил. Это правда ты?
Леонид важно кивнул.
- Все плетешь свои грязные интриги? - продолжал орать Мохов. - По-прежнему ничего святого?
Леонид слегка надулся, но ответил тоже громко, работая на всю аудиторию:
- Святого вообще ничего нет. Это поповские выдумки.
- Нет святого? Беда. Твоими стараниями, наверное.
Юрий Сергеевич заметил какого-то своего знакомого и пошел к нему. А я повернулась к столику Трошкина, нет, не для того, чтобы вернуться туда, а так, из любопытства: ждут ли меня, надеются ли?
Меня не ждали. Напротив Трошкина сидела Татьяна Эдуардовна Ценз, и, судя по лицам обоих, разговор у них был не самый приятный. Я бы назвала его разборкой, потому что еще не вполне отвыкла от лексики уголовно-милицейского мира.
Стоять посреди зала и таращиться на Трошкина и Ценз мне не позволило воспитание. Гораздо приличнее - спрятаться и подсматривать, что я и сделала, прислонившись к колонне и высунув из-за нее нос и правый глаз. Татьяна Эдуардовна явно предъявляла Трошкину претензии, она что-то рассерженно ему выговаривала, а он, судя по лицу, оправдывался и все время пытался взять ее за руку. Руку она раздраженно вырывала и продолжала ругаться. Судя по тому, что Трошкин все время отрицательно мотал головой, Татьяне Эдуардовне пока не удавалось его убедить.
- Подсматривать нехорошо, - сказал кто-то у меня за спиной.
- Кто это вам сказал такую глупость? - ответила я и только потом обернулась. Передо мной стоял улыбающийся Вадим Сергеевич Иратов собственной персоной. Нет, сегодня мне определенно везет. А это не к добру.
- Да кто подсматривает? - начала я оправдываться. - Так просто - наблюдаю.
- Переживаете, что ваше место занято? - Иратов сделал вид, что сочувственно вздыхает.
- Нет. Просто я забыла на столе свои сигареты, хотела подойти и взять, но люди уже разговаривают, неудобно перебивать, - объяснила я.
- Как вы выживаете с таким чувством такта в наше грубое время? - Иратов смеялся надо мной, и правильно делал. Смех продлевает жизнь и облегчает взаимопонимание.
- Плохо живу. Хочу курить, а не могу.
- Придется бросать, - посоветовал Иратов. - Насколько я знаю Таню, она не разожмет челюстей до тех пор, пока от Сашки не останется кучка обглоданных косточек. Так что шансы ваши равны нулю.
- Не преувеличивайте. - Я махнула рукой в сторону холла. - Сигареты можно купить в ларьке.
- Я не о шансах покурить, - сказал Иратов, - я о более серьезных вещах.
- О каких?
- О Трошкине и о тех шансах, которые появились у вас после знакомства с ним. - Иратов перешел на доверительный тон.
- Вы полагаете, что они появились? Вместе с Александром Дмитриевичем Трошкиным? - изумилась я.
- В каком-то смысле… - промямлил Иратов. - То есть… не знаю, как сказать…
- Скажите правду, - с мольбой попросила я. - Вы что-то знаете, я вижу. Он что, завещал мне все свое огромное состояние? Или хотя бы часть его? Знаете, мне бы хватило и части.
Иратов смутился.
- Я полагал… - начал оправдываться он, - то есть мне показалось, когда вы с ним сейчас беседовали…
- А-а, - я окинула Иратова строгим взглядом, - так вы подсматривали?
- Наблюдал, - поправил меня он, и мы оба рассмеялись. - Впрочем, ерунда, извините меня, девушка, я не хотел вас обидеть.
- Вы меня ничуть не обидели, Вадим Сергеевич. Только не называйте меня девушкой, я этого терпеть не могу. Зовут меня Александра.
- Очень приятно. Позвольте, Александра, вам помочь. Готов рискнуть собой и принести ваши сигареты. Но если меня растерзают там, - он ткнул пальцем в сторону Трошкина и Ценз, - то…
- …клянусь заменить вас на посту губернатора Красногорского края, - пообещала я.
- Вот спасибо. Тронут. Если вас не смущает, конечно, что я не губернатор.
- Пустяки, дело наживное, каких-то несколько месяцев…
- Только не сглазьте, - строго прервал меня Иратов. - Пойду. Послушать, о чем они там ругаются?
Он явно проверял меня на моральную устойчивость.
- Ни в коем случае! - горячо запротестовала я. - Подслушивать нехорошо.
- Самому интересно, - жалобно вздохнул он.
- Тогда… Если вас не затруднит, - согласилась я.
Иратов смело направился в "тихий уголок" и очень быстро пожалел о своем безрассудстве. На него набросились оба - и Трошкин, и Ценз. Вадим Сергеевич пытался обороняться, объяснял что-то, размахивал моими сигаретами, но разъяренная парочка просто-напросто прогнала его от стола, а Ценз еще кричала что-то вслед.
- Курите теперь, - приказал Иратов, протягивая мне сигареты. - Хочу увидеть, что пострадал не зря.
- Конечно, закурю. - Я вовсе не собиралась позволять ему переваливать всю ответственность на меня. - Впрочем, не так уж сильно вы пострадали. Они вас все-таки не били, а только орали.
- Ну, знаете, - обиделся Иратов, - и наглая же вы девица. Или девицей вас тоже нельзя называть, как и девушкой?
- Нет, против девицы я ничего не имею, - успокоила его я. - Но вы не правы. Это типичная манера наших политиков - сваливать с больной головы на здоровую.
- Это у меня больная?!
- Не у меня же. Рассудите здраво - вы сами вызвались совершить добрый поступок. Странно, учитывая ваш статус, но факт. Самое удивительное, что добрый поступок вы действительно совершили, за что спасибо большое. Да, прошло не очень гладко, и первое, что вы делаете, - наезжаете на меня. Впрочем, я вас не виню, вы же не по злобе, Вадим Сергеевич, просто рефлексы берут свое.
Иратов расхохотался:
- Ладно-ладно, пошли ужинать. В вашей наглости, Александра, есть своя изюминка.
- Вы приглашаете меня на ужин? - обрадовалась я.
- Правильнее было бы сказать, что всех здесь присутствующих, а значит, и нас с вами, пригласил на ужин нынешний губернатор Красногорского края. Но в рамках его глобальных благодеяний я вполне могу позволить пригласить вас к нашему столику. Заодно познакомлю вас с женой.
- С удовольствием.
За столиком, который облюбовал себе Иратов, уже сидела его жена Людмила. Мне она мило кивнула, произнесла две дежурные фразы и тут же, оставив светские условности, набросилась на мужа:
- Вадь, твой Алешин - просто сволочь. Он спаивает Светку, а ты ведь знаешь, какая она, когда выпьет. Как будто по-другому нельзя завоевать расположение женщины? Интеллигентные люди, называется! Напоить до бесчувствия и изнасиловать - больше ничего и не умеют. Ты должен вмешаться!
- Не преувеличивай. Умеют еще кое-что. - Иратов уселся за стол. - И как, по-твоему, я должен вмешаться? Подойти и сказать: "Света, не пей" или "Леша, не наливай Свете спиртного". Так? А потом проводить их в номер и прочитать Леше лекцию на тему общественной нравственности: "Нехорошо, мой друг, трогать пьяную женщину руками, наберись терпения, дождись, когда она протрезвеет, и уж тогда…"
- Я знаю, ты Свету не любишь, - уже более миролюбиво заговорила Людмила, - но позволять так с ней обращаться…
- А как он с ней обращается? Развлекает, анекдоты рассказывает, комплименты делает. И хватит о ней. У нас за столом гостья, девуш… пардон, девица Александра, давай не будем грузить ее проблемами твоей Светки. Они у меня вот где.
Иратов провел ребром ладони себе по горлу и цепко ухватил за край пиджака пробегавшего мимо официанта:
- Голубчик, что у нас на горячее?
Официант остановился как вкопанный, мне показалось, что он с трудом сдержался, чтобы не отдать честь, и радостно отрапортовал:
- Шашлык из осетрины, свинина, запеченная с грибами, мясо в горшочках по-домашнему и стейк из семги.
- Мне - стейк, - попросила Людмила.
- Мне - тоже, - сказала я.