- Как дела, старик?
- О-о, кого мы видим!
- Цветешь, сил нет.
- О чем ты говоришь? Это все видимость.
Женщины направлялись к стойке регистрации за ключами и немедленно отправлялись в свои комнаты, потому что им "срочно, просто немедленно нужно привести себя в порядок".
"Когда они успели привести себя в беспорядок? - думала я. - Приехали сюда из дома, после водных и косметических процедур. Езды до пансионата полчаса - минут сорок. И все-таки успели потерять форму! Вот они - темпы современной жизни! Выходишь из душа, орошаешь себя духами, украшаешь макияжем и одеждами, а через полчаса - уже грязная развалина".
Мужчины задерживались на крыльце, курили, обменивались пустыми репликами:
- У вас какой номер? Да что вы? Так мы соседи.
- Вы на все три дня? А что так? А-а, понимаю. А я, знаете ли, решил оторваться по полной программе.
А вечер был чудесный - теплый и мягкий. Потолкавшись в вестибюле, я вышла на улицу и уселась на лавке перед входом - покурить и понаблюдать. Рядом со мной на той же лавке расслабленно покуривала женщина лет сорока - сорока пяти, весьма привлекательная, несмотря на избыточный вес. Я все время косилась в ее сторону и чуть не вывихнула оба глаза. Мне показалось, что дама ждет кого-то, хотя она старательно изображала полную безмятежность и отрешенность: сижу, курю, ни на кого не обращаю внимания. Да, в жизни Татьяна Эдуардовна Ценз - заместитель главного редактора популярной газеты "Молодежные новости", выглядела ничуть не хуже, чем по телевизору. Похоже, ее здесь почти все знали. Из подъезжающих машин то и дело неслось:
- Татьяна Эдуардовна, наше вам!
- Танюша, сколько лет, сколько зим! Выглядишь чудесно…
Она мило кивала, улыбалась, время от времени махала кому-то рукой. Но все это до поры до времени. Ее приятное лицо вдруг стало сосредоточенным, жестким. Не составило труда угадать, что ее так напрягло, - не отрываясь, она смотрела на томную пару, медленно бредущую по березовой аллее. Мужчина-щеголь в синем пиджаке, бело-голубой полосатой сорочке и ярко-желтом галстуке держал под руку эффектную блондинку в спортивном костюме. Пара действительно странная, но, похоже, Татьяну Эдуардовну взволновала вовсе не дисгармония нарядов. Да и нет никакой дисгармонии - через час-полтора половина всех участников семинара облачится в спортивные костюмы, а другая половина будет пугать окрестных белок вечерними вызывающими нарядами, придуманными в лучших домах мод Европы. Похоже, Татьяне. Эдуардовне было крайне неприятно, что владелец желтого галстука прогуливается по парку в обнимку с блондинкой.
Между тем пара в вечерне-спортивном неумолимо приближалась к главному входу, и вот Александр Трошкин (а это он, без сомнения, и в таком же прикиде, как в сегодняшнем кино) увидел Татьяну Ценз, встретился с ней глазами, подошел к лавочке и, склонившись в почтительном поклоне, молча припал к ее руке. Блондинка сделала вид, что любуется закатом.
- Рад тебя видеть, Танюша, - проскрипел Трошкин. - Знал, что ты будешь здесь, и прилетел на крыльях тоски. Скучал, томился…
- Вижу, - перебила его Ценз, выразительно глядя на блондинку. - Нам надо поговорить, Саша. В каком-то смысле я приехала сюда как раз за этим.
- Поговорим, дорогая, - кивнул он. - Нет вопросов. Все три дня - наши.
- Не думаю. - Ценз пожала плечами. - Но ты найди для меня минуточку. Постарайся.
Трошкин отступил на два шага, блондинка перестала таращиться на закат, и парочка удалилась в корпус, а к Ценз подскочил молодой человек с диктофоном в руке:
- Извините за беспокойство, вы не подскажете - это был Трошкин?
Ценз кивнула.
- Тот самый?
- А какой вас интересует? Какой из Трошкиных "тот самый"?
Молодой человек окинул Татьяну Эдуардовну удивленным взглядом и ответил вопросом на вопрос:
- А разве есть еще какой-нибудь Трошкин?
- Фамилия достаточно распространенная.
- Ах, бросьте. Александр Трошкин, политолог, президент фонда "Наша демократия".
- Да. - Ценз почему-то вздохнула. - Да, это он.
И молодой человек с криком: "Ой, у меня же к нему масса вопросов!" - бросился вслед парочке, только что исчезнувшей за дверями.
- У меня тоже, - тихо сказала Ценз.
На крыльце между тем появился маленький взмыленный человечек, который, просительно складывая пухлые ручки на груди, принялся метаться от одной группы курильщиков к другой, громко, но жалобно крича:
- Господа! И дамы! Участники семинара! Торжественный ужин по случаю приезда через час десять. Господа! Через час десять! Милости просим! Что касается бани…
Его крики потонули в общем одобрительном гаме.
Наступали сумерки, и у меня вдруг появилось неприятное предчувствие - как будто что-то должно случиться, что-то плохое, чего уже не избежать. Я уговаривала себя, что тревога моя ложная, что она навеяна анонимкой, и только ею, но отделаться от мрачных ощущений не получалось. "Не позвонить ли Васе? - подумала я. - Не он ли учил меня, что главным орудием оперативника является интуиция, которая успешно заменяет нам ум, честь и совесть. В конце концов, для его же, Васиного, блага стоит оторвать его от ужина и сообщить, что мне не по себе. Потому что, если с Иратовым и впрямь что случится, муровское начальство сделает из капитана Коновалова бефстроганов. Да и у самого Васи душа будет не на месте, несмотря на то, что он, атеист проклятый, всегда настаивал на том, что души в природе не существует, во всяком случае в себе он ее обнаружить не смог".
Администратор любезно разрешила мне воспользоваться телефоном, но Васи не оказалось ни дома, ни в МУРе. А телефонов трех его бывших жен, которых он любил навещать в обеденное или ужинательное время, я наизусть не помнила. Ладно, пора уже познакомиться с виновником торжества, а именно с Вадимом Сергеевичем Иратовым.
- Не подскажете, - обратилась я к администраторше, - в каком номере живет Иратов?
- В четыреста двенадцатом, - ответила она. - Что-то сегодня все только им и интересуются.
- Да? А кто еще?
Она виновато развела руками:
- Я разве всех знаю?
Подозрительно или нет, что Иратовым многие интересуются? Если бы не анонимка, я бы сказала - нет. Иратов - известный человек, к его персоне приковано всеобщее внимание. Но предупреждение о готовящемся убийстве имеет место быть, и потому информация администраторши меня насторожила.
Вася не обманул и поселил нас с Леонидом неподалеку от кандидата в губернаторы. Мой номер располагался прямо напротив иратовского, а номер Леонида - через один от моего. Кучно, удобно, наглядно. Поднявшись на четвертый этаж, я прошлась из конца в конец коридора, внимательно оглядела все холлы с пыльными пальмами и плюшевыми креслами и даже выглянула на балкончик, в который коридор упирался. Затем я посетила свой номер, отметила, что он совсем неплох, приняла душ, то есть, как тут было заведено, привела себя в порядок и, облачившись в махровый халат, пошла знакомиться с Иратовым. Мне не повезло - в ответ на мой стук дверь иратовского номера открыла женщина в таком же, как мой, халате. Неудивительно - халаты входили в набор услуг пансионата, так же, как зубные щетки, паста, мыло и шампунь.
- Извините, пожалуйста, за беспокойство, - сказала я смущенно. - Я - ваша соседка из номера напротив. Нет ли у вас фена? А то я свой забыла.
Женщина смотрела на меня вполне дружелюбно и, казалось, даже обрадовалась моему приходу:
- Фен есть, - кивнула она, - а нет ли у вас геля для волос?
- Поменяемся? - предложила я.
- На время, - кивнула она.
- Люда! - донесся из глубины номера мужской голос. - Это ко мне?
- Нет! - крикнула она. - Ко мне.
Я принесла гель, Люда дала мне фен. Я представилась, предложила заходить если что. Она сказала, что ее зовут Людмила Иратова и что она тоже будет рада, если сможет оказаться полезной.
Все шло по плану, контакты налаживались.
Минут через десять я спустилась в ресторан. Народу там было немного, и почти все присутствующие толпились около бара. Рядовые журналисты сидели за отдельным столиком и бросали жадные взгляды в сторону бара. Не в том смысле, что хотели выпить, а в том, что их интересовали собравшиеся там знаменитости. На меня обратили внимание - то ли благодаря черному шелковому платью с открытой спиной, то ли из-за того, что женщин в ресторане было совсем мало, а если быть точной, то всего три. От группы, сконцентрировавшейся около бара, медленно отделился высокий седой человек, смутно знакомый мне по телеэкрану, и направился в мою сторону с широкой улыбкой.
- Развейте мое недоумение, - нараспев сказал он, - что привело столь прекрасную юную особу на наше скромное и, думаю, занудное мероприятие?
- Не такое уж скромное, - поправила я его крайне доброжелательным тоном, - судя по количеству знаменитостей на один квадратный метр.
- О! Вы нас измеряете квадратными метрами! - воскликнул он, из чего я сделала вывод, что он тоже относит себя к числу знаменитостей.
- Что вы, - запротестовала я, - я квадратные метры измеряю вами.
- А, ну да, ну да, - кивнул он. - И как вам здесь?
- Великолепно! - заверила я. - Для меня большая честь соприкоснуться с таким возвышенным и изысканным обществом.
- Вот! И вы, прелестное дитя, не убереглись от тщеславия! - воскликнул он трагическим тоном. - Жестокий век, жестокие сердца.
Я не очень поняла, при чем тут жестокость века и сердец, но охотно заглотила наживку:
- От тщеславия уберечься невозможно. Как от радиации и от дурной экологии. Правда, оно поражает другие органы и системы, не так ли? - Я печально улыбнулась, чем несказанно обрадовала собеседника.
- Да, я лишний раз убеждаюсь, что молодым людям очень и очень непросто в этой стране найти себя, - подытожил он, вероятно искренно полагая, что в пансионате "Роща" я ищу именно себя, а не кого-то другого.
Не люблю, когда говорят "в этой стране". Не люблю такого мягчайше-сладенького тона. Плохо переношу, когда меня называют "дитя мое". Но работа есть работа, и я продолжала улыбаться, тупить глаза, поводить плечом и всякое такое. И мой собеседник был абсолютно уверен, что очаровал меня на все сто процентов. Старый дурак, ей-богу. Он решительно, с видом хозяина жизни и хозяина положения, взял меня за локоть и потащил к бару.
- Познакомиться с обществом надо, - шептал он. - Как мне вас представить?
- Александра. Фамилия моя - Митина. Работаю политическим обозревателем "Вечернего курьера".
- Радость моя! Я ведь не спрашивал, где и кем вы работаете! Но… обозревателем? В ваши-то годы? Я-то, грешным делом, полагал, что вы еще в школе учитесь.
Я с трудом удержалась, чтобы не засветить этому идиоту кулаком в ухо, дабы навсегда отбить у него охоту к таким "комплиментам".
- Нет, в школе я не учусь и не училась, а сразу из детского сада пришла в журналистику. И время сэкономила, и нервы. Очень удобно - вот мне сейчас тринадцать лет, а я уже без пяти минут главный редактор.
- Да, умно. А меня зовут Павел. - Он чинно кивнул.
Группа у бара уже с каким-то болезненным любопытством наблюдала за нами, но стоило нам подойти, все отвернулись, демонстрируя полное безразличие.
- Внимание, коллеги, - торжественно начал Павел, - прошу сюда. Девушку зовут Александра. Она - большой человек, журналист, обозреватель политики в "Курьере". Так что если у кого есть вопросы по текущему моменту - прошу. Не стесняйтесь, спрашивайте, пока у вас есть такая возможность. Сашенька, я надеюсь, вы не откажете моим друзьям и согласитесь провести маленькую, но содержательную политинформацию?
- Не откажу. - Я просто лопалась от злости. Конечно! Они здесь все такие политически подкованные, что грех не посмеяться над случайной дурочкой из переулочка, которая имела наглость назвать себя политическим обозревателем. - Только мне нужно подняться в номер за конспектом.
Все рассмеялись так, как будто я и вправду выдала первоклассную шутку. Кого они мне напоминают? Я мучительно искала точное сравнение. Не каждый в отдельности, а все вместе. Матросов, полгода проболтавшихся в море? Каннибалов после трехдневной голодовки? Во всяком случае, на женщин эти сильные и влиятельные мира сего реагировали неадекватно, а на меня смотрели с такой… как бы сказать точнее? - заинтересованностью, что мне хотелось спрятаться под стол. Впрочем, всем известно, что участники загородных семинаров, вырвавшись на пару дней из-под пристального взгляда жены, не упускают возможности "оторваться" и "расслабиться". Попробуйте вытянуть какого-нибудь министра или главу комитета Госдумы на семинар, проводимый в черте города. Шансов мало. А вот за город, в закрытый пансионат - с удовольствием. Таковы особенности национальной политики.
- Виски? Коньяк? Шампанское? - Павел отработанным жестом достал бумажник, и большинство из присутствующих сделали то же самое.
- Нет, позволь мне.
- Да ладно, убери.
- Перестань, сейчас моя очередь.
- Ах, нет, спасибо, - я скромно потупилась, - я не пью.
- Как?! - вскричали все. Изумление их было так велико, как будто я призналась в чем-то крайне неприличном.
- Болеете? - сочувственно спросил кто-то.
- Нет. Просто не пью, и все.
- Как это "просто"? Почему?
Павел между тем почти насильно вложил мне в руку стакан, на одну четверть заполненный виски, я с отвращением посмотрела на коричневую жидкость, поморщилась и пояснила:
- Не переношу спиртного, вот почему.
Все опять рассмеялись, и я с грустью подумала о том, что они запросто могут меня испортить своими подхалимскими восторгами. Чего доброго, я еще поверю в свой клоунский талант.
Павел стал объяснять компании, что мне всего тринадцать лет, что в школе я не училась и, соответственно, дурных привычек не успела заиметь и что работа в газете отнимает столько сил и времени, что не до выпивки, совершенно понятно.
- Пусть девушка расскажет нам, как там поживает журналистская общественность, - сказал мужчина с неприятным птичьим лицом.
- Пусть, - согласилась я. - Пусть расскажет.
И оглянулась вокруг, как будто в поисках той самой девушки.
Седовласый Павел пришел в окончательный восторг и шепотом заверил меня: "Вы прелесть, просто прелесть".
Через полчаса мне стало ясно, в чем смысл жизни. В близости к власти. За то время, что я провела у барной стойки, каждый из присутствующих там джентльменов как бы между прочим успел помянуть по паре-тройке ведущих политиков: "Вчера два часа втолковывал Сереже (Кириенко), что так нельзя", "Толик (Чубайс) умолял меня приехать сегодня, но я не смог", "Гена (Селезнев) названивал весь день, опять что-то нужно"… Я уже совсем собралась сказать, что Вова Путин приходится мне родным племянником и все время клянчит деньги на мороженое, но властная тема вдруг резко иссякла, и начались разговоры другого плана.
- Вы здесь одна? - спросил меня человек очень светского вида в смокинге.
- В каком смысле? - уточнила я, хотя смысл вопроса был мне совершенно понятен.
- Вы приехали… - он замялся, - сами по себе?
- Нет, конечно. Кто ж меня пустил бы сюда саму по себе? Я приехала по редакционному заданию.
- Одна? - Похоже, человек в смокинге не привык особо церемониться.
- Я ехала на автобусе, - мило улыбнулась я, - то есть в обществе примерно тридцати пассажиров.
- На автобусе? - похоже, присутствующие не подозревали о существовании такого вида транспорта.
Павел широко отрыл рот, намереваясь, наверное, сказать что-то умное, но в этот момент в зал вошел Леонид.
- Наконец-то, - вырвалось у меня, и, прежде чем я прикусила язык, Павел набросился на меня с требованием объясниться, причем в голосе его слышались собственнические нотки (не рановато ли?):
- Кто это? Вы его ждали? Вы приехали вместе?
- Это Манукян, - произнесла я со всем возможным почтением и легкой дрожью в голосе. - Или вы его не узнали? Мне велено взять у него интервью, но, боюсь, он мне откажет. Манукян с журналистами не общается. - Я горько вздохнула. Оставалось надеяться, что правило "голого короля" сработает и никто из присутствующих не рискнет признаться, что не знает, кто такой "сам Манукян".
- Хм, хм, - один из мужчин озадаченно почесал голову. - Понимаю, почему сюда прислали именно ВАС. Потому что вам, милая Александра, не сможет отказать ни один здравомыслящий человек. Вам отказать невозможно, поверьте старому отшельнику. Я бы лично дал вам не только интервью.
- А Манукян - здравомыслящий? - взволнованно спросила я.
- Насколько мне известно - да, - ответил "отшельник".
- Откажет! - Я покачала головой. - Вот чувствую, откажет. Готова поспорить…
- На конфетку? - усмехнулся Павел.
- Зачем же? - Я окинула его гордым взрослым взглядом. - На бутылку виски.
- Идет! - Павел протянул мне руку, и мы заключили пари.
- Берусь поспособствовать, - предложил тот, что в смокинге, - использовать, так сказать, свое давнее знакомство с гражданином Манукяном. Кстати, он мне кое-чем обязан…
Если бы я доподлинно не знала, что Леонида он видит впервые, а никакого Манукяна вообще на свете не существует, у меня бы и тени сомнения не возникло в правдивости его заявления. Такой простой искренний тон… К тому же он дружески помахал Леониду рукой, и тот, подслеповато щурясь, рассеянно кивнул в ответ.
- Идите к нам, - позвал Леонида Павел, - мы вас уже заждались.
Леонид медленно приблизился, раскланялся со всеми, но руки никому не подал. Взобравшись на высокий табурет у стойки, он углубился в изучение карты вин.
- Не советую экспериментировать, - кашлянув, сказал Павел. - Мы, боясь подорвать здоровье неизвестными напитками, употребляем виски.
- Экспериментировать - моя профессия, - не оборачиваясь, ответил Леонид. - Но я, пожалуй, соглашусь с вами. Виски, пожалуйста.
Пока бармен наливал политтехнологу безопасный напиток, Павел втиснулся между стойкой и Леонидом и радостно представился:
- Павел Васильев, политолог.
- Гений, - ответил Леонид и пожал протянутую руку.
- Да? - Павел удивленно вздернул брови. - Про себя такого сказать не могу. В лучшем случае, талант, да и то… Скорее, просто хорошие аналитические способности. Впрочем, я не комплексую, гении сейчас так редки.
- Гений - это мое имя, - терпеливо объяснил Леонид. - Извините уж моих родителей, они были мечтателями.
Павел позорно заткнулся под насмешливыми взглядами окружающих. Действительно, мало того, что он не знает имени самого Манукяна, так еще и иронизирует неизвестно над чем.
- Ваши родители не ошиблись с именем ребенка, - подобострастно пискнула я. Леонид снисходительно кивнул мне, но тут же равнодушно отвернулся. Нет, он был поистине великолепен в своем жлобстве! Даже у меня он уже вызывал отвращение, представляю, что чувствовали остальные.
"Давний знакомый Леонида", тот, что в смокинге, отважно бросился мне на помощь:
- Позвольте представить вам, Гений, нашу прелестную приятельницу Александру. Она - политический обозреватель и давняя ваша поклонница. В первый раз она рассказала мне о том, что хочет с вами познакомиться, еще два года назад.
- Два года? - Леонид посмотрел на меня с чуть большим интересом. - Но тогда я практически только начинал.
- Но начинали вы ярко! - выкрикнула я.