– В восемнадцать лет твоя жизнь остановлена? Не смеши меня.
– Да-да, – покивала головой Нэнси, – в конце лета я выхожу замуж, это последнее лето моей свободы.
– И ты проведешь это лето, работая горничной в каком-то чужом доме?
Я увидела, как Нэнси улыбнулась сама себе.
– Это дом Рэндонов, – сказала она.
– Это дом Рэндонов?
Я чуть не упала.
– Да, – спокойно сказала Нэнси.
– И как это тебе удалось, – я села рядом с Нэнси, – как тебе удалось попасть туда?
– Все очень просто. Амалия Рэндон подала заявку в местное бюро услуг, что ей нужна помощница по хозяйству. Я узнала, что она постоянно подает туда заявки, она меняет работников, как перчатки, такой у нее неуживчивый характер. Я предложила им свою кандидатуру, и они послали меня в их дом. Амалия Рэндон оглядела меня и сказала, что я ей подойду. Так вот, сегодня меня ввели в курс дела и познакомили со Стивом Рэндоном, с папой Тимом Рэндоном и его милашкой Ирмой. Только одного популярного актера почему-то весь день не было дома, – остановила на мне проницательный взгляд чувствительная Нэнси.
Я не стала развивать тему сегодняшнего местопребывания одного популярного актера и перевела разговор.
– Что входит в твои обязанности?
Нэнси пожала плечами.
– Не знаю, какая разница, – беззаботно ответила она, – я буду видеть Стива Рэндона собственной персоной.
– А также всех его девиц, – попыталась я опустить ее на землю.
– Как ты, однако, неромантична, тетя Анна.
– Это я-то неромантична? – улыбнулась я.
Когда я провожала Нэнси до ограды, на крыльце дома напротив появился толстяк Хаггард.
Он улыбнулся нам и помахал рукой. Не так часто мы встречались на улице, хотя наши дома стояли друг напротив друга.
– Мама сказала, что он сватался к тебе лет двадцать тому назад, – сказала Нэнси.
Я улыбнулась.
– Эта цифра кажется тебе баснословной?
– Нет, что ты, – Нэнси тоже улыбнулась, – я понимаю гораздо больше, чем ты думаешь.
– Что еще тебе сказала твоя мама?
– Что этот толстый человек до сих пор в тебя влюблен. Это так?
– Да. Целыми днями я так и чувствую, как он постоянно наблюдает за мной там, за своими выцветшими занавесками.
– Как грустно… Нам отпущен какой-то миг для жизни, но еще практически никому не удалось прожить этот миг так, как ему хотелось.
– Ого, – сказала я, – а ты действительно понимаешь гораздо больше, чем кажется.
Толстяк Хаггард дождался, пока Нэнси уйдет, и подошел ко мне. Не часто он решался на такой шаг.
– Здравствуй, Анна, – сказал он.
– Здравствуй, Фил, – сказала я.
– Не часто мы с тобой встречаемся на улице.
– Не часто.
– Хотя наши дома стоят напротив друг друга.
– Да.
– Я хотел тебе сказать, – начал он.
Он смотрел на меня так, как будто хотел дотронуться до моего лица, моих волос, но было видно, что именно это желание является для него самым неосуществимым желанием на свете.
– Что ты хотел сказать?
– Я хотел сказать, – повторил он, – если с тобой что-нибудь случится, знай, что ты всегда можешь рассчитывать на меня.
– Я знаю, Фил, ты говорил мне это.
– Говорил, – подтвердил он.
– Лет двадцать назад.
– Совсем недавно, – улыбнулся он.
– Да.
– Просто я думал, ты забыла.
Он отвел от меня глаза и стал смотреть на ближайшее дерево.
– Я не забыла, Фил.
– Или, может, ты подумала, что для меня это больше не важно.
Он вновь посмотрел на меня.
– Думаю, со мной ничего не случится, особенно этим летом.
– Я просто хотел, чтобы ты знала.
Ситуация была неловкая, я не имела права злоупотреблять его расположением, это было нечестно.
– Мне нужно идти, – сказала я.
– Да-да, конечно, – заторопился он, – да и меня ждут мои стулья.
И Фил Хаггард, махнув на прощание рукой, пошел к своему дому. Он держал мастерскую в гараже и целыми днями мастерил стулья, табуретки и кресла; говорят, он разговаривал со своей мебелью и даже давал ей имена. Но вы же знаете, нашим людям только дай волю о чем-нибудь поболтать. Они вам еще и не такое расскажут.
Я немного постояла на улице и тоже пошла домой. Солнце уже почти ушло за горизонт, и на темном розовом небе теперь отчетливо была видна круглая луна.
* * *
В доме Рэндонов никто не работал и работать не собирался. Ведь пока был известен, любим зрителями и популярен в обществе замечательный актер Мэл Рэндон, деньги в семью текли сами собой. Так, по крайней мере, многие члены этой экстравагантной семьи предпочитали думать.
Кинофильмы с участием Мэла Рэндона имели большие сборы. Пачки чая с его автопортретом раскупались с молниеносной быстротой, а заказы на новые поставки раз от раза увеличивались.
Папа Тим Рэндон самый старший вместе со своей милашкой Ирмой радостно прожигали свои жизни, а Амалия Рэндон плела интриги и не гнушалась получать от жизни все, чего бы ни пожелала. Да и Мэлу Рэндону вроде бы тоже не на что было жаловаться. Словом, все в этом семействе было спокойно, хорошо и так, как надо.
Но оставалась в этой благополучной семейке одна маленькая неразрешимая проблема.
И этой проблемой был Стив Рэндон. О да, Стив Рэндон, этот умопомрачительный молодой человек с голубыми небесными глазами, легкой улыбкой и не изведанными никем мыслями в белокурой голове.
Стив Рэндон все еще не имел конкретной цели в жизни. Он почти смирился с тем, что ему так и придется всю жизнь оставаться в тени знаменитого отца, но все это было не то, не то.
Стив Рэндон всегда подозревал, что он явился на эту землю для чего-то важного и существенного. Но его звездный час все не наступал, и это обстоятельство создавало в душе Стива разлад и дискомфорт.
Все, что угодно: кража века, полет на луну, невероятное смятение чувств… Все, что угодно. Но только не эта пустота и повседневность, а иначе зачем все тогда? Зачем луна, звезды, солнце и ветер? Неужели только для того, чтобы сидеть здесь, внизу, в теплом уютном кресле с сигаретой в зубах и с фужером вина в руках?
Однако внешне Стив был вполне спокоен, сдержан и умиротворен. И любой, кто бы ни взглянул на этого холеного белокурого красавца, точную копию его экстравагантного отца, сразу видел, что у этого спокойного парня с его голубыми бездонными глазами и в жизни, и на душе полный порядок и окей.
– Стив понятия не имеет, кем он хочет быть и чем будет заниматься, – жаловалась Амалия Рэндон подруге Кларе, – он ждет, когда ему на голову упадет звезда.
– Может, пусть так и будет, может, ему действительно однажды упадет на голову эта самая звезда?
– В этой жизни нельзя сидеть и чего-то ждать, – набросилась на подругу Амалия, – в этой жизни надо действовать.
Она машинально взяла с тумбочки бутыль с лекарством и поднесла ее к носу. Хотя разлюбезных родственников в комнате не было, и показывать, какая она вся из себя несчастная и больная, было некому.
– У Стива не голова, а компьютер, неужели он не может придумать, чем ему заниматься, – сказала Клара, – он мог бы делать большие деньги.
– Все эти меркантильные заботы не для него, – задумчиво сказала Амалия Рэндон.
– Что же тогда для него?
– Ах, если бы я знала, я бы, конечно, помогла ему, чем смогла.
Амалия Рэндон лежала на кушетке в своей комнате перед раскрытыми дверями веранды. И сквозь редкие стальные прутья ограды веранды ей было прекрасно видно все, что творилось на улице перед особняком.
Она видела, что Стив с закрытыми глазами сидел в шезлонге под навесом возле бассейна и курил сигарету. Вокруг него расположилось несколько белокурых одинаковых девиц в некотором подобии купальников. У девиц с невероятной скоростью раскрывались и закрывались рты: они самозабвенно изощрялись в остроумии перед равнодушным Стивом.
На другом конце бассейна папа Тим и мама Ирма ныряли в бассейн. Специально для этого мероприятия они задействовали едва ли не всю прислугу, которую можно было найти в доме. Все должны были бросить дела, стоять тут же, охать, ахать, вздыхать и аплодировать.
Амалия Рэндон с отвращением глядела на водные процедуры свекра и свекрови и не было предела ее тоске и возмущению. И, чтобы как-то успокоить свои нервы, Амалия вновь перевела взгляд на любимого сына.
Стив Рэндон в это время открыл глаза и разглядывал склонившуюся над ним тоненькую девушку, которая принесла на подносе прохладительные напитки. У девушки были темные волнистые волосы намного ниже талии, и, на взгляд Амалии, она неплохо смотрелась на фоне семейного благополучия Рэндонов с их мраморным бассейном, экзотическими пальмами, голубым небом и высокой каменной оградой.
Амалия видела, что Стив подмигнул девушке, чем явно ее смутил. А белокурые девицы еще долго смотрели девушке вслед, когда та, мило улыбнувшись Стиву, направилась предложить напитки папе Тиму и маме Ирме.
– Кто это милое создание? – спросила Клара.
От нечего делать она тоже наблюдала за происходящим на улице.
– Это Нэнси Рубенс, племянница Анны Лассаль.
Стив Рэндон наконец-то бросил своих девиц на произвол судьбы и присоединился к деду с бабкой, они всегда забавляли его своей непосредственностью.
Клара поразилась:
– Племянница Анны? Зачем ты ее наняла?
– Почему бы мне не взять на работу племянницу Анны Лассаль? – отмахнулась Амалия.
Все девицы Стива Рэндона сидели, вывернув головы в ту сторону, куда ушел их драгоценный Стив. Жизнь интересовала их только в этом направлении.
– Ты что-то придумала? – спросила Клара.
Амалия вздохнула.
– Почему я должна непременно что-то придумывать? Вы меня за человека совсем не считаете? Она пришла наниматься ко мне на работу, девушке нужна была работа. По крайней мере, во всей этой истории она вообще ни при чем.
– Но, может, это они что-то придумали? – предположила Клара.
– Что ты, Анна Лассаль всегда довольствовалась только тем, что имеет, и никогда не претендовала на большее.
– Мэл все еще с ней встречается? – осторожно спросила Клара.
– А как ты думаешь? Зачем ему нужен этот автопарк ржавых и поношенных машин?
– И ты совсем ничего не боишься?
– Чего мне бояться?
– В нашей жизни нечасто встретишь такое постоянство чувств.
– Но речь идет не только о постоянстве чувств, но так же и о постоянстве нерешительности. Если бы Мэл был чуть-чуть решительнее, он давно бы стал жить так, как хочет он сам, а не так, как указывают ему другие люди.
– Так может, это все-таки ответственность, а не нерешительность?
– Нерешительность – характерная черта всех Рэндонов, передающаяся из поколения в поколение. Я удивляюсь, как папа Тим в свое время настоял на свадьбе со своей милашкой Ирмой, ты бы знала, как все их респектабельные родственники были против этого брака, даже войну им объявили. Но папа Тим настоял на своем решении и, как видишь, ничего хорошего из этого не получилось.
– Как ты можешь так говорить, все видят, как они счастливы друг с другом, их счастью не помешали даже долгие годы совместной жизни.
– А счастье, моя милая, понятие растяжимое. Если счастья слишком много, человек расслабляется, а отсутствие счастья заставляет человека держаться в напряжении и добиваться невероятных достижений и высот. Ты думаешь, Мэл достиг бы того, чего он достиг, если бы он был сейчас с Анной? Ничего подобного. Он поливал бы цветочки у нее в саду, а по вечерам его бы тошнило от неповторимого ежедневного заката, который он имел бы честь наблюдать изо дня в день.
– Но это и была бы любовь.
– Любовь? Но любовь – понятие еще более относительное, чем счастье, – покачала головой Амалия, – ведь никто и никогда не может предсказать, чем эта любовь однажды сможет закончиться.
– И ты уверена, что человек может изменять судьбы других людей? Ты уверена, что имеешь на это право?
– Если бы все люди сидели целыми днями на одном месте и задавали себе такие вопросы, мир давно бы застыл без движения. Люди, подобные мне, вертят эту землю, а все остальные только следят за тем, как бы с нее не свалиться.
Клара промолчала и только покачала головой, ибо способность Амалии управлять мужем и окружающими людьми выходила порой за все границы. И буквально несколько дней спустя этому было очередное подтверждение.
* * *
А несколько дней спустя к Амалии Рэндон были приглашены два чуть ли не мировых светила в области медицины. И эти два светила долго не могли понять, что за болезнь скрутила эту несчастную женщину.
Клара молча вытащила из шкафа две пачки новеньких банкнот и положила их в дорожные сумки врачей. Врачи сделали вид, что ничего не заметили, но много что поняли.
– Вы, наверное, очень давно болеете? – спросили они Амалию.
– Да, – слабым голосом произнесла Амалия, – слишком давно.
– И вы уже заметили, что вам помогает больше всего? – поинтересовались врачи.
– Самое благотворное влияние на мое здоровье, – выразительно простонала Амалия, – оказывает смена окружающей обстановки.
– О, да-да, – тут же закивало головой одно из светил, – я тоже сразу понял, что вам необходимо переменить окружающую обстановку. Я знаю, что это является лучшим средством в лечении такой тяжелой болезни.
– Полностью с вами согласен, коллега, – положительно замотало головой другое светило, – думаю, ваши родственники тоже должны понять, как вам это необходимо, – обратился он к Амалии.
– Ах, – простонала Амалия, – мои родственники мне не доверяют, они уверены, что я притворяюсь.
– Что вы, – поспешили ее утешить оба светила, – разве смог бы нормальный человек столько лет так искусно притворяться? Нет, вы действительно сильно, тяжело, а главное, очень честно больны. А ваших родственников, поверьте, мы возьмем на себя.
И они краем глаза посмотрели, не прибавит ли Клара что-нибудь дополнительно в их дорожные врачебные сумки. Но поняв, что женщины решили остановиться на том, что есть, врачи кивнули друг другу головами, мол, и этого будет вполне достаточно.
За семейным ужином два светила в области медицины сделали торжественное заявление. Они объявили Мэлу Рэндону, что его жене необходимо сию минуту сменить домашнюю обстановку.
– Вы поймите, – сказали оба мировых светила, обращаясь к Мэлу Рэндону, – вашей жене нужно немедленно отправиться в кругосветное путешествие, пока ее болезнь не стала еще больше прогрессировать.
Мэл Рэндон устало внимал докторам.
– Вы хотите спросить нас, как именно, а главное – почему на течение ее болезни так благоприятно может повлиять кругосветное путешествие?
И оба светила выразительно посмотрели на Мэла Рэндона, хотя он ничего не собирался спрашивать.
– Дело в том, – продолжили они, – что нервная система вашей жены подорвана тяжелым течением болезни, в клетки ее организма давно не поступают заряды положительных эмоций, а однообразие климата вызывает застой кровяных телец в сосудах. Ее болезнь до конца не изучена, но именно такие общеукрепляющие методы обычно оказывают самое положительное воздействие на уставшие организмы пациентов с такими тяжелыми болезнями.
И оба светила в области медицины облегченно перевели дух после столь утомительной лекции, а заодно посмотрели друг другу в тарелки, чтобы убедится, так ли же у одного из них все вкусно, как и у другого.
– Но моя жена только полгода назад вернулась из последнего кругосветного путешествия, – начал было Мэл Рэндон.
– Полгода? – Оба мировых светила от наигранного ужаса едва не подавились своей замечательной едой. – Такой большой срок? Для такой тяжелой болезни? И вы целых полгода ее больше никуда не отпускали?
– Что вы, дело не во мне, она сама не любит никуда ездить, она так расстраивается, когда врачи прописывают ей путешествия, правда, дорогая? Вы только посмотрите, как она расстроена.
Все посмотрели на Амалию. Она очень даже неплохо для такого расстройства ела.
– Да, мы прекрасно понимаем, – сказали мировые светила, строго глянув на Амалию, – но ей это необходимо. Ее изможденному организму нужна смена окружающей обстановки. Точно так же как свежий ветер, капли дождя и лучи солнца необходимы молодым росткам деревьев и цветов после долгой тяжелой зимы.
И светила вытащили носовые платки и тщательно оттерли пот со своих трудолюбивых лысин, а заодно незаметно покивали Амалии Рэндон и ее подруге Кларе, мол, деньги они сегодня вполне отработали.
– А мы с папой Тимом все равно считаем, что наша дорогая невестка слишком часто для такой тяжелей болезни путешествует. Наш сын не успевает оплачивать счета, присылаемые из разных уголков земли, – сбила праздничный настрой нетактичная мама Ирма. – Я, например, на месте нашей дорогой невестки лежала бы тихонечко где-нибудь у камина и вязала, а не следовала нелепым врачебным инструкциям, которые она слишком часто в последние годы получает.
Ты на своем месте будешь тихонечко лежать где-нибудь у камина, старая коряга, а я в своей жизни буду делать то, что хочу я сама, а не то, чего хотите вы, мои дорогие родственники, с чувством подумала Амалия Рэндон.
Вслух же, обращаясь к Мэлу Рэндону, она горестно сказала:
– Да, мама права, слишком много средств уходит на мою болезнь из семейного бюджета.
– Простите, – обратились к маме Ирме врачи, – у вас какое медицинское образование?
– Нулевое, – мило улыбнулась та, – но я думаю, мне этого вполне достаточно для того, чтобы понять, что тут что-то не так. Тут, по всей видимости, какой-то заговор.
– Что ты, дорогая, – возразил ей наевшийся папа Тим, – не могла же наша дорогая Амалия подкупить всех врачей в стране.
– Мама, – обратился к маме Ирме Мэл Рэндон, – по-моему, счета моей жены – это мое личное дело.
– Милый, – слабым голосом обратилась к Мэлу Рэндону несчастная Амалия, – по-моему, твоя мама абсолютно права, нам совершенно не обязательно так заботиться о моем здоровье.
Клара ела молча, она испытывала не самые плохие чувства от еды и от бесконечного фарса и недоверия, который царил за столом.
– Ты будешь делать то, что пропишут тебе доктора, – сказал Мэл Рэндон Амалии.
– Но я так не люблю отлучаться из дома, я люблю быть здесь с вами, – пожаловалась Мэлу Рэндону Амалия.
– Но я тоже уезжаю на съемки, неужели ты забыла?
– Как, уже уезжаешь? – притворно ужаснулась Амалия.
– Да, уже уезжаю.
– И сколько продлятся съемки, сынок? – спросил Мэла Рэндона заботливый папа Тим.
– Месяца четыре.
– Так долго? – сказала Амалия.
– Там будет несколько серий, – не моргнув глазом, соврал Мэл, – так что можешь спокойно ехать и поправлять здоровье.
– А мы опять одни останемся? – вдруг окончательно расстроилась мама Ирма, – одни, в таком огромном и пустом доме?
– Что ты, дорогая, – поспешил ее утешить папа Тим, – у нас ведь есть внук, мы будем заниматься его воспитанием.
– Ну уж нет, – подал голос возмущенный Стив Рэндон, – что угодно, только не это, а то я тоже куда-нибудь уеду.