- Женевьева! - позвала я и пустила лошадь галопом. Подъехав к роще, я услышала ее крик. Ветки деревьев хлестали меня по лицу, будто нарочно не давая проехать. Я снова позвала:
- Женевьева, ты где? Что случилось?
Вдруг послышался ее задыхающийся, сдавленный голос:
- О, мисс!.. Мисс!..
Я нашла ее, ориентируясь по звуку голоса. Она спешилась, лошадь спокойно стояла рядом.
- Что такое? - начала я и вдруг увидела графа, распростершегося на траве. Рядом неподвижно лежал его конь. Куртка для верховой езды была залита кровью.
- Он… его… убили, - с трудом выговорила Женевьева.
Я спрыгнула на землю и наклонилась к графу. Меня охватил ужас.
- Женевьева, быстро скачи за помощью, - приказала я. - Ближе всего Сен-Вальен. Пошли кого-нибудь за врачом.
Она молниеносно повиновалась.
Последовавшие за этим минуты я помню смутно. До меня донесся глухой цокот копыт: это Женевьева выехала на дорогу.
- Лотер, - прошептала я, первый раз в жизни произнося его имя вслух. - Этого не может быть, я этого не перенесу. Все, что угодно, только не умирай.
Короткие густые ресницы. Тяжелые веки. Они опустились, как жалюзи, навсегда погрузив в темноту его жизнь… и мою тоже.
У меня в голове лихорадочно проносилось множество мыслей, но я не бездействовала. Приподняв руку графа, я с волнением нащупала пульс.
- Еще жив… - выдохнула я. - О, слава Богу… слава Богу. - Я всхлипнула и почувствовала безумное счастье.
Потом расстегнула ему куртку. Если бы пуля, как я думала вначале, попала графу в сердце, на груди зияла бы рана. Но раны не было. Откуда же кровь? И тут меня осенило. Он не ранен. Кровью истекала лежавшая рядом с ним лошадь.
Скинув с себя жакет, я свернула его валиком и подложила графу под голову. Он приходил в себя: немного порозовело лицо, дрогнули веки. До меня доносились мои собственные слова:
- Жив… жив… Слава Богу.
Я склонилась над ним, не отрывая глаз от его лица. Я молила Господа, чтобы помощь пришла скорее и жизнь графа оказалась вне опасности. Вдруг он открыл глаза. Наши взгляды встретились. Я наклонилась к нему, и он чуть заметно пошевелил губами. У меня у самой дрожали губы. Обуревавшие меня чувства были выше человеческих сил: страх сменился надеждой, которая по своей природе неотделима от страха.
- Все будет хорошо, - сказала я.
Он закрыл глаза, и я снова склонилась над ним в ожидании подмоги.
8
Граф отделался синяками и ушибами. Убита была его лошадь. В замке, на виноградниках и в городе только об этом и говорили. Провели следствие, но личность стрелявшего не установили: такая пуля могла вылететь из любого ружья, которых в округе было не меньше сотни. Граф не помнил, как все произошло. Он мог лишь сказать, что ехал по лесу, пригнулся, чтобы не задеть за ветку дерева, и очнулся уже на носилках. Все говорили, что та ветка спасла ему жизнь: пуля попала в дерево, отскочила рикошетом и пробила голову лошади. Все произошло в одно мгновение. Лошадь упала, и граф потерял сознание.
Я чувствовала себя счастливой. Происшествие было нешуточное, но он остался жив, и остальное не имело значение.
Однако даже в те чудесные дни, когда можно было вздохнуть с облегчением, я не теряла головы. Меня тревожило мое будущее. Как случилось, что я позволила мужчине занять в моей жизни такое важное место? Едва ли он питает ко мне похожие чувства. А если я интересую его, - все равно, любая умная женщина на моем месте избегала бы человека с такой репутацией. Не гордилась ли я своим здравым смыслом?
И все же мною владело блаженное ощущение того, что опасность миновала.
Я направилась к булочной на торговой площади. Во время послеобеденных прогулок я часто заглядывала туда выпить чашечку кофе.
Госпожа Латьер, хозяйка, встретила меня радушно. Она всегда была рада увидеть кого-нибудь из замка, а кофе - удобный повод поболтать с клиентом.
На этот раз она без всяких предисловий заговорила о том, что будоражило всю округу:
- Боже милосердный, мадемуазель! Я слышала, что Его Светлость даже не ранен. В тот день с ним был ангел хранитель, не иначе.
- Да, ему повезло.
- Ах нет, это ужасно! Похоже, в наших краях стало небезопасно. Преступника не схватили?
Я покачала головой.
- Я сказала Латьеру, чтобы он не ездил попусту по лесу. Не хотела бы я его увидеть на носилках. Хотя Латьер - хороший человек, мадемуазель. У него здесь нет врагов.
Я поперхнулась и расплескала кофе.
Она машинально промокнула стол полотенцем.
- Ах, Его Светлость! Да, он - известный волокита. Мой дед часто рассказывал о покойном графе. В те времена во всей округе не нашлось бы ни одной девушки, не побывавшей в его постели… Но если случалась неприятность, он всегда выдавал их замуж, и поверьте, девицы от этого не страдали. В Гайаре многие жители похожи на де ла Талей. Наследственность. Говорят - закон генетики.
Я переменила тему:
- Вот уже несколько недель стоит хорошая погода. Виноградники не узнать. Мне сказали, что при такой теплой и солнечной погоде год будет урожайным.
- Да. - Она засмеялась. - Богатый урожай послужит Его Светлости неплохим утешением после того, что произошло в лесу, а?
- Надеюсь.
- Это ему предупреждение, как вы считаете, мадемуазель? Клянусь, нескоро он теперь сунется в лес.
- Возможно, - сказала я и, допив кофе, поднялась, чтобы уйти.
- До свиданья, мадемуазель, - с разочарованным видом протянула госпожа Латьер.
Думаю, ей хотелось еще немного посплетничать.
Я не могла удержаться от того, чтобы не поехать к Габриелле прямо на следующий день. Она переменилась с тех пор, как мы виделись в последний раз - видно, нервничала. Однако ей было приятно, когда я похвалила ее новый дом, сказав, что в нем очень уютно.
- Я о таком и не мечтала, - призналась она.
- А как ты себя чувствуешь?
- Хорошо. Я уже виделась с мадемуазель Карре. Знаете ее? Она акушерка. Она сказала, что все в порядке и нам остается только ждать. Маман, мать Жака, всегда рядом. Она очень добра ко мне.
- Кого ты ожидаешь - девочку или мальчика?
- Наверное, мальчика. Все хотят, чтобы первенцем был мальчик.
Я представила, как он будет играть в саду - маленький славный крепыш. Будет ли он похож на де ла Талей?
- А Жак?
Она вспыхнула.
- О, он очень, очень счастлив.
- Как хорошо, что… все уладилось.
- Его Светлость необычайно добр.
- Не все так думают. По крайней мере, не тот, кто в него стрелял.
Она стиснула руки.
- Ты думаешь, это был не случайный выстрел? Ты считаешь, что…
- Он лишь чудом избежал смерти. Представляю, как ты была потрясена, когда это случилось… совсем недалеко отсюда.
Не успела я это сказать, как устыдилась самой себя. Если мои подозрения относительно графа и Габриеллы имели хоть малейшее основание, я, конечно, причиняла ей боль. Но мною руководило отнюдь не желание проникнуть в тайны чужих поступков. Я хотела проверить, не намекала ли госпожа Латьер, что у графа были свои веские причины спешно выдать Габриеллу замуж. Думает ли кто-нибудь еще, что граф - отец ребенка?
Но ее не смутили мои слова, и я обрадовалась. Если бы Габриелла чувствовала за собой вину, она бы немедленно поняла скрытый смысл моих слов. Но она спокойно ответила:
- Да, это было огромное потрясение. К счастью, Жак оказался недалеко. Он нашел человека с носилками.
Что ж, продолжим расследование.
- А ты полагаешь, у графа есть враги?
- Нет, это был несчастный случай, - уверенно сказала она.
- Хорошо, что он не очень пострадал, - добавила я.
- Слава Богу! - В ее глазах блеснули слезы.
Слезы благодарности или чего-то иного?
Несколько дней спустя, гуляя по парку, я встретила графа. Бродя вдоль самшитовой изгороди среди газонов и декоративных деревьев средней террасы, я увидела его сидящим на каменной лавке над прудом с кувшинками и золотыми рыбками.
Припекало солнце, и я подумала, что он задремал. Я постояла несколько секунд, посмотрела на эту сцену и уже собралась уйти, как вдруг он позвал:
- Мадемуазель Лосон!
- Надеюсь, я вас не разбудила.
- Приятнейшее пробуждение. Присядьте на минуту.
Я подошла к скамье и села рядом с ним.
- Я так вас и не поблагодарил за помощь в лесу.
- Не стоит благодарности.
- Вы действовали с похвальной расторопностью.
- На моем месте каждый сделал бы то же самое. Вы поправились?
- Да. Если не считать легкого растяжения мышц. Врачи говорят, что через неделю все пройдет. А пока вот таскаюсь с палкой.
Его руки сжимали прогулочную трость с набалдашником из слоновой кости. На мизинце, как всегда, красовалось кольцо с нефритовой печаткой. Обручального кольца, как это принято во Франции, он не носил. Простое пренебрежение условностями или это делалось умышленно?
Он взглянул на меня и заметил:
- У вас довольный вид, мадемуазель Лосон.
Я испугалась - не выдала ли своих чувств? Моя невозмутимость требовалась мне именно теперь, когда было, что скрывать.
- Вокруг так хорошо… - откликнулась я. - Солнце… цветы, вода… мир прекрасен. Как можно грустить в таком парке? Что это за скульптура посередине пруда?
- Персей, спасающий Андромеду. Неплохая композиция. Непременно ее изучите. Она выполнена около двухсот лет назад скульптором, привезенным в замок одним из моих предков. Вы особенно ею заинтересуетесь.
- Почему?
- Вы для меня - Персей в женском облике. Спасаете искусство от чудовищ запустения, разрушения, вандализма и так далее.
- Какой поэтический образ. Вы меня удивляете.
- Не такой уж я филистимлянин, как вы думаете. Еще несколько уроков в галерее - и я стану настоящим эрудитом в области искусства.
- Вряд ли вы захотите приобретать бесполезные для вас знания.
- Я всегда считал, что пригодиться могут любые знания.
- Некоторые знания полезнее других, а поскольку нельзя объять необъятное, то не стоит забивать голову посторонней информацией… в ущерб насущной.
Пожав плечами, он улыбнулся, и я добавила:
- Например, было бы полезно знать, кто стрелял в вас в лесу.
- Вы полагаете?
- Да. А вдруг подобное повторится?
- В самом деле, выстрел мог быть более удачным… или неудачным, с какой стороны посмотреть.
- Я вас не понимаю. Человек, пытавшийся вас убить, разгуливает на свободе, а вам и дела нет до этого.
- Как нет? Проведено следствие. Установить хозяина пули не так легко, как вы думаете. Ружья висят чуть ли не в каждом доме. Край изобилует зайцами. Они вредят посевам, и кроме того, из них получается прекрасное жаркое, так что стрелять по ним не возбраняется.
- Положим, кто-то стрелял в зайца и случайно попал в вас. Почему бы ему не признаться?
- Признаться? После того, как этот человек убил мою лошадь?
- Значит, кто-то охотился в лесу, и пуля попала в дерево, а потом убила лошадь. И этот человек с ружьем не заметил, что вы проезжали под деревом?
- Давайте считать, что он… или она… ничего не заметили.
- То есть вы принимаете версию о несчастном случае?
- Почему бы нет, если это разумная версия?
- Это удобная версия, но я не считаю вас человеком, принимающим маловероятную версию, потому что она устраивает всех.
- Возможно, когда вы лучше меня узнаете, вы измените свое мнение обо мне. - Он улыбнулся. - Здесь так хорошо. Надеюсь, у вас не было других планов? Если нет, то я отведу вас к пруду, и вы рассмотрите Персея. Это действительно маленький шедевр. Увидите, какую непреклонную решимость выражает его лицо. Решимость убить дракона. И еще поговорим о картинах. Как продвигается работа? Впрочем, не сомневаюсь - скоро вы отреставрируете всю галерею, и картины будут как новенькие. Вы молодец, мадемуазель Лосон.
Я стала рассказывать о картинах. Потом мы осмотрели скульптуру и вместе вернулись в замок. По парку мы шли медленным шагом, и уже у самого замка я увидела какое-то движение в окне классной комнаты. Интересно, кто за нами следил - Нуну или Женевьева?
Интерес к происшествию с графом внезапно угас: в опасности были виноградники. Побеги уже выросли, и в начале лета ожидалось цветение, как вдруг на них напала черная тля.
Новость разлетелась по городу и замку, и я отправилась к госпоже Бастид узнать, что происходит. Обеспокоена она была не меньше, чем тогда, когда беда стряслась с Габриеллой. За чашечкой кофе она мне поведала, какой урон способны нанести эти вредители. Если их не уничтожить, они погубят весь урожай. Возможно, не только этого года, но и будущего.
Жан-Пьер с отцом работали дотемна. Нужно было опрыскать виноград арсенидом натрия. Слишком большое количество раствора могло оказаться гибельным для ягод, а недостаточное не уничтожило бы паразитов.
- Такова жизнь, - философски заметила госпожа Бастид и в который раз стала рассказывать о великом нашествии филлоксеры. - Чтобы возродить виноградники, потребовались годы. И каждое лето повторяются одни и те же беды… Если не черная тля, то листовертка или личинки. Ах, Дэлис! Зачем люди становятся виноградарями?
- Зато какая радость собрать виноград целехоньким!
- Вы правы. - При этой мысли ее глаза заблестели, - посмотрели бы вы на нас тогда. Мы с ума сходим от счастья.
- А если бы не было стольких опасностей, не было бы и такого веселья.
- Верно. Сбор урожая - самый большой праздник в Гайаре… Но прежде чем веселиться, приходится тратить нервы…
Я спросила, как Габриелла.
- Она очень счастлива… Кто бы мог подумать, что им окажется Жак?
- Вас это удивило?
- Сама не знаю. Они росли вместе… Всегда были друзьями. Перемены происходят незаметно. Девочка вдруг становится женщиной, мальчик вырастает в мужчину, и их обоих уже подстерегает мать-природа. Да, я удивилась, узнав о ее связи с Жаком, хотя могла бы догадаться, что Габриелла влюблена. Последнее время она была очень рассеянной. Ладно, что было, то было. Все обошлось. У Жака в Сен-Вальене пойдут дела. Конечно, работы у него теперь будет не меньше, чем здесь у нас. Паразиты распространяются быстро. Было бы гораздо хуже, если бы они появились в Сен-Вальене как раз тогда, когда управляющим назначили Жака.
- Вовремя граф предложил Жаку Сен-Вальен - как раз к свадьбе!
- Иногда Господь жалует нас своим вниманием.
В замок я возвращалась, раздумывая о наших соседях. Я убеждала себя, что Габриелла говорила с графом о своих проблемах. Она ждала ребенка от Жака, который не мог содержать и жену, и мать, и поэтому граф дал ему Сен-Вальен. В любом случае, Дюраны слишком стары, чтобы управлять им. Так оно и было.
Я изменилась. Научилась верить в то, во что хочется верить.
Нуну была простой, но проницательной женщиной. Думаю, она догадывалась о моих чувствах к графу. Она меня по-своему любила - наверное, потому что, по ее мнению, я оказывала на Женевьеву благотворное влияние. Все заботы Нуну так или иначе касались ее воспитанницы. Полагаю, такой она была и при жизни Франсуазы.
Нуну нравилось, когда я заходила к ней, и я это делала довольно часто. Там меня ждала чашечка кофе, мы сидели и разговаривали - почти всегда о Женевьеве и Франсуазе. В то время, как вся округа волновалась из-за черной тли, Нуну беспокоили только капризы Женевьевы. Ее комната, похоже, была единственным местом, где не говорили о виноградниках.
- Боюсь, она не любит жену господина Филиппа, - говорила Нуну, глядя на меня исподлобья. - Она не переносит женщин в доме с тех пор, как…
Мне не хотелось встречаться с ней взглядом. Я не желала выслушивать от нее то, что уже и так знала о графе и Клод. Я резко сказала:
- Ее мать умерла давно. Она должна смириться с этим.
- Если бы у нее был брат, все было бы по-другому. А теперь граф привез господина Филиппа и женил его на этой женщине…
Несомненно, Нуну видела, как мы с графом беседовали в парке, и предостерегала меня.
- Полагаю, Филипп сам сделал этот выбор, - сказала я. - Иначе он не женился бы. Вы говорите так, словно…
- Я знаю, что говорю. Граф никогда не женится. Он презирает женщин.
- А я слышала противоположное мнение. Говорят, иногда он бывает очень нежен с ними.
- Нежен! О нет, мисс. - Она горько улыбнулась. - Он ни с кем никогда не был нежен. Развлекаться мужчина может и с теми, кого презирает - особенно, когда у него такой характер, как у графа. И чем больше он женщину презирает, тем больше удовольствия получает от… ну, вы понимаете, что я имею в виду. Вы скажете, что это не наше дело, и будете правы. Вы скоро уедете и забудете нас навсегда.
- Я не заглядываю так далеко вперед.
- Охотно верю. - Она снова улыбнулась. - Наш замок - это целое небольшое королевство. Не могу представить жизнь где-нибудь еще… хотя здесь умерла Франсуаза.
- Должно быть, замок совершенно не похож на Карефур.
- Здесь все по-другому.
Вспомнив мрачный особняк - отчий дом Франсуазы, - я сказала:
- Франсуаза, наверно, была счастлива, когда впервые пришла сюда.
- Франсуаза никогда не была здесь счастлива. Ему не было до нее никакого дела, понимаете? - Нуну строго посмотрела на меня. - Заботиться о ком-нибудь - не в его характере… Он только использует людей. Он использует всех - работников, которые делают вино… и нас, живущих в замке.
Я возмутилась:
- Ну и что? Нельзя требовать от человека, чтобы он сам работал на винограднике. У всех есть слуги…
- Вы не поняли меня, мисс. Да и не могли. Он не любил мою Франсуазу. Это был брак по расчету. У людей его круга такие браки не редкость, и в этом есть свой смысл. У многих семейная жизнь удается, как нельзя лучше, но у них не удалась. Франсуаза устраивала семью де ла Талей, но графу она была совершенно безразлична. А она… молодая и впечатлительная, что она смыслила в жизни? Франсуаза умерла… Граф - странный человек. Не ошибитесь в нем.
- Да, он… необычный человек.
Она печально взглянула на меня и сказала:
- Видели бы вы ее до свадьбы… и после. Ах, если бы вы ее знали!
- Мне бы этого тоже хотелось.
- От нее остались только ее дневники, "книжечки".
- По ним можно составить представление о ней.
- Она все в них записывала. Когда ей становилось грустно, эти записи ее утешали. Иногда она читала их вслух. Бывало скажет: "Ты помнишь, Нуну?", и мы вместе посмеемся. В Карефуре Франсуаза была невинной молоденькой девушкой, но когда она вышла замуж за графа, то очень быстро многому научилась. Как быть хозяйкой замка… и не только.
- Что она чувствовала, когда появилась здесь впервые? - Мой взгляд скользнул по буфету, в котором Нуну хранила свои сокровища - шкатулку с вышитыми вещицами, подаренными ей Франсуазой на дни рождения, и заветные тетрадки с историей жизни Франсуазы. Мне хотелось прочитать о том, как за ней ухаживал граф, попытаться понять Франсуазу. Не девчушку, уединенно жившую в Карефуре со строгим отцом и преданной Нуну, а жену человека, который с недавних пор всецело занимал мои мысли.