- В счастливые дни она не вела дневник, - сказала Нуну. - А когда она сюда приехала, было столько волнений… столько хлопот! Даже я мало с ней виделась.
- Значит, сначала она все-таки была счастлива?
- Она была ребенком. Верила людей. Ей сказали, что ей повезло, и она поверила. Ей сказали, что она будет счастлива… и она снова поверила.
- А когда она почувствовала себя несчастной?
Нуну развела руками и посмотрела на свои ладони, будто надеясь найти на них ответ.
- Она довольно быстро рассталась со своими иллюзиями. Но она ждала Женевьеву, и ей было о чем мечтать. А потом ее снова постигло разочарование, потому что все надеялись, что родится сын.
- Она вам доверяла?
- До свадьбы она рассказывала мне обо всем, что с ней происходило.
- Но не после?
Нуну покачала головой.
- Только прочитав… - Она кивнула в сторону буфета, - я поняла, что она была уже не ребенком. Она многое видела… и страдала.
- Он плохо с ней обращался?
Лицо Нуну стало жестким, и она сказала:
- Франсуаза хотела, чтобы ее любили.
- А она любила графа?
- Она его боялась!
Меня поразила ее горячность.
- Почему? - спросила я.
У нее задрожали губы, и она отвернулась. Я догадалась: она вспоминает о прошлой жизни. Внезапно ее настроение изменилось, и она тихо сказала:
- Он очаровал ее… сначала. Умел показаться женщинам…
Казалось, она пришла к какому-то решению. Резко встала, подошла к буфету и, взяв ключ, который всегда болтался у нее на поясе, открыла ящик. Я увидела аккуратно сложенные тетрадки. Она выбрала одну из них.
- Почитайте, - сказала она. - Возьмите с собой и почитайте. Но больше никому не показывайте… Вернете лично мне.
Я знала: мне следует отказаться. Чувствовала, что копаюсь не только в ее, но и в его частной жизни. Но отказаться не могла. Я должна была узнать правду. Нуну беспокоилась за меня. Считала, что я слишком увлеклась графом. Вручая мне тетрадку, она косвенно давала понять, что он не только поселил у себя в доме любовницу и выдал ее замуж за кузена, но был еще и убийцей. Она намекала на грозившую мне опасность. Какую? Этого она сказать не могла. Но все равно предупреждала.
Я отнесла дневник Франсуазы к себе в комнату. Мне не терпелось его прочитать, я ожидала драматических разоблачений, но была разочарована. Врученные мне записи мало отличались от тех, которые я читала раньше.
У Франсуазы в парке была делянка, на которой она выращивала цветы. Ах, какое это удовольствие, выращивать цветы!
"Я хочу, чтобы Женевьева любила их также, как я".
"Первые розы. Я срезала их и поставила в вазу в спальне. Нуну говорит, что цветы нельзя оставлять в спальне на ночь, потому что им нечем будет дышать. Я сказала ей, что это ерунда, но чтобы ее не огорчать, позволила вынести их из комнаты".
Листая страницы, я тщетно искала имя графа. Оно встретилось только в конце тетради.
"Лотер сегодня вернулся из Парижа. Иногда я думаю, что он презирает меня. Знаю, я не такая умная, как его парижские знакомые. Я обязательно должна постараться выучить что-нибудь из того, что ему интересно. Политика и история, литература и живопись. Если бы они не казались мне такими скучными!"
"Сегодня мы катались верхом - Лотер, Женевьева и я. Он все время наблюдал за Женевьевой. Я боялась, что лошадь ее сбросит. Девочка очень нервничала".
"Лотер уехал. Не знаю точно куда, но думаю, что в Париж. Он мне не сказал".
И снова описания повседневной жизни. Жизнь Франсуазы не изобиловала запоминающимися событиями, но, похоже, устраивала ее. Ярмарка, приехавшая в Гайар, ей понравилась. Пришли все виноделы, слуги и горожане.
"Я сшила десять ароматических мешочков - шелковых и атласных - положили туда лаванду, и все они были проданы. Нуну сказала, что мы продали бы еще столько же, если бы у меня хватило времени на шитье. Женевьева торговала вместе со мной, у нас отлично получалось".
"Сегодня в замке были дети. Мы с Женевьевой учим их катехизису. Я хочу, чтобы она поняла, в чем состоит долг дочери владельца замка. Затем мы долго говорили на эту тему. Я люблю сумерки, когда приходит Нуну, чтобы задернуть занавески и зажечь свет. Я напомнила ей о том, как мы любили это время дня в Карефуре. Она входила и закрывала ставни… как раз перед тем, как стемнеет, так что мы, в общем, никогда не видели темноты. А Нуну сказала: "Девочка, ты у меня мечтательница". Она не называла меня "девочкой" с самой свадьбы".
"Сегодня я ходила в Карефур. Папа обрадовался моему приходу. Он говорит, что Лотер должен построить церковь для бедных, и что мне надо уговорить его это сделать".
"Я поговорила с Лотером насчет церкви. Он спросил, зачем им новая церковь, когда уже есть одна в городе. Я объяснила, что, если бы церковь была рядом с виноградниками, работники могли бы зайти в нее в любое время дня помолиться о спасении души. Лотер сказал, что во время работы они должны заботиться о спасении винограда. Что скажет папа, когда мы снова увидимся? Наверное, еще больше невзлюбит Лотера".
"Лапа говорит, что Лотер должен уволить Жана Лапена, поскольку тот атеист. Он говорит, что Лотер попустительствует греху и что Лапена надо изгнать вместе с семьей. Когда я сказала об этом Лотеру, он засмеялся и ответил, что сам будет решать, кому на него работать, и что взгляды Лапена не касаются ни его, ни тем более, моего отца. Иногда я думаю, что Лотер питает к папе такую неприязнь, половины которой было бы достаточно, чтобы воспрепятствовать нашей свадьбе. Папа тоже жалеет, что я вышла замуж за Лотера".
"Сегодня я была в Карефуре. Папа привел меня к себе в спальню, поставил на колени и заставил молиться вместе с ним. Папина комната похожа на тюрьму. Стоять на коленях на каменных плитах так холодно, что потом еще долго ноги сводит судорога. Как он может спать на таком жестком тюфяке, набитом одной соломой? Единственное украшение - распятие на стене. В комнате нет ничего, кроме тюфяка и скамьи для молений. После молитвы папа со мной беседовал. Я чувствовала себя нечестивой грешницей".
"Сегодня вернулся Лотер. Мне страшно. Если он приблизится ко мне, я не удержусь и закричу. Он спросил: "Что с тобой?" Я не могла сказать, что я боюсь его. Он вышел из комнаты. Кажется, он очень недоволен. Думаю, Лотер начинает ненавидеть меня. Я так не похожа на женщин, которые ему нравятся… на женщин, с которыми он, наверное, проводит время в Париже. Они, конечно, носят прозрачные платья, смеются и пьют вино… распутные… веселые и любвеобильные. Отвратительно".
"Ночью я испугалась. Подумала, что он идет в мою комнату. Я слышала его шаги. У спальни он остановился и немного подождал. Я думала, что закричу от ужаса… но он ушел".
Это была последняя запись.
Что она значит? Почему Франсуаза так боялась мужа? И почему Нуну показала мне именно эту тетрадку? Если она хочет, чтобы я познакомилась с историей жизни Франсуазы, почему не дать мне все дневники? Я видела, у нее есть и другие. Может быть, Нуну, вычитавшая из этих книжечек все секреты Франсуазы, знает и тайну ее смерти? Не поэтому ли она настойчиво мне советует уехать из замка?
На следующий день я вернула тетрадку Нуну.
- Зачем вы мне ее дали? - спросила я.
- Вы сказали, что хотите понять Франсуазу.
- Теперь я понимаю ее меньше, чем когда-либо. У вас есть другие тетрадки? Она вела дневник до самой смерти?
- После тех записей она почти ничего не писала. Я часто спрашивала ее: "Франсуаза, дорогая, почему ты перестала вести дневник?" А она всегда отвечала: "Не о чем писать, Нуну". Один раз я воскликнула: "Как это не о чем!", а она сказала, что я вмешиваюсь не в свои дела. Впервые нагрубила мне. Я думаю, она боялась писать о своих переживаниях.
- Почему?
- У всех нас есть мысли, которые мы хотели бы сохранить в тайне.
- Она не хотела, чтобы муж узнал, что она его боится?
Нуну не ответила. Но я не сдавалась:
- Почему она боялась его? Вы знаете, Нуну?
Она сжала губы, всем своим видом показывая, что ничто на земле не заставило бы ее говорить на эту тему. Она явно что-то скрывала. Я подумала, что, если бы она не считала меня полезной Женевьеве, то призналась бы, что боится за меня, и велела бы уезжать. Ради Женевьевы она готова пожертвовать мной. И я это знала.
Ей что-то известно о графе. Вот на что она намекает. Но что именно она знает? Что он убил свою жену?
Желание узнать правду становилось моей навязчивой идеей. Более того, я не просто хотела узнать правду, а отчаянно старалась найти доказательства его невиновности.
Когда мы катались верхом, Женевьева, старательно выговаривая английские слова, сказала, что у нее есть известия о Черепке.
- Похоже, она стала важной персоной, мисс. Я покажу вам ее письмо.
- Я рада, что она хорошо устроилась.
- Да, она компаньонка госпожи де ла Кондер, и госпожа де ла Кондер очень ею довольна. Они живут в шикарном особняке. Не таком старинном, как замок, но очень приличном. Госпожа де ла Кондер проводит вечера за картами, и старушка Черепок тоже играет, если за столом не хватает игрока. Это дает ей возможность вращаться в обществе, к которому она принадлежит по рождению.
- Все хорошо, что хорошо кончается.
- Представляете, у госпожи де ла Кондер есть племянник, очень приятный человек - так вот, он ухаживает за нашим Черепком. Я обязательно покажу вам ее письмо. Она пишет об этом с притворной скромностью, но, я уверена, она питает надежды в скором времени стать женой господина Племянника.
- Очень рада за нее. Иногда я ее вспоминаю. Ее так неожиданно уволили, а все из-за твоих проделок.
- В письме она упоминает папу. Пишет, что очень ему благодарна за то, что он подыскал для нее такое подходящее место.
- Он… подыскал ей место?
- Конечно. Это он устроил ей должность компаньонки у госпожи де ла Кондер. Не мог же он ее просто выкинуть на улицу. Или мог?
- Нет, - сказала я решительно. - Не мог.
Это было счастливое утро.
Напряженная жизнь последних недель вскоре сменилась всеобщим благодушием. Черную тлю уничтожили. На виноградниках и в городе, процветание которого зависело от виноградников, праздновали победу.
В замок пришло приглашение на свадьбу какого-то дальнего родственника. Граф, который все еще передвигался с палкой, сказал, что для поездки он не совсем здоров и что Шато-Гайар будут представлять Филипп с женой.
Клод возражала. Она не допускала мысли, что они уедут, а граф останется в замке. Я как раз была в беседке, когда они с графом проходили мимо. Мы не видели друг друга, но я слышала их голоса, особенно отчетливо раздавался голос Клод. Она явно злилась.
- Они ждут тебя!
- Они поймут. Вы с Филиппом расскажите им о несчастном случае.
- Несчастный случай! Несколько пустяковых синяков!
Он сказал что-то такое, чего я не расслышала, и она переменила тон:
- Лотер… ну, пожалуйста!
- Дорогая, я останусь здесь.
- Ты меня совсем не слушаешь. Похоже, что…
Он говорил очень тихо. Видимо, успокаивал ее. Когда они отошли от беседки, я перестала их слышать. Мие стало грустно: их отношения уже не оставляли никаких сомнений.
Но, как бы то ни было, Клод с Филиппом уехали в Париж. Я воспрянула духом, собираясь насладиться отсутствием Клод.
Стояли долгие солнечные дни, цвели виноградники. Каждое утро я просыпалась с ощущением счастья, хотя счастье мое было почти так же непостоянно, как апрельский день. Какое-нибудь неприятное открытие или увольнение - и мое вешнее солнце скрылось бы за тучами. А пока оно мне светило, я спешила греться под его лучами.
С отъездом молодых граф стал чаще заходить в галерею. Порой мне казалось, что в галерее он спасается от самого себя, хочет о чем-то забыть. Временами я видела в нем другого, изменившегося человека; мне даже приходило в голову, что наши беседы нравятся ему не меньше, чем мне.
Когда он уходил, ко мне возвращался здравый смысл. Я смеялась над собой, спрашивала себя: "Ну, долго ты будешь себя обманывать?"
Его визиты объяснялись просто: в замке ему было скучно, а тут подвернулась я со своим смехотворным рвением к работе.
Впрочем, он действительно интересовался живописью. Я припомнила трогательную фразу из дневника Франсуазы. Она хотела выучить что-нибудь из того, что ему интересно. Бедная, перепуганная девочка! Чего же она все-таки боялась?
Конечно, иногда он становился мрачнее тучи, на его лице появлялось циничное выражение, которое могло бы запугать кроткую бесхитростную женщину. Порой своими насмешками он ставил других в неловкое положение - что доставляло ему какое-то садистское наслаждение. Но мне эти черты казались привнесенными извне, ими он был обязан каким-то событиям в своей жизни, потому что недостаток внимания портит не только картины. И если холсту можно вернуть прежнюю красоту, то почему бы не реставрировать характер человека? Правда, прежде чем приблизиться к картине, необходимо обладать художественным вкусом, уверенностью в себе и в таланте автора - плюс способностями к рисованию. Как же осторожен должен быть тот, кто хочет вернуть к жизни человека!
Я была самонадеянна. Это присуще всем гувернанткам, сказала бы Женевьева. Неужели я действительно думала, что могу изменить человека только потому, что умею возвращать краски старинным полотнам?
Мне мучительно хотелось увидеть истинное лицо графа, сорвать с него эту сардоническую маску, стереть с губ выражение горького разочарования. Но прежде чем реставрировать, надо изучить предмет реставрации.
Какие чувства он питал к женщине, на которой женился? Он разбил ее жизнь. Что она ему сделала? Как об этом узнать, если его прошлое скрыто под семью печатями?
Без него дни были пусты. Наши короткие встречи наполняли их неведомым до сих пор счастьем. Мы говорили о живописи, о замке, об истории края и о славных днях времен Людовиков XIV и XV.
- Потом все переменилось, - говорил граф. - Такого процветания мы уже не знали. Кое-кто это предвидел. "После нас хоть потоп", - сказал Людовик Пятнадцатый. И потоп не заставил себя ждать. Наследник Людовика Пятнадцатого взошел на гильотину, и вместе с ним многие французы, в том числе мой прапрадед. Хорошо, что наш род не потерял свои земли. Будь мы ближе к Парижу, это бы непременно произошло. Вы ведь читали о чуде, сотворенном святой Женевьевой, - о том, как она спасла де ла Талей от беды. - Граф помолчал, затем улыбнулся. - Или вы думаете, нас не стоило спасать?
- Я так не думаю. Жаль, когда земли переходят из рук в руки, уж очень интересно прослеживать истории семей, корни которых уходят глубоко в века.
- Революция принесла кое-какую пользу. Если бы мятежники не взяли приступом замок и не изуродовали наши полотна, нам не понадобились бы ваши услуги.
Я пожала плечами.
- Конечно, если бы картины не испортили, реставрация была бы не нужна. Их пришлось бы чистить…
- Но тогда вы могли бы не приехать сюда, подумайте об этом.
- Вероятно, это было бы не столь трагично, как революция.
Он рассмеялся и вдруг стал совсем другим человеком - веселым, беззаботным. Это было чудесное перевоплощение.
В отсутствие Филиппа и Клод я ужинала с графом и Женевьевой. Мы вдвоем оживленно беседовали, а Женевьева удивленно за нами наблюдала. Попытки вовлечь ее в разговор были безуспешны. Она, как и ее мать, боялась графа.
Однажды вечером, когда мы с Женевьевой спустились в столовую, графа там не оказалось. Никто не слышал, чтобы он куда-нибудь собирался, но после двадцати минут ожидания нам подали ужин, и мы поели вдвоем.
Мне было не по себе. Я все время представляла, как он лежит раненый - или хуже того, убитый - в лесу. В него уже стреляли, но промахнулись. Почему бы преступникам не предпринять другую попытку? За ужином я старалась скрыть свое беспокойство - тем более, что Женевьева его не разделяла - и с облегчением вздохнула, когда смогла остаться одна.
Я шагала по комнате, садилась у окна и снова вскакивала. Был даже момент, когда я хотела побежать на конюшню, взять лошадь и пуститься на поиски. Но как я могла сделать это ночью? И какое имела право вмешиваться в его дела?
Граф любил беседовать со мной, пока болел. После несчастного случая он был привязан к замку и нашел во мне замену своим друзьям. Как я могла этого не видеть?
Задремала я только на рассвете, а когда пришла горничная с завтраком, посмотрела на нее с затаенной тревогой - нет ли каких-нибудь трагических вестей. Но она была безмятежна, как всегда.
В галерею я спустилась с чувством страшной усталости - нервы на пределе и никакого настроения работать. Утешала себя лишь тем, что, если бы что-нибудь случилось, я бы об этом уже знала.
Но прошло время - и в галерею заглянул граф! Увидев его, я вскочила с места и выпалила:
- О… значит, все в порядке?
Его лицо осталось непроницаемым, только во взгляде появилась какая-то напряженность.
- Жаль, что я не смог присутствовать на вчерашнем ужине.
- Да… жаль. Я… беспокоилась…
Что со мной? Заикаюсь, как презираемые мной глупые девицы.
Он продолжал смотреть на меня - наверное, заметил следы бессонной ночи. Какая я дура! Станет он отчитываться передо мной за каждую поездку к друзьям, как же! Теперь он, конечно, будет часто выезжать. В замке он оставался только из-за ушиба после несчастного случая.
- Кажется, вы беспокоились обо мне. (Понимал ли он мои волнения так же хорошо, как я? Или, может быть, даже лучше меня?). - Признайтесь, вы уже думали, что я лежу - один, в глухом лесу, с пулей в сердце… или нет, с пробитой головой. По-моему, вы втайне считаете, что у меня вместо сердца камень. Преимущество, в некотором роде. В смысле защиты от пули.
Бесполезно было отрицать очевидное, и я косвенно подтвердила его предположение:
- Один раз в вас уже стреляли, поэтому в том, что я подумала о повторном покушении, нет ничего странного.
- Вы не считаете, что это было бы невероятным совпадением? Человек целится в зайца и случайно попадает в мою лошадь - такое случается раз в жизни, но не каждую неделю.
- Может быть, версия с зайцем невероятна уже сама по себе?
Граф уселся на диванчик под портретом своей прабабки, показал глазами на мой табурет.
- Вам удобно, мадемуазель Лосон?
- Спасибо, вполне.
Я постепенно приходила в себя. Теперь меня смущало только одно: не выдала ли я своих чувств?
- Мы говорили о картинах, старых замках, семьях, революциях - обо всем, кроме вас самой, - неожиданно мягким тоном произнес он.
- Перечисленные вами предметы намного интереснее моей персоны.
- Вы так полагаете?
Я пожала плечами. Эту манеру отвечать на трудные вопросы я переняла у него самого.
- Я знаю лишь то, что ваш отец умер и вы заняли его место.
- Больше и нечего знать - жизнь, как жизнь. Ничем не отличается от той, которой живут люди моего класса и достатка.
- Вы не вышли замуж. Интересно, почему?
- Я могла бы ответить, как английская молочница. Меня никто не просил, сэр, - так она сказала.
- Мне это кажется невероятным. Из вас получилась бы прекрасная жена. Вы только подумайте, как бы повезло вашему мужу. Его картины всегда были бы в порядке.