- Спокойной ночи, - сказала она и исчезла.
Я долго лежала без сна.
Если я останусь, мне будет очень больно. Раньше я не понимала, какой мучительной будет эта боль.
11
Через несколько дней граф вернулся в замок. Он целиком ушел в себя и не искал встреч со мной. Я же после рассказа Клод старалась избегать его. Убеждая себя, что не должна верить Клод, если по-настоящему люблю графа, я все-таки чувствовала, что ее слова могут быть правдой. Странно, но это никак не отразилось на моем отношении к графу. Я любила его не за добродетели, принимая все его недостатки, а иногда и приписывая их ему - как в случае с Габриеллой или мадемуазель Дюбуа. Я поступала вопреки здравому смыслу.
В общем, я и не пыталась разобраться в своих чувствах. Мне было достаточно знать, что без графа моя жизнь станет скучной и бессмысленной. Но теперь я даже не могла спросить его, правду ли сказала Клод. Между нами была воздвигнута непреодолимая стена. Этот человек оставался для меня загадкой, и тем не менее я понимала: исчезни он из моей жизни - и мне никогда не видать счастья.
Я не ожидала от себя такого безрассудства, и все же глупо и безнадежно увлеклась. Увлеклась! Как это похоже на меня, заменять слово "любовь" любым другим из страха признать, что я по-настоящему влюблена.
Наступили напряженные дни. Твердо уверена я была лишь в одном: долго так продолжаться не может. Обстановка накалилась, приближалась развязка. Когда все разрешится, определится и мое будущее.
На фоне всеобщего предпраздничного настроения наступал решающий момент в моей собственной судьбе. Работа близилась к завершению, вскоре я должна была уехать из замка. Следовало поговорить об этом с графом, но при мысли, что он выслушает меня и спокойно даст мне расчет, я приходила в отчаяние.
Со своим строгим английским воспитанием я запуталась в феодальной жизни замка и, похоже, напрасно пыталась стать ее частицей. Как утопающий за соломинку, я хваталась за спасительное "похоже". Это слово было моей последней надеждой.
В те дни томительного ожидания у меня вдруг возникло смутное ощущение опасности. Нет, не той, которой подвергается любая безмозглая вертихвостка, размечтавшаяся о невозможном романе. Угроза была в чем-то другом. Мне казалось, что за мной следят. Легкие шорохи - явственные, но необъяснимые, - беспричинная тревога, постоянное желание оглянуться и посмотреть, нет ли кого у тебя за спиной. Предчувствие беды возникло неожиданно и постепенно крепло.
Я ни на минуту не забывала о ключе и всюду носила его с собой - в кармашке нижней юбки. Я обещала себе, что покажу ключ графу и мы будем искать тайник вместе, но после рассказа Клод была не в силах встретиться с ним.
Я дала себе еще несколько дней на поиски, втайне мечтая, как приду к графу и объявлю, что нашла изумруды, ибо я все больше утверждалась во мнении, что у меня в руках ключ от тайника с сокровищами. Возможно, в глубине души я надеялась, что он, потрясенный моей находкой, изменит свое отношение ко мне.
Какие, однако, вздорные идеи приходят в голову влюбленным женщинам! Они живут в мире романтических грез, строят воздушные замки и убеждают себя в их реальности. Нет уж, я не из их числа.
Граф не проявлял интереса к настенной росписи, и это меня удивляло. Не поговорила ли с ним Клод? Может быть, они вдвоем посмеиваются над моей наивностью? Если она действительно ждет от графа ребенка, то они, должно быть, весьма откровенны друг с другом. Романтичная сторона моей души отталкивала эту мысль, но с практической точки зрения такое положение вещей казалось логичным - а разве французы не славятся логическим складом ума? То, что я со своим английским воспитанием считала аморальным, было приемлемо для их французской логики. Граф, не имеющий ни малейшего желания жениться, но мечтающий передать имя, состояние и земли сыну; Филипп, в случае смерти графа наследующий все это и пользующийся замком вплоть до совершеннолетия его ребенка - точнее, племянника; Клод, получающая возможность блаженствовать с любовником, нимало не беспокоясь о своей чести. Конечно, это была вполне вероятная ситуация, но мне она казалась отвратительной. Из страха выдать возмущение, я не делала попыток встретиться с графом. Я выжидала.
Как-то после обеда я навестила Габриеллу. Мы поболтали о графе, и у меня поднялось настроение, потому что она была из тех, кто питал к графу уважение.
Обратно я шла через рощу, и там у меня вновь появилось чувство, что за мной кто-то идет. На этот раз я по-настоящему испугалась. В чаще я была совершенно одна, и именно здесь стреляли в графа.
Похрустывание дерна, резкий звук сломанной ветки повергли меня в панику.
Я замерла и прислушалась. Кругом было тихо, но меня не оставляло ощущение близкой опасности. Повинуясь внезапному порыву, я бросилась бежать. Мною владел такой ужас, что, зацепившись юбкой за куст ежевики, я чуть не завопила в полный голос. Рванувшись вперед, я оставила в колючках лоскут материи и, не обратив на это внимания, побежала дальше.
Я была уверена, что слышу за спиной шум погони. Когда деревья поредели, я оглянулась назад, но никого не увидела. Я выскочила на опушку. За мной никто не гнался, однако я не стала медлить, тем более что до замка было еще далеко.
У самых виноградников мне встретился Филипп. Он был верхом. Подъехав ближе, он воскликнул:
- Что случилось, мадемуазель Лосон?
Догадавшись, что все еще выгляжу испуганной, я решила ничего не скрывать.
- В роще со мной приключилась неприятная история. Кто-то меня преследовал.
- Вам не стоило ходить в лес одной.
- Да, видимо так. Я об этом не подумала.
- Полагаю, погоня вам померещилась, и это вполне понятно. Наверно вы вспомнили, как нашли раненого кузена, и вообразили, что за вами гонятся. Может быть, кто-нибудь просто охотится на зайца.
- Вероятно.
Филипп спешился и теперь стоял, глядя на виноградники.
- Похоже, будет небывалый урожай, - сказал он. - Вы когда-нибудь видели, как убирают виноград?
- Нет.
- Вам понравится. Праздник скоро, и уже почти все готово. Хотите заглянуть на хозяйственный двор? Посмотрите, как делают корзины. Все волнуются - предпраздничная лихорадка.
- А мы не помешаем?
- Ничуть. Работникам понравится, что мы проявляем такое же нетерпение, какое испытывают они.
Филипп повел меня к хозяйственным постройкам, по пути рассказывая о винограде. Признался, что уже несколько лет не видел сбор урожая.
В его обществе я чувствовала себя неловко: он казался мне жертвой гнусной интриги, но придумать благовидный предлог и уйти мне не удалось.
- Раньше я частенько жил в замке летом, - говорил Филипп. - Помню каждый сбор урожая. Праздник затягивался до поздней ночи. Я вставал с постели и слушал песни работников, давивших ягоды. Незабываемые впечатления.
- Могу себе представить.
- О да, мадемуазель Лосон. Я никогда не забуду вид мужчин и женщин, давящих ногами виноград в чанах. Они танцевали и пели свои любимые песни, под звуки музыки все глубже погружаясь в багряный сок.
- Вы с нетерпением ждете праздника?
- Да, хотя, возможно, в юности все кажется ярче. Тем не менее, именно из-за праздника урожая я всегда хотел жить в Шато-Гайаре.
- Теперь ваша мечта исполнилась.
Он не ответил, но я заметила унылую морщинку, появившуюся в уголке его рта. Интересно, как он относится к связи жены с графом?
В Филиппе действительно было что-то женственное, и это придавало рассказу Клод правдоподобие, тем более что внешнее сходство Филиппа с кузеном лишь подчеркивало противоположность их характеров. Я охотно верила, что больше всего на свете ему хотелось жить в Шато-Гайаре, владеть замком, носить титул графа де ла Таль и что ради этого он пожертвовал своей честью, женился на любовнице кузена и собирается признать своим его внебрачного сына. Он жертвовал всем во имя того дня, когда его нарекут королем замка, ибо, откажись Филипп признать правила игры, граф, без сомнения, лишит его наследства.
Мы говорили о винограде, о прошлых праздниках сбора урожая, а на хозяйственном дворе я наблюдала за изготовлением корзин и слушала, как Филипп беседует с работниками.
На обратном пути он вел свою лошадь под уздцы. Держался он дружелюбно, сдержанно, слегка смущенно, и я поймала себя на том, что пытаюсь придумать оправдание его поведению.
Я поднялась к себе в комнату и, едва ступив за порог, поняла, что в мое отсутствие в ней кто-то был. Оглядевшись, я сообразила, в чем дело. Книга, оставленная у кровати на тумбочке, теперь лежала на туалетном столике. Раньше ее там не было! Я поспешно взяла книгу в руки. Потом выдвинула один ящик, второй, третий. Все в порядке, вещи аккуратно сложены.
И все-таки книгу кто-то трогал.
Может быть, заходил кто-нибудь из прислуги? Но зачем? В это время дня сюда никто не приходит.
И вдруг я уловила аромат духов. Это был хорошо мне знакомый нежный запах розовых духов, который всегда и везде сопровождал Клод.
Значит, пока меня не было в замке, в комнату заходила Клод. Для чего? Может, ей известно о ключе и она надеялась, что я спрятала его где-то здесь?
Я постояла, ощупывая кармашек. Ключ был в сохранности. Запах духов почти выветрился, но и неясный, ускользающий, он все-таки сохранился.
На следующий день горничная принесла письмо от Жан-Пьера. Он хотел встретиться со мной и поговорить наедине. Просил как можно скорее прийти к виноградникам, где нам никто не помешает. Тон письма был умоляющим.
На дворе припекало солнце. Я прошла по подъемному мосту и направилась к виноградникам. Вся округа, казалось, погружена в сон. У полосы виноградных лоз, гнущихся под тяжестью тяжелых, спелых кистей, меня ждал Жан-Пьер.
- Здесь не поговоришь, - сказал он. - Устроимся где-нибудь в тени.
Он повел меня в ближайший подвал. Там было прохладно и темно, особенно после яркого солнца. Свет сюда проникал через небольшие отверстия в стене. Я вспомнила, что они нужны для регулировки температуры.
Здесь, среди бочек, Жан-Пьер сказал:
- Я должен уехать.
- Уехать? - бестолково переспросила я. - Когда?
- Сразу после сбора урожая. - Он взял меня за плечи. - И знаешь, почему? - Я отрицательно покачала головой. - Потому что Его Светлость хочет убрать меня с дороги.
- Зачем?
Жан-Пьер горько рассмеялся.
- Его Светлость не дает разъяснений. Он просто приказывает. Мое присутствие его больше не устраивает, так что, хотя я прожил в Гайаре всю жизнь, мне придется убраться.
- Но если ты объяснишь, он конечно…
- Что объясню? Что здесь мой дом, так же как и его замок? Дорогая Дэлис, от нас не ждут сантиментов. Мы слуги, рожденные подчиняться. Ты не знала?
- Но это глупо, Жан-Пьер.
- Увы. У меня приказ.
- Иди к нему… скажи… Я уверена, он прислушается.
Жан-Пьер усмехнулся.
- Ты не знаешь, почему он хочет, чтобы я уехал? Не догадываешься? Потому что ему не нравится наша дружба.
- Какое ему до нее дело? - Я надеялась, что Жан-Пьер не заметил взволнованной нотки в моем голосе.
- Большое. Он сам заинтересован в тебе… на свой манер.
- Какая чушь!
- Вовсе не чушь, и тебе это известно. У него всегда были женщины, но ты не похожа ни на одну из них. Он хочет добиться твоего расположения - на время.
- Откуда ты знаешь?
- Откуда? Да просто я знаю, что он из себя представляет. Я прожил здесь всю жизнь, и он, несмотря на свои частые отлучки, тоже. В Гайаре он позволяет себе то, что не может позволить в Париже. Он наш господин. Время тут остановилось, и его это устраивает.
- Ты ненавидишь графа, Жан-Пьер.
- Когда-то народ Франции восстал против таких, как он.
- Он помог Габриелле и Жаку.
Жан-Пьер горько рассмеялся.
- Габриелла, как и все женщины, питает к нему слабость.
- Что ты имеешь в виду?
- То, что не верю в его доброту. Граф ничего не делает просто так. Он не считает нас людьми, имеющими право распоряжаться своей жизнью. Для него все мы рабы. Если он желает женщину, он получает ее, и не дай Бог встать на его пути. А когда она больше не нужна, что ж… Всем известно, что случилось с графиней.
- Не смей так говорить.
- Дэлис, что с тобой?
- Я хочу знать, что ты делал в оружейной галерее замка.
- Я?
- Ты. Я нашла там садовые ножницы, и госпожа Бастид сказала, что они принадлежат тебе… Что ты их потерял.
Он слегка смутился.
- Я был в замке по делам. Как раз перед отъездом графа.
- И дела привели тебя в оружейную галерею?
- Нет.
- Но именно там я нашла ножницы.
- Графа не оказалось дома, и я решил осмотреть замок. Не удивляйся. Это довольно любопытное место. Я не смог отказать себе в удовольствии побывать там. Как тебе известно, в оружейной галерее один мой предок в последний раз видел свет дня.
- Жан-Пьер, все равно граф не заслуживает такой ненависти.
- Но почему все должно принадлежать графу? Знаешь, ведь мы с ним кровные родственники. Мой прапрадед приходился братом тогдашнему графу, с той лишь разницей, что его мать не была графиней.
У меня мелькнула в голове ужасная мысль, и я попросила:
- Пожалуйста, не говори так. Я могу подумать, что ты хотел его убить.
Жан-Пьер не ответил, и я добавила:
- В тот день, в роще…
- Это не я стрелял в графа. Я не единственный, кто его ненавидит.
- У тебя нет причин для ненависти. Он не сделал тебе ничего плохого. Ты ненавидишь его просто потому, что он - это он, и тебе хотелось бы иметь все то, что есть у него.
- Подходящая причина для ненависти. - Жан-Пьер неожиданно рассмеялся. - Просто я теперь в бешенстве из-за того, что он отсылает меня. Ты бы тоже ненавидела того, кто оторвал бы тебя от дома и от любимого человека. Я пришел сюда говорить не о ненависти к графу, а о любви к тебе, Дэлис. После праздника урожая я еду в Мермоз и хочу, чтобы ты поехала со мной. Душой ты из наших краев. В конце концов, твоя мать была француженкой. Давай поженимся и посмеемся над графом. Над тобой он не имеет власти.
- Не имеет надо мной власти! Как ты ошибаешься, Жан-Пьер! Ни от кого еще до сих пор не зависели в такой степени мои радость и печаль, и само счастье.
Жан-Пьер схватил меня за руку и притянул к себе. Его глаза сверкали.
- Дэлис, выходи за меня замуж. Подумай, как счастливы мы будем - ты, я, вся моя семья. Ты ведь любишь нас?
- Да, - вымолвила я. - Я люблю вас всех.
- Неужели ты вернешься назад в Англию? Что ты там станешь делать, милая моя Дэлис? Или тебя там ждут друзья? Тогда зачем ты согласилась уехать от них? Тебе ведь тут нравится, правда? Ты чувствуешь, что твое место здесь?
Я не ответила. Передо мной замелькали картины жизни, предложенной Жан-Пьером. Меня захватит кипучая жизнь виноградников. Иногда с мольбертом в руке я буду упражняться в живописи, развивая свой скромный талант. Мы станем навещать Бастидов - теперь уже моих родственников… Хотя нет, мне будет больно видеть замок. Порою я встречу графа. Он посмотрит на меня и вежливо кивнет. А может быть, подумает: "Кто эта женщина? Я ее где-то видел. Ах, да, это та самая мадемуазель Лосон, которая реставрировала картины и вышла замуж за Жан-Пьера Бастида из Мермоза…"
Нет, лучше совсем уехать, использовать шанс, который предлагает Клод. Возможно, ее предложение еще остается в силе.
- Ты колеблешься?
- Нет, я отказываюсь.
- Ты меня не любишь?
- В общем, я тебя совсем не знаю, Жан-Пьер.
Эти слова вырвались у меня невольно, я хотела сказать совсем другое.
- А я думал, мы старые друзья.
- Мы почти ничего не знаем друг о друге.
- Я и не хочу знать ничего, кроме того, что люблю тебя.
Любишь? - подумала я. Но о любви ты говоришь не так страстно, как о ненависти.
Ненависть к графу была в нем сильнее любви ко мне. Я вдруг поняла, что и любовь его порождена ненавистью. Не потому ли Жан-Пьер стремится жениться на мне, что думает, будто я нравлюсь графу? Эти мысли оттолкнули меня от Жан-Пьера. Он уже не казался мне добрым другом, в доме которого я провела столько счастливых часов. Передо мной стоял незнакомый и враждебно настроенный человек.
- Давай, Дэлис, объявим о помолвке, - уговаривал он. - Тогда я пойду к графу и скажу, что беру с собой в Мермоз невесту.
Вот оно что! Он хочет заявиться к графу победителем!
- Извини, Жан-Пьер, - ответила я, - но этого не будет.
- Ты хочешь сказать, что не выйдешь за меня замуж?
- Нет, Жан-Пьер, я не могу выйти за тебя.
Он выпустил мои руки. Его лицо на мгновение исказили злоба и разочарование. Потом он пожал плечами и сказал:
- Но я все же буду надеяться.
Мне хотелось скорее выскочить из подвала. В такой ненависти одного человека к другому было что-то ужасающее, и я, самостоятельная и независимая в прошлом, умевшая когда-то постоять за себя, впервые почувствовала, что такое настоящий страх.
Как я была счастлива вернуться в теплый, солнечный день!
Поднявшись к себе, я задумалась о предложении Жан-Пьера. Он не походил на влюбленного мужчину. Я слышала, с каким жаром он говорил о графе, и знала, насколько глубоки могут быть его чувства. Он был готов жениться на мне, лишь бы уязвить своего врага. Как не была неприятна эта мысль, она меня обрадовала. Значит, Жан-Пьер заметил, что я небезразлична графу. И все-таки после возвращения из Парижа тот ни разу не взглянул на меня.
На следующее утро я как раз заканчивала работу над росписью, когда в комнату вошла расстроенная Нуну.
- Не знаю, что делать с Женевьевой, - поведала она. - Вернулась с прогулки - и прямиком к себе. То плачет, то смеется, а я не могу вытянуть из нее и слова. Пойдемте со мной, я с ней не справлюсь.
Я прошла за ней в комнату Женевьевы. Девочка была явно не в настроении. Швырнув в угол жокейскую шапочку и плеть, она уселась на кровать и теперь безучастно смотрела в пространство.
- Женевьева, что случилось? - спросила я. - Может быть, я в силах помочь тебе?
- Помочь? Чем вы можете помочь? Разве что пойдете и попросите папу… - Она пытливо посмотрела на меня.
- Попрошу о чем? - холодно осведомилась я.
Вместо ответа она вдруг сжала кулачки и ударила ими по кровати.
- Я не ребенок, я уже выросла! - кричала она. - И не останусь здесь, если не захочу. Я убегу.
У Нуну от страха перехватило дыхание, но она спросила:
- Куда?
- Куда захочу, и вы меня не найдете!
- Не могу сказать, что захочу тебя искать, если ты не изменишь своего поведения.
Она расхохоталась, но затем снова расплакалась.
- Говорю вам, мисс, я не хочу, чтобы со мной обращались, как с ребенком.
- Что же тебя так раздосадовало? Когда с тобой обошлись, как с ребенком?
Она уставилась на кончики своих ботинок.
- Если я хочу иметь друзей, я буду их иметь.
- А кто возражает?
- Неужели людей надо отсылать только потому, что… - Она замолкла и бросила на меня сердитый взгляд. - Это вас не касается. И тебя тоже, Нуну. Уходите. Не стойте здесь и не смотрите на меня, как на младенца.
Нуну едва сдерживала слезы, и я подумала, что одна я справилась бы лучше. Присутствие Нуну слишком живо напоминало Женевьеве о детстве и детской. Знаком я попросила Нуну выйти, и та с готовностью повиновалась.