- Ради тебя - даже польку, - Никита, улыбаясь, смотрел в её глаза. - Если бы мне сказали еще месяц назад, что я буду здесь, среди особ королевских кровей, я ни за что не поверил бы. Сколько здесь знати! - он обернулся оглядывая зал.
- Погоди-ка, что-то лицо знакомое!
- Ты о ком?
Никита сделал несколько шагов к вальсирующим парам.
- Да нет, наверное, показалось.
- Да объясни толком, о чем ты? - Даша подошла за ним. Сердце сжалось и холод, где-то внизу живота останавливал дыхание. Там, в кругу танцующих, с дамой в черном кружился седой. Он был без бороды и коротко стрижен, благородный профиль, осанка, одежда, - все выдавало в нем благородного господина, но это был Седой. Взгляд, холодный как кусок стали скользнул по ним и остановился на Даше. Они смотрели друг на друга, глаза в глаза. Даша не могла двинуться, как будто под гипнозом. Музыка прекратилась и пары, раскланявшись, разошлись по залу. Седой, казалось, растворился в толпе. Народ хлынул к балкону - предполагалась приветственная речь. Минут десять Даша с Никитой стояли в растерянности.
- Надо немедленно уходить, слышишь! - Никита, взяв её под руку, повел в противоположную сторону, - он узнал нас. Здесь опасно.
- Еще как опасно! - знакомый голос за спиной заставил их обернуться. Сверкнула сталь кинжала! Острие летело прямо Даше в грудь. В доли секунды Никита оттолкнул Дашу, и принял удар на себя. Седой вновь замахнулся, но Никита перехватил его руку. На крик Даши уже бежали слуги и охрана. Седого скрутили. Никита, истекая кровью, опускался на пол, сбежавшийся народ окружил их. Даша кинулась к Никите. Разорвав рубашку на его груди, она прижала к ране ткань, пытаясь остановить кровотечение. Страшный женский крик разорвал мертвую тишину.
- Чеславек!
- Чеславек! - пожилая пани Стечинская показывала на родимое пятно у Никиты на плече. Даша мгновенно вспомнила, что ей казалось здесь таким знакомым. Над входом в бальную залу висели гербы словенской, польской, австрийской и прочей знати. Герб Стечинских - она узнала монограмму- змея, обвивающая меч в форме буквы "S". Взяв Никиту за руку, она развернула кольцо с гравировкой.
- Пани Стечинская, это Ваше?
Пожилая дама упала без чувств на руки стоявших рядом мужчин. Все происходящее казалось Никите чем-то далеким, голоса сливались, лицо Даши, плачущей над ним уходило куда-то в темноту.
* * *
Никита открыл глаза. Он лежал в роскошной постели, грудь была туго перебинтована. На тумбочке стояли склянки с лекарствами. Рядом, на кровати, свернувшись клубочком, лежала Даша. Он попытался встать. Она мгновенно проснулась и уложила его обратно
- Дашенька…
- Тихо, - она поцеловала его в губы, - Тихо, любимый мой, тебе нельзя вставать, и разговаривать тоже нельзя.
Она смочила водой губку, чтобы он мог немного попить.
- Где я, сколько времени прошло, где Седой? - он снова попытался сесть, но снова был уложен в постель.
- Ты в доме своей бабки - Софьи Стечинской, это у них Седой много лет назад выкрал маленького сероглазого мальчишку. Она тебя по родимому пятну узнала. Все мужчины в вашем роду рождаются с такой отметиной, - Даша улыбнулась, - они в старину и герб даже поэтому такой себе придумали, - по кольцу и по родинке она тебя и узнала. Ты один у неё остался - своих сыновей, твоих отца и дядьку она проводила на войну, а обратно уже не дождалась - судьба, которая постигла многих в этой многострадальной стране. Мать не пережила твоего похищения и умерла через три года после того как тебя украли. Так что ты - ясновельможный пан, князь Чеслав Стечинский. Даже не знаю, пара ли я тебе теперь, - Даша нарочито вздохнула и улыбнулась, - Учитывая, что даже Прибины не могут похвастаться такой родовитостью, как Стечинские.
- Дашенька, я твой крепостной, - улыбаясь и перебирая её волосы, шептал Никита. - Я твой Никита, помнишь? Так что с Седым?
- Он в тюрьме, его допрашивали, я ездила в полицию, он молчит, сказал только что Федор с Ульяной уехали. За несколько дней до бала он отправил их на каком-то торговом судне в Америку.
В двери постучали. Пани Стечинская и доктор вошли в комнату. Женщина бросилась к Никите, целуя его, что-то экспрессивно рассказывала. Он не понимал, глядя на Дашу, беспомощно улыбался. Стечинская разложила перед ним груду игрушек.
- Она говорит, как она тосковала по тебе, и что это твои игрушки, она их берегла. - Она повернулась к Стечинской, - Он вас не понимает, скажите лучше по-английски или по-французски.
Пани Стечинская расплакалась. Доктор, разложив инструмент и деликатно кашлянув, попросил обоих дам удалиться. Через час он вышел, вытирая руки белоснежным полотенцем.
- Ну что? - обе в один голос задали один и тот же вопрос.
- Мы имеем дело с очень сильным и мужественным человеком. Рана столь же болезненна сколь и опасна. И, хотя легкое чудом не задето, рана очень глубока и кровоточить будет долго. Ему категорически нельзя вставать и разговаривать. Мало того, что это опасно- это будет причинять ему невыносимую боль. Боюсь, что для выздоровления понадобится больше месяца, а до полного здоровья и вовсе год. Я буду навещать вас каждые два дня для смены повязки.
- Сейчас бы сюда Калиниху. - с тоской прошептала Даша.
- Что, милая?
- Да нет, так ничего.
Пани Стечинская под руку с доктором удалилась в гостиную. Даша вошла в комнату Никиты на цыпочках. Тот лежал бледный, явно измученный проведенной процедурой. Увидев Дашу, он улыбнулся и попытался приподняться. Как от удара тока он застонал и упал навзничь. Даша подбежала к его постели и взяла его здоровую руку в свои ладони.
- Если ты еще раз посмеешь пошевелиться, я велю тебя привязать простынями к кровати.
- Я…
- А если ты посмеешь открыть рот, я велю вставить в него кляп! Доктор запретил тебе вставать и говорить! Поэтому теперь я буду неотлучно следить за твоим поведением. Ты же хочешь поправиться?
Никита молча кивнул.
- вот так то лучше! Теперь мы будем с тобой общаться как немые, только кивками и …
Она наклонилась и нежно поцеловала его в губы.
- вот так тебя устроит?
Чудный климат Словении и усилия доктора делали своё дело. Уже через несколько недель рана затянулась и Никита с Дашей могли совершать верховые прогулки по гористым склонам покрытым такой яркой зеленой растительностью, что казалось это волшебство, а не творение природы. Скалистые обрывы открывали морской берег, осень, вступившая в свои права в России, казалось, и не собиралась трогать своим разноцветьем нежную яркую зелень прибрежных холмов. Письма, пришедшие из России, сообщали, что папенька дает благословение на брак с князем Стечинским и непременно желает выдать Дашу замуж именно в Задольске. Даша с Никитой никогда так не были счастливы. Обоим не хотелось ехать домой, но пани Стечинская настояла, заверив их, что обязательно отпросит их у папеньки, и следующей весной непременно будет ждать их к себе вновь. Она не сможет расстаться с только что обретенным внуком, и, возможно, если пан Домбровский пригласит её, даже согласится провести зиму в России, рядом с молодыми. Сборы были недолгими и обратное путешествие оказалось приятным и волнующим предстоящими событиями.
* * *
Задольская церковь не знала такого нашествия иностранцев со времен Наполеона. Сразу две свадьбы, в этот теплый осенний день - княжны Дарьи Домбровской и князя Чеслава Стечинского и Петра Федяева и Натальи Смоляковской произвели фурор в городе. Пестрая толпа разглядывала невест, одетых в роскошные белоснежные платья. Князь Домбровский и Софья Стечинская, чета Федяевых, вытирая слезы, благословляли молодоженов. Дмитрий Алексеевич наклонился к молодым и шепнул:
- Вот ведь, Дашенька, в холопе - то, каких кровей аристократа разглядела!
- Вот теперь, папенька, я совершенно официально могу спать в постели вашей дочери. Рад, очень рад, что хоть теперь меня не отправят за это на конюшни, - усмехнувшись, ответил Никита.
Подняв молодую жену на руки, он внес её в свадебную карету.
- Никитушка, я не верю, что это происходит с нами!
- Я сам верю с трудом, еще вчера я был твоим холопом, а сегодня я - твой муж.
- Ты столько выстрадал из-за меня!
- Я же говорил тебе, что я бы за тебя умер! - он поцеловал Дашу.
Свадебный кортеж, поднимая за собой осеннюю листву, направился в поместье Домбровских…