* * *
Всю обратную дорогу они с Никитой ехали молча. Вдруг перед поворотом к усадьбе Даша тронула Никиту за руку:
- Поехали к Федяевым, мне нужно знать, что с Ли.
Никита развернул лошадей и направил их к поместью Федяевых. Не проехав и двух верст, они увидели коляску и сидящего в ней Петра и Порфирия.
- Что с Ли? Его спасли? Петя, ну не молчи!
- Даша, он умер еще до того, как Порфирий его привез ко мне. Ты помнишь, нам на лекциях говорили, бывают такие случаи, когда просто невозможно спасти, не потому что яд смертельный. А потому что у человека слишком сильная реакция на укус, даже если это просто пчела. У Ли как раз была такая реакция, он не умер бы, большинство яда вышло с кровью - она ему в артерию попала, а та ничтожно малая частица, что осталась, вызвала шок, он умер от шока.
Даша заплакала навзрыд. Только сейчас Никита заметил небольшой гроб, лежащий в коляске.
- Барышня, похоронить его надо, - Порфирий, виновато сутулясь, показал на гроб
- Похороним, Порфирий, непременно, - Даша вытерла слезы, - Никита, теперь Федькина очередь, нужно обязательно разобраться во всем. Зачем он все это устроил. Я сегодня же отцу напишу, пусть сам решает, что с ним делать. Выпускать этого зверя нельзя, я бы его своими руками прибила, он убил Ли…Страшно подумать, на его месте сейчас могла быть я!
- Нет, Дарья Дмитриевна! - Никита смотрел на неё решительно, взгляд был твердым и нежным одновременно, - Пока я рядом, все будет хорошо, слышите! Все будет хорошо!
- А сейчас надо ехать в хутор! Надо по божески с Ли проститься.
Весь следующий день Никита и Петр не отходили от Даши ни на шаг, стараясь, как могли, утешить её и помочь в хлопотных приготовлениях. О Федоре никто не вспоминал, как и об Ульяне. Никита даже перестал ревновать Петра к Даше, он видел, как тот по дружески участливо старался её успокоить, писал её папеньке, отправлял мужиков то на почту, то в город, за необходимыми для помин мелочами. Они даже спали в каминной по очереди, по полночи охраняя Дашу и её неспокойный сон. Наутро во дворе собралась дворня. Даша, вся в черном, Марфа, с черной повязкой на голове, обе искренне плакали, прощаясь с маленьким немногословным человечком, к которому даже Марфа успела привязаться, и который так любил её стряпню. Даша прощалась с человеком, который спасал её мать, который лечил её с малых лет. Человеком, который всегда был рядом, даже когда не было рядом родителей. Отпевать Ли было нельзя, поскольку тот был иной веры и его тихо похоронили на маленьком деревенском кладбище. Петр сразу после похорон уехал по срочному вызову, и Даша осталась с Никитой, Марфой и Порфирием. Какое то время ей не хотелось ни с кем разговаривать, она потеряла близкого человека, но никто из присутствовавших все равно не мог понять до конца её боли. Марфа молча гладила её по голове, как маленькую в детстве, когда та падала и ушибалась, и маменьки не было рядом.
- Ну, всё! Пора с этим покончить! - Даша встала с кушетки и направилась к выходу. - Пора поговорить с Федькой.
- Я с вами! - Никита направился к Даше. - Это и моё дело! - и, помолчав, добавил:
- …Теперь это в первую очередь мое дело.
* * *
Погреб усадьбы Домбровских был огромным и холодным даже в летнюю жару. Каменные стены и посыпанный песком пол, специальная конструкция, в которой предусматривалась хорошая вентиляция, не позволяющая, однако повышать или понижать температуру помещения. Лампы освещения, сделанные в виде фонарей, которые коптили конечно, но достаточно хорошо освещали вокруг, - все было предусмотрено для долгого хранения различных овощей, фруктов и всевозможных солений. Кованые двери, специальной установки, ключи от которых в прежние времена были только у Марьи Сергеевны, и Порфирия, также хорошо защищали содержимое погреба от перепада температур. Но главным достоянием погреба был не он сам, а винный погребок, спрятанный за потайной дверью, который Дмитрий Алексеевич велел выстроить по собственным чертежам со сложной схемой отдушин и вентиляционных труб, трубок и трубочек, которые и создавали в нем необходимую для хранения вин температуру. Причем внизу она была гораздо ниже, чем вверху и поэтому на полках в определенном порядке располагались различные сорта сухих и сладких вин, настойки и коньяки, которых Марья Сергеевна, еще при жизни увлекавшаяся их приготовлением, изготовила великое множество. После отъезда Домбровских, Порфирий так и не решился к ним притронуться, а другие допуска к погребу не имели.
Забрав у Порфирия ключи Марьи Сергеевны, Даша с Никитой спустились в погреб. Даша зажгла лампу. На полу, в углу, уснув, сидел Федор. Он сумел развязать себе руки и ноги и, по видимому, нашел способ отпереть дверь в винный погреб. В руке его была бутылка коньяка. От него исходил стойкий запах перегара. Услышав шаги, он поднял голову, откинул со лба запутавшиеся длинные русые кудри:
- А! Явились, голубки! Повезло тебе, сестренка! Повезло! - язык его заплетался, голова то и дело падала на грудь, он явно не отдавал отчета своим словам. Вокруг валялись пустые бутылки от настойки и коньяка.
- Какая я тебе сестренка! - Даша возмущенно выдохнула. - Вот хам!
Федор сделал большой глоток из бутылки и попытался встать и подойти к Даше. Никита усадил его на пол
- Не торопись, брат, сиди, отдыхай. Объясни толком, зачем змею подложил барышне
- Я?! - Федор попытался сделать круглые глаза, - да я и не знаю ничего…
- Он пьян, барышня, давайте свезем его в участок в Задольск, там всё и узнаем, там большие специалисты языки развязывать.
- Погоди, Никита, мне нужно узнать, в чем дело, он пока пьяный может и сболтнет чего.
Федор опять попытался встать, и опять был усажен Никитой на место
- Ты сестренка только Ульку не тронь! Не виноватая она, не знала она ничего!
Никита рванулся к нему, но Даша остановила его.
- А почему это я тебе сестренка!
- А ты не знаешь! - Федор еле ворочал языком, - Ты все знаешь! А ты у папеньки своего спроси, почему, он тебе все расскажет, папенька то…
Федор опять поник головой, спустя минуту он опять попытался встать:
- Ты Ульку не тронь!
- А! - Даша делано удивилась, - Так Улька не виновата?
- Не виновата…не виновата!
Федор направился к Даше и схватил её за руку. Никита тут же, тряхнув его за шиворот, усадил его назад в угол.
- Так что, Федька, коляску тоже ты испортил, и камень в окно - твоя работа, а волк, волка то ты где взял? - Никита с искренним любопытством держа Федора за грудки заглядывал ему в глаза. - Кто тебя надоумил, Федька, ты ж неплохой мужик был, зачем ты это все …
- Коляска - моя работа, и камень, а волк - не моя, да отпусти ты, черт здоровый…
Федор вновь поник головой. Никита оставил его. В сердцах Дарья топнула ногой
- Ну что с ним делать, ничего не понимаю, зачем он это все, и папенька причем!
- Ах, папенька, наш папенька! - голос Федора раздался из угла, - спроси папеньку, да! Ульку не тронь!
- Да продала я твою Ульку!
- Нет! Федор, на миг протрезвевший встал в углу! Нет! Гадина! Он кинулся на Дашу!
Никита в мгновение ока оказался рядом и отвесил ему оплеуху, от которой тот оказался распластанным на полу. Никита склонился над ним
- Никогда не смей так вести себя с барышней!
Кулак Федора не заставил себя ждать. Завязалась драка, в которой Никита едва сладил с Федором, который и так был выше него и, казалось, сильнее, де еще и хмель прибавил дури. Связав руки ему за спиной, Никита вытер кровь с разбитой губы и взял Дашу за руку.
- Пойдем, видишь, он протрезвел, уж верно больше ничего толком и не скажет, приготовлю коляску, поедем в участок. Пусть там его допытают.
- Погодите! Барышня! Кому вы Ульку продали! Кому!
- А ты мне скажи, зачем ты меня убить пытался!
Федор зверем посмотрел на неё.
- Теперь точно убью.
Никита ударил его еще раз.
- Да оставь его! Кому он нужен.
- Куда Ульку продала!
- Тебе её не найти, дружок, вот расскажешь все, тогда подумаю, сказать тебе или нет.
- Тебе вовек не узнать, кто за мной стоит.
- А тебе вовек твоей Ульки не найти! Вот погоди, батюшка приедет, не миновать тебе виселицы!
Федор захрипел, дернулся и упал. Никита взял Дашу под руку и вывел её из погреба, заперев его на ключ.
- У тебя губа разбита, и кулаки в кровь! - Даша вынула платок и вытерла струйку крови на лице Никиты. Потом встала на цыпочки и поцеловала. Никита поднял её на руки и понес по ступенькам.
- Ну не мог же я терпеть его пьяные выходки!
- Ты мой заступник! В детстве Петруше доставалось, теперь вот Федору. Даша грустно улыбнулась. - Жаль Ли не вернуть. И Ульку жалко. Может и правда не виновата она, вон Федька как расстроился.
- Ты не могла её оставить, после того, что она видела. - Никита поставил Дашу на землю и обнял её, прижав её голову к своей груди. Если кто то узнает - нам обоим конец. Я не могу тебя любить, а ты не можешь любить меня, ты из другого мира, - ты княжна! А я - я твой слуга, твой холоп! Я так мечтаю, открыто обнять тебя, взять тебя на руки, целовать тебя, не прячась ни от кого! Жить с тобой! Чтобы ты была моей, открыто! Но это не возможно. Это так больно. Она все узнала, и узнали бы все остальные. За себя я не боюсь, я боюсь за тебя!
- Ты прав, Никитушка, ты во всем прав, ну потерпи, потерпи, меньше месяца осталось, как только я вступлю в наследство, ты тут же получишь свободу, слышишь! Я обязательно придумаю что нибудь. Потерпи!
- Даша, до этого еще дожить надо! Давай собираться. Федьку в участок надо отвезти.
Порфирий показался из-за угла, и, увидев Дашу с Никитой, помахал им рукой и направился к ним:
- Вы бы барышня мне вот что сказали, как теперь быть. С Федькой все ясно, а что ж мне теперь с конюшнями делать. Наши мужики с уборкой, конечно, управятся, а вот с уходом и объездкой кроме меня, Никиты да Федора вряд ли кто сдюжит. Нам срочно конюх нужен, хороший конюх.
- Да и мне горничная нужна, Ульки нет, мне самой не справиться. Что делать будем? Порфирий, что посоветуешь?
- Барышня, сразу за Задольском, верст пятнадцать будет, есть две деревни Верхняя и Нижняя Аникеевки. Так вот, слыхал я, тамошний помещик почитай душ восемьдесят продает - поместье заложено, а платить нечем. Мне Федяевский управляющий сказывал, они там с Николаем Григорьевичем для полевых работ душ десять и купили.
- Придется нам, Никита, с полицией подождать! Видишь, тут какое дело! Кони ждать не будут. Запрягай коляску, Порфирий, да телегу запряги, пусть с нами кто-нибудь поедет. В Аникеевку!
* * *
Смеркалось, когда Федор пришел в себя и попытался выпутаться. Веревка поддавалась, но с большим трудом. Никита так стянул узел, что только вывернувшись и протащив руки вперед, Федору удалось развязать его зубами. Бежать! Только бежать. Если отвезут в участок - его точно ждет виселица. А Уля! Его ненаглядная красавица продана! Мстительная гадина Дашка! Он еще её достанет! Жаль что погиб старик-китаец, если бы все получилось, как они задумали…
Он вспомнил про схрон в лесу. Там деньги, фальшивые паспорта для него и Ульяны, господская одежда, все, как и было обещано. Только бы выбраться отсюда, только бы узнать, где его Уля. Он найдет её, выкрадет, они уедут, уедут из этой губернии в Москву, в Петербург, туда, где их никогда не найдут! Голова гудела. Зачем он так напился! Внезапно послышался шорох за стеной. Из-за маленькой решетки, откуда-то сверху, издалека он услышал голос:
- Федечка! Ты здесь?
- Здесь мама, здесь!
- За что они тебя?! Родной мой! За что!?
- Мама, не плач! Я вывернусь! Мне бы узнать, куда они Ульку дели!
- Это правда, сынок, что вы с Улькой барышне гадину подкинули?! Говорила ж я тебе, не лезь туда, забудь, все забудь, не нашего это ума дело! Я уж все забыла давно и простила, а ты! Да и барышня то причем! Она-то в чем виновата!
- Мама, ты слышишь меня! Узнай, куда Ульку увезли!
- Хорошо, сыночек, хорошо.
Федор сидел и ждал, казалось, прошли часы, когда у решетки снова раздался голос
- Сынок!
- Мама, ну что там!
- Калиниха сказывала, что Марфа, Дуньке кривой, что у них теперь прачкой работает, говорила, что в Задольск увезли и там продали, какой-то барин из Санкт-Петербурга таких немало заказал с доставкой. В пятницу с обозом всех туда и повезут. Ты сынок забудь о ней, беспутной, ты все лучше о себе подумай! Свали все на неё! Авось и простят тебя. Нечто нам плохо жилось, и жалованье тебе вон платили, слыханное дело, это какой еще крепостной жалование будет получать, только ты да Никитка, во всей России такое только у нас. И дом у нас полная чаша. Повинись, свали все на распутницу эту!
- Ой, мать, не трави душу.
Он некоторое время еще слушал плач, и уговоры матери, потом все стихло. Он должен собраться с силами, и должен быть готов, когда они за ним придут.
* * *
На окраине Задольска в небольшом, аккуратном домике за столом сидела компания. Семен Ильич, бородатый мужик с серьгой Фрол, да нотариус Егор Васильевич подсчитывали барыш от ярмарочных продаж.
- Итого чистой выручки двенадцать тысяч! Поздравляю, Фролушка, ты знатный продавец, это еще без тех восьми девок, что нам граф питерский заказал, еще тысяч пять-семь будет, он таких красоток видом не видывал и бумаги все в порядке. Вот ваша доля, господа! - Семен Ильич выложил перед каждым по пачке купюр. Егор Васильевич взял деньги и поспешил откланяться:
- Уже поздно, господа, обращайтесь, всегда рад помочь!
- Дунька! Проводи гостя!
Кудлатая, упитанная баба кинулась подавать гостю пиджак, шляпу и трость. Нотариус вышел и, осмотревшись по сторонам, заспешил восвояси.
- Ну а мы с тобой, Фролушка, давай еще раз товар осмотрим, и, хлопнув бородача по плечу, направился к двери, которая вела в соседнюю комнату.
Картина, открывшаяся их виду, была следующей: комната была уставлена широкими лавками, застеленными домоткаными покрывалами, из мебели там больше не было ничего. Около стен лежали узелки с вещами. На лавках сидело восемь девиц, весьма привлекательной внешности. Ульяна забилась в самый угол.
- Ну что, девки, скидовай вещички, будем осмотр делать, - Фрол развязал тесьму на блузке у первой с краю девушки. Та завизжала, за ней остальные. Фрол отвесил смачную пощечину первой.
- Заткнись, дура, я твой хозяин, - и поморщившись добавил, - …Пока!
- Э! Ты потише, Фролушка, товар не порть, им лицом работать.
- Сейчас Семен Ильич пусть другим поработают, Ты сам знаешь порядок! Порченые за одни деньги, нетронутые - за другие, если сами не проверим, потом неприятностей не оберемся. Кто у нас непроверенный товар купит, потом больше уж и не обратиться. Всегда проверяли, чего на этот раз!
- Погоди, так всегда ж доктор проверял. Ты ж не доктор! - Семен Ильич расхохотался.
- Где мы с тобой теперь доктора возьмем, того уж и след простыл, а новых людей посвящать и вовсе ни к чему. А уж порченую от непорченой я отличу.
- Ну, как знаешь, только смотри сам не попорть, - Семен Ильич хохотал от души, - Доктор! Делай, как знаешь, я в трактир, вернусь через час, потом потолкуем, - и еще раз усмехнулся, - Ишь ты! Доктор!
- Заходи по одной! - Фрол потер руки и, развязав тесьму на портах, вышел за дверь.
Девушки, всхлипывая, стали раздеваться. Ульяна ни жива, ни мертва, сидела, забившись в угол.
- Заходи первая! - послышался крик из-за двери.
Все как один сидели нагие, никто не шевельнулся. Фрол в ярости в одной рубахе заскочил в комнату.
- Я сказал, заходи!
Ухватив первую с краю, он вытянул её в дверь. За дверью послышалась возня, всхлипывание. Через минуту она зашла назад и стала натягивать одежду.
- Следующая, Заходи!
Девушки по одной выходили и заходили, одеваясь. В заплаканных лицах нельзя было узнать прежних красавиц, распухшие красные глаза, губы. Они перешептывались о чем-то, друг с другом, Ульяна только слышала "сказал - повезло", "девка".
- Заходи! Крик Фрола на этот раз был обращен к ней. Она осталась последней. Гордо подняв голову, она вышла и закрыла за собой дверь
- Ладная красавица, ох и ладная, вот если еще и не порченая, ну-ка признавайся! Был у тебя кто!
Ульяна молча, с вызовом смотрела в его глаза.
- До тебя все были как на подбор, дорогой товар - он грубо тискал девушку, - Неужто удача, за девку-то и по восемьсот рубликов не грех взять, а за бабу, хоть и красивую, граф больше сорока червонцев не даст ни за что. Ну что молчишь! Был кто!?
Разъяренный её дерзостью он перегнул её через стол и запустил руку между её ног.
- Вот черт! Порченая дрянь!
Он ударил её по лицу. Она потеряла сознание.
Пришла в себя от ледяной воды. Дунька из ушата окатила её несколько раз. Мокрая, дрожащая от холода Ульяна поднялась на ноги. Семен Ильич и Фрол бесцеремонно разглядывали её.
- Да! Фролушка, прокол у нас с тобой вышел, ну да что делать, хоть сотню сверху возьмем и то ладно, баба красивая, - он повернулся к Ульяне, - Что ж ты милая, честь свою не сберегла? А я то думаю, что это барыня твоя тебя так задешево отдает, болтливая, говорит! А ты оказывается не только болтливая. Ну что, покажешь что умеешь?
Всю оставшуюся ночь Ульяна проклинала Федора, который подбил её на преступление, Дашу, которая так жестоко с ней обошлась. Под утро её отпустили, она вернулась в комнату, упала и заснула мертвым сном.