Лиза с малых лет воспитывалась в приемной семье. У Дэвида появились опасения по поводу невесты, когда она нашла своего биологического отца. Ей очень хотелось пригласить его на свадьбу. Лиза встретилась с отцом в кафе, и он ей поведал, что ее мать давно умерла. Причем по набору симптомов ее болезнь была очень похожа на болезнь Хантингтона – генетически наследуемое нейродегенеративное расстройство.
Болезнь Хантингтона – смертельное заболевание, в ходе которого клетки мозга медленно разрушаются. Способа лечить болезнь Хантингтона человечество пока не знает, а путь течения недуга долог и тяжел. Потеря координации движений, психиатрические проблемы, распад сознания и в итоге – смерть. Ситуация осложнялась тем, что саму Лизу генетическое тестирование не интересовало нисколько.
Вскоре после того, как Дэвид мне все это рассказал, он перезвонил и спросил: "Ведь если я просто принесу несколько ее волос или зубную щетку, этого будет достаточно? Можно будет все проверить, да? Ей ведь даже не нужно об этом знать. Понимаю, это звучит дико. Но… Мне будет гораздо легче, если я буду знать, что мне предстоит".
То, о чем он просил, как минимум не этично. А во многих странах и попросту противозаконно. Однако вместо того, чтобы сразу возмутиться и сказать "нет", я пригласил его выпить по коктейлю и поговорить. Дэвид согласился, но у него было еще несколько дел, которые он собирался сделать после работы, и освобождался он не рано. Мы договорились на 10 вечера. Мне хотелось разобраться, что заставило Дэвида так себя вести, ведь это было совсем на него не похоже.
Было невыносимо жарко и влажно, как бывает только в августе. В такие дни все жители Манхэттена стараются спрятаться там, где работает кондиционер. Или, еще лучше, вообще уехать из города. Я вышел из такси и тут же шагнул в дверь. Как же хорошо было спастись от духоты в прохладной полутьме бара!
Найдя пару свободных стульев у барной стойки, я заказал выпить. Бармен сделал для меня коктейль и поставил на стойку бокал мохито, и я вдруг понял, что прозрачность, а, вернее, его непрозрачность очень точно отражает мое настроение.
Один из главных уроков, которые мне преподнесла жизнь, состоит в том, что всегда есть кто-то, кто в данной области опытнее тебя. Поэтому, раз уж я все равно ждал Дэвида, я решил позвонить одной моей подруге. Ее зовут Кэлли. Она социальный работник, и у нее огромный опыт взаимодействия с родственниками и близкими людей, которым поставили смертельный диагноз. Чаще всего это, конечно, рак.
– Постарайся понять, что именно его пугает. Выясни, чего он ожидает от брака и совместной жизни с человеком, возможно, несущим ген смертельного наследственного заболевания, – сказала Кэлли. – Расспроси его, о чем они с невестой уже говорили. Большинство из нас боится показать себя слабыми, особенно перед теми, чье мнение для них важно. Но если он ей ничего не рассказал, значит, они точно не беседовали откровенно об их будущем, их взаимоотношениях и о том, что с этим делать дальше.
Не успели мы толком поговорить с Кэлли, как появился Дэвид. Конечно же, он совсем не был настроен обсуждать со мной проблемы медицинской этики – ему просто хотелось быть выслушанным.
Чем дольше мы говорили, тем отчетливее я в очередной раз осознавал, насколько незнание может быть тяжелее и страшнее знания. Мы с Дэвидом дружили уже много лет, и потому мне было совершенно ясно, что он глубоко страдает. Его мучило, что человек, с которым он собирается прожить всю жизнь, что-то от него скрывает.
Я очень старался просто сидеть и слушать, изредка потягивая свой мохито. Я отвечал только на те вопросы, на которые у меня были ответы. А таких, по правде сказать, не так уж много. Я услышал про то, что Лиза с удивлением выяснила, что ее настоящий отец жив и живет недалеко от них в материковой части штата Нью-Йорк. Я узнал о ранней смерти матери Лизы и том, какие секреты она унесла с собой в могилу. И наконец Дэвид рассказал мне, насколько его раздражает нежелание Лизы выяснить положение дел и пройти тестирование. Он все повторял:
– Не понимаю, почему она не хочет узнать, просто узнать!
В наш цифровой век Дэвид, конечно, уже многое успел выяснить о болезни Хантингтона. Он понимал, что эта болезнь – особенная, не совсем такая, как другие наследственные отклонения, вызванные однонуклиотидным полиморфизмом. Все дело в повторяющемся мотиве из трех нуклеотидов – цитозина, аденина, и гуанина – в гене HTT. У людей, страдающих этим страшным расстройством нервной системы, такой повтор длиннее обычного. Ну как старая магнитофонная лента, которая в одном месте все время проскальзывает и оттого растягивает звучание записи.
У каждого человека есть такой повтор. Но если вдруг получилось, что повтор этот состоит из 40 или более трехбуквенных кусочков, почти наверняка разовьется болезнь Хантингтона. Чем больше повторов, тем она вероятнее. А если число повторов доходит до 60, симптомы заболевания могут проявиться уже в два года.
Большинство из тех, у кого болезнь проявляет себя рано, унаследовали от отца ген со слишком длинным повтором. Пока что не очень понятно, как и почему это происходит. Кроме того, даже если заболевание унаследовано по материнской линии, обычно с чередой поколений число копий в повторе только увеличивается. Ученые иногда называют подобные прогнозы антиципацией.
Беседуя с Дэвидом, я быстро понял, что он уже прекрасно владеет всем этим материалом. Знал он и о том, с какими изменениями обычно передается из поколения в поколение мутантный ген. Для возникновения болезни достаточно всего одной копии гена HTT с увеличенным числом повторов. Поэтому Дэвид понимал, что если у матери Лизы и в самом деле была болезнь Хантингтона, то с вероятностью в 50 % у девушки тоже опасный вариант гена. А учитывая, как это обычно работает, следовало ожидать, что у Лизы симптомы проявятся даже еще раньше, чем у ее матери.
А что самое главное, он понимал, что если его невеста и правда больна, им точно не удастся прожить вместе всю жизнь до старости. Покой ему не светит, вместо этого ему придется наблюдать, как с каждым днем меняется личность его любимой, как болезнь разрушает нервные связи в ее мозге. Хватит ли у него душевных и физических сил, чтобы оказывать ей правильный уход все это время? И когда в итоге все закончится – что тогда?!
Он сказал мне:
– Я справлюсь. Чем лучше я понимаю, насколько будет трудно, тем больше я готов помогать ей, если понадобится. Но если действительно все так, я должен знать заранее. Мне нужно знать уже сейчас. Незнание меня просто убивает. Ведь если мы будем знать, мы наверняка проживем наши жизни иначе…
И вдруг наша встреча закончилась. Дэвид неожиданно вскочил, неловко попрощался, расплатился и ушел. Я тоже расплатился и стал морально готовиться к поездке до дома в раскаленном такси.
Я бы очень хотел, чтоб у этой истории был счастливый конец.
Мне бы очень хотелось рассказать вам, как Дэвид и Лиза душа в душу живут в одном из модных местечек Бруклина, как они всегда хотели. Что у Дэвида хватило духа еще раз поговорить с Лизой, и она согласилась на тестирование. И больше всего на свете я хотел бы поведать вам, что тест был отрицательным, и у девушки не обнаружили болезни Хантингтона.
Но – не могу. Истории про генетику ничем не отличаются от историй про нашу жизнь.
Иногда они красивые и счастливые. Иногда – невероятно печальные.
А бывает и что-то среднее.
Дэвид и Лиза в итоге не поженились, несмотря на все их планы. Но она до сих пор носит кольцо, и они по-прежнему безумно любят друг друга. Все так и осталось в подвешенном состоянии. Дэвид все еще пытается разобраться с нежеланием невесты узнать будущее. А Лиза, в свою очередь, обратилась за помощью к социальным работникам, специализирующимся на семьях, в которых есть жертвы болезни Хантингтона. Сегодня, когда я пишу эти строки, она так и не решила, пройти ей тест или нет.
С каждым годом генетическое тестирование становится проще и дешевле для все большего числа синдромов и заболеваний, а дюди все чаще будут сталкиваться с вопросом, "взломать" или не "взломать" чужой геном. И далеко не у каждого хватит опыта и такта, чтобы правильно решать эти проблемы.
По мере того, как мы вступаем в "дивный новый мир", отношения между людьми неизбежно будут обречены на новые испытания. Наша жизнь изменится. И, как вы вскоре узнаете, изменятся и наши тела.
Анджелина Джоли знала, что ее шансы невелики.
Премия Академии кинематографических искусств не значила в этом деле ничего. Она видела, как ее мать проиграла длившуюся много лет битву с раком. Не помогли ни слава, ни деньги актрисы. Чтобы удостовериться, что она сама сможет еще много лет быть с мужем и детьми, она прошла генетический скрининг. В результате выяснилось, что у нее мутация в гене BRCA1.
Для большинства женщин мутация BRCA1 означает, что вероятность развития у них рака груди примерно равна 65 %. Работающий ген BRCA1 нужен, чтобы в составе группы других подавлять любой слишком быстрый или необоснованный клеточный рост, тем самым предотвращая развитие опухолей. Но BRCA1 делает не только это. Он вместе с другими генами еще чинит повреждения в ДНК.
Мы много обсуждали, как повседневные действия могут через эпигенетику влиять на экспрессию наших генов. А вот о чем вы, возможно, еще не слышали, так это о том, что некоторые каждодневные действия могут буквально ломать ваши гены, внося разрывы в ДНК. Скорее всего, до сих пор вы обращались со своим геномом не очень бережно.
Если бы существовало правительственное агентство, скажем, некое Государственное генное охранное агентство, оно бы уже давно изъяло ваши гены, чтобы оградить их от жестокого обращения.
Даже, казалось бы, безобидные вещи могут на деле быть весьма вредными. Вот, к примеру, вы собираетесь в недолгий отпуск. Представим, какой список обвинений можно было бы вам предъявить.
1. Перелет из США до Карибов – галочка.
2. Слишком много времени на ярком солнце, чтобы получить красивый загар, – галочка.
3. Выпито два дайкири в баре возле бассейна – галочка.
4. Пассивное курение табака – галочка.
5. Контакт с инсектицидами для травления постельных клопов – галочка.
6. Ноноксинол‑9 из контрацептивной смазки – галочка.
Мы сожалеем о том, что пришлось нарушить ваш воображаемый отпуск. Но Государственное генное охранное агентство работает для вашего благополучия. Этот список поможет вам понять, сколь небрежно вы относились к своему геному.
Любой пункт из этого списка способен стать причиной повреждения ДНК. И если своевременно и правильно не чинить такие вредные изменения в геноме, мы очень быстро окажемся в страшной беде. А насколько хорошо мы поправляем генетические поломки, зависит от генов, кодирующих ремонтные системы. Например, от того, какой вариант гена BRCA1 достался нам по наследству. Если у вас – одна из более тысячи уже известных мутаций этого гена, значит, у вас предрасположенность к раку. Кстати, не все эти мутации одинаковы опасны.
Вернемся к Анджелине Джоли. Когда врачи сделали тестирование, они сразу сказали актрисе, что ее вариант мутации дает весьма необнадеживающий прогноз. Развития рака груди – 87 %, а рака яичников – 50 %.
В ту зиму и весну 2013 года Анджелина как будто превратилась в одного из персонажей, которых играла в фильмах про шпионов. Все это время она успешно избегала папарацци, не смотря на то, что за ее жизнью следит весь мир. В Центре лечения груди "Розовый Лотос", расположенном в Бэверли-Хиллз в Калифорнии, она прошла множество процедур, включая двойную мастэктомию.
"Ты просыпаешься с дренажными трубками и имплантами-экспандерами в груди, – написала Джоли в колонке в New-York Times вскоре после операции. – Ощущение, как от сцены в каком-то научно-фантастическом фильме."
Несколько лет назад это и было бы научной фантастикой.
Врачи делают мастэктомию уже довольно давно, но раньше это был способ победить уже развивающуюся болезнь. Теперь же мастэктомия – еще и способ предотвратить ее.
Это стало возможным благодаря формированию у человечества понимания молекулярной природы возникновения рака. А еще потому, что генетический скрининг стал доступнее – теперь больше женщин узнают про себя заранее то, что узнала Анджелина Джоли. Оказавшись перед перспективой частого, сложного и пока еще несовершенного скрининга, около трети женщин сегодня решаются на мастэктомию, чтобы убрать молочную железу заранее и не дать раку никакого шанса. Так был создан целый новый класс пациентов.
Людей, стремящихся предотвратить болезнь до того, как она возникнет, уже тысячи. И почти все это – женщины, оказавшиеся в том же положении, что и Джоли. Как только мы поймем генетическую природу других заболеваний, таких людей станет больше. В ближайшем будущем – предотвращение раков кишечника, щитовидной железы, желудка и поджелудочной железы.
"Рак – слово, которое до сих пор вселяет ужас в сердца людей, заставляет их чувствовать себя беспомощными, – пишет Джоли. – Но сегодня специальное тестирование помогает людям понять, находятся ли они в группе риска. А поняв, можно начать действовать."
Этои процесс создает совершенно новый раздел медицинской этики. Ведь до сих пор первейшим принципом любого врача было primum non nocere.
Однако, когда мы говорим о том, чтобы начать действовать, речь далеко не всегда идет о серьезном хирургическом вмешательстве. Мастэктомия может быть выходом, но невозможно удалить здоровому человеку желудок или кишечник. Поэтому люди будут использовать другие пути предотвращения болезни. Прицельный регулярный осмотр, скрининг на определенные маркеры. Специальные курсы лекарств. И даже меры по снижению воздействия тех факторов среды, которые могут стимулировать развитие рака.
Для каждого человека есть такой "список обвинений", нам всем надо заботиться о своем генетическом наследии. И у любого из нас, как вы, наверное, уже догадались, такой список будет уникальным, он зависит от наследственности и образа жизни. Если вы не будете заботиться о своих генах, может выйти так, что вы нечаянно измените некоторые из них до неузнаваемости.
Радиация на борту самолета, доза ультрафиолета во время сна на пляже, спирт в коктейлях, химические примеси в табачном дыму, инсектициды и вещества в бытовой химии – это только общие примеры факторов, способных повреждать ДНК. От того, какую жизнь вы выбираете, зависит то, как вы обращаетесь с собственным геномом.
А это, в свою очередь, означает, что всем нам нужно знать больше. Мало представлять, какова медицинская история вашей семьи. Недостаточно и просто расшифровать свое генетическое наследие. Имея нужную информацию, необходимо понять, какие активные и полезные изменения в жизни можно и следует сделать. Такие меры потребуют от каждого чего-то своего. Для кого-то это мастэктомия, а для другого – категорический запрет на употребление фруктов.
В то же время нельзя забывать, что в генетически просвещенном будущем и другие могут захотеть использовать эту информацию. И, как вы уже видели, эти "другие", – почти кто угодно, включая врачей, страховщиков, корпорации, правительство, а может быть, даже ваша вторая половина. Пусть мы и предполагаем, что все конфиденциально, нельзя забывать о том, что реальных механизмов защиты не существует. И, решив прочитать свой геном, нельзя не учитывать возможности дискриминации как в повседневной жизни, так и в ставках страховых компаний.
Мы не просто стоим на пороге грандиозной смены парадигмы. Многие из нас уже перешагнули этот порог. А ведь все люди связаны между собой и технологически, и генетически. И потому те, кто уже шагнул вперед, неизбежно потянут за собой остальных, хотят они этого или нет.
Глава 10
Ребенок на заказ
Субмарины, сонары, тайские жрицы любви и удвоенные гены
Эта история началась обычным спокойным карибским утром. Итак, утром, во вторник, 13 мая 1943 года американский торговый корабль "Никелайнер", специально оборудованный для перевозки большого количества аммиака, отправлялся в Англию. На борту находилось 3400 тонн этого опасного груза. Операция по доставке груза, необходимого сырья для военных заводов, была непростой – шла Вторая мировая война, а ведь это было путешествие через океан да еще как раз в разгар битвы за Атлантику. Для 31 человека команды "Никелайнера" тот день стал одним из самых важных в жизни. Уже от самого порта кораблю "на хвост села" немецкая субмарина под командованием 35‑летнего капитана Райнера Дирксена.
В шести милях к северу от Кубинской Манати над водной гладью бесшумно показался перископ немецкой подлодки. Медленно и осторожно торпедисты Дирксена приготовились к пуску. Когда цель была захвачена, опытный капитан, уже потопивший десять вражеских судов, отдал команду стрелять. Две немецкие торпеды вошли в воду. Их винты заработали, набирая скорость. Последовал оглушительный взрыв, огонь и брызги поднялись на сотни метров в воздух. Вскоре "Никелайнер" был на дне, а остатки его команды – на спасательных плотах.
Перед союзниками тогда встала задача одновременно простая и невероятно сложная – научиться обнаруживать подводные лодки сразу же после их погружения. Она решилась с помощью гидролокатора-сонара. Вообще-то, в те времена в слове "сонар" все буквы были заглавными – "SONAR". Это аббревиатура от английского "sound reavigation and ranging" ("звуковая навигация и определение расстояний"). Огромный усилитель испускал громкое подводное "пим", а приемник "слушал", как звук отражается от подводных объектов. Это позволяло определять примерное расстояние до цели.
Прошло уже 70 лет, но военные моряки до сих пор используют сонар как один из главных приборов для обнаружения подводных лодок и морских мин. Со временем сонару нашлось и другое, более мирное, применение. Сегодня техника, разработанная для уничтожения подводных лодок и несущая смерть врагу, помогает спасать человеческие жизни.