Она ощутила скованность в движениях, когда усаживалась назад в гамак, чувствуя, что ее раздражает то, как он к ней подкрался. Он посягнул на ее уединение, от его близости у нее все внутри дрожало.
- У меня есть идея для статьи, - сказал Беня. - Как вам?
"Благотворное, но и развращающее влияние духов "Красная Москва" и чулок Мосшвейпрома на ударниц и стахановок угольных шахт Донбасса в ходе выполнения Второй пятилетки".
Он засмеялся, и Сашенька подумала, что он, наверное, пьян, если говорит такие нелепые и опасные вещи.
- Мне не очень нравится эта идея, - рассудительно заметила она. Встала, качнув гамак.
- Сейчас вы ведете себя как важная советская матрона. - Он закурил.
- В своем доме я буду вести себя, как хочу. Это была мещанская шутка, совсем не наша. Думаю, вам лучше всего уйти.
Она бросилась к дому, прямо дрожа от ярости. На мгновение она расслабилась, его слава и его присутствие в ее доме вскружили ей голову, но верность партии отрезвила ее. Этот кривляющийся наглец приехал сюда случайно или его подослали, чтобы погубить ее вместе с семьей? Неужели он не знает, кто ее муж? Беспокойство о зыбком счастье еще больше растревожило ее.
Затем, вынырнув из туманной темноты, Сашенька увидела Карло, который спал в большом кресле у пианино. Он выглядел очаровательно, его вздернутый носик и закрытые глазки были такими трогательными.
Снегурочка сидела у дяди Гидеона на коленях и старалась засунуть в рот уголки своей розовой подушки, пока тот беседовал с Утесовым о новой картине Эйзенштейна "Александр Невский". Подружка Гидеона, актриса, сама почти дитя, сидела рядом с ними на диване и широко распахивала глаза, прислушиваясь к разговору мужчин.
- Дядя Гидеон? - позвала Сашенька.
- Мне что-то угрожает? - притворно ужаснулся он.
- Мне не нравится ваш приятель Гольден. Я хочу, чтобы он ушел. - Сашенька взяла Карло на руки и поцеловала в лоб, осторожно, чтобы не разбудить.
- Пошли, Снегурочка. Пора спать.
Откуда-то появилась Каролина и поманила пальцем девочку.
- Не хочу спать! Не хочу спать, - закричала Снегурочка. - Я играю с дядей Гидеоном.
Гидеон хлопнул себя по колену.
- Даже я должен был ложиться спать в такое время, когда был маленьким!
Внезапно Сашенька почувствовала, что устала от вечеринки и гостей.
- Не капризничай, Снегурочка, - попросила она. - Вы сегодня получили такие прекрасные подарки. Мы позволили вам поиграть, но сейчас вы уже устали. Я не устала, ты глупая, я хочу еще обнять дядю Ираклия! - Снегурочка топнула ногой и сделала вид, что очень рассердилась. Сашенька рассмеялась.
Из гостиной прекрасно просматривалась часть Ваниного кабинета. Направляясь к двери кабинета мужа, Сашенька видела его кудрявую седеющую голову и его грудь в портупее. Он все еще был в синих брюках, но теперь уже в своей любимой вышитой рубашке.
Ваня сидел за столом, на котором стояли три телефонных аппарата, один из них - новая оранжевая "вертушка", экстренная связь с Кремлем. Он спорил с дядей Менделем, одним из немногих старых большевиков, которого избрали в Центральный комитет на съезде в 1934 году, а на XVIII съезде переизбрали. Остальная "старая гвардия" сгинула в "мясорубке", Сашенька знала, что многих уже расстреляли. Но Мендель выжил.
Они обсуждали джаз: советский и американский. Менделю больше была по душе советская интерпретация, Утесов и Цфасман, а Ваня предпочитал Глена Миллера.
- Ваня, - трубным голосом, удивительным для такого тщедушного тельца, пробасил Мендель, - советский джаз отражает борьбу русских рабочих.
- А американский джаз, - отвечал Ваня, - борьбу негров против белых угнетателей…
- Не хочу спать, - заревела Снегурочка, падая на пол.
Подскочил Ваня, как пушинку поднял Снегурочку на руки и поцеловал.
- А сейчас - спать!
- Но я не видела дядю Ираклия, а он хотел посмотреть на мою подушку!
- Что ж, ему придется пропустить такое редкое удовольствие, - сказал дядя Мендель, взглянув на часы. - Уже поздно, детям пора спать!
- Спать, а то уши надеру! - Ваня опустил Снегурочку на пол и легонько подтолкнул. - Немедленно!
- Слушаюсь, товарищ папа, - смирилась Снегурочка. - Спокойной ночи, папа, спокойной ночи, дядя Мендель.
Девочка убежала.
- Спасибо, Ваня, - поблагодарила Сашенька и последовала за дочерью, неся на руках Карло.
Хлопнула дверь машины, на веранде послышались легкие шаги - из-за угла появился любимец семьи Ираклий Сатинов, красавец в белой летней сталинке, мягких бежевых сапогах и белой кепке.
- Где моя Снегурочка? - позвал он. - Не говорите Подушке, что я приехал!
- Дядя Ираклий! - закричала Снегурочка, вбегая в комнату, распахивая объятия и целуя его.
Сашенька троекратно расцеловалась с другом семьи, и тут на нее налетела дочь.
- Ираклий, привет. Снегурочка так хотела тебя видеть! Теперь, Снегурочка, когда ты увидела дядю Ираклия, иди спать! Скажи спокойной ночи товарищу Сатинову!
- Но, папочка, мы с подушкой хотим поиграть с Ираклием, - заплакала Снегурочка.
- Спать! Сейчас же! - прикрикнул Ваня, и Снегурочка бросилась назад по коридору в свою комнату.
Сашенька подумала, что с годами Ираклий Сатинов становится все красивее и красивее. В его смоляных волосах поблескивала седина. Она вспомнила, как Ираклий с Ваней приехали за ней, когда умерла ее мать, как они оба были к ней добры. Теперь Сашенька наблюдала, как Сатинов обнимает своего лучшего друга, потом они с Менделем обменялись рукопожатием.
- С Первомаем, товарищи! - сказал он с сильным грузинским акцентом. - Извините, что опоздал, мне нужно было просмотреть бумаги.
Сатинов, который раньше был одним из руководителей Закавказского крайкома партии, теперь работал в аппарате ЦК на Старой площади, недалеко от Кремля.
- Какой праздник, Сашенька! Джазисты поют дуэтом? Даже на приеме в Георгиевском зале Кремля я такого не видел. Надеюсь, ты, Ваня, не возражаешь, что со мной тут напросились несколько друзей из Грузии, они скоро приедут.
4
- Уже уходишь? - Дядя Гидеон наткнулся на Беню Гольдена, когда тот курил на маленькой веранде. - Ты ид-диот!
- Гидеон, замолчи. Слышал, что сказал Сатинов? Едут грузины! Какие? Какие-нибудь шишки? - прошептал Беня.
- Откуда я знаю, шмендрик! Может, это грузинские певцы, повара или танцоры.
Гидеон схватил Беню за руку и потянул в темный сад. Беня нервно оглядывался.
- Здесь нас никто не услышит, - произнес Гидеон, убедившись, что Разум и другие водители распевают у ворот хулиганские песни.
- Если это простые повара или певцы, почему же ты вытащил меня сюда и почему, Гидеон, ты разговариваешь шепотом?
По небу разлилось розовое зарево, ухал филин, над садом витал сладкий аромат свежей зелени. Гидеону чрезвычайно нравился Беня Гольден, он считал его молодым, подающим надежды писателем. Они оба любили женщин, хотя Гидеон говаривал: "Я животное, а Беня - романтик". Он обнял приятеля.
- Если эти грузины - большие шишки, - сказал он, - то чем меньше такие люди, как они, знают о таких людях, как мы, тем лучше.
Ему вспомнился брат - Самуил Цейтлин, Сашенькин отец, который, как он считал, уже давно умер. Внезапно у него защемило в груди, ему захотелось плакать.
- Уф, пора идти! Умерь свое любопытство, Беня! А шепчу я потому, что ты большой шмендрик, потому что ты обидел мою племянницу. Как же так?
- Я дал маху с товарищем редактором. Она совсем не похожа на Душечку, - сознался Беня, вспоминая чеховскую героиню, - и далеко не дура. Я и понятия не имел, что она такая необыкновенная. Счастлива в браке?
- Ну ты иди-и-иот! Во-первых, она жена Ивана Палицына, мой дорогой Беня, и во-вторых, она никогда не смотрит на других мужчин! Первая любовь, с тех пор они вместе. Что ты сотворил? Ущипнул ее за зад? Или сказал, что маршал Ворошилов тупица?
Беня минуту помолчал.
- И то и другое! - признался он.
- Ты польский негодник, шалопай!
- Гидеон, какая разница между негодником и шалопаем?
- Негодник всегда проливает выпивку на шалопая.
- Тогда кто же я?
- И то и другое! - ответил Гидеон и засмеялся.
- Но дело в том, что у меня нет работы, - признался Беня. - Я уже давно не писал. Это, конечно, все знают. Мне вправду необходим заказ от ее журнала.
- На статью о чем? Об организации джазового бала-маскарада для рабочих в честь принятия соцобязательств? У тебя стыд есть? - спросил Гидеон.
- Зачем я ее дразнил? - заохал Гольден. - Почему я не могу держать язык за зубами? А сейчас ты заставляешь меня волноваться, Гидеон. Она же на меня не донесет, верно?
- Понятия не имею, Беня. Органы и партия повсюду. В таких домах следует вести себя по-иному. Она только с виду мягкая.
- Именно поэтому я и пришел. Хочу почувствовать и понять, что ими движет - людьми, наделенными властью и силой. А эта Венера с загадочными насмешливыми серыми глазами находится в самом центре.
- Ага. Понимаю. Так ты можешь понять суть нашего времени, написать "Человеческую комедию" или "Войну и мир" о нашей революции, а главной героиней будет наша принцесса Сашенька из особняка на Большой Морской? Мы все, писатели, одинаковые. Жизнь моей племянницы - лакомый кусочек, да?
- Да, та еще история, должен признаться. Я встречал многих: маршалов, членов Политбюро, чекистов. Некоторые убийцы такие нежные - как мимозы. В доме у Горького я познакомился со зловещим Ягодой, а однажды играл на гитаре с ненормальным убийцей Ежовым на берегу моря. - Беня больше не улыбался. Он обеспокоенно взглянул на Гидеона. - Но "мясорубка" закончилась, я прав?
- Товарищ Сталин говорит, что закончилась, - кто я такой, чтобы ему не верить? - Сейчас он вообще перешел на еле слышный шепот. - Неужели ты думаешь, что мне удалось бы прожить так долго, если бы я задавал такие глупые вопросы? Я? С моим происхождением? Я поступаю как должно - официально признанный единоличник, - я утешаюсь, причащаясь к выпивке и женскому телу. Я провел последние три года в ожидании стука в дверь, но пока меня не трогали.
- Кто не трогал? Разумеется, товарищ Сталин не знал о том, что происходит, правда? Разумеется, это все Ежов и чекисты, вышедшие из-под контроля? Теперь Ежова нет, и добрый Берия остановил "мясорубку". Слава богу, товарищ Сталин вновь взял бразды в свои руки.
Гидеон почувствовал холодок страха. Хотя он считал себя простым журналистом, он, как и все известные писатели - сам Беня, Шолохов, Пастернак, Бабель, даже Мандельштам, пока его не взяли, - прославлял Сталина и голосовал за высшую меру наказания для врагов народа. На собраниях Союза писателей он поднимал руку и голосовал за расстрел Зиновьева, Бухарина, маршала Тухачевского: "Расстрелять, как бешеных собак!" - требовал он вместе со всеми присутствующими, и Беня Гольден тоже. Даже сейчас он понимал, что не стоит обсуждать столь скользкий вопрос с таким вспыльчивым Беней. Он придвинулся к Бене ближе, так близко, что его борода щекотала Бенино ухо.
- Дело не только в Ежове! - пробормотал он. - Приказы отдавались сверху…
- Сверху? О ком ты говоришь?
- Не стоит писать книгу об органах и дразнить мою племянницу насчет комсомольских пирожных. Беня, нужно писать о чем-то, что радует. Поехали в Переделкино - Фадеев устраивает прием и раздает посты в Союзе писателей, поэтому будь повежливее и больше не ошивайся тут, если хочешь когда-нибудь работать!
- Ты прав. Стоит попрощаться с Сашенькой?
- Хочешь, чтобы тебе оторвали яйца? Я подгоню машину и заберу свою девочку. Скажу этой шаловливой лисичке, что мы уходим.
Когда они отъезжали, на подъездной аллее показались два черных "бьюика".
- Это приехали грузины? - прошипел Беня с заднего сиденья машины Гидеона. Маша сидела возле водителя и курила.
- Не оглядывайся, - прорычал Гидеон, - иначе мы превратимся в соляной столп!
Он надавил на газ, и машина понеслась прочь, взвизгнув шинами и взметнув облачко пыли.
5
Праздник закончился. Неполный месяц проливал свой мягкий свет на разогретые сумерки. Мендель, который безостановочно курил и трубно кашлял, и Сатинов - они оба работали на Старой площади - обговаривали перестановку кадров на МТС. Сашенька с Ваней стали убирать со стола.
За исключением неловкого момента с Беней Гольденом, вечер прошел на ура. В полумраке показалась бледная как стена фигурка.
- Мамочка, я не могу заснуть, - сказала Снегурочка, так воинственно размахивая подушкой, что Сатинов прыснул.
Сашенька почувствовала прилив нежности. Она не смогла удержаться и обняла дочь, вероятно, вспомнив холодность собственной матери. Но дело было в том, что Сашенька всегда радовалась, когда видела дочь.
- Иди я тебя обниму! Потом быстро в постель. Не слишком балуйте ее, особенно ты, Ираклий!
Снегурочка прыгнула Сашеньке в объятия.
- Этот ангелочек когда-нибудь пойдет спать? - рявкнул Ваня.
- Мама, мне нужно тебе что-то сказать.
- Что, дорогая?
- Меня разбудила подушка, чтобы я передала Ираклию донесение!
- Прошепчи мне его на ушко и быстро в кровать, не то папа рассердится.
- Очень рассердится! - подтвердил Ваня, который подхватил обеих, обнял и поцеловал Сашеньку, пока та тыкалась носом в щечку дочери.
- Мамочка, а что делают в саду те привидения? - спросила Снегурочка, указывая пальчиком через плечо матери.
Сашенька обернулась и стала вглядываться в окно.
Привидениями были четверо коротко стриженных молодых мужчин в белых костюмах. Все четверо вошли на веранду.
- Коммунистический привет, товарищ Палицын, - поздоровался один из них. В кабинете Вани зазвонил телефон, кремлевская "вертушка".
Через несколько минут Ваня вернулся, взъерошенные волосы придавали ему озабоченный вид. Он подозвал Сатинова.
- Ираклий, звонил твой приятель, товарищ Игнатишвили. - Сашенька знала, что Игнатишвили руководит отделом НКВД, отвечающим за дачи членов Политбюро и их питание. - Он говорит, что едет сюда с друзьями. Нам понадобится что-то из грузинской кухни…
Сатинов поднял глаза.
- Он предупреждал, что может приехать. Но с кем? Сказал, что с грузинскими друзьями.
- Грузинская кухня? - быстро соображала Сашенька. - Сейчас только полночь. Разум!
Слегка покачиваясь, вошел водитель.
- Ты вести машину сможешь?
Разум пребывал в такой стадии опьянения, какая свойственна лишь русским: он был пьян настолько, что практически уже трезв.
- Всегда готов, товарищ Сашенька. - Он громко икнул.
- Я позвоню в "Арагви", - предложил Сатинов, направляясь к телефону в кабинете.
Этот ресторан находился на улице Горького.
- Товарищ Разум, быстро в Москву, в "Арагви", и привезите что-то из грузинских блюд. Катитесь!
Разум спрыгнул с веранды, потерял опору, чуть не упал, встал и пошел к машине.
- Постой! - прокричал Сатинов. - Игнатишвили что-то привезет. У него лучшая еда в Москве.
Повисла пауза, Сатинов и Ваня переглянулись с молодыми мужчинами в белых костюмах, которые караулили у ворот, а луна заливала их серебристым светом.
- Кто едет, мамочка? - в тишине спросила Снегурочка.
- Тихо, Воля! Иди спать! - сказал ей отец, сверкая глазами. Он называл ее по имени, только когда был настроен очень и очень серьезно. - Сашенька, нужно приучить этого ребенка к дисциплине…
- С кем он едет? - спросила Сашенька у Вани, впервые забеспокоившись.
- Возможно, с Лаврентием Павловичем…
- Думаю, я поеду. Вечер был чудесный, - сказал Мендель, чьи жена и дочь уже давно ушли.
Сашенька отметила, что он, один из немногих руководящих работников, продолжал носить неподходящий буржуазный костюм с галстуком и никогда не надевал китель как у Сталина. Мендель вытащил коробочку с лекарством и положил под язык таблетку нитроглицерина. - Вызову-ка я своего водителя. Не выношу этих крикливых грузин с их тостами. Ох! Поздно!
К воротам подъехала кавалькада машин, их мощные фары осветили зелень буйного сада. Призраки в белых костюмах открыли ворота и впустили несколько черных "линкольнов" и новый ЗИС.
На небе зажглись звезды. Из дома раздавались звуки пианино, с соседней дачи долетал смех. Сашенька увидела, как из машины выбрался белокурый мужчина со спортивной фигурой в знакомой синей форме с красными лампасами.
Сатинов выкрикнул по-грузински:
- Гамарджоба!
- И по-русски:
- Это Игнатишвили, он привез еду.
Сашенька увидела Игнатишвили с ящиком вина, у ворот из ниоткуда материализовались охранники в синих гимнастерках.
- Входите, товарищи, - пригласила Сашенька. - Сатинов предупреждал, что вы приедете.
Глаза Игнатишвили предупреждающе зыркнули на нее из темноты, когда она вышла поздороваться с новыми гостями, протянула руку и замерла.