Катенька вернулась к изучению протоколов допроса Палицына: он признался в преступлениях, которые приписывал ему Петр Саган, оба признания также были подшиты к делу. Но было в них что-то странное: подлинники показаний, подписанные "Иван Палицын" в правом верхнем углу каждой страницы, были грязными, как будто валялись в луже талого снега.
Или следователь пролил на них свой кофе? Лишь перевернув несколько страниц, Катенька поняла, что это пятна крови. Она поднесла лист бумаги к глазам, понюхала - ей показалось, что она ощутила медный привкус крови… Катенька почувствовала омерзение к "павиану", к этому ужасному месту.
- Прошу прощения, товарищ полковник, - обратилась Катенька; из головы не выходила Роза и ее семейные страдания. - Тут нет свидетельства о смерти. Где оно?
- Все в деле, - ответил полковник.
- Ивана Палицына расстреляли?
- Если в деле сказано, что расстреляли, то расстреляли, если нет - то нет.
- Вчера я встречалась с Софьей Цейтлиной. Она сказала, что Сашеньку приговорили к "десяти годам без права переписки". Что это означает?
- Это значит, ей было запрещено получать передачи, посылать и получать письма.
- То есть она могла остаться в живых?
- Конечно.
- Но в этих делах ничего нет. Тут так многого не хватает.
"Павиан" пожал плечами. Его безразличие просто бесило Катеньку.
- Я думала, мы договорились. - Катенька почти кричала. Они оба оглянулись на Кузьму, который неспешно двигался к двери своей прихрамывающей походкой.
- Я не волшебник, - вспылил "павиан".
Как много значат слова, даже написанные на старой бумаге! Только теперь она поняла то, что говорил ей Максим: начинаешь просматривать архивные дела, будто щепу давно срубленных деревьев. И постепенно дело обретает плоть и кровь, оно говорит, оно поет песнь о жизни и смерти. Все эти штампы, подписи и резолюции на пожелтевших листках могут вызывать самые живые чувства, даже любовь или ненависть!
"Павиан" обошел стол и вытащил исписанный листок: "Направить дело Палицына в Центральный комитет ВКП(б)".
- Что это означает?
- Это означает, что в этом деле приговора нет. Оно в другом, не у нас. А это уже не моя проблема.
Кузьма смачно сплюнул в мощное жерло наградной плевательницы.
- Товарищ Кузьма, рада вас видеть, - сказала Катенька, вскакивая с места. Толстая рыжая кошка сидела на тележке и облизывала тощего котенка. - Как Кремер и Цфасман, наши джаз-кошки?
На этот раз Кузьма раскрыл свой беззубый рот и громко крякнул от удовольствия.
- Я им кое-что принесла. Надеюсь, им понравится, - сказала она, доставая из сумочки бутылку молока и баночку кошачьего корма.
Кузьма поспешно схватил протянутые угощения, громко сморкаясь и что-то бормоча себе под нос. Он достал из своей тележки коричневое блюдце, налил в него молока, кошки тут же принялись его лакать своими розовыми язычками. Потом он смачно сплюнул; Катенька поняла, что характер плевка передает его настроение.
"Павиан" усмехнулся, покачал головой, но Катенька, не обращая на него внимания, улыбнулась Кузьме и принялась за следующее дело. Позади раздавалось довольное урчание.
"Следственный архив. Июнь 1939 года
Дело № 16375
Бармакид Мендель Абрамович".
Сашенькин дядя, двоюродный дедушка Розы, соратник Ленина и Сталина, заслуживший прозвище "совесть партии", - но в деле лежал лишь один листок бумаги.
"Наркому Л. П. Берии, комиссару госбезопасности первого ранга Замнаркома Б. Кобулова, комиссара госбезопасности второго ранга 12 октября 1939 года
Обвиняемый Бармакид М. А. скончался сегодня в три часа утра. Военврач Медведев осмотрел заключенного и констатировал смерть. Медицинское заключение прилагается".
Значит, Мендель умер естественной смертью. По крайней мере, она узнала судьбу одного из членов этой семьи.
- Положите документы на стол, - приказал "павиан".
- Но я еще не просмотрела дело Сашеньки!
- Еще две минуты!
- Мы заплатили за эти документы, - вне себя прошептала она.
- Не понимаю, о чем вы, - ответил он. - Две минуты.
- Вы отнимаете мое время. Нарушаете договоренность!
- Одна минута пятьдесят секунд.
Катенька с трудом выносила это грязное место, где страдали дорогие ее сердцу люди, давно уже умершие.
Ей хотелось плакать, но не на глазах у "павиана". Она вернулась к делу Сашеньки: в описи было указано, что ее показания занимают 167 листов дела. Однако их не было в этой папке. Вверху была написана только одна фраза: "Направить дело Палицыной в Центральный комитет ВКП(б)".
Она проклинала себя за грубость с "павианом".
- Нет Сашенькиного признания - я могу его прочитать?
- Вы оскорбили меня и в моем лице Советский Союз и компетентные органы! - Он указал на гипсовый бюст Феликса Дзержинского. - Оскорбили "железного Феликса"!
- Пожалуйста, извините меня!
- Я доложу об этом своему начальнику генералу Фурсенко. Вряд ли он разрешит.
- В таком случае я очень сомневаюсь, что господина Гетмана заинтересует ваше предложение продать шпионские секреты зарубежным газетам.
"Павиан" уставился на нее, пососал щеку, потом встал и раздраженно открыл дверь.
- Пошла на хер, сучка! Такие, как ты, свое отслужили! Вы все валите на нас, но Америка за пару лет нанесла России вред больший, чем Сталин за десятилетия! И твой олигарх пусть катится к черту! Ваше время вышло - убирайтесь!
Катенька встала, собрала свои вещи и медленно, стараясь сохранить достоинство, вышла, минуя Кузьму и его кошек. Она плакала: ее глупая вспыльчивость все испортила.
Теперь ей никогда не узнать, что случилось с Сашенькой, никогда не найти Карло. У нее закружилась голова. Надежда умерла.
17
- Опять вы? - скривилась Марико. - Я же вам уже сказала: больше не звоните!
- Но, Марико, пожалуйста! Послушайте одну секундочку, - отчаянно умоляла Катенька. - Я звоню из телефона-автомата возле Лубянки! Я встречалась в Тбилиси с Лалой… Одну секундочку. Я хочу поблагодарить маршала Сатинова. Я узнала, что ваш отец, рискуя жизнью, спас Снегурочку и Карло. Они тоже хотят его поблагодарить.
Молчание. Она слышала, как дышит Марико.
- Мой отец очень болен. Я ему все передам. Не звоните больше!
- Но прошу вас…
Никто не отвечал. Застонав от разочарования, она позвонила Максиму.
- Ну что? - весело приветствовал он Катеньку. - Исследовать историю двадцатого века не так-то просто - со мной подобное происходит постоянно. Не отчаивайся. У меня есть отличная идея. Встретимся на площади Пушкина.
Катенька остановила "Ладу", дала водителю два доллара. На встречу она приехала первой. Стоял изумительный весенний день: ветер был свежий, с еще холодной сини неба светило робкое солнышко. У статуи поэта, окутанной выхлопами машин и запахом сирени, девушки ждали возлюбленных. Очкастые студенты зубрили свои конспекты. Экскурсоводы в синтетических курточках просвещали американских туристов, а к ресторану "Пушкин" подъезжали лимузины немецких банкиров и русских нуворишей.
Нет, весь я не умру - душа в заветной лире
Мой прах переживет и тленья убежит,
- читала Катенька надпись на памятнике,
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.
Стихи Пушкина ее успокоили, придали уверенности.
Мотоцикл въехал прямо на тротуар. Максим стянул свой шлем с рогами и поцеловал Катеньку в своей фамильярной манере.
- Ты выглядишь расстроенной, - заметил он, беря ее за руку. Давай посидим на солнышке, ты мне все расскажешь.
Когда они уселись, Катенька рассказала ему о своей поездке в Тбилиси, о ночи у постели Лалы, о том, что Роза - Сашенькина дочь. Потом о своей недавней встрече с сотрудниками бывшего КГБ.
- Ты отлично потрудилась, - заверил ее Максим.
- Я поражен! Но позволь, я кое-что тебе объясню. Софья Цейтлина сказала, что в органах ей сообщили: Сашеньку осудили на десять лет без права переписки.
Обычно так говорили, когда речь шла о высшей мере наказания.
Катенька обомлела.
- А как же бывшая зэчка, которая уверяла, что видела Сашеньку в лагере в 1950-х?
- КГБ любило запутывать таким образом людей. В деле сказано, что Мендель умер от "сердечного приступа". Еще один эвфемизм. Это означает - он умер во время допроса: его забили до смерти.
- Значит, эти документы написаны особым языком? - спросила Катенька.
- Боюсь, что да. В период репрессий было много случайностей, но в то же время в том мире не было простых совпадений: все связано невидимыми нитями. Нужно лишь их найти. "Направить дело Палицыной в ЦК ВКП(б)", - повторил он. - Я знаю, что это означает. Поехали со мной. Садись.
Катенька забралась на его черный мотоцикл, натянула джинсовую юбку на колени. Вокруг хрипели бесчисленные моторы, Максим маневрировал в беспорядочном транспортном потоке. Он вырвался на Тверскую, круто свернул налево у памятника основателю Москвы Юрию Долгорукому, затем - вниз с крутого холма. Катенька закрыла глаза и подставила лицо свежему ветру, который неистово трепал ее волосы.
Они остановились у бетонного корпуса брежневских времен с замызганным стеклянным фасадом и потемневшим фризом с барельефами Маркса, Энгельса и Ленина над вращающимися дверями.
Максим ловко соскочил с мотоцикла, снял шлем и пригладил волосы. Так он больше походил на "металлиста" восьмидесятых, чем на историка. Он первым вошел в прохладный мраморный вестибюль, Катенька за ним. В вестибюле лепились торговые точки, где продавали компакт-диски "Бон Джови", кепки и шляпы, перчатки - почти как на толкучке в былые времена. Но в глубине вестибюля, у лифтов, охраняемых двумя совсем юными солдатиками, стоял мраморный бюст Ленина. Макс предъявил свой читательский билет, Катенька - паспорт. Взамен паспорта ей выдали разовый талон.
Максим повел ее вверх по лестнице. Мимо столовой, где было душно и пахло борщом, к лифтам, которые с пыхтением доставили их еще выше, - Катенька не успела даже оглянуться, как Максим завел ее в читальный зал со стеклянными стенами и удивительным видом на Москву.
- Нет времени любоваться крышами, - прошептал он, когда старые коммунисты неодобрительно посмотрели на них, оторвавшись на время от документов. - У нас есть тут местечко.
Они сели в уголке, закрытом от посторонних глаз стеллажами с книгами.
- Жди здесь, - велел он. Она с улыбкой слушала, как громко скрипит при ходьбе его байкерский прикид.
Через минуту он вернулся с кипой коричневых папок и сел возле Катеньки. От него приятно пахло кожей, кофе, бензином и лимонным одеколоном.
- Это, - прошептал он, - партийный архив.
Видишь эти папки с шифром 558? Это личный архив Сталина. Официально он закрыт, и не думаю, что его когда-нибудь откроют. - Он бросил ей первую папку.
- Я раньше просматривал эти документы и заметил фамилию Сатинова. Когда написано, что дело направлено в Центральный комитет, это означало: лично товарищу Сталину. Здесь все, что писали Сталину. Ну же, Катенька, смотри на букву "С".
Она открыла папку и обнаружила записку с пометкой Поскребышева:
"5-го мая 1939 года, 21.00.
Тов. И. В. Сталину
Совершенно секретно. Мне стало известно, что т. И. Н. Палицын распорядился организовать наблюдение за своей женой Александрой - членом ВКП(б) , не согласовав это ни с Политбюро, ни со мной как наркомом.
Подпись: Л. П. Берия, комиссар госбезопасности первого ранга, нарком внутренних дел СССР".
- Видишь, - начал объяснять Максим, - до Берии дошло, что Палицын следит за своей женой.
- Как он мог узнать?
- Вероятно, из-за крошечной бюрократической ошибки.
Для Берии всегда делались копии прослушанных разговоров, и уже он решал, какие из них направлять Сталину. Палицын, ополоумев от ревности, приказал записи разговоров жены показывать ему лично, только ему. Помнишь, он написал: "Копий не делать"? Возможно, секретарь, как обычно случается с секретарями, забыл и по привычке отправил копии пленок Берии, который по законам того времени вынужден был доложить лично Сталину о таком вопиющем нарушении правил в отношении партийной номенклатуры. Берия не испытывал ни малейшей враждебности к Палицыным. Более того, он знал, что после ужина на майские праздники Сталин поотечески симпатизировал Сашеньке. Видишь? - Максим постучал по листку. - Тон записки абсолютно нейтральный. Сталин часто терпимо относился - а порой и с юмором - к семейным сплетням.
- Но потом он прочел записи разговоров?
"Товарищу И. Н. Палицыну, комиссару госбезопасности третьего ранга
Согласно вашему приказанию было установлено наблюдение за Александрой Цейтлиной-Палицыной и прослушивание номера 403 гостиницы "Метрополь".
4 мая 1939 года
12.00
Цейтлина-Палицына вышла из своего кабинета на Петровке и направилась к "Метрополю", поднялась на лифте, вошла в номер 403.
12.15 в этот же номер вошел писатель Беня Гольден. Ушли по отдельности в 15.03. Обед и вино были доставлены в номер".
Катенька перевернула страницу и увидела место, помеченное красным карандашом.
"Гольден: Господи! Как я тебя люблю. Я так люблю тебя, Сашенька!
Александра Цейтлина-Палицына: Не могу поверить, что я здесь.
Гольден: Что такое, дорогая? Я не порадовал тебя в прошлый раз? Разве ты не выкрикивала мое имя?
Цейтлина-Палицына: Как я могу о таком забыть? Мне казалось, я все придумала. Что это бред.
Гольден: Иди ко мне. Расстегни мне брюки. Какое блаженство! Стань на колени, нагнись. Позволь мне раскрыть "подарок". Бог мой! Какое зрелище! Какая сладкая (вычеркнуто слово) ! Какая (вычеркнуто слово) ты! Если бы только этот женсовет, эти твои коммунистические клячи с костлявыми задами тебя сейчас видели!"
Катеньке на миг показалось, что она в машине времени перенеслась в тот номер "Метрополя" и подглядывает в замочную скважину. Она обратила внимание, что слова были трижды подчеркнуты красным карандашом.
"Цейтлина-Палицына: Господи! Беня, я люблю твой (слово неразборчиво) , не могу поверить, что делаю это. Я думала, что умру от наслаждения…"
- Этот красный карандаш - пометки самого Сталина, - сказал Максим, вытаскивая толстую кожаную залоснившуюся записную книжку формата А4 из горы папок. - Вот список посетителей кремлевского кабинета Сталина на Троицкой площади. Посвященные называли этот кабинет "Уголком". Поскребышев вел записи обо всех посещениях. Посмотрим вечер 5-го мая.
Он открыл записную книжку, где каллиграфическим почерком Поскребышева были указаны имена, даты, время.
Катенька прочла:
"21.00 Л. П. Берия
Ушел в 21.30
21.30 И. А. Сатинов Ушел в 21.45
21.40 Л. П. Берия Ушел в 21.52".
- Что? Сатинов был в кабинете у Сталина сразу после того, как Берия показал ему записи разговоров. Почему?
- Берия приходит к генсеку и отдает записи. Сталин с красным карандашом в руке читает эту "клубничку".
Вызывает Сатинова со Старой площади. На столе звонит вертушка. Поскребышев сообщает: "Товарищ Сатинов, вас ждет товарищ Сталин. За вами послана машина". Сталин уже потрясен тем, что делали Сашенька с Беней.
Максим перевернул записку Берии и перешел к следующему листку.
"Я ошибся в этой развратнице. Я полагал, она достойная советская женщина, что она учит работниц и крестьянок быть хорошими хозяйками. Она жена одного из главных чекистов. Кто знает, какие секреты она разглашает? Она ведет себя как дешевая потаскуха.
Тов. Берии: следует их проверить. И. В. Сталин".
- А ты знаешь, что означало "проверить"? - спросил Максим. Это означало арестовать. Теперь видишь: несколько случайностей - и дело дошло до самого Сталина.
Катенька покачала головой, сердце защемило. Если бы Сталин не приехал к ним на дачу, если бы Сашенька не завела роман, если бы не глупая Ванина ревность…
- В бумагах есть еще что-нибудь? - поинтересовалась она. Максим вздохнул.
- Нет. Не в этом архиве. Но в Русском государственном архиве секретных документов на площади Маяковского хранится множество бумаг Сталина, и возможно, когда-нибудь будущие поколения узнают, если захотят, что произошло. Но сейчас этот архив закрыт. Доступны лишь эти документы. Еще одна маленькая деталь. - Он перевернул записку Берии и указал на правый верхний угол, где крошечными буквами красным карандашом было написано: "Бичо под личную ответственность".
- Что это означает? - спросила Катенька.
- Я думал, что все знаю о сталинской эпохе, - ответил Максим, - но впервые поставлен в тупик.
Катенька едва держалась на ногах от усталости и печали.
- Наверное, я никогда не найду ни Сашеньку, ни маленького Карло, - прошептала она. - Бедняжка Роза! Как я ей скажу?