- Я слышал о нем еще в школе. Уже тогда я решил, что стану врачом, и родители выписали мне "Американский медицинский журнал". Помню, как прочитал статью вашего отца о маленькой девочке, которой была необходима операция по трансплантации. Ребенок не был застрахован, и ваш отец предложил оперировать ее бесплатно. Он убедил руководство не требовать с родителей денег за содержание ребенка в больнице и за лекарства. К сожалению, трансплантат не прижился, и девочка умерла. Ваш отец тяжело переживал эту неудачу. В довершение всего родители ребенка подали в суд на него и на больницу, выдвинув обвинение в преступной халатности.
Ким откинулась на стуле. Отец пытался спасти бедного ребенка? Это никак не вязалось с тем образом, который сложился у нее.
- Когда это было? - спросила она.
Тони прищурился, вспоминая.
- Я оканчивал школу… Значит, в 1982-м.
В тот год, когда они с матерью уехали. Ким попыталась вспомнить, что происходило в тот год. Она понятия не имела, что у отца были тогда серьезные неприятности на работе.
- Ким? - спросил Тони, наклоняясь вперед. - Что с вами?
- Ничего, извините. - Ким попыталась собраться с мыслями. - Просто я… удивлена, - пробормотала она. - Я ничего не знала об этом. А почему родители девочки подали в суд? Ведь если бы не было операции, ребенок все равно бы не выжил?
Тони кивнул:
- Да. Но люди так переживают, когда умирает кто-то из близких, что не всегда способны рассуждать здраво. Они были злы на весь мир оттого, что их девочка умерла, и обвинили в этом врача. Кстати, это не такой уж редкий случай. - Он отпил кофе. - Ваш отец неоднократно рисковал, оперируя больных, от которых другие хирурги отказывались из-за того, что было слишком мало шансов на успех. А ваш отец считал необходимым использовать малейший шанс, если он есть. Когда все проходит удачно, врача превозносят как героя. Если же нет - а время от времени это случается со всеми, и не обязательно из-за некомпетентности врача, а просто потому, что у пациента слишком ослабленный организм, - на врача смотрят как на злодея. Мы все привыкли к этому. Но тот случай с вашим отцом получил огласку, и общественность осудила его. Если бы это случилось с кем-то другим, его бы сразу уволили. Но Гарольд Риссон был… и остается одним из лучших хирургов в стране. Больница не хотела его терять.
Ким всегда думала о пациентах как о врагах. Они отнимали у нее отца. И сейчас вдруг осознала, что все эти годы была несмышленой эгоисткой. Ей никогда не приходило в голову, что у пациентов есть имена и лица, что они чьи-то мужья, жены, сыновья или дочери и что жизнь этих дорогих кому-то людей зачастую бывала в руках именно ее отца. Ким чувствовала, что должна сказать что-нибудь, как-то загладить свою вину перед отцом, но ей ничего не приходило в голову.
- Похоже, что ваша работа - сплошной стресс.
Тони кивнул:
- Временами - точно.
- Я хочу сказать, что когда ошибаешься или что-то не ладится на любой другой работе, всегда можно сказать: "Ну в конце концов, от этого никто не умер". Но, боюсь, к вам это не относится?
Он засмеялся:
- Не совсем. - Он помолчал, потом поднял на нее глаза. - А в чем заключается ваша работа?
- Моя? Я пишу.
- Вот как?! - Тони наклонился вперед, заинтересованный ее ответом. - И что же вы пишете?
- Картины. Маслом. В основном абстрактные, но есть несколько портретов.
- Вы делаете их на заказ?
- Некоторые - да. А некоторые пишу просто так, в надежде, что смогу их продать. Кстати, через две недели у меня будет выставка в Майами.
- Поздравляю. - Он почтительно кивнул. - Должно быть, у вас хорошие картины, которые хорошо покупают.
- Ну, на жизнь хватает, но не более того. До последнего времени я подрабатывала официанткой.
- Мне приятно сознавать, что я люблю искусство. Хорошие картины всегда заставляют меня вспомнить, что в жизни есть что-то еще помимо работы, а мне обязательно нужно иногда об этом напоминать.
- Так вы собираете картины?
- Нет, так далеко я не зашел. Просто могу отличить хорошую картину от плохой.
- Счастлив тот художник, который сможет вам понравиться.
- А сейчас вы над чем-нибудь работаете? - поинтересовался Тони.
- Да, я даже захватила эту работу с собой. Почему-то никак не могу закончить ее.
- Было бы любопытно взглянуть, как вы работаете.
Ким кивнула, чувствуя, что лицо ее заливается краской.
- Конечно, - ответила она, стараясь говорить безразличным тоном.
- Привет, Тони. - Энергичная блондинка в голубом халате подошла к их столику. Рядом с ней стояла симпатичная темноволосая девушка, тоже в халате. - Мы тебя вчера ждали. Почему ты не пришел?
- Мне пришлось поработать, - ответил Тони, пожимая плечами.
- Ты много упустил, Тедди, - улыбнулась блондинка и подмигнула ему. Ким обратила внимание, что девушка назвала его уменьшительным именем. - Ну ладно, нам надо бежать. Через две минуты мы должны быть в операционной. Позвонишь?
Ким вдруг почувствовала укол ревности. Она отвела глаза и стала пить кофе.
- Они работают здесь врачами, - неловко объяснил Тони. - Тоже хирургами.
- Я поняла это по тому, как они торопились в операционную, - спокойно сказала Ким. - Тедди - ваше прозвище?
- Нет, это только она меня так называет. Ей это кажется забавным.
Ким поставила кофе. "Я не имею права ревновать, - убеждала она себя. - У меня нет никаких прав на этого мужчину. Он всего лишь врач моего отца".
- Остроумная девушка, - сказала Ким. - А другие ваши девушки тоже дают вам прозвища?
- Она не моя девушка. Мы просто друзья.
- Да? - обрадованно спросила Ким.
Тони улыбнулся. Эта женщина была ему интересна. С самой первой встречи он почувствовал, что она излучает необыкновенную внутреннюю силу. Он прекрасно понимал, как нелегко ей было прилететь в Мичиган и ухаживать за отцом, с которым она не виделась целых пятнадцать лет. Но Ким не раздумывая полетела к нему, даже не зная еще, где остановится и застанет ли отца в живых.
Неожиданно Ким чихнула.
- Будьте здоровы.
- Простите. - Она смущенно заморгала. - У меня аллергия.
- На больничный воздух, - сказал он. - Вам лучше выйти подышать свежим воздухом. Вы и так уже слишком долго находились в душном помещении.
- Я никак не привыкну к вашей погоде. Мне кажется, я окоченею уже через минуту.
- Только если будете стоять на месте. Чтобы не замерзнуть, нужно активно двигаться. - Тони помолчал. - Знаете, у меня есть идея, - вдруг сказал он, слегка наклоняясь вперед и заглядывая ей в глаза. - Я люблю кататься на коньках… хожу на каток при малейшей возможности. Может быть, нам сходить туда вместе? Например, завтра?
- Вы приглашаете меня на каток? - не веря своим ушам, спросила Ким.
- Ну да.
Она засмеялась, удивленно качая головой.
- Нет. Нет, спасибо.
- Вы уверены, что не хотите пойти? Я смогу уйти из больницы примерно на час, а потом должен буду вернуться.
Ким колебалась.
- Я так давно в последний раз вставала на коньки…
- Да не бойтесь, это все равно что кататься на велосипеде.
- У меня и коньков нет.
- Возьмем напрокат.
Она пожала плечами. Казалось, у Тони на все есть ответ.
- Ну хорошо. - Ради того, чтобы посмотреть, как он кружится по льду, можно и померзнуть немного. - Спасибо за приглашение.
- Вот и отлично, - сказал Тони, вставая. - Я буду ждать вас в вестибюле ровно в три.
- До встречи, - улыбаясь ответила Ким.
* * *
В девять часов Ким ушла из больницы и направилась к машине отца. Мотоцикла Тони уже не было, и на его месте стоял красный "мерседес". Ким затаила дыхание, выезжая из узкого пространства между машинами.
Она включила радио, и на пути к дому ее сопровождала классическая музыка. Припарковавшись на заднем дворе, она прошла к парадному входу и включила свет. У нее сохранилось столько воспоминаний об этом доме, и многие из них были приятными. Родители ссорились нечасто, и детство ее было счастливым, хотя Ким и догадывалась, что мать не удовлетворена своей семейной жизнью. Летом Ким ездила в лагерь, занималась теннисом, зимой каталась на коньках и лыжах. Родители всегда отмечали ее день рождения и разрешали приглашать друзей. Правда, отец так много работал, что о нем у нее не сохранилось почти никаких воспоминаний.
Ким оставила сумочку на столике в холле и прошла в кухню. Там стояла та же массивная мебель из темного дуба. Все тот же кирпичный линолеум. Она открыла холодильник - не окажется ли там бутылки вина? Нет. Очевидно, отец все такой же трезвенник.
Девушка покачала головой. Бедный отец - никогда не пил, регулярно занимался спортом, ел только здоровую пищу, и все-таки сердце его не выдержало.
Интересно, знал ли он, что серьезно болен, до того, как у него случился приступ? Наверное, нет. Отец не обращал внимания на признаки болезни, как игнорировал все, что не укладывалось в четкую структуру его жизни.
Она налила себе стакан воды, взяла на заметку, что надо купить вина, и поплелась в кабинет отца, который был его логовом.
Включив свет, она медленно оглядела комнату. В углу стоял темно-красный письменный стол. Под стеклом лежали фотографии. Она приблизилась. Это были ее собственные фотографии, сделанные в последнее лето, когда они с матерью жили в этом доме.
Ким положила фотографии на место и вздохнула. Если он так любил ее, то почему не захотел поддерживать с ней связь? Как он мог так отторгнуть ее, отказаться от своей дочери? Конечно, он не совсем отказался от нее, напомнила себе Ким, алименты он высылал регулярно. Но не предпринимал никаких попыток увидеться с ней. Она писала ему письма, а он не отвечал.
Ким села за стол и выдвинула верхний ящик. Газетные вырезки, ручки - все аккуратно лежало на своих местах.
Выдвинула второй ящик. Сверху лежали два акварельных рисунка, сделанных ею еще в начальной школе. Ким с улыбкой взяла их в руки. На одном были нарисованы земля и солнце, на другом - маленькая девочка рядом с отцом. Внизу красивым почерком было написано "Папе, в День отца" . Отложив рисунки, она посмотрела, что еще лежит в ящике, и увидела пачку писем, обмотанных резинкой. Ким узнала свои письма. Похоже, отец сохранил их все. Девушка сняла резинку и взяла письмо, лежавшее сверху. Оно было датировано декабрем 1982 года. Ким развернула листок и просмотрела содержание. В основном там говорилось о ее планах на Рождество. По правде говоря, послание было довольно скучным, в нем она подробно рассказывала, как ходила по магазинам с подругами и какая стояла погода. Но что поразило ее, так это расплывшиеся чернила, как будто отец плакал над ее письмом.
Ким быстро убрала листок обратно в конверт, стянула всю пачку резинкой и положила в ящик. Потом вернула на место рисунки, погасила свет и вышла из комнаты.
Снова оказавшись в своей спальне, Ким начала разбирать вещи, но мысли ее все время возвращались к отцу. Она плохо понимала чувства, овладевшие ею после посещения его кабинета. Чувство вины, злости и недоумения. Если отец любил ее, то почему не предпринимал попыток встретиться с ней?
Ким достала портативный мольберт и незаконченную картину. У нее появилась необходимость выплеснуть свои чувства единственным возможным для нее способом. Тем, которым она воспользовалась первый раз в шесть лет. Она захотела нарисовать картину для своего папы.
Глава 5
Ким ждала его в вестибюле. Она старалась казаться невозмутимой, хотя сердце ее билось как сумасшедшее. Ну стоит ли так волноваться? Ведь это не свидание, а так… просто возможность сходить куда-то, чтобы отвлечься от мыслей о больнице.
Двери лифта раскрылись, и появился Тони с коньками через плечо. На нем были джинсы и тяжелые ботинки сложной конструкции. Он шел, засунув руки в карманы куртки.
- Привет, Ким. - Он ослепил ее сияющей улыбкой.
- Привет… доктор Хофман, - ответила она.
Тони усмехнулся ее официальному тону, но от комментариев воздержался.
- Пойдем, - сказал он, и они направились к выходу.
Однако, как только они очутились на улице, Тони спросил: - Может быть, здесь вы будете называть меня Тони? Ведь мы уже не в больнице.
- Не знаю, - засмеялась Ким. - Но, во всяком случае, попытаюсь.
- Надеюсь, вы достаточно тепло одеты?
- Да, вполне.
- Отлично, потому что я сегодня на мотоцикле.
"На мотоцикле? Да на улице двадцать градусов мороза!"
- А что, у вас нет машины? - подозрительно спросила она.
- Есть, но старушка прошла уже сто пятьдесят тысяч миль. Я сдал машину в ремонт, а вот теперь все некогда забрать ее. Она давно и честно отслужила свое, но почему-то мне трудно с ней расстаться. Зато мотоцикл всегда в полной боевой готовности.
- Мы можем поехать на моей машине. Вернее, на машине отца, - предложила Ким, у которой не было ни малейшего желания доверять себя такому ненадежному средству передвижения, как мотоцикл.
- Да нет, я люблю свежий воздух. Надеюсь, вы не против? Парк совсем рядом, в конце улицы.
- Хорошо, - сказала она, смиряясь с неизбежным. - Я согласна.
Он убрал коньки в ящик, укрепленный на багажнике мотоцикла, и дал ей шлем.
- Вы возите с собой второй шлем? - удивилась она. Для кого, интересно?
Он пожал плечами:
- Иногда. - И жестом пригласил ее садиться.
Ким подобрала пальто и села позади него, хотя поза показалась ей слишком интимной. И что ей делать с этим доктором? Она поискала, за что бы ухватиться, и, не найдя ничего подходящего, положила руки к себе на колени.
- А какая у вас машина? - спросила Ким. - Джип?
- Нет.
- "Сааб"?
- Нет.
- "Вольво"?
Он приподнял шлем и обернулся.
- Опять промашка. Вы забыли, что находитесь в Детройте? Я вожу "форд-таурус".
Ким посмотрела на него так, словно не поверила своим ушам. Он не походил на тех парней, которые разъезжают на "фордах". Тони казался ей слишком практичным для этого. Если бы он ездил на джипе, это было бы еще куда ни шло, но "форд"…
Должно быть, растерянность отразилась у нее на лице, потому что он снова улыбнулся и сказал:
- Вы когда-нибудь ездили на мотоцикле?
Она покачала головой.
Он засмеялся:
- Ну, тогда держитесь крепче. Если вы упадете, мне потом вовек не оправдаться перед вашим отцом.
Едва касаясь, она положила руки ему на талию. Тони включил зажигание, и мотоцикл тронулся с места.
Ким крепко сжала мотоцикл ногами и пригнулась вперед. Холодный влажный воздух бил ей в лицо. Интересно, что подумал бы отец, узнав, что Тони везет его дочь на своем мотоцикле? Девушка опасалась, что отец не одобрил бы этой идеи. И все же он, должно быть, хорошо относится к Тони. Иначе почему из стольких кандидатур он выбрал к себе в бригаду именно его?
Тони завернул в парк, проехал по аллее и остановился возле замерзшего пруда.
- Приехали, - сказал он, стягивая шлем и кивая на большое деревянное здание. - Здесь раздевалка и прокат снаряжения.
Ким прошла вслед за ним в помещение, и прежде чем она успела что-то сказать, Тони уже взял в прокате коньки.
- Не нужно было этого делать, - строго сказала Ким.
- Чего я не должен был делать?
- Брать для меня коньки.
- Почему? Или вы собирались кататься в этих туфельках? - спросил он, указывая на ее легкие замшевые туфли. Она так давно жила на юге, что перестала покупать зимнюю обувь. - Я думаю, в коньках вам будет не хуже.
- Ну ладно, - сдалась Ким и, спохватившись, неловко добавила: - Спасибо, доктор Хофман.
- Тони, - терпеливо поправил он, усаживаясь на лавку. - Пожалуйста, называйте меня Тони. Это мое имя. Я же не называю вас "художница Ким". А кроме того, от вашего "доктор" я начинаю чувствовать себя старым.
- Хм. Старым. Не думаю, чтобы кто-нибудь употреблял этот эпитет по отношению к вам, - улыбнулась Ким.
- О-о? Это почему же? - после некоторого колебания спросил Тони, словно ему не понравился ее ответ.
- Ну, потому что вы стараетесь вести себя как молодой мужчина.
- Неужели? - Его глаза лукаво блеснули. - Я даже не уверен, можно ли это считать комплиментом.
- Вы прекрасно поняли, что я имею в виду - мотоцикл, кожаная куртка и некая аура. У вас, наверное, множество подруг среди старшеклассниц.
- У меня аура школьника? - Он расхохотался. - Я встречался со старшеклассницами только тогда, когда сам учился в школе. Но вы, конечно, мне не верите и, наверное, полагаете, что видите меня насквозь?
Тони встал и начал раскатываться. Потом развернулся лицом к Ким и поехал назад. Ким тоже надела коньки и подошла к краю пруда, не решаясь выйти на лед. Столько лет прошло с тех пор, как она последний раз вставала на коньки! Впрочем, она и тогда чувствовала себя на льду не очень уверенно.
- Я бы не сказала, что полностью разобралась в вашем характере… но, мне кажется, я понимаю ваш тип, - сказала Ким, когда Тони опять приблизился.