* * *
Алмазы – моя тайная страсть. Я могу читать про них бесконечно. Еще в школе мне случалось проводить в библиотеке по несколько часов, чтобы погрузиться в прохладный сверкающий мир, полный интриг, кровавых убийств, таинственных похищений и мистической мести камней, которые признают только одного хозяина.
Самым любимым фильмом у меня были "Приключения принца Флоризеля". Моя готовность смотреть его не знала границ, и все из-за огромного алмаза, который сводил с ума, открывал дорогу бесам, уничтожал в душе все человеческое.
Иногда мне бывает страшно признаться даже себе, но ради настоящего большого алмаза я тоже смогу убить. До сего момента Бог просто миловал меня, не вводя в искушение.
Все свое свободное время я провожу в Интернете. Читаю. Рассматриваю картинки. Ищу новые истории. Новые имена. Алмазы прекрасны. Я знаю про них все. Но ни в одной компании, ни на одной вечеринке я не кичусь своим знанием, не стараюсь произвести впечатление на окружающих. Мое знание сокровенно. Это моя тайна. Моя жизнь. Моя мечта. Моя болезнь.
Алмаз "Шах". Из-за него были погублены десятки человеческих жизней. А это значит, что он более велик, чем самая великая из женщин. Казалось бы, ничего особенного – три сантиметра в диаметре, 88,7 карат, чистый и прозрачный, слегка желтоватый. Но разве не чудо, что он был найден в копях Голконды, среди обычной гальки!
Голконда – столица древнего индийского государства. Крепость, опоясанная многокилометровой стеной, да еще и не по одному разу, она даже сейчас смотрится неприступной. Мне удалось увидеть ее своими глазами во время путешествия по Индии. Туда погнала меня алмазная страсть.
Именно Голконда произвела на белый свет самые известные в мире алмазы. И "Шах" был найден именно там. Это случилось пятьсот лет назад, но я живо представляю, как он лежал среди серых отшлифованных временем камней и ждал своего часа. Правитель Голконды счел, что он не соответствует представлению индусов об идеальном алмазе, и продал его правителю Ахмаднагара.
Индийские мастера огранки были уверены, что алмазы высшего качества должны иметь 6 вершин, 8 граней и 12 ребер. Они признавали только острые, ровные и прямолинейные камни. "Шах" оказался другим. Да ко всему прочему еще и не был "брахманом", то есть абсолютно прозрачным и бесцветным.
Зато султана Ахмаднагара Бурху Второго огромный удлиненный алмаз поразил в самое сердце. Еще бы, его плоские грани как нельзя лучше подходили для того, чтобы увековечить на них свое имя и попасть в скрижали истории.
Несколько лет придворный камнерез наносил на камень первую надпись. Кончик медной иглы он окунал то в масло, то в алмазную пыль и до бесконечности царапал грани, пока на них не появилось имя "Бурхан-Низам-шах Второй. 1000 год".
По нашему, более привычному летоисчислению это был 1591 год. Время, когда в Северной Индии правил Великий Могол Акбар. Спустя всего четыре года его войска захватили Ахмаднагар, и среди прочей добычи в их руки попал "Шах".
Умница Акбар сразу понял, что за ценность ему досталась. "Шах" сделался династической регалией Великих Моголов и почти полвека пролежал в их сокровищнице. Когда к власти пришел Шах-Джахан, он, разбирая семейные драгоценности, наткнулся на алмаз и отнес его в гранильную мастерскую. Много часов Джахан собственноручно полировал алмаз, а потом выгравировал на нем вторую надпись: "Сын Джехангир-шаха Джехан-шах. 1051".
После этого "Шаха" стали подвешивать к трону Великих Моголов. Сидя на троне, правитель всегда видел его перед собой. На камне была сделана глубокая борозда, по которой шла шелковая нитка. На ней же, отправляясь на прогулку, правитель вешал камень себе на шею.
В 1939 году на Дели напал Надир-шах. Завоевав камень, он переправил его в Персию, где на нем появилась третья надпись: "Владыка Каджар-Фахт-али-шах. Султан. 1242".
В Россию "Шах" попал в 1829 году, когда в Тегеране был убит Грибоедов, писатель и посол Великой Державы. Это грозило серьезными осложнениями, поэтому в Санкт-Петербург был отправлен принц Хосрев-Мирза, который, чтобы искупить вину персидского рода, предложил России принять в дар самую ценную часть персидской короны – алмаз "Шах". Николай Первый ответил, что согласен предать злополучное тегеранское происшествие забвению. Российский император был, конечно, отменной сволочью. Но, в общем, я его понимаю. Сейчас "Шах" хранится в Алмазном Фонде. Естественно, мне удалось попасть туда на экскурсию. Что я могу сказать об увиденном? За обладание таким камнем, действительно, можно убить.
Глава шестая
Любовь как химический процесс
Я люблю и любима.
Увы, это не один и тот же человек
Янина Ипохорская
В понедельник Наталья неожиданно проспала на работу. В семь утра ее разбудило обычное шебуршание домочадцев. За закрытой дверью спальни переливался, звенел Ромкин голосок. Что-то степенно отвечал Ленчик, повизгивал выпрашивающий кусочек сыра Сеня. Наталья перевернулась на другой бок и поуютнее устроилась под одеялом, но сон не шел.
Лежа с закрытыми глазами, она обдумывала события последних дней. Вспомнилось, как она горестно плакала на лестнице, обруганная зловредной Марией Ивановной, а на площадку вышел Ленчик.
Он молча сел рядом на ступеньку, покосился на испачканную туфлю и молча протянул жене большой клетчатый носовой платок. Почему-то Ленчик предпочитал пользоваться именно такими, оставшимися в запасе с советских времен, и не признавал никаких других, ни новомодных батистовых, ни дешевеньких бумажных. Взяв платок, Наталья громко высморкалась.
– Туфли оплакиваешь, – осведомился супруг, – или случилось что?
– Лень, у меня на глазах сегодня человек умер.
– Плохо, – согласился Ленчик. – Я этого человека знаю?
– Нет. Не знаешь. Это одна наша клиентка. Только что из отпуска вернулась, прибежала фотографиями хвастаться и умерла. Прямо у нас в туалете. Врачи сказали – отравление.
– Она в какую страну ездила то? Может там чего-то не то съела?
– Да в нормальную страну, – Наталья тяжело вздохнула. – А что она ела, кто ж теперь разберет?
– Пожалуй, никто. Даму эту мне по-человечески, конечно, жалко. Но ты-то чего ревешь? К счастью, тебя это не касается. Или касается? – Леонид внимательно посмотрел на жену.
– Пока не знаю, – честно призналась она. – К нам Муромцев заявился, аккурат в тот момент, когда мы ее нашли, так он сразу заметил, что это за последнюю неделю уже второй случай, когда при непонятных обстоятельствах гибнет наша клиентка. Если по городу пойдут такие слухи, сам понимаешь, через нас будут бояться ездить.
– Наташ, я, конечно, не математик, а филолог, но даже мне понятно, что из двух случаев нельзя делать никаких обобщающих выводов. Это всего-навсего совпадение. Так что не расстраивайся раньше времени.
– Да я и не расстраиваюсь…
– Ага, а чего тогда тут сидишь, слезы льешь, сопли на кулак наматываешь? Пойдем домой.
– Пойдем, – согласилась Наталья. – Просто, знаешь, накатило как-то. Сначала смерть эта… Скорая приезжала, следователи, опера, опять же. Коллектив в панике и растрепанных чувствах. Их всех успокоить надо было, утешить…
– А утешала, естественно, ты…
– Ну, кто ж еще! Стасу сразу плохо с сердцем стало. У Верочки истерика началась. В общем, "кино и немцы". А я ж тоже человек, Лень. Мне ж тоже было плохо и страшно, но только я виду показать не могла.
– Ты у меня храбрая, Наташ, – Ленчик обнял жену за плечи и легонько поцеловал в висок. – Храбрая и отважная. А еще очень сильная. И надежная. Поэтому тебе и труднее, чем другим. Таким, как ты, всегда трудно.
– Ага, только я приехала домой, вся такая сильная и отважная, а из машины выйти не могу. А тут на меня бабка наша дурацкая набросилась. Представляешь, – Наталья жалобно шмыгнула носом, – она мне палкой по бамперу колотила, обзывала и ругалась. Она, Лень, кричала, что Ромку надо в интернат отдать. А тут еще кошка эта, – взглянув на испорченную туфлю, Наталья не выдержала и снова заплакала.
– Это ее надо в интернат отдать. В психоневрологический. А туфли ты не жалей, Наташ. Я их тебе обязательно очищу. Еще лучше станут, чем были. После боевого крещенья, принятого от кошки Матрены. Пойдем домой, а то наш сын, конечно, увлеченно играет на компьютере, но все-таки может заинтересоваться, почему мы сидим на лестнице.
Дома Ленчик налил Наталье горячего чаю, сделал большущий бутерброд и, пока она пила чай, под столом натянул ей на ноги теплые шерстяные носки.
– Все-таки Ленька – замечательный человек, – благодарно думала Наталья, вдыхая ароматный пар китайского чая "Выбор императора". Чай пах ананасом и виноградом и стоил целое состояние. – Я не могу не признать, что мне очень повезло с мужем. А я, скотина неблагодарная, ему изменяю. Ленчик такой добрый, мудрый, спокойный. Вон как быстро меня утешил. И вообще, видит, что я расстраиваюсь, и старается сделать мне приятное. Ну почему, почему я не могу оценить его по достоинству!
Сейчас, лежа в кровати, Наталья снова вернулась к этой мысли. "Господи, сделай так, чтобы я разлюбила Стаса и снова полюбила Ленчика! – думала она. – Ведь я же любила его, когда выходила замуж. И с тех пор он совсем не изменился. Все его достоинства остались при нем. Вот только я стала другая. Господи, верни мне меня прежнюю! Я хочу быть счастлива в своей семье! Пожалуйста, господи!"
Привычные слезы стекали на подушку, которая очень быстро стала совсем мокрой. Нос заложило. Щеки зачесались от мокрых дорожек. Всхлипывающая Наталья неожиданно уснула. Пропищавшего спустя час будильника она не услышала.
"Ремембе харе. Мамбуру, эй-эй, хэй-хэй", – ввинчивалось в мозг. Музыка становилась все громче, все настойчивее. Сев в кровати, Наталья судорожно пыталась определить источник звука. "Это мобильный!" – наконец догадалась она и схватила кричавшую трубку.
– Наталья Петровна, добрый день, это Володя, – услышала она.
– Что? Какой Володя? – мотая головой, Наталья пыталась стряхнуть с себя остатки сна. Взгляд ее упал на стоявшие на тумбочке часы. Блин горелый, как говорит Ромка, без пятнадцати десять!
– Володя Шведов. Наталья Петровна, мне буклеты в типографию везти, а девочки в бухгалтерии без вашей визы счет не оплачивают. И договор вы должны подписать. А вас нет, Наталья Петровна. Вы скоро будете, а то меня в типографии ждут?
– Ой, Володя, я проспала. Спасибо, что ты меня разбудил. Я минут через сорок приеду.
– Как через сорок! – огорчился парень. – Мне из типографии уже три раза звонили. У них там какой-то график заказов летит. Говорят, что либо они нас сейчас в печать запускают, либо переносят на следующую неделю. А нам на следующей неделе поздно будет, Наталья Петровна.
– Вот что, Володя, – Наталья наконец-то окончательно проснулась и приобрела присущую ей ясность мысли, – вам в типографию все равно мимо моего дома ехать. Приезжайте ко мне. В бухгалтерию я позвоню, так что девочки сейчас все оплатят, а договор на моей кухне подпишем.
– Хорошо, Наталья Петровна, я сейчас приеду.
– Адрес знаете?
– Да, знаю, я же вас домой подвозил, когда у вас машина в ремонте была. Весной, помните? Вы мне только номер квартиры скажите.
– Квартира у меня пятидесятая, на двери домофон. Приезжайте, я вас жду.
Выпутавшись из постели, Наталья погладила проснувшегося Сеню, быстро натянула спортивный костюм и побежала в ванную. Причесываясь, она успела позвонить в бухгалтерию, а умываясь, набрать номер Развольского.
– Стас, я проспала, – виновато проговорила она в трубку.
– Молодец, – бодрым голосом ответил шеф. – И что дальше?
– Я сейчас Шведова дождусь, ему нужно договор с типографией подписать, а потом соберусь и приеду. У меня ничего срочного нет, так что можно я поленюсь сегодня?
– Ты беззастенчиво пользуешься тем, что я ни в чем не могу тебе отказать, – благодушно пробурчал Развольский. – Не торопись, правда, никакой горячки. Да и я тут тебя, если что, подстрахую. Я ведь понимаю, какого ты страху в пятницу натерпелась. Лично я так уже три ночи не спал. А у тебя, вишь, обратная реакция.
Наталье стало стыдно.
– Стас, я часа через полтора приеду и тебя отпущу, – виновато сказала она. – Ты обязательно поезжай, поспи. Ты вообще-то как себя чувствуешь?
– Мог бы и лучше, – вздохнул Развольский. – Но ничего страшного. Пожалуй, когда ты приедешь, я и вправду домой поеду. Но ты не торопись. Я тебя дождусь.
К приходу Володи Наталья успела выпить свой холодный кофе и сварить еще турку. Услышав звонок в дверь, побежала открывать, мимоходом отметив, что Володя еще не видел ее ненакрашенной. От этой мысли Наталье стало смешно. Молодой и улыбчивый директор по маркетингу ей был нужен, как зайцу стоп-сигнал, но, тем не менее, ей было неприятно, что сейчас она предстанет перед ним не во всеоружии.
Щелкая замками, Наталья обратила внимание на свои замшевые туфли. Идеально вычищенные заботливым Ленчиком, они стояли на коврике в прихожей.
Наталья открыла дверь и увидела на пороге Володю. Парень выглядел совершенно несчастным.
– Проходи, я тебя кофе напою, – сказала она, но гость продолжал неуверенно топтаться на пороге.
– Володя, проходи, я договор прочитаю, у меня правило – не подписывать никаких бумаг, не читая, так что выпить кофе ты вполне успеешь.
– Да не могу я, Наталья Петровна, – расстроенно сказал Володя и посмотрел вниз. Скосив глаза, Наталья увидела, что он тоже пал жертвой кошки Матрены. Носок его щегольски начищенного лакированного ботинка (а Володя Шведов очень следил за своей внешностью) был испачкан кошачьим дерьмом. – Куда я к вам в таком виде?
– Сейчас я дам тебе тапочки мужа, – решительно заявила Наталья. – Разденешься на площадке, а потом вымоешь ботинки у меня. Вот ведь засранка эта кошка! Я раз в неделю в ее экскременты вляпываюсь. Так что ничего нового и особо шокирующего для меня в этом нет.
– С детства кошек ненавижу, – пробормотал Володя. – Это ваша?
– Нет, соседская. У меня собака. Сеня, иди сюда, поздоровайся с гостем.
Сеня лениво вышел из спальни и, увидел Володю с Ленчиковыми тапочками в руках, зашелся в истошном лае.
– Не понравился я ему, – мрачно заметил Шведов.
– Нет, он тапочки хозяина охраняет, – примирительно сказала Наталья. – Сеня, иди в спальню. Не кричи.
Собака не успокаивалась, поэтому Наталье пришлось, действительно, запереть пса в спальне. Обычно миролюбивый Сеня рычал, бросался на дверь всем своим лохматым тельцем, в его глазах даже через дверное стекло читался укор.
Пока Володя топтался на площадке, переобуваясь в Ленчиковы тапочки, пока мыл в ванной комнате ботинки, а потом руки, пока пил свой кофе, Наталья успела не только прочитать и подписать договор, но и переодеться в деловой костюм.
Наконец, гость ушел, забрав все свои бумаги, а выпущенный на свободу Сеня долго и тщательно обнюхал всю квартиру и демонстративно поднял лапу на дверной косяк в коридоре.
– Ну и чем ты лучше кошки Матрены? – укоризненно спросила Наталья. – Ишь, какой хозяин выискался! Территорию метит. Вот расскажу вечером Лене, он тебя накажет.
Сеня виновато повилял хвостом, скорчил умильную мину и залез под кухонный стол. Вздохнув, Наталья пошла за тряпкой.
Подумав, она решила, что краситься не будет. Часы показывали уже половину одиннадцатого, и мысль о невыспавшемся Развольском, который в ее отсутствие вынужден работать, терзала душу. Бросив косметичку в сумку, Наталья надела спасенные мужем туфли и побежала к машине.
Дверь в приемную почему-то оказалась заперта. Наталья решила, что Развольский все же уехал, не дождавшись ее. С одной стороны, было обидно, что она не увидит его после двух выходных. С другой, сердце сжало привычное волнение – а вдруг ему совсем плохо? В-третьих, было совершенно непонятно, куда в разгар рабочего дня подевалась секретарша Анечка.
Открыв дверь своим ключом, Наталья вошла в приемную и направилась к своему кабинету. В этот момент из приоткрытой двери кабинета Развольского раздался тихий стон. Наталья помертвела.
– Стас, – позвала она. – Стас, что случилось, тебе плохо?
Стон повторился, и, вне себя от ужаса, Наталья ворвалась в кабинет шефа.
Станиславу Николаевичу Развольскому было хорошо. Он стоял, опираясь о стену, с приспущенными штанами, а между его ног расположилась коленопреклоненная Анечка. Ее мысли, как и рот, были полностью заняты шефом, поэтому Наталью она даже не заметила.
Развольский при виде Натальи переменился в лице. Однако в этот момент Анечка видимо смогла как-то по особенному задеть его за живое, потому что он непроизвольно закрыл глаза и снова застонал. Выскочив из кабинета, Наталья опрометью бросилась к себе.
* * *
Со школьного курса химии мы помним (ну хорошо, не все), что H2SO4– это серная кислота, HCl – соляная, H3PO4– фосфорная, а HNO3– азотная. Особенно одаренные люди даже, напрягшись, вспомнят, что HNO2– формула азотистой кислоты, HClO – серноватистой, а H2SiO3– кремниевой. Впрочем, все это абсолютно неважно.
Важно, что пока ни один, даже самый выдающийся химик не вывел формулу измены. Даже Менделеев остановился всего лишь на водке.
На какую кислоту похожа измена, если ее созерцание полностью выжигает глаза? Да что там глаза… Одной капли измены достаточно, чтобы выжечь душу. Если и не навсегда, то очень надолго. Говорят, химические ожоги куда болезненнее термических и заживают гораздо дольше. Из какой такой ядреной химии состоит измена, что ожог от нее рубцуется годами?
Редко кому удается избежать этих ожогов. Так и ходим, покрытые рубцами, не видными снаружи, но страшными, тянущими, до конца не зажившими внутри.
Или измена – это не кислота, а щелочь? Та, что вытравливает даже отпечатки пальцев, не говоря уж о самолюбии, гордости, чувстве счастья? Если в кислоту налить щелочь, то получится нейтральный раствор. Это мы тоже хорошо (ладно, не очень хорошо) помним из школьного курса химии. И заливаем кислоту чужой измены щелочью измены собственной, надеясь на реакцию полной нейтрализации кислотных и щелочных остатков.
Наивные мы… Ведь без точной формулы это невозможно. А формулу пока никто не придумал. Даже великий Менделеев, остановившийся только на водке.