Он понимал, что его слова жестки, но они оказали отрезвляющее воздействие. Она машинально взяла платок, однако, вместо того чтобы воспользоваться, скомкала его. И покачала головой.
- Мне кажется, - призналась она, мучительно краснея, - я вообще больше никогда не сумею сделать ни шагу. У меня ноги точно ватные.
- Вам нужно выпить вина! - резко воскликнул он и, встав с дивана, направился к письменному столу.
Помимо всего прочего, это действие позволило ему незаметно привести бриджи в порядок, прежде чем Генриетта обратит внимание на то, что верхняя пуговица расстегнута.
- Я принес с собой немного, надеясь, что оно поможет настроиться на нужный лад.
Он поморщился. Ну как он мог быть таким слепым? Как мог обходиться с ней с той же легкомысленной жестокостью, с какой обращался с другими женщинами? Да еще ожидать, что впоследствии она станет благодарно ему улыбаться, возможно, даже поблагодарит за мастерство обольщения, согласится на брак, основанный на обмане и давлении. Она заслуживает лучшего. Его решение о женитьбе на ней имело под собой определенное основание, он хотел начать новую жизнь, настоящую, в которой верность супругов имеет первостепенное значение.
Дебен плеснул вина в два бокала. Возможно, ему никогда не удастся избавиться от своего наследия. Возможно, он настолько закоренелый негодяй, что не сумел бы жить, озаряемый чистым светом высоких моральных устоев Генриетты.
Она должна стать женой человека, который ее достоин. Дебен заткнул горлышко графина пробкой. Этот мужчина будет ценить ее, а она в ответ уважать его. Да, ей нужен муж, чья жизнь не пропитана насквозь пороком.
- Но теперь это вино может послужить более высокой цели, - добавил он, быстро выпивая содержимое бокала.
Генриетта приняла бокал дрожащими пальцами.
- Полагаю, мне следует извиниться перед вами за эту интерлюдию, - сказал он.
То, что он совершил, было само по себе зловещим, по прощения он просил за свои так и не реализованные намерения.
- Не стоит извиняться, - запротестовала Генриетта, поднимая подбородок и снова глядя на него большими доверчивыми глазами.
- Нет, черт побери, нужно! Хотя для вас произошедшее послужит хорошим уроком. Не следует уединяться в комнате с мужчиной, чья репутация столь же запятнана, как моя. Нельзя доверять мужчине. Мы ничем не лучше диких зверей.
Глаза Генриетты расширились от потрясения.
- Однако, - добавил Дебен, снова возвращаясь к графину и наливая себе вторую порцию вина, - позвольте разуверить вас по поводу одного вопроса. Сегодня вам удалось избежать платы за свою ужасающую наивность, и вы сохранили девственность. Поэтому нечего опасаться, что ваш будущий муж, кем бы он ни был, узнает о ваших сексуальных приключениях.
Так как он стоял спиной к ней, то не увидел отразившейся в ее глазах боли. А когда повернулся, Генриетте уже удалось справиться с эмоциями. Дело вовсе не в его скрытом упреке. Рана, которая, по ее мнению, никогда не перестанет кровоточить, связана с тем, как обыденно он упомянул о ее будущем муже. Кем бы он ни был. Это означало, что он им точно не станет.
Какая глупая опустошенность. Она же всегда знала, что у Дебена и в мыслях не было брать ее в жены. На ступенях социальной лестницы он стоял настолько выше ее, что с тем же успехом она могла бы мечтать получить предложение руки и сердца от русского императора.
- Уже можете встать?
Нетерпение, с которым он хотел избавиться от нее, дало ей стимул поскорее подняться. Ей это удалось, и, вспомнив о гордости, она не позволила себе, путаясь в ногах, броситься ему на шею и умолять о том, чтобы не отсылал ее прочь вот так.
Генриетта понимала, он намеревался совершить гораздо большее и даже начал расстегивать бриджи, не отдавая отчета в том, что делает. Даже совершенно неопытная девушка заметила бы, что он до сих пор пребывает в возбуждении.
Должно быть, ему было очень непросто заставить себя остановиться. Особенно принимая во внимание, что он не привык ни в чем себя ограничивать. Если бы она была женщиной из его обычного окружения, события уже достигли бы вполне естественной развязки, и они потягивали бы вино вместе, весело болтая и смеясь.
Неудивительно, что лорд Дебен зол на нее. Возможно, если она заверит его в том, что вовсе не ждет предложения о браке, он толкнет ее обратно на диван, и они продолжат с того момента, на котором остановились.
Но ведь в конечном итоге это приведет к ее деградации. Ее семья будет невероятно разочарована, если когда-либо узнает о случившемся, что до самого лорда Дебена, он станет ее презирать.
Лучше вообще не навязываться ему. По крайней мере тогда она сможет уйти, придерживая обрывки того, что некогда было ее гордостью.
На лице Дебена застыло озлобленное выражение, когда он принялся приводить в порядок одежду Генриетты. Вытащив шпильки из прически, он мастерски уложил ей локоны и снова закрепил их, что свидетельствовало о долгих годах практики. Генриетта стояла не шевелясь. Не могла сформулировать ни единой связной мысли.
У Дебена проблем с речью не наблюдалось. Он отчитал ее, хотя ей было ненавистно скрывающееся за его действиями беспокойство о ней. Точно так же могли бы распекать старшие братья, застань ее за совершением каких-то глупых или опасных действий.
Так, значит, он все же тревожится о ней. Хотя бы немножко.
В противном случае просто воспользовался ею для удовлетворения собственных потребностей, а потом ушел прочь, бросив ее одну разбираться с последствиями.
Он так не поступил. Если судить по выпуклости в бриджах, он не до конца успокоился, однако стал приводить в порядок ее, чтобы она сумела вернуться в бальный зал с незапятнанной репутацией.
Это требовало значительных усилий.
За это Генриетта полюбила его еще больше.
Когда он отступил на шаг назад, чтобы окинуть ее критическим взглядом, она больше не дрожала.
Удивительно, как быстро тело оправилось от потрясения, хотя внутреннее состояние было отвратительным. Ей казалось, что она умирает.
- Что ж, идите, - хрипло произнес лорд Дебен. - Даже ваша тетушка заметит ваше отсутствие, если вы будете медлить.
Он не знал, как долго еще сумеет противиться искушению, если Генриетта останется здесь с таким горестным видом. Тогда он точно обнимет ее и уложит на диван. И обречет обоих на адовы муки до конца жизни.
- Тогда п-прощайте, - запинаясь, произнесла она, затем развернулась и бросилась к двери. Ненадолго замешкалась, возясь с тяжелыми бархатными гардинами, и повернула ключ в замке.
Не уходи…
Мольба замерла у него на губах, когда ей удалось открыть дверь. Переступив порог, она растворилась в ночи.
Оставив его в одиночестве. В абсолютном одиночестве.
Он бросился на диван и закрыл лицо руками.
Глава 12
На бал-маскарад леди Карлеон Генриетта не пошла. В том, что делать это совершенно не обязательно, ее убедило исчезновение лорда Дебена.
Поначалу некоторые люди говорили, что он, должно быть, уехал в одно из своих имений зализывать раны в одиночестве, другие же полагали это полной ерундой, не стал бы он так убиваться из-за какой-то костлявой невзрачной девчонки. Скорее всего, он отправился на скачки.
Но когда он не вернулся в город вместе с прочими любителями скачек, о его таинственном исчезновении заговорили с новым пылом. Строились предположения, что он сбежал с миссис Йардли, привлекательной вдовой, находящейся в стесненных обстоятельствах, но при этом отказывающейся принять руку помощи от состоятельных аристократов в течение двух лет. Едва ли случайность, что они исчезли примерно одновременно.
Три дня Генриетта изводила себя, воображая, как он удовлетворяет свой плотский голод в каком-нибудь уединенном любовном гнездышке с утонченной красивой вдовушкой, а потом миссис Йардли появилась на прогулке в Грин-парке в сопровождении своей тетушки, старой девы и компаньонки. Если верить одному светскому щеголю, который подошел поприветствовать их, они были ошеломлены открытием о том, что их потеряли. А узнав о подозрениях, миссис Йардли и вовсе вознегодовала. Оказалось, обе женщины испытывали легкое недомогание, из-за которого были вынуждены несколько дней провести дома. Как заявил молодой человек, судя по их покрасневшим носам и мутным глазам, они просто стали жертвами летней простуды.
Очень скоро Генриетта осознала, какой была наивной, полагая, что именно лорду Дебену придется иметь дело с последствиями их публичной ссоры. Он мужчина, и ему не нужно ни перед кем держать ответ. Он мог приказать подать ему экипаж и удалиться в одно из своих имений. Или отправиться на скачки. Или, щелкнув пальцами, призвать какую-нибудь покладистую опытную женщину, которая с радостью удовлетворит его нужды, в отличие от Генриетты, не сумевшей этого сделать. Если ею не стала миссис Йардли, то кто же?
Генриетте становилось все труднее притворяться, что ей дела нет до полных ненависти замечаний как бы про себя, прикрывая рот рукой, тем не менее достаточно громко, чтобы ей было слышно каждое слово. И так везде, где бы она ни появлялась. Даже тетушка заключила, что им вовсе не обязательно принимать каждое приглашение, поступающее от, как выразилась Милдред, "напыщенных сливок общества". И Генриетта стала постепенно отдаляться от светских кругов, в которых, само собой разумеется, будет вращаться после возвращения лорд Дебен.
Помимо прочего, она представления не имела, как справится с собой, когда снова его увидит, зная, что он проводил время в объятиях другой женщины, прикасаясь к ней, как прежде касался ее, доводя до исступления от страсти, а затем растворяясь в ее теле. Без остатка.
А чем еще он мог бы сейчас заниматься?
Каждую ночь, лежа в пустой постели, Генриетта предавалась подобным размышлениям. Не могла думать ни о чем другом и ничем отвлечься. Всякий раз, когда почти засыпала, тяжесть одеяла напоминала о его теле, вжимающего ее в диван. Ее кожа еще помнила прикосновения его рук. Генриетта становилась беспокойной, тело пылало, и она не знала, что с собой делать. Тщетно отбрасывала одеяло в сторону. Образ Дебена преследовал ее, и некого было винить, кроме самой себя. Он ведь предупредил, что, если поцелует ее, она уже никогда не будет прежней. Он сделает ее женщиной, понимающей собственное тело. Сказал, что она станет смотреть на мужчин, гадая при этом, смогут ли их губы вознести се на такую же высоту, что и его.
Правда, здесь он ошибался, но это слабое утешение. Единственным мужчиной, чьих поцелуев она жаждала, являлся он сам.
Иногда в течение дня Генриетта на несколько минут оставалась в одиночестве, тогда она доставала три носовых платка с монограммой, которые так ему и не вернула, и прижимала их к губам, закрыв глаза. Но это не могло сравниться с прикосновением его губ. Платки были холодными и мертвыми, и, проведя несколько недель спрятанными в дальнем ящике комода среди нижнего белья, совсем утратили его уникальный мужской запах.
Как бы то ни было, Генриетта не хотела, чтобы кто-то заподозрил, какую глубокую рану он ей нанес, и она старалась еще более тщательно, чем раньше, следить за своим внешним видом. Темные круги под глазами маскировала с помощью рисовой пудры, бледность щек румянами, а платья ушивала так, чтобы не было заметно, как сильно она похудела.
После того как она потерпела поражение с Ричардом, тетушка обвиняла ее в излишней апатичности. Но тогда Генриетта хотя бы верила в то, что все наладится, если вернуться в Мач-Уэйкеринг. Теперь же понимала, что ехать куда-то совершенно бесполезно. Где бы ни оказалась, она будет там без лорда Дебена, поэтому ощущение медленного умирания никуда не исчезнет. Кроме того, Дебен похитил у нее радость жизни в Мач-Уэйкеринге. Генриетта всегда полагала себя важнейшей составляющей счастья своей семьи. Считала, что братья любят ее так же сильно, как и она их. Дебен с присущим ему цинизмом указал на то, что домочадцы в течение многих лет воспринимали ее как должное.
Нет, раз уж никуда не деться от страданий, лучше горевать в Лондоне, где по крайней мере есть возможность отправиться в театр или на художественную выставку, чтобы отвлечься. Кроме того, дядя с тетей планировали пышную свадьбу Милдред и мистера Криммера. Генриетта не хотела разрушить их счастье, как знамя, выставляя напоказ собственное отчаяние.
Однажды, спустя примерно неделю после того, как миссис Йардли положила конец слухам о том, что именно она являлся новой любовницей лорда Дебена, Генриетте нанесли визит Джулия Твининг и леди Сьюзен Петтиффер.
Она с радостью приняла их, эти две дамы едва ли не единственные не изменили отношения, к ней на протяжении ее отношений с Дебеном и впоследствии.
- Я пришла, - начала Джулия, взяв в руки чашечку, чаю и получив от леди Сьюзен тычок под ребра, - поговорить с вами о моем литературном вечере. Чтобы попасть на него, вам нужно купить билет. Все собранные средства будут переданы в сиротский приют.
- Джулия хочет сказать, - быстро перебила леди Сьюзен, неодобрительно нахмурившись, - что мы очень надеемся на ваше присутствие. Мы заметили, что вы в последнее время не так часто, как прежде, появляетесь в обществе, и в определенном смысле я вас понимаю. Но этот вечер, - она подалась вперед, придавая своим словам большую значимость, - очень важен.
- Думаю, мы должны в этот день ужинать с какими-то деловыми партнерами дяди.
На лице леди Сьюзен появилось выражение досады.
- Вам вовсе не обязательно идти с ними, не так ли? Неужели вы не можете придумать отговорку? Вы сумеете приехать домой к Джулии вовремя, если я пошлю за вами экипаж и лакеев.
- Как мне кажется, мое присутствие на вашем вечере не сыграет большой роли.
- Еще как сыграет, - отрезала леди Сьюзен. - Вам нужно быть там из-за Синтии Лютгерворт. Она собирается прочесть несколько своих стихотворений. Вы ведь помните Синтию, не так ли?
Мысленно Генриетта поставила в строчку слова "поэтесса" и имя "Лютгерворт", и память услужливо выдала образ девушки с буйной копной волос. А леди Сьюзен между тем продолжала:
- Я уверена, что, став мишенью любителей злословия, вы отлично понимаете, какими жестокими бывают иногда люди. И несправедливыми. Только потому, что она женщина, а доход ее родителей проистекает из сферы торговли, некоторые испытывают особое удовольствие, потешаясь над ней.
- Это нечестно, - вмешалась Джулия. - Синтия делает все, что в ее силах, чтобы помочь собрать деньги на благотворительность.
- А мне кажется, если ее стихи хороши, ни у кого не возникнет и мысли смеяться над ней. - Генриетта замолчала, заметив, как гостьи обменялись многозначительными взглядами.
- Ну, ее поэзию нельзя назвать ужасной, протянула Джулия.
- Ее стихи не хуже многих других, какие сейчас приходят мне на ум, - подытожила леди Сьюзен. - Если бы только Синтия была хорошенькой или обладала титулом, она непременно купалась бы в громогласных овациях.
Эти слова мгновенно заставили Генриетту изменить свое мнение о леди Сьюзен. Хотя эта дама и не очень ей нравилась, она производила впечатление человека, который, подружившись с кем-то, остается преданным до конца. А в тех кругах, где она вращалась, это дорогого стоило. Она могла бы с легкостью согласиться с мнением подавляющего большинства и высмеивать тех, кто не имел возможности постоять за себя. Но по какой-то причине леди Сьюзен решила, что Синтия и ее стихи ей симпатичны, и не боялась заявить об этом во всеуслышание.
А разве не предупреждала леди Карлеон, что Генриетте потребуются друзья, когда ее отношения с лордом Дебеном завершатся? Они определенно сделают жизнь легче. Генриетта вовсе не собиралась поверять свои горести, но для нее стало бы большим утешением знать, что на свете есть люди, которые действительно хотят находиться рядом, поскольку она им нравится.
- Хорошо, я приду и стану аплодировать с большим энтузиазмом, вне зависимости от того, покажутся или нет мне ее стихи ужасными.
Джулия одарила ее ослепительной улыбкой.
- Благодарю вас, - сказала леди Сьюзен. - Это очень нам поможет. Я уже убедила леди Твининг поставить мистера Уивершоу выступать первым.
На мгновение Генриетта удивилась тому, что леди Твининг позволяет леди Сьюзен решать, кто и когда будет выступать на вечере, проводимом в ее доме. Но затем она сочла, что не так-то много найдется людей, способных обуздать леди Сьюзен, если та пойдет напролом.
- Его стихи столь ужасны, - пояснила леди Сьюзен, - что поэзия Синтии покажется публике весьма благозвучной. А вот с лордом Смедли-Фоверингтоном мы, к сожалению, ничего поделать не можем. Он аристократ по происхождению, имеет длинные вьющиеся волосы и в последнее время стал одеваться, точно турецкий принц.
- А хороши ли его стихи?
Леди Сьюзен скривила губы.
- Какое это имеет значение? Людям он кажется лучше самого Байрона.
- Он довольно талантлив, - добавила Джулия.
- И чрезвычайно тщеславен.
- Обещаю, - сказала Генриетта, впервые за последнее время начиная сознавать, что и она не лишена ни некоторых ценных качеств, ни друзей, - не позволю ему впечатлить себя.
- О, вы еще не видели, как он длинными белыми пальцами отбрасывает кудри со лба, - предостерегла Джулия.
- Это на меня никак не подействует.
- Вот уж точно нет, - одобрительно согласилась леди Сьюзен. - Коль скоро вам удалось выстоять против такого потрясающе мужественного типа, как лорд Дебен, иммунитет против юнца вроде Смедли-Фоверингтона вам точно обеспечен. Джулия, разве я не говорила, что у мисс Гибсон очень независимое мышление?
Когда два дня спустя Генриетта переступила порог дома Твинингов, ей и в голову не могло прийти, что список гостей будет примерно таким же, что и во время дебютного бала Джулии. Поняла она это только тогда, когда заметила Ричарда, прогуливающегося под руку с мисс Уэверли, та кокетливо ему улыбалась.
При виде этой пары Генриетта замерла на месте, испытав сильный прилив недовольства тем, что снова видит обоих.
Насколько она могла судить, мисс Уэверли просто пользовалась Ричардом. Впрочем, как и он ею.
К несчастью, правила хорошего гона предписывали поздороваться с ними, ибо Ричард был родом из одного с ней городка. К тому же, какую бы роль он ни сыграл в ее жизни, не подозревая, какую именно, он по-прежнему друг ее брата.
Поэтому, вместо того чтобы просто пройти мимо, Генриетта остановилась и сделала глубокий реверанс.
- О, ты тоже здесь, курочка? Рад тебя видеть, - приветствовал Ричард. - Хотя, должен заметить, выглядишь ты чертовски плохо. Лондон оказался слишком шумным для тебя, не так ли? Я предупреждал. И не говори, что это не так.
Мисс Уэверли изумленно вскинула бровь.
- Вы знакомы с мисс Гибсон?
- Боже, конечно! Мы же практически выросли вместе. Мы друг другу как брат и сестра.
Генриетта пристально воззрилась на него. Братья не хватают сестер в охапку и не целуют под венком из омелы.
- Ах, нот вы где! - К ним подошла решительно настроенная леди Сьюзен. - Мисс Гибсон, я держу для вас место рядом со мной в первом ряду. Когда мисс Люттерворт погрузится в чтение, она перестанет замечать что-либо вокруг себя, но ей будет приятно увидеть несколько дружелюбных лиц перед этим. Прошу нас извинить, - категоричным тоном заявила она Ричарду и мисс Уэверли.
- Разумеется, леди Сьюзен, - ответила мисс Уэверли.