Дверь без стука закрылась, наступила тишина. Оставшиеся в комнате вдвоем мужчина и женщина вглядывались друг в друга. Прищуренный взгляд женщины выражал полную растерянность. Приблизившись, Эштон посмотрел прямо в лицо, которое так долго преследовало его во сне и наяву, и ощутил непреодолимое желание обнять девушку, прижать к своей груди. С неимоверным трудом подавив это желание, он присел на край кровати и всего лишь взял ее за руку.
- Дорогая моя Лирин, я буду терпеливо ждать, пока ты поправишься. Я знаю, что ты - это ты, и с Божьей помощью ты тоже скоро это поймешь.
Медленно, словно боясь потревожить его, она освободила руку и натянула одеяло до самого подбородка.
- Вы называете меня Лирин, но имя это мне ничего не говорит. И голос, который его произнес впервые несколько минут назад, мне не знаком. Мне нужно подумать. - Ее мягко изогнутые брови сдвинулись. - Но думать мне трудно. Я устала, и болит голова. Доктор сказал, что мне надо отдохнуть… Вот я и отдохну. - Она не поняла, отчего хмурая тень пробежала по его лицу, и мягко прикоснулась к его ладони. - Я не знаю вас, Эштон. - На губах у нее заиграла неопределенная улыбка. - Может быть, это и впрямь мой дом. - Голос ее немного поднялся, придавая словам вопросительную интонацию. - А то, что вы говорите, - правда. В моем нынешнем состоянии я не могу категорически возражать. Если угодно, я готова откликаться на имя Лирин… до тех пор, пока, возможно, не пойму, что оно мне не принадлежит. - Она плотно сжала веки, так что вся комната слилась в единый, едва заметный фон, на котором выделялось только его лицо. - А теперь, Эштон, мне надо отдохнуть.
Он наслаждался ее красотой, и это смягчало боль, не отпускавшую его целых три года, пока он считал, что Лирин ему больше никогда не увидеть. Низко нагнувшись, он едва коснулся ее губами и вышел из комнаты. Он не видел, как, раскрыв свои зеленые глаза, она провожает его взглядом. Выйдя в коридор, Эштон прижал руку ко лбу, стараясь успокоиться. Постояв прислонившись к стене, он немного отдышался и медленной, но твердой походкой пошел в столовую, где были уже все остальные. Едва он вошел, бабушка подняла голову. Дав ему занять свое место во главе стола, она задала вопрос, давно вертевшийся у нее в голове:
- Я видела портрет и согласна, что у тебя есть серьезные основания считать, что эта девушка - Лирин, но скажи, дорогой, ты совершенно уверен в этом? Никаких сомнений, хоть малейших?
- Не могу представить себе, чтобы это была не Лирин, - вздохнул Эштон. - Глядя на нее, я вижу Лирин.
- Скажи, дорогой, а что ты знаешь о сестре Лирин? - спросила тетя Дженнифер.
Эштон ответил не сразу, занятый ветчиной, которую на серебряном подносе поставил на стол Уиллис.
- Ленора, скорее всего, живет сейчас на плантации на одном из островов Карибского моря. Когда я познакомился с Лирин, Ленора собиралась замуж, но вообще-то я точно не знаю, как сложилась ее жизнь после того, как они с отцом вернулись в Англию. Во всяком случае, никакой весточки я не получал.
Аманда отпила кофе из фарфоровой чашки.
- Ты должен признать, Эштон, что твоя скоропалительная женитьба доставила нам немало неприятностей. Я уж не говорю о Роберте Сомертоне, которому одновременно сообщили о замужестве и смерти дочери.
- Мы собирались все сделать как положено, гранмаман, - ответил Эштон, - но, как вам известно, случилась беда, и мы просто не успели.
- Это подводит меня к щекотливому делу, Эштон. Эта смерть. Отчего тебе понадобилось столько времени, чтобы узнать, что Лирин жива? Отчего она не старалась найти тебя? Где она была все это время?
- Марелда задавала мне те же вопросы.
- Ну что ж, нельзя не признать, что они законны, - сказала бабушка. - Разве амнезия дает рецидивы? И именно поэтому она не попыталась отыскать тебя? - Аманда повернулась к доктору Пейджу? - Что скажете, Франклин?
- Сомнительно. - Он бросил в чашку с кофе кусок сахара и прочистил горло, словно смущенный тем, что собирается сказать.
- Вам известно, что сумасшедший дом сгорел, но знаете ли вы, что администрация все еще недосчитывается нескольких пациентов?
Эштон удивленно поднял брови:
- Лэтем что-то говорил об этом вчера вечером. Но какое это имеет отношение к Лирин?
Доктор оперся локтями о стол и обхватил голову руками, застыв в почти молитвенной позе. Он знал, как глубоко переживает Эштон утрату молодой жены, и старался быть как можно деликатнее.
- Имея в виду обстоятельства, при которых произошел несчастный случай, скажем, близость сумасшедшего дома и то, что Лирин была полуодета, вы не допускаете возможности, что она бежала из этой обители скорби?
- Уж не хотите ли вы сказать, что моя жена безумна? - сухо спросил Эштон.
Натолкнувшись на каменный взгляд хозяина, доктор почувствовал себя крайне неуютно.
- Откуда нам знать, что случилось три года назад, Эштон? Последствия шока, который пережила Лирин, могли быть очень тяжелыми. - Доктор Пейдж видел, что на скулах у Эштона заиграли желваки, и понял, что вступил на опасную тропу. - Выслушайте меня, Эштон. Порой людей отправляют в лечебницу для душевнобольных по малейшим поводам или даже без оных. Это как если тебя хоронят заживо. Ты буквально загниваешь в этом жутком месте, а родные даже не знают, где ты.
Послышался стук каблуков, и Эштон предостерегающе поднял руку.
- Это Марелда. Я не хочу, чтобы она принимала участие в этом разговоре.
- Будьте покойны, Эштон, - откликнулся доктор. - Я помог этой девице явиться на свет и достаточно знаю ее, чтобы не давать ей в руки оружия.
- В таком случае мы понимаем друг друга, - сказал Эштон.
Шурша шелками, в комнату вошла темноволосая женщина. Она остановилась на пороге, давая присутствующим возможность полюбоваться тщательно продуманным туалетом. Довольная произведенным эффектом, она обошла вокруг стола, поцеловав обеих дам и послав сияющую улыбку хозяину. Завершив этот церемониал, она уселась рядом с ним.
- Ну, как самочувствие, Эштон? - спросила она и, не давая ему ответить, продолжила: - Поскольку доктор Пейдж здесь, вы все, полагаю, были наверху, у гостьи. - Она повернулась к Пейджу. - Ну и как ваша пациентка, доктор? Пришла в себя?
- Она все еще страдает от полученной травмы, - не сразу ответил Франклин.
- Но ничего серьезного, полагаю? - Марелда вложила в свои слова изрядную дозу яда.
- Только время покажет.
Марелда была явно не удовлетворена лаконичными ответами доктора и обежала взглядом присутствующих, особенно задержавшись на Аманде и тете Дженнифер.
Последнюю начало тяготить молчание, и она попыталась объяснить:
- Франклин имеет в виду, что у Лирин что-то сделалось с памятью и понадобится время, чтобы она восстановилась.
Взгляд Марелды сделался холодным и тяжелым.
- Лирин? - Она изобразила улыбку, но теплоты в ней было не больше, чем в леднике. - Я полагаю, что у нее хватает памяти, чтобы объявить себя женой Эштона, а все остальное она благополучно забыла.
Эштон поднял чашку и, пока Уиллис наполнял ее черной дымящейся жидкостью, сознательно не реагировал на слова Марелды. Затем он неохотно обернулся к ней:
- Да нет, даже и этого Лирин не вспомнила. Мне пришлось сказать, как ее зовут.
Марелда ощутила острый укол ревности и с трудом выдавила из себя подобие сочувствия:
- Вы хотите сказать, что она забыла свое имя? Но ведь так не бывает.
Тонкие губы Аманды скривились в улыбке:
- Не расстраивайтесь, Марелда. Франклину раньше не приходилось иметь дела с такого рода пациентами.
- По-моему, все это выдумки, и могу понять, зачем они понадобились. Забыть собственное имя. Что за чушь!
- Не такие уж выдумки, как вам кажется, Марелда, - сказал доктор Пейдж. - По крайней мере, медицина имеет специальное название для этой болезни. Пусть амнезия встречается не слишком часто, тем не менее она существует.
- А почему вы уверены, что это… как там… амнезия? - возразила Марелда. - То есть я хочу сказать, она, возможно, притворяется.
Доктор лишь слегка пожал плечами:
- Конечно, ни в чем нельзя быть до конца уверенным, но я не вижу причин, зачем бы ей притворяться.
- А вы и не увидите, если ей достанет ума. - Заметив, что Эштон весь напрягся, Марелда решила, что надо немного сбавить тон. - Впрочем, может быть, девушка и впрямь больна.
- Пока у меня нет никаких оснований не верить ей, - сказал доктор Пейдж, кладя руки на стол и поднимаясь с поклоном. - Я должен попросить прощения. После такого отличного завтрака так и тянет в сон, особенно если учесть, что прошлую ночь я не спал. Подремлю немного по пути домой. Попозже заеду посмотреть, как там Лирин. Пусть спит побольше да ест пообильнее. Это все, что я могу пока посоветовать.
Эштон поднялся вслед.
- Мне надо как следует все обдумать. Пожалуй, придется съездить в Натчез и порасспросить кое-кого, хотя особого смысла в этом я не вижу.
- Надеюсь, все обойдется, Эштон, - серьезно сказал доктор.
Марелду шокировало то, что Эштон не нашел нужным поделиться с ней планами, и она не устояла перед искушением съязвить:
- Вы что же, собираетесь оставить этот драгоценный цветок в одиночестве?
Эштон слегка повернулся к ней и сказал с насмешливой улыбкой:
- Моя дорогая Марелда, я совершенно уверен, что, пока меня не будет, вам в Бель Шен уделят должное внимание, но если вы настаиваете…
Стрела попала в цель, и, почувствовав ее жало, Марелда высокомерно парировала:
- Мой дорогой Эштон, я имела в виду ту, что сейчас лежит наверху.
- Прошу извинить меня, Марелда. - Он коротко ей поклонился и последовал за доктором Пейджем.
В их отсутствие Марелда нетерпеливо накинулась на еду. Насытившись, она вздохнула:
- Ну почему Эштон не хочет прислушаться к голосу разума?
- К голосу разума? - Тетя Дженнифер была явно смущена. - Что вы хотите сказать?
Марелда указала рукой на потолок.
- Эштон приводит домой незнакомую бродяжку. - Не обращая внимания на удивленные возгласы женщин, Марелда продолжала свою речь: - Он укладывает ее в прекрасную кровать и обращается, как с дорогой гостьей. - В голосе ее слышалось все больше раздражения. - А затем на полном серьезе утверждает, что это его жена.
Тетя Дженнифер сразу встала на защиту внучатого племянника.
- Дорогая, вы же понимаете, что, не будь Эштон совершенно уверен, он бы никогда не стал утверждать, что это его жена.
- А я утверждаю, что это авантюристка, внешне похожая на его жену, - заявила Марелда.
- Как бы там ни было, - сказала Аманда, - она сильно пострадала и заслуживает хотя бы нескольких дней покоя.
Марелда драматически воздела руки, посмотрела на потолок и воззвала к какой-то потусторонней силе:
- О злая судьба, сколько еще ты будешь терзать меня своими когтями? Разве недостаточно, что меня однажды уже отодвинули в сторону? Неужели я заслуживаю двойного или даже тройного наказания? Сколько же еще можно терпеть? - Ее голос прервался от подавленного рыдания, и, закрыв глаза, она сжала голову руками, не заметив тревожного взгляда, который кинула тетя Дженнифер в сторону сестры. Та подняла руки, изображая аплодисменты.
- Марелда, дорогая, вы никогда не думали о сцене? - спросила Аманда. - Вы так талантливо изображаете переживания.
Несколько обескураженная, Марелда откинулась на спинку стула и надула губы:
- Вижу, я здесь единственная, кого эта бродяжка не смогла обвести вокруг пальца.
В глазах Аманды вспыхнула искра. Она подняла взгляд на Марелду, а руки ее задрожали от подавляемого гнева:
- Прошу воздержаться от подобного рода высказываний применительно к этой девушке. Судя по всему, вы оскорбляете жену моего внука, и вам следует знать, что верность семье для меня превыше всего, даже превыше нашей дружбы, Марелда.
Пусть охваченная стремлением разоблачить несправедливость, ей лишь одной видную, Марелда не могла не заметить, что рискует потерять ценного союзника. Такой глупости она не сделает. Она приложила ладонь к глазам и жалобно произнесла:
- Я просто боюсь думать, что у меня снова отнимут Эштона. Оттого, должно быть, и болтаю всякие глупости.
Аманда про себя согласилась с этим, но решила сменить тему, чтобы не спровоцировать второй акт театрального действа.
Женщина, которая согласилась называться Лирин, подняла руки на уровень глаз и принялась вглядываться в них. На среднем пальце левой руки у нее было тонкое золотое кольцо, свидетельствующее о том, что она - замужняя женщина. Это ничуть ее не успокоило. Как это она, совершенно не чувствуя себя женой, могла принять на веру заявление этого человека?
Шторы были все еще задернуты: утренний свет не проникал в комнату и выглядела она холодной и угрюмой. Внезапно ей захотелось ощутить теплое прикосновение солнечного света - в ласкающих лучах, пожалуй, растворились бы все ее тревоги. Осторожно, сантиметр за сантиметром, она стала придвигаться к краю кровати. Боль была такая, что, казалось, ее разрывают на части, и все же, сжав зубы, она упрямо продолжала движение к цели. Ей удалось сесть. Она прижала к вискам дрожащие пальцы, дождавшись, пока бешеная пульсация в мозгу не перешла в ноющую боль. Затем она осторожно перенесла центр тяжести на ноги и оперлась о кровать, сразу же ощутив сильнейшее головокружение. Дождавшись, пока комната прекратит свое бешеное вращение, она двинулась к изножью кровати. Каждый шаг давался ей с величайшим трудом, при этом, чтобы не упасть, приходилось держаться за край кровати. Достигнув конца этапа, девушка обеими руками ухватилась за стойку кровати и прижалась пылающим лбом к ее гладкой прохладной поверхности. Надо постоять, набраться сил. Решив, что теперь пора, она собрала все свое мужество и храбро ступила в сторону от опоры. Колени у нее едва не подогнулись, и удержаться на ногах стоило неимоверных усилий. Не желая сдаваться, она разбила дистанцию на этапы и промежуточные финиши и медленно продолжала двигаться к конечной цели.
Достигнув ее наконец, она раздвинула толстые шторы, и в глаза ей хлынул такой поток света, что пришлось заслониться. Он коснулся ее как теплый, заботливый друг; молодая женщина мгновенно почувствовала, как внутри у нее словно все отошло и страхи ее улетучились. Она положила голову на подоконник, скользя взглядом по большому, хорошо убранному газону. Высоко над землей из пышных веток соткался огромный навес, сквозь который проникало жаркое солнце. Хотя зима оголила и обесцветила газон, видно было, что ухаживают за ним по-настоящему. Аккуратные ухоженные гравийные дорожки вились в лабиринтах подстриженного кустарника, огибали клумбы, разбитые вокруг мощных стволов. Сквозь вечнозеленые деревья виднелась лишь верхняя часть беседки.
Лирин осторожно повернулась, возвращаясь к кровати, она опиралась о спинку ближайшего стула. Тут внимание ее привлекло какое-то движение слева. Удивленная, она резко повернулась, совершенно забыв о зубьях, которые в любой момент готовы были впиться ей в мозг. Она дорого заплатила за свою неосторожность - по черепу словно молотом грохнули. Она одной рукой ухватилась за стул, другую плотно прижала к зажмуренным глазам и не отнимала до тех пор, пока мучительная боль не прошла и не вернулась способность более или менее здраво соображать. Открыв наконец глаза, она обнаружила, что всматривается в собственное лицо, отражающееся в высоком напольном зеркале. Любопытство влекло ее ближе к зеркалу, но сделать еще одно движение было выше ее сил. Ощущая огромную усталость, она остановилась и принялась рассматривать свое отражение издалека, в надежде собрать по кусочкам собственный облик: тогда, может, память возвратится. Увиденное ей не понравилось. Выглядела она так же скверно, как и чувствовала себя. Хоть какой-то цвет сохранился лишь на одной стороне лица - и то бледно-голубой с чуть заметным розовым оттенком. Кожа на лбу отличалась такой же мертвенной бледностью. Растрепанные волосы, растерянный взгляд запавших зеленых глаз придавали ей сходство с беспризорницей. Хотя она не имела ни малейшего представления о том, сколько ей лет, возраст выдавали мягкие изгибы тела под обтягивающим фланелевом халатом и зрелые формы цветущей женственности.
На языке у нее вертелись слова на нескольких языках, в голове проносились числа, но что откуда пришло, оставалось совершенной загадкой. Она знала, как накрыть стол, как обращаться с кухонной утварью, как сделать красивый реверанс, знала фигуры нескольких танцев, но откуда она это знала, ее измученный мозг отказывался вспомнить.
- Лирин Уингейт, - выдохнула она. - Это действительно ты?
Ответа не последовало, но тут внимание девушки было привлечено шагами, доносившимися из холла. В дверь негромко постучали. Лирин, которой вовсе не хотелось встречать гостей в нижней рубашке, обежала глазами комнату - где бы укрыться. Горло у нее так пересохло, что из него вырвался лишь невнятный, хриплый звук, разобрать который было невозможно. Во всяком случае, этого оказалось недостаточно, чтобы предотвратить вторжение. Дверь распахнулась. Девушка испуганно вскрикнула, и, сделав резкое движение, едва удержалась на ногах. Комната поплыла, и в этом круговращении она смутно уловила фигуру Эштона, который остановился на пороге, явно удивленный тем, что она встала с кровати. Она плотно зажмурилась, изо всех сил стараясь сохранить равновесие и ощущая себя словно на самом краю темного бездонного кратера, затягивающего ее в свой огнедышащий зев. Она переступила с ноги на ногу, и комната накренилась под другим углом; тут она почувствовала, как ее обнимают чьи-то сильные руки и прижимают к мускулистой широкой груди. В комнате, кроме них, никого не было, и она с ужасом поняла, что совершенно беззащитна. Она попыталась было освободиться, остро ощущая его напрягшиеся мышцы, его мужскую силу, для которой ее тонкое нижнее белье - смешная преграда. Но руки держали крепко, и это объятие еще больше усилило ее страх. Теперь она уже сомневалась не в собственном, а в его рассудке. Он явно помешался, пытаясь овладеть ею чуть ли не на виду у своих родственников.
Она еще раз попыталась оттолкнуть его и слабо забарабанила кулаками по его груди:
- Нет! Умоляю! Нельзя!
Он словно и не замечал ее жалких попыток. Лирин почувствовала, как ее мягко поднимают на руки. Кровать поплыла перед глазами, и ей представилась сцена, которой вот-вот предстоит разыграться и которая, несомненно, закончится ее изнасилованием. Чувствуя, как ее опускают на постель, Лирин испытала приступ настоящего ужаса. Она еще плотнее зажмурилась и, ухватившись за край одеяла, подтянула его к самому подбородку.
- Если ты возьмешь меня, то только грубой силой, - выговорила она сквозь зубы. - По доброй воле я тебе, негодяй, не отдамся.
Она услышала отдаленный смешок и почувствовала у себя на лбу прохладную ладонь. Широко раскрыв глаза, она встретилась с другими глазами - добрыми и веселыми. Он улыбнулся и присел на край кровати.
- Моя дорогая Лирин, ни о чем я так сильно не мечтаю, как о том миге, когда мы вместе изопьем чашу радости. Но ни о каком насилии не может быть и речи. А пока вам нужен полный покой. Ваши силы еще не восстановились, и, если вы и впредь будете так себя вести, ваше выздоровление по меньшей мере затянется.